Пурга

Мишка остался один. Школьный автобус скрылся за белой завесой падающего снега, будто ушёл в другой мир, где не было ветра, холода и страха. Он провожал его взглядом до тех пор, пока не стало ясно: больше смотреть не на что. Снегопад был плотным, почти живым. Если вытянуть руку перед собой, пальцы исчезали, как будто их проглотила сама зима.

Мишка тяжело вздохнул. Он знал эту дорогу хорошо. Не раз проходил её пешком, особенно когда срывался с последнего урока или просто не хотел ждать транспорта. Но сегодня всё было иначе. Сегодня это была не просто дорога домой — это был путь сквозь бурю, словно испытание, посланное небом.

Село Пустошь лежало по пути, затем — поле, широкая тропа, а там — уже Матюкино. Обычно он делал этот путь за полчаса. Сегодня же каждый шаг давался с трудом. Снежные хлопья летели с такой силой, что казались стрелами из невидимого лука. Они кололи лицо, забивались под шарф, щекотали кожу. Мишка пригибал голову, как пловец перед волной, и шёл вперёд, держась края дороги, стараясь не сбиться с направления.

Иногда мелькали дома. Их очертания были смутными, как воспоминания о чужих снах. Из труб поднимались столбы дыма, и запах горящих берёзовых поленьев согревал душу. Но тело дрожало от холода, и только мысль о доме, о печке, о материнском чае с вареньем заставляла двигаться дальше.

Он вышел на поле. Здесь не было ни одного дерева, ни одной точки опоры. Только бесконечная белая равнина и завывающий ветер, который пел свою странную, почти человеческую песню. Мишка чувствовал себя одиноким путником, потерянным в мире, где нет дорог, только направление и страх ошибиться.

Время исчезло. Десять минут? Полчаса? Целый час? Он не знал. Лицо замерзло, ноги налились свинцом, но он продолжал идти. По его расчётам, он уже давно должен был быть дома. Где же он тогда?

От этой мысли по коже побежали мурашки. Он огляделся. Ничего. Ни домов, ни тропы. Только снег и ветер. Он действительно заблудился.

Мишка прислонился к ели, покрытой инеем, как древний воин — саваном. Он был похож на снеговика, которого кто-то забыл закончить: с головы до пят его покрывал слой снега, плотный и холодный. Он даже не пытался его стряхнуть — бесполезно. Скоро снова будет то же самое.

Казалось, тишина стала слишком громкой. Она звенела в ушах, будто предвещала что-то важное. И тогда он заметил — вдали движется тень. Темное пятно на фоне белого безмолвия. Дома? Люди? Он рванул вперёд, но чем ближе подходил, тем яснее становилось: это лес. Ели. Высокие, неподвижные, как стражники другого мира.

— Свернул… — прошептал он. — Я свернул с тропы…

Как? Ведь он всё время смотрел под ноги, следил за направлением. Это невозможно.

Но ещё более невозможным было чувство, которое внезапно охватило его — будто за спиной стоит кто-то. Кто-то большой, немигающий. Мишка резко обернулся. Никого. Только метель, только снег, только голос ветра.

Он сел на снег. Прижался к стволу ели. Холод пронизывал до костей, но он не мог пошевелиться. Он чувствовал взгляд. Чужой. Недружелюбный. Он ощущал, как внутри него растёт тревога — тонкая, как нить, которую теребят невидимые пальцы. Вот-вот оборвётся — и тогда случится что-то страшное.

Так он сидел долго. Может, несколько минут, может, целую вечность. И тогда он увидел — другое пятно. Оно двигалось. Медленно, но уверенно. Оно приближалось. Он понимал: нужно бежать. В лес, в поле, куда угодно. Но ноги не слушались. Он смотрел, как тень становится ближе, как она принимает форму высокой фигуры, чьё лицо скрыто под капюшоном из снега и тени.

Струна внутри него лопнула.

Когда сознание вернулось, Мишка ощутил тепло. Запах щей ударил в нос — домашний, родной. Он лежал на кровати, укрытый тёплым одеялом. Перед ним сидел дед Фёдор, человек, чьё лицо было словно карта прожитых лет.

— Очнулся? — спросил он.

— Вроде да, — ответил Мишка, вытирая со лба пот.

— Да, неплохо ты потерялся. Искали два часа, нашли еле живого. Мать узнает — убьёт. Как же ты так заблудился? Или специально до Ленькова шёл?

— Что?! — вскрикнул Мишка. — До Ленькова? Так это же за десять километров!

— Именно, — сказал дед, немного смутившись. — Мы тоже удивились. Ты ведь шёл домой?

— Конечно! — воскликнул Мишка. — Я шёл домой!

— Чудеса… — пробормотал дед. — А кто рядом с тобой был? Мы видели два пятна. Одно — высокое, мы даже испугались. Когда услышали какой-то звук, вообще схватились за ружья. Это не было волчьим воем или медвежьим рычанием. Но когда подошли, увидели только тебя. А второе пятно исчезло.

Мишка молчал. Его глаза смотрели куда-то вдаль, за окно, за которое ещё бушевала пурга.

Он не помнил лица. Не помнил голоса. Но он помнил — оно было. Оно стояло рядом. Оно звало его, тянуло за собой, показывало путь. Он не знал, почему пошёл за ним. Не знал, почему встал на ноги, сделал те шаги. Или это были его собственные?

— Ничего, — наконец сказал он. — Никого там не было. Наверное, тебе почудилось.

Дед усмехнулся:

— Ха, почудится такое… Ладно, отдыхай. Я сейчас чаю заварю.

Фёдор встал, прихрамывая, и пошёл на кухню, напевая какую-то знакомую песню. Но Мишка не слушал. Он сидел на кровати, смотрел в окно и видел — кто-то стоит за стеклом. Тот, кому нет имени. Тот, кого не существует. Тот, кто ждёт.

Но чего?

Мишка отогнал видение, встал и пошёл на кухню. За спиной осталась пурга. И тот, кто в ней живёт.