Шкатулка. Разборка писем. Часть 2

Разборка писем. Часть 2

Но, так уж судьбе было угодно, чтобы Алькин энтузиазм в разборке бабушкиных бумаг не угас по причине психологического свойства. Буквально через месяц позвонил отец и сообщил, что нашел в интернете любопытную заметку местной Рыбинской газеты. Суть ее сводилась к тому, что при ремонте старого загородного особняка на берегу Волги, отданного региональными властями под небольшой мотель, был найден тайник с бумажными деньгами и документами. Дом этот являлся частью заброшенного поместья и находился в тихом провинциальном уголке Ярославской области, где еще недавно располагалось селеньице Подольское, постепенно захиревшее в годы перестройки и массового оттока жителей в город… Именно в Подольском, судя по семейным преданиям и найденным письмам, проводили каждое лето дети-Сомовы, и именно там застала февральская революция Лизу и Анну.

Папа скопировал заметку для себя и переслал Альбине:

«В первую очередь удалось определить, с какого приблизительно момента деньги и ценные бумаги собирались и когда были оставлены владельцем. На одной из железных коробок стоит фабричная надпись: «Санкт-Петербург. Треугольник. 1860 год». Особый интерес представляют четыре сберегательные книжки, открытые в государственной сберегательной кассе № 164 при казначействе в г. Рыбинске в 1916 году, две из них – на имя Александра Николаевича Сомова, одна – на имя Елизаветы Александровны Сомовой и одна – на имя Анны Александровны Сомовой.
Логично предположить, что именно Сомовы проживали в доме, являясь его владельцами».

Алька немедленно связалась с корреспонденткой, написавшей статью, а та, в свою очередь, помогла наладить контакт с работницей Рыбинского краеведческого музея Еленой Сорокиной, куда была передана находка. Елена сообщила, что клад для музея ценности не представлял, и все документы вернули в прокуратуру Рыбинска. Сорокина проявила неожиданную для современного века отзывчивость и практически сразу прислала обстоятельное письмо, в котором привела полный перечень обнаруженных документов, а также приложила сканированные копии всех бумаг из тайника. Если корреспондентка в статье с особым интересом отнеслась к сберегательным книжкам, то Альбина в перечне с волнением отметила другое: выписки из метрических книг.

Две выписки были из книг церкви Федора, Давида и Константина села Глебово Рыбинского уезда Ярославской губернии. Первая - о венчании - была датирована 1865 годом и вторая – о крещении – 1866 годом.

Еще одна выписка была из метрической книги другой церкви - храма Воздвижения Креста Господня села Коприно Рыбинского уезда Ярославской губернии, датированная тем же 1866 годом, и говорилось в ней тоже о крещении.

Альбина внимательно изучила документы.


Сначала о венчании:

Церковь Федора, Давида и Константина с.Глебово Рыбинского уезда Ярославской губернии.
Запись № 158.
Брак 18.09.1865.
Жених – поручик 138 Болховского пехотного полка Николай Алексеев Зубов, православный, первым браком, 24 года.
Невеста – французская подданная, девица Надин Мари Франсуа Лера, православная, первым браком, 25 лет.
Поручители:
По жениху – Действительный Статский советник Михаил Николаев Журавлев и поручик 138 Болховского пехотного полка Михаил Антонов Вахромеев, оба Ярославской губернии, Рыбинского уезда, города Рыбинска.
По невесте – купец Николай Васильев Сомов и крестьянин Кирилл Сергеев Дикий – оба Ярославской губернии, Рыбинского уезда, села Коприно.
Таинство венчания совершил протоирей Иоан Философов


Затем о крещении:

Церковь Федора, Давида и Константина с.Глебово Рыбинского уезда Ярославской губернии.
Запись № 190.
Александр. Рожден 18 ноября, крещен 17 декабря 1866г.
Родители. Поручик Николай Алексеев Зубов и законная жена его Надежда, оба первобрачные и православные.
Восприемники: Действительный Статский Советник Михаил Николаев Журавлев Ярославской губернии, Рыбинского уезда, города Рыбинска и вдова Таисия Семенова Ельчанинова, Ярославской губернии, Рыбинского уезда, д.Захарино.
Таинство крещения совершил протоирей Иоан Философов


Храм Воздвижения Креста Господня села Коприно Рыбинского уезда Ярославской губернии.
Запись №40.
Александр
21 ноября родился.
17 декабря 1866 года крещен.
Родители: купец Николай Васильев Сомов и законная жена его Екатерина Александрова, оба православного вероисповедания.
Восприемники: Ярославской губернии, Рыбинского уезда, села Коприно крестьянин Кирилл Сергеев Дикий и Олонецкой губернии, Петрозаводского уезда, Великогубской волости, деревни Потанещина вдова Елизавета Александрова Ухова.
Проводил: приходский священник Николай Соловьёв


Альбине сразу бросилось в глаза полное совпадение года рождения, имен и отчеств у младенцев, а само хранение в одном архиве, и тем более в тайнике, документов на разные фамилии показалось странным. Зачем нужны были записи о Зубовых?
Судя по фамилии родителей, в записи о крещении из Копринского храма речь шла именно об Алькином прадеде! Родился и крестился Александр Николаевич Сомов… Наверняка это те самые бумаги, которые в Подольском спрятал в лихие революционные годы Александр Николаевич. Необходимо было срочно вернуться к разборке писем из бабушкиной шкатулки! Вдруг найдутся еще какие-то разъяснения…Тем не менее, Альбина решила сначала просмотреть до конца все присланные материалы из тайника.

Сберегательные книжки и хозяйственные записи Алька проглядела бегло, зато ее внимание привлекли разрозненные счета по оплате услуг нотариуса, составлявшего иск в городской суд Рыбинска об утверждении статского советника Сомова в правах наследования, подобия квитанций о взыскании пошлин и сборов, черновики каких-то перечней имущества, а также список документов, переданных нотариусу в наследственное дело. Именно в этом списке Альбина вновь наткнулась на фамилию «Зубова»: «Завещание вдовы Марии Алексеевны Ворониной, урожденной Зубовой, на трех листах». Вот и связь с выписками о Зубовых… А в целом это, скорее всего, и были копии документов, которые собирал и оформлял прадед для получения наследства от Марии Ворониной… Подлинники, видимо, уже были переданы на разбирательство в суд, а часть бумаг, надо полагать, особо важная, была отослана бабушке Вере.

Странно. Судя по всему, каких-либо препятствий для вступления в права наследования в документах не было отражено. Никаких данных о судебных спорах или отказах не нашлось. Что же так волновало Александра Николаевича в связи с этим делом и так задерживало процесс? Какие обстоятельства еще вскрылись, когда прадед прибыл в Глебово, встретился с душеприказчиками и получил первый доступ к бумагам? Почему дела заставили старшего Сомова отправиться из Рыбинска в Ярославль?

А, может быть, было еще какое-то судебное разбирательство? Ведь среди документов сохранился черновик перечня, в котором были упомянуты и выписки из метрических книг о венчании и крещении, и запись о смерти младенца Александра, сына Николая Алексеевича Зубова, и докладная записка присяжного поверенного Демидова о проведении «записи свидетельств Действительного статского советника, потомственного почётного гражданина г. Рыбинска М.Н. Журавлёва по делу статского советника А.Н. Сомова»… Возможно, эти документы были нужны для подтверждения факта отсутствия иных наследников у Марии Ворониной (урожденной Зубовой)? И именно это решалось уже в Ярославле? Альбининых познаний о делопроизводстве в части наследования имущества явно не хватало… Решив не углубляться дальше в юридические аспекты истории, Алька вернулась к бабушкиной корреспонденции.


Март, 1917 год

Здравствуй, любезная моя сестренка Верочка!

Пишу тебе с тяжелым сердцем. Третьего дня приехал папа. Он был совершенно измотан, ничего нам не рассказывал, сразу после ужина ушел к себе, а наутро был так слаб, что остался в постели. Мы пригласили Егора Варламовича, местного доктора, и тот весь день пробыл в комнате отца. Говорит, что папа сильно простужен, и что возможно воспаление легких. Действительно, приступы кашля мучают папу и особенно ночью. Серафима традиционно заваривает травы, но доктор заявил, что от этого толку мало… Все равно, мы считаем, что не стоит отказываться от Серафиминых настоев.
Сегодняшнюю ночь мы по очереди провели в спальне у папы, меняя компрессы. Он метался в жару и, по-моему, бредил. Мне удалось разобрать несколько фраз, значения которых я, к сожалению, не понимаю. На всякий случай, я их напишу для тебя, может быть, ты разберешься, что к чему.
«Документы,.. сохрани, Верочка… Письмо…»
«Передали ли? …Ты помнишь… Часть в старом тайнике… Но главное – письмо. Я верю… Зубов… Коприно…»
Папа в горячке все звал тебя, Верочка! Если он обращался к тебе, значит, только ты и сможешь его понять…
Никита Семенович кланяется тебе. Надеемся, что беды наши скоро закончатся, папенька поправится, и мы сыграем свадьбу в положенный срок…
P.S. Аня и тетушка здоровы и шлют тебе привет.
                Твоя Лиля.


В конце этого письма закорючки в виде цветочка уже не было. Даже легкомысленная Лиля была явно подавлена и испугана болезнью отца. Собственно говоря, Альбина и ожидала чего-то подобного. Ведь как-то должны были все эти юридические бумаги сохраниться в Подольском, а раз они там остались, то, видимо, человек, спрятавший их, уже не мог их достать. Вариантов ответа на вопрос «Почему?», конечно множество, и самый страшный – это смерть прадеда. Но, к сожалению, писем, относящихся к этому времени, больше не оказалось. Зато обнаружилась небольшая открытка, подписанная витиеватой литерой «Е». На открытке была изображена городская заснеженная улица, дровни, груженные огромной пушистой елкой, и прогуливающаяся пара: офицер и черноглазая барышня. Офицер улыбался, в руках у него было несколько цветных свертков, видимо, рождественских подарков, а барышня ласково и нежно смотрела кавалеру в лицо...
 
Текст открытки был лаконичен и незамысловат:

«Вере, любезнейшей сестрице, буде она нас не совсем позабыла, мое поздравление с наступающим Новым годом, и искреннее желание всех благ!
Эта открытка напомнила мне тебя и Володю… Здоровы ли? Жду и тебя, и Анюту к себе. Мы уже устроились, я работаю.
                Е., декабрь 1919г. Торопец


Альбина с облегчением отметила, что наконец-то появилась ссыльная «баронесса» Екатерина, вернувшаяся на родину и почему-то оказавшаяся вдали от Петрограда в провинциальном и тихом Торопце. В письмах образовался явный временной разрыв, почти трехлетний, включающий самый тревожный период в России: период революций и начала гражданской войны…

Альбина позвонила отцу, но его воспоминания об этом времени, основанные на рассказах бабушки Веры, были тоже не слишком подробны. За исключением данных о защите Зимнего, в которой волею судьбы пришлось непосредственно участвовать Владимиру Сомову, информация о том, что делали остальные родные, была скудной.

Тем не менее, Алька попыталась максимально вникнуть в ситуацию, читая папины заметки, посвященные его матери:

«…Отсутствие в нашей семье многих документов и фотографий касательно семьи Сомовых объясняется очень просто. Мама переезжала из Питера в Торопец одна (сестры уже были в Торопце), и часть багажа у нее просто украли в подъезде дома. Что осталось, то осталось. Может быть, в утерянном багаже и были сведения о дедушке и бабушке, прабабушке и прадедушке, о родстве с художником Константином Сомовым…

Возникает вопрос, почему молодую девушку, только вышедшую в мир из закрытого пансиона императрицы Марии Федоровны, оставили в Питере практически одну? Правда, она уже работала…

Владимир же вынужден был скрываться после Октября 1917 г., а брату Георгию (кстати, где он жил?) было едва 17, он серьезно заболел, и пришла на помощь женщина много старше его. Это, в конечном счете, и определило судьбу юноши… Похоже, большой семьи Сомовых как таковой тогда уже не существовало, хотя замужем была только старшая дочь – Екатерина, и то высланная с сыном в Германию. Как-то рассредоточилась семья…

… Некоторые фотографии мама привезла в Томск также в сороковые годы от сестер (как родных, так и двоюродных)… Кстати, на одной из фотографий семьи Александра Сомова и его близких начала ХХ века (та самая, в застекленной раме) присутствует несколько мужчин и женщин, не знакомых мне, из старшего поколения. В том числе и мужчина, явно напоминающий художника Константина Сомова или его брата Александра, они были очень похожи…

В лице их сестры Анны Сомовой-Михайловой тоже заметны фамильные черты. Когда я впервые увидел портрет Анны, я сразу же вспомнил некоторые фотографии Веры Александровны Сомовой, моей мамы, первой трети ХХ века. Тот же поворот головы, похожая прическа и, самое главное, характерная «припухлость» щеки. Конечно, это может быть просто дань моде того времени. Однако именно эти фотографии мама почему-то очень не любила…»

Упоминание о Константине Сомове было невероятно интересно, но Альбина, как и в случае с родными по ветви дедушки Дмитрия, решила не распыляться и таки разобраться в странной и запутанной истории с глебовским наследством. Может быть, в процессе и мелькнет что-нибудь, связанное с известным художником…