Заметки немолодой женщины. Часть 20. Моя Наташа

В жизни иногда происходят события, которые, на первый взгляд, кажутся почти мистическими. Они удивляют и заставляют поверить в чудо или усомниться в кажущейся простоте взаимосвязей.
 
Почти сорок лет назад со мной произошла подобная история. В середине восьмидесятых муж служил в ГДР.  Наши дочери были школьницами: одна училась в восьмом классе, другая — в третьем. Военный городок стал для нас маленьким островком родины.

Я с трудом переживала разлуку с родным домом, который был для меня символом всего самого дорогого: моей семьи, друзей, Невского проспекта, шахтных терриконов Донбасса, крепостных стен Смоленска. Меня угнетали границы, чужой язык и болезненное чувство оторванности от своей страны.

Жизнь продолжалась, появились подруги, но мысли о доме меня не покидали. Я вспоминала своё детство, маму, рождение старшей дочери.

В этом месте воспоминаний было что-то тревожное. Хотела найти причину. Снова и снова, в мельчайших подробностях, копошилась в своих давних переживаниях, вспоминала ощущения.

Лежала в лазарете, кутаясь от холода в суконное солдатское одеяло, накинутое поверх длинного байкового халата. Халат был цвета молочного шоколада, без пуговиц, без пояса и при моём среднем росте и неупитанности, он мог дважды обернуться вокруг меня, шлейфом волочился сзади, а впереди приходилось его приподнимать, чтобы не свалиться в узкий проход между кроватями. Бельё тоже не напоминало французское — белая исподняя солдатская рубаха. Было очень холодно. Рубаха, халат и одеяло не дарили уютного блаженства измученному телу.
 
Эти ощущения никак не приближали к источнику моего беспокойства. Воспоминания были спокойно-холодными.

Я хотела мальчика, поэтому имя для девочки не придумала. Не в силах согреться, перебирала в уме красивые женские имена. Моя девочка была очень хорошенькой, и я решила назвать её Милой, но не Людмилой, а Радмилой, чтобы в имени сочетались радость и милота. Был ещё один смысл — громкий рокот и нежность, я хотела в имени и судьбе моей красавицы объединить  силу и женственность. В те годы была очень популярной певица Радмила Караклаич, а одной из моих любимых песен была «Падает снег» Сальваторе Адамо, Радмила пела эту песню. И Муслим Магомаев её пел.

И опять я была только рядом с волнением, но очень близко, в воспоминаниях о рождении дочери было горячее переживание.

Муж предложил имя Ефросинья, которое начиналось с букв моей девичьей фамилии, но теперь я была против. В итоге мы назвали её Оксаной. Очень красивое имя, возможно тогда в воздухе летал невидимый покровитель этого имени. Оксан появилось так много, что в шестом классе среди одноклассниц дочери было семь девочек  с таким именем.

Имя! Сейчас я вдруг поняла, что нужно было назвать её Наташей, в честь моей сестры и бабушки. Это стало объяснением моего смятения, непонятным сигналом нервозности. В мозгу появилась мигалка, рассылающая непонятные импульсы. Почему я забыла об этом тогда? И когда появилась вторая дочь, я опять не вспомнила.

Мысль не покидала меня, возникали картинки трёх девочек, а через неделю узнала, что беременна. Мои размышления получили объяснение, но в то же время казалось мистикой, что моя доченька, которая появится почти через восемь месяцев, так настойчиво напоминала о себе.

Она так хотела быть с нами! Даже имя придумала, от которого сжималось сердце. Невозможно объяснить чувства, охватившие меня. Как она могла быть крохотным маячком нового сознания, неизвестной жизни и мудрой души?

Ничего и никого не замечая, я шла из женской консультации, а моё, ещё такое крохотное счастье, рассказывало о себе: «Я очень похожа на папу, у меня тоже голубые глаза».

Дома я объявила, что осенью у нас будет Наташа. Светочка, которая всегда была самой яркой и непосредственной в нашей семье, обрадовалась и сказала, что мечтает о коляске, с которой будет гулять. И в тот же момент она заняла место средней дочери, а своё уступила Наташе.

Муж вздыхал, но Наташа была под надёжной защитой и знала об этом.

Мне несказанно повезло, что душа моей Наташи смогла сообщить о себе, что она выбрала нашу семью, наше беспокойное любимое племя.

Мы очень заняты, очень невнимательны, поспешно принимаем случайные решения, мы не прислушиваемся к робким сигналам, посылаемым родными душами.

Чей Цербер охраняет наше спокойствие, кто развесил сети непонимания между людьми?

Нам всем нужен свежий ветер, очищающий ливень, необходимо желание измениться.