Служебные деяния во благо казармы

Из воспоминаний прапорщика Анатолия Яворского

Когда я прибыл в ашхабадскую школу прапорщиков, несколько лет как открытую в Первом городке, мой курсовой набор давным-давно уже постигал подноготную службы основной и незаменимой прослойки военнослужащих Советской армии. Прибыл я на учёбу в феврале 1977 года.

Рота школы прапорщиков находилась на первом этаже трёхэтажной казармы, верхние два этажа занимал батальон связи. Старшина роты прапорщик Полосин сразу определил мне кроватку. С одной стороны Славик Черняков, через тумбочку узбек по имени Карим. Фамилию его никак не вспомню...

Едва определился с койко-местом, обустроился, кручусь по казарме, вылавливает меня Полосин, смотрит внешний вид, морщит нос и посылает... привести себя в порядок, постричь голову. Постригаться я пошёл в город, но закрутился в бытовых делах и снова появился в казарме только через недельку.

Прихожу – кровать моя на месте. Кое-какие вещицы забросил в тумбочку, сослуживцы с удивлёнными глазами: «Ты где был-то?» «Как где, постригаться ходил! А что, меня спохватился кто-то?» «Да, пару раз, это самое, командир взвода спрашивал! – говорят, – Как появишься, велел сразу к нему!» Командиром взвода у нас был молодой «пятнадцатилетний капитан» по фамилии то ли Коваленко, то ли Ковалёв.

А время к обеду, что значило, Ковалёв-енко ещё подождёт. Сходили, пообедали, после обеда на самоподготовку. Сидим в классе учебного корпуса, знакомимся ближе. Славику, оказалось, 27 стукнуло, успел поработать бригадиром-строителем. Наработался, видимо что-то не понравилось, и он решился пойти в армию прапорщиком. Карим был родом с Узбекистана, в ШП надумал сразу после срочной.

Сидим, знакомимся, заходят ротный и взводные. Недолго думая, я к ротному: «Товарищ капитан, курсант Яворский прибыл!» Тот с удивлением, почти с возмущением: «Да-а, поздновато ты к нам попал, мы с ноября месяца учёбу начали?!» «Виноват – и вроде как не виноват! – говорю, – Документы пришли поздно, предписания долго ждал!» А ротный на абордаж: «Оттого только тебе хуже! Даю тебе четыре дня подтянуться в теории уставов, специальной тактике, а потом будешь сдавать мне зачёты!»

Подучил уставы, то да сё, подготовился, как мог, и пошёл сдаваться ротному. Зачёты сдал на отлично с одного подхода!

А на воле буйствовал февраль. Ближе к марту начали лупить дожди, каких в Ашхабаде видели редко. Лупят и лупят, льют и льют. За крыльцо казармы отвечала школа пропоров, в какой-то момент бетонный козырёк не выдержал и со всех щелей потёк как дуршлаг.

Стоим на вечерней проверке, старшина роты прапорщик Полосин предлагает вдруг сделку: «Кто отремонтирует козырек, тот на неделю уйдет в отпуск!» Славик тычется мне в бочину: «Подпишемся?» А я в сомнениях: «Я же ни разу не строитель?» «Зато я строитель! Давай сейчас заявимся, а завтра осмотрим, оценим фронт работ! Если что, то и откажемся сразу?» Другой рукой толкаю Карима: «Подписываешься с нами?»

В общем, вызвались мы трое – первые и последние. Утром полезли на козырёк, осмотрели, двигаем к Полосину. Надо нам вот это, мол, это и это! Битум, маслоотработку, рубероид или толь, три паяльных лампы, и чтобы никто до нас не докапывался! «Да без проблем, всё дам. Делайте, когда не будет дождя!» – старшина не пятился.

Впряглись мы в это дело, на занятия в классы мы не ходим. Прогрели паяльными лампами козырёк, содрали всё, что там было. Пролили битумом, маслом промазали раза два-три, развели жиденько так – дали высохнуть. Славка наш, первый прораб, руководит. Более густым битумом промазали ещё раз и поперёк ската застелили рубероидом.

Работы закончили, с докладом подходим к Полосину. Тот обрадовался предчувствием новой награды, но дожди уже сошли на нет. Полосин чешет нос: «Проверять надо! Как лучше – воду вёдрами лить будем или сразу шланг протянем?»

Запрягли дневальных, те бросили шланг через ленкомнату батальона связи – льют. Почти как дожди недавно. Мы с Полосиным стоим под козырьком – на лестнице ни одной капли. Старшина доволен: «Молодцы, мужики! Будет вам неделя в увольнении, только сначала покажем командиру!»

Приезжает майор Клещевник, подпольная кликуха Клещ. Старшина докладывает, проверочный эксперимент расписывает во всех красках, просит выписать троим исполнителям неделю полного увала, потому как он наобещал. А Клещ вроде бы не против, но присасывается: «Кто делал?»

Узнав фамилии исполнителей, Клещ разразился: «Ну, понятно, что это за вояки! Чернякова знаю, живёт в девятом микрорайоне с женой и двумя детьми – плохого ничего сказать не могу. Яворский вообще-то тот ещё распи*дяй, живёт на два города, за узбеком тоже недобрая молва хвостом волочится. Но пусть гуляют, раз обещано!»

Хвост Карима

Будучи курсантом школы прапорщиков, Карим наш познакомился с одной русской девушкой, имевшей ребёнка. Жила она на улице Островского в общаге от фабрики-шелкомоталки. Чуть увал, Карим нырял всегда к ней в покои.

Решил Карим на этой девушке жениться. Написал письмо папе. Ну, папа и прикатил, взяв с собою двоих её старших братьев. Состоялась встреча, папа видимо навтыкал женишку замечаний, да так, что Карим исчез.

Всё, нет его. На вечерней поверке нет, утром его нет. Взводный ничего не знает. Прибегает замполит, волосы дыбом стоят, суетится: «А вот вы, товарищи его, вы разве не знаете, где он может шкериться?» «Нет, не знаем, а что случилось?» «Да вот, папа его, это, там, буянит! И никто ему слова поперёк сказать не может, потому что орденоносец Красного знамени, Красной звезды, медали за войну имеет. Карима вашего снова видеть хочет!»

Мне пришлось сознаться, что понимаю, где Карим мог зависнуть. Замполёт торопит, давай, мол, задницу в горсть и за ним. Нашёл я товарища, уговорил, привёз, заходим в кабинет замполита. Папаня с сыновьями тоже там. И прямо с порога папаня выдаёт Кариму тираду на узбекском. Знал откуда-то. Ля-ля-ля, ля-ля-ля в назидательных интонациях. А Карим отвечает ему по-русски: «Х*ем тебе по всей морде – женюсь я на ней! Даже если все против – женюсь!» 

Папа здесь на задницу хлоп, в подмогу вскакивают эти два братана. Карим и на них: «А вы, салаги, рты что раскрыли? Вы в армии-то служили? Я сказал, что женюсь на ней, так женюсь!»

Я вышел из кабинета, следом вышел Карим, замполит остался с родственничками тереть будущее. Вышли, отец тянет Кариму руку: «Хорошо, раз решил, то женись!»

А на следующий день комдив перекрыл курсантам ШП свободный выход в город. Связано это с Каримовым будущим тестем или нет – непонятно, но мы нашли лазейку. Пошли учиться в вечернюю школу. В 9-й класс. Мы со Славиком в школу ходили, а Карим к своей подруге бегал и, в конце концов, они поженились.

После школы прапоров я встретился с нашим Каримом в 83-м. Возвращался из Венгрии и столкнулся с ним в Москве на Казанском вокзале. Он  ехал с отпуска со всею семьёй – приёмная дочь уже подросла, а жена родила ему ещё четверых детей. Первая двойня и вторая выдалась тоже двойня. Такое вот было у них сплочение...

И снова о крыльце

С крыльцом казармы было продолжение в начале восьмидесятых. Я уже служил в батальоне связи, который занимал на тот момент все три этажа казармы. Командиром дивизии был у нас Лучинский. И вот получил он очередное звание. Шитый погон и одна звезда генерала. Съездил в Ташкент, представился командующему округом, вернулся в дивизию, прошёлся по городку и издал указ, чтобы на каждой казарме слева от входа висел свой почтовый ящик. На казарме отдельного батальона связи, соответственно, тоже...

И вот сидим в курилке автопарка, дымком сладким пыхаем, лёгкий ветерок нас обдувает, дымок с собой уносит – бежит старшина роты Витя Картавцев: «Мужики, надо ящик сварить!» «Ты что, Витя, какой-такой ящик и на кой он тебе понадобился?» «Обычный почтовый ящик, куда письма засовывают!» – объясняет Витя. А мужики смеются: «Так сходи в хозяйственный и купи, какой понравится? Не великих денег он стоит?» «Нет! – заканчивает Витя, обращаясь к командиру ремвзвода Грише Прокопенко, – Мне нужен большой, красивый, как на почте. Пусть твои бойцы сварят похожий, чтобы не смешно было на казарму повесить?!»

Гриша отмолчался, впрягаться в это дело ему не хотелось. Пришлось брать бразды правления в свои руки. Говорю Вите: «Витя! Иди к командиру, выпрашивай пузырь спирта, а я пока машину оформлю! И будет тебе настоящий почтовый ящик!» Соседом моим по квартире был в то время главный инженер главпочтамта Ашхабада, потому я знал, на что подбивал.

Поллитру спирта Витя выпросил, я оформил свою линейную машину, приезжаем на главпочтамт. Заходим с тыльной проходной, спрашиваю, где тут у них почтовые ящики складируются? Нас послали в нужном направлении, заходим на склад, объясняю седоволосому кладовщику, за коим хреном мы припёрлись. «Да пошли вы нахрен, чтобы я вам государственное имущество разбазаривал!» – полюбезничал добрым словом кладовщик и сотворил лицом такую гримасу, что уговаривать его не захотелось.

Говорю Вите, чтобы ждал возле склада, а сам поднимаюсь в администрацию. Какая-то девочка указала мне на кабинет главного инженера – тук-тук, захожу. «О, Толя, откуда ты тут?» – привстал сосед, узнав меня. Он всего лишь с месяц назад переехал из городка, получив отдельную квартиру. Говорю, Гена, вот так и так, дескать – надо почтовый ящик. Гена не увидел проблем, но сказал, что новый рабочий не даст, а старенький отпишет какой-нибудь. А нам и старенького за милу душу.

Приходим на склад, Гена велит кладовщику подобать рабочий ящик с ключом. Ключ – это вставная рамка с мешком, в который из ящика ссыпается вся корреспонденция. Ящик нам, конечно, нашёлся, но как уверял кладовщик, мешков не порванных ни одного нет. Пришлось брать, что дают.

Узнали, как лучше крепить ящик на стенке, Генка ушёл, а я с полевой сумки достаю бутылку со спиртом. Не разведенным. Спрашиваю кладовщика, сколько ему налить, тот от жадности требует целый стакан. Ну, мы ему наливаем где-то три четверти стакана, бутылка-то водочная, а спирт чистый, говорим: «Пей! Проскочит – ещё нальём!».

Кладовщик с маху как всосал весь стакан и стоит, воздух ртом хватает, как рыбка в аквариуме. Звука выдавить не может. Мы ему водички дали, выпил, вроде вернулся. А я научаю: «В следующий раз, когда к тебе подойдут с вежливой просьбой, не вы*бывайся и хренами не раскидывайся. А сейчас я тебе дам совет хороший: через день-другой побегут к тебе военные за почтовыми ящиками, так будь повежливее, бери водкой, а хочешь – деньгами. Как тебе совесть позволит!» 

Дальше ящик под мышку и уехали восвояси. Примастрячили ящик к стене, доложили комбату, тот кому надо. Лучинский пришёл, посмотрел и возрадовался: ящик голубой, с гербом Советского Союза и с тиснёной надписью «Почта».

Дальнейшее благоустройство

Проходит время, к нам в автопарк снова прибегает Витя Картавцев: «У комдива новая идея, чтобы возле ступенек по обе стороны стояли мусорные урны. Надо варить или снова где-то брать!» Кто-то из нас сразу предлагает: «Поедешь в первый парк, там возьмёшь эти урны!» Другой: «В первом парке урны бетонные, не подымешь!» Третий: «Знаю, в Ленинском скверике есть урны, которые качаются, опрокидываются!» Снова второй: «Там они в асфальт закатаны!»

Один молодой прапорщик вспоминает: «Слушайте, на вокзале урны опрокидываются, и двигаются туда-сюда – куда хочешь, ставь?» В курилке сразу оживление, Витю наставляют: «Выписывай машину, чтобы с надписью «дежурная» была, бери четверых дембелей, переодевай в подменку, чтобы чмошно выглядели, повязки «патруль» и поезжайте на вокзал. А уже на месте разберётесь!»

Витя рассказывал потом, прихватили они ещё два мешка. Подошли к одной урне – хлипкая. Но мусор из неё в мешок для отвлечения внимания высыпали. Две другие глянулись подходящими. Потащили их грузить «в ремонт». Менты проходили мимо – словом не обмолвились. Привезли добычу в парк, обожгли паяльными лампами, очистили, покрасили серебрянкой. Дембеля всё это делали как дембельский аккорд.

Утром серебряные урны стояли на своих новых местах при крыльце нашей казармы. Витя сияет, комбат светится, комдив довольный – всем по благодарности с занесением. Остальные старшины чешут репы, где бы такую красоту тоже суметь стырить?

Вот такие перипетии случились у меня с крыльцом казармы. И потом мы с Витей поехали по странам. Витя в Германию, я на Венгрию...