Офицер Советской империи Глава 1

Моим терпеливым жене и дочерям посвящается
                Автор

Пролог

В далеком 1968 году, заканчивая десятый класс школы, Виктор Велигорд не собирался становиться военным. Представитель Лидского военкомата в Белоруссии, майор с быстрой речью и решительными движениями, с мрачным видом принимая от него карту медицинского освидетельствования призывника неожиданно просиял:
- О, наконец, хотя бы один полностью здоровый!..
Не останавливаясь, он вскинул на Виктора свои подобревшие глаза и предложил:
- В военное училище хочешь? Как учишься?
- На четверки…
Юношу охватила растерянность, так как об офицерской профессии, как выходец из глухой белорусской деревни с названием Янушевщизна, никогда не думал.
- А что, разве подхожу? – уточнил он на всякий случай и почувствовал, что волна довольства накрывает его до полной потери правильной ориентации в возникшей ситуации.
- Да, подходишь! Все врачи поставили диагноз: «Здоров!» В летчики хо-чешь?
- Не знаю!.. – неуверенно ответил Виктор.
Но майор уже не слушал будущего призывника. Он решительно послал Велигорда на центрифугу. Но когда вращение аппарата закончилось, то после первого же шага по твердой поверхности головокружение свалило Виктора на пол и тем самым законно лишило его летной профессии.
- Ладно, – раздосадовано сказал майор, ; тогда давай в обычное училище. Надо было тебе побольше на качелях качаться…
Он перечислил несколько училищ: артиллерийских, танковых, общевой-сковых. Но ни одно из них Виктора не заинтересовало.
- А радио есть?
- Есть одна разнарядка в Вильнюсское высшее радиолокационное учили-ще ПВО. Что скажешь?
Виктор задумался. Вильнюс от северных границ Вороновского района Гродненской области БССР, где он родился, находился в 60 километрах, а на таком близком расстоянии мать, опекавшая его по жизни больше, чем отец, будет слишком часто навещать, а ему этого не хотелось. Его пытливая душа жаждала свободы и самостоятельности.
- А что еще есть?
- Тамбовское ВАТУ, но оно среднее.
«О, Тамбов далеко! Туда мать точно не доедет! Да и мир посмотрю…» ; обрадовался он.
- Согласен!
Так судьба в виде майора из военкомата решительно вмешалась в жизнь Виктора Велигорда. Он на долгие 33 года оказался в ВС СССР и России и те-перь, вспоминая о прошлом, не мог с полной уверенностью утверждать, что был бы согласен снова повторить свой пройденный жизненный путь. Одно думалось твердо – несмотря ни на что, он нисколько не жалел о своем выборе.
Тридцать три года службы в Военно-воздушных силах изложены без всяких прикрас и лакирования. Особенно тяжело достались годы с 1993 по 2000. Поэтому для показа реальной действительности тех лет отдельными вставками приводятся директивные материалы о состоянии Военно-воздушных сил девяностых годов. Учитывая, что события в романе подлинные, а повествование ведется от третьего лица с вымышленными именем и фамилией, любые персональные совпадения случайны и претензии с любой точки зрения несостоятельны.
                Автор

Часть 1. Тамбовское ВАТУ

Глава 1

В назначенное представителем военного комиссариата время Виктор при-был на железнодорожную станцию города Лиды. Позади осталось суматошное прощание с близкими и родными, и ощущение, что он расстается с чем-то важным, щемило душу. Все было бы прекрасно, если бы не одно чрезвычайное происшествие: на проводах одноклассница Чайко Мария так расплакалась, что успокаивать ее пришлось всей компанией. Виктор с удивлением наблюдал за ее отчаянием и никак не мог догадаться, в чем тут дело. Он был в дружеских отношениях со всеми одноклассниками, в том числе и с Марией, но не более. Только потом, через годы, пришло рожденное опытом жизни понимание, что на его проводах светлая улыбчивая девчонка навсегда прощалась со своей тайной первой любовью…
На перроне, в ожидании поезда, толпились молодые ребята, бывшие школьники, и взволнованно обсуждали перспективы будущего поступления в Тамбовское училище. Понимая, что ему надо их держаться, Виктор подошел к группе поближе и остановился чуть в сторонке. Из кандидатов для поступления в училище он никого не знал, поэтому держался немного настороже. Незадолго до прибытия поезда на перроне появился майор из военкомата и безошибочно подошел к группе.
- Все здесь? – спросил майор зычным голосом, и, не дожидаясь ответа, зачитал список.
Кандидаты на поступление в училище отвечали вразнобой:
- Я! Здесь!.. Тут я!..
- Велигорд Виктор!
- Я здесь! – торопливо отозвался Виктор, и на душе стало сразу спокойнее – его не забыли.
- Василевский, ты где? – позвал майор и протянул откликнувшемуся парню увесистую папку с делами на каждого кандидата. – Будешь старшим! Ты уже поступал в прошлом году, все знаешь, так что командуй. На проезд одно требование на всех до Смоленска, в Смоленске пересадка и второе требование до Тамбова. На вокзале зайдешь к дежурному коменданту – он поможет с билетами. Вас семнадцать человек, так что смотри - не потеряй кого-нибудь! Вопросы есть? Нет? Ну и хорошо. Держитесь друг друга – землячество еще никто не отменял!
Майор простоял с группой, отвечая на разные вопросы кандидатов на по-ступление, пока не подошел поезд. Потом пожал руку старшему группы и, махнув рукой остальным, пожелал удачи:
- Всем поступить!
Пересадка в Смоленске затянулась на несколько часов, и Виктор, запомнив старшего, упорно держался недалеко от него. Все шестнадцать ребят оказались Виктору незнакомы, на время разбрелись по вокзалу, а некоторые даже поехали в город. Поэтому в друзья он никому не напрашивался, стараясь не потерять из вида Василевского. Ближе к вечеру команда собралась вместе, но старший группы пока не объявлял на какой поезд придется садиться, раз за разом посещая дежурного коменданта.
Наконец, все вопросы с билетами были утрясены, ребята скучковались возле старшего команды, засыпая того вопросами. Что он им отвечал, Виктор прослушал, поэтому решил напомнить о себе:
- Ну что, когда едем?
Василевский подозрительно взглянул на Виктора:
- Чего «когда едем»? Ты кто?
Вот это да! Его потеряли!
- Ты сейчас перекличку делал – всего шестнадцать оказалось. Я ; семна-дцатый!
- Как фамилия?
- Велигорд Виктор.
- Ты где потерялся?! Я тебя уже несколько часов ищу!
- Да я здесь все время был, за тобой следом хожу!
Один из друзей Василевского подошел и спросил:
- Что случилось? Чего ему надо?
- Да это наш, который потерялся... Семнадцатый, …твою мать! Будь ря-дом, перед глазами. Понял, «семнадцатый»?
Дальнейший путь до Тамбова прошел без особых происшествий. Встречающий офицер принял от старшего папку с документами, а затем провел группу на территорию училища и поселил в огромной казарме с двухъярусными нарами.
В казарме, где уже находились сотни юношей самого разного возраста: от бывших семнадцатилетних школьников до парней постарше и солдат срочной службы, стояли неимоверный шум и галдеж. Кто-то, раскрыв учебники, пытался освежить свои школьные знания, кто-то играл на гитаре полублатные песни и вокруг него толпились восхищенные слушатели, украдкой оглядываясь на проходящих мимо старших групп, а кто-то спокойно спал, невзирая на посторонние звуки.
Прибывших лидчан распределили по разным группам, и в каждой группе назначили старшим одного из поступающих в училище солдат срочной служ-бы. В группе, в которой находился Виктор, старшим был сержант Янушевич, тоже белорус по происхождению.
 Он водил группу строем в столовую и на экзамены, грозно покрикивал на нерадивых или в чем-то неуспевающих абитуриентов.  С ним, как с земляком, несколько лидчан попытались сойтись поближе, но он резко остановил их:
- Обращаться ко мне только на «вы» и «товарищ сержант»! Ясно?! И ни-какого панибратства! Иначе…
Что «иначе» - он не пояснил, но общая тревожная атмосфера конкуренции взвинчивала, и слухи о том, что если кто-то «залетит», то сразу отправят домой, витали во всех разговорах. Виктор не собирался «залетать» и старался следовать всем правилам и требованиям лагеря, не нарушая их.
Поступление происходило почти в полевых условиях: огромные казармы с двухъярусными нарами, туалет и умывальник на улице. Желающих поступить в училище со всего Советского союза оказалось тысячи полторы, а мест для поступления, по «достоверным» сведениям от тамбовских абитуриентов, было четыреста пятьдесят, так как набирали всего три учебные роты по сто пятьдесят человек. Многие из кандидатов на поступление уже просчитывали свои шансы, считая, что солдаты идут вне конкурса, потом спортсмены-разрядники, потом окончившие школу с отличием, и получалось, что остальным, таким, как Виктор, придется бороться за место с четырьмя-пятью - а может, и больше! - конкурентами.
Учитывая неимоверное скопление, в казармах стоял непрерывный гул, и не всегда удавалось расслышать команды своего старшего, но Виктор не расслаблялся и четко отслеживал распорядок дня. Обычно утро начиналось с общего похода в туалет на улице, к которому выстраивалась очередь, потом умывание на улице и построение на завтрак. Однажды ему не повезло. Дождавшись своей очереди в деревянный туалет, Виктор, еле сдерживая себя от желания быстрей помочиться, не удержал струю точно в вырезанном в полу «очке», и она пролилась мимо. Выросший в деревне, он не особо озаботился тем, что промазал мимо дырки, и уступил место следовавшему за ним сержанту Янушевичу. Через несколько секунд раздался вопль, похожий на рык раненого зверя, и из туалета вылетел разъяренный сержант Янушевич.
- Кто насц…л мимо очка? Кто?! Ты? – устремил он на успевшего отойти в сторону Виктора свой грозный взор. – Ты?!
- Не я! Уже было насц…но!.. – пролепетал Виктор, с ужасом чувствуя, как на затылке поднимаются дыбом короткие волосы: «Залетел!..» - До меня кто-то!.. Это не я!!
Внешний вид проштрафившегося Виктора с его отчаянным оправданием незаслуженно обиженного ребенка неожиданно вызвал доверие у сержанта, и тогда он, не теряя надежды в поиске жертвы, накинулся на остальных:
- Тогда кто? Ты? Ты?!
Естественно, никто не взял на себя такой позорный «залет», и Виктор впервые в жизни узнал, что такое «ложь во имя спасения». Он еще больше настроился на правильное исполнение требований распорядка лагеря, но последующие события снова преподнесли неприятный сюрприз. Как-то, проснувшись утром, он не нашел около нар своих новеньких туфлей, и оказалось, что в столовую ему не в чем идти.
- Чего мечешься? – спросил сосед по нарам. – Смотри, в столовую опоздаешь.
- Туфли пропали! Обуться не во что!..
- Ищи получше, ; посоветовал сосед. – А это что?
Он указал на старые с разорванными задниками туфли, одиноко валяющиеся на полу.
- Это не мои! – ответил Виктор.
- Значит, кто-то ошибся! Обувайся, и пошли…
«Ничего себе – ошибся! Мои новые, а эти совсем изношенные…» - подумал Виктор. Но делать было нечего, и ему пришлось обуться в стоптанное старье и несколько дней ковылять, стараясь, чтобы они не слетели при ходьбе. Все эти дни он тщательно осматривал обувь у своих нар по вечерам, когда все ложились спать, но туфли пропали, как в воду канули. Тогда он расширил поиски и – ура! – повезло: в соседнем пролете его туфли стояли на полу ровненько и аккуратно. Новый хозяин берег их и холил – туфли блестели свежим кремом.
Виктор даже не оглядывался по сторонам. Он сбросил чужие туфли и, обувшись в свои, с облегчением направился к своим нарам. На этот раз он уже не оставил туфли на полу, а уложил их на ночь под свой тюфяк.
После первых двух экзаменов часть абитуриентов, получивших двойки, была отправлена домой. Некоторые даже пускали слезу, но большинство дер-жалось мужественно, приговаривая, что приедут еще раз в следующем году. Друзья, сдавшие первые экзамены, утешали их, но за глаза некоторые откро-венно радовались: «Конкуренция уменьшается!..»
Виктор неровно сдал экзамены: русский язык на четыре, математику письменно на три, а по физике и устной математике получил полновесные пятерки, и, по слухам, с такими оценками он должен был поступить, хотя все же полностью в этом не был уверен. С кем он только из ребят не разговаривал, все, как сговорившись, утверждали, что экзамены сдали на отлично, и к «троечникам» или «хорошистам» отношения не имеют. Такие заявления напрягали – чужая уверенность нервировала, и он снова и снова вспоминал, как проходил медицинскую комиссию, сдавал физподготовку и экзамены. И, наконец, пришел к выводу, что сделал все, что мог, и последнее слово теперь остается за приемной комиссией.
Наконец, наступил день, когда его, в числе сдавших экзамены, вызвали на заседание приемной комиссии. За столом сидело несколько офицеров, их строгие взгляды лишали уверенности в благополучном исходе дела. Дрожащим голосом Виктор доложил заранее заученной фразой:
- Кандидат для поступления в училище Велигорд на заседании комиссии прибыл!
Офицеры равнодушно задали несколько ничего не значащих вопросов: откуда родом, кто родители, член ВЛКСМ или нет, какой национальности, есть ли родственники за границей? Потом подполковник с квадратным лицом бульдога, листая его дело, уточнил:
- По уровню подготовки вы подходите для учебы в нашем училище. Хотите учиться, не раздумали?
Виктора даже затрясло от такой близкой реализации своей мечты, и он выпалил:
- Хочу! Очень!..
Как же не хотеть, если атмосфера среди ребят была так накалена нетерпе-ливым ожиданием поступления, что любой иной исход, кроме поступления, расценивался как провал и настоящая жизненная катастрофа!
Его взволнованность растопила суровое выражение лиц членов комиссии, они переглянулись, и подполковник подвел итог собеседования:
- Вы приняты в училище! Свободны!
- Есть!! – почти едва выкрикнул Виктор и, неловко развернувшись через правое, а не левое, плечо, вылетел в дверь.
В коридоре, перед дверью кабинета, где заседала приемная комиссия, толпились, в ожидании своей очереди, абитуриенты.
- Ну как? Ну что?!
- Принят! – выдохнул Виктор, и невольная зависть мелькнула по лицам мальчишек.
Виктор пробрался сквозь толпу и выбрался на свежий воздух. Светило жаркое июльское солнце, лицо почему-то покрывали бисеринки пота, и немного не хватало воздуха. Несколько раз, глубоко вдохнув воздух, Виктор подпрыгнул и рванул по плацу, готовый от радости не только пробежаться туда-сюда, но и перевернуть мир: «Я поступил!..»
Назавтра те, кто поступил, были распределены по учебным классным от-делениям и обеспечены формой. Комплект курсантской формы оказался поношенным, как и яловые сапоги. С этого момента весь август шли непрерывные строевые занятия для привития первичных строевых навыков, обучение правильной заправке кроватей, порядку в прикроватной тумбочке и, как ни странно, обучению навертывания портянок.
Виктор, как деревенский, умел наворачивать портянки на ноги, а город-ские ребята с первых же дней, несмотря на обучение сержантами, командирами классных отделений, натерпелись достаточно. Неправильно и неровно навернутые портянки натирали ноги, и через несколько дней в строю появились курсанты в тапочках, что вызывало насмешки у старшекурсников. И еще одна особенность городских ребят неприятно поразила Виктора.
На время прохождения курса молодого бойца курсантами первого курса личный состав училища отдыхал, так как все хозяйственные работы были взвалены на плечи ребят первого курса. Покраска бордюров, деревьев, ремонт учебных классов, уборка мусора отнимали много сил и некоторые умышленно стали пользоваться тем, что при наличии потертостей от работы можно было освободиться. И пока здоровый состав вкалывал на работах, «заболевшие» отдыхали в казарме, ехидно провожая взглядами отправление команд на работу. Такое поведение ребят для Виктора казалось позорным и подлым по отношению к остальным, кто сумел уберечься от потертостей. Помимо этого, если деревенские стоически воспринимали армейские будни, то городские ребята постоянно проказничали, устраивая другим курсантам всяческие пакости: мазали лица спящим зубной пастой или связывали до утреннего подъема рукава гимнастерок. Причем, тех, кто делал пакости, нельзя было выдавать пострадавшим.
Число таких «сачков», как их стал называть командир роты подполковник Свистун, подполковник с квадратным лицом из состава приемной комиссии, стало расти, но опытный педагог быстро раскусил лентяев и безжалостно принялся выгонять на уборку территории даже в тапочках.
Постепенно навыки росли, улучшалась строевая выправка, курсанты ста-новились все более подтянутыми и похожими на настоящих военнослужащих. Руки уже почти умело подшивали подворотнички, чистили сапоги до блеска и хорошо драили пряжки ремней зеленой пастой «гой». В отдельные моменты, если бы не нашивки первокурсников, молодых курсантов уже нельзя было от-личить от курсантов старших курсов.
Через месяц, пройдя курс молодого бойца, первокурсники приняли присягу. За пару дней до присяги курсантам выдали новенькую парадную и повседневную формы, яловые и хромовые сапоги, и на училищном построении взводные колонны, развернутые фронтом, выглядели достаточно эффектно. Виктор толком не помнил, как вышел из строя, как доложил о прибытии для принятия присяги командиру роты и как зачитал текст присяги. Похожее волнение наблюдалось и у остальных первокурсников. Многих из них после принятия присяги поздравляли родители, друзья и девушки, и в какой-то момент Виктор почувствовал некоторое одиночество… 
Виктор быстро втянулся в армейскую жизнь, и только одно доставало – это заправка кровати. При заселении в казарму он немного зазевался, и ему досталась кровать с самого краю от прохода по казарме. Из-за нее он постоянно получал замечания. Кровать должна была быть заправлена идеально ровно, без морщин, а Виктору это никак не удавалось, так как панцирная сетка от десятков поколений курсантов, спавших на ней, оказалась растянутой и постоянно провисала, создавая неровности.
Однажды утром, вернувшись из умывальной комнаты, Виктор нашел свою тщательно заправленную кровать вздыбленной. Кто-то ухватил за одеяло посередине и, приподняв его, испортил заправку. Ярость была неизмеримой, так как до построения оставались считанные минуты, а кровать необходимо было снова успеть заправить. Виктор взглянул по сторонам и, очевидно, бешенство в глазах было таким, что все поняли – простой руганью дело не обойдется.
- Кто?! Я спрашиваю – кто? – спросил Виктор, и руки сами сжались в ку-лаки.
Слава, сосед по койке, чтобы не привлекать к себе внимания, еле слышно прошептал:
- Янушевич…
Это меняло дело. Ссориться с сержантом Янушевичем, к этому времени ставшим заместителем командира взвода, дорогого стоило. Можно было по-спорить, так как все – и сержанты, и рядовые – являлись курсантами, то есть были равными. Но командиры отделений и заместители командиров взводов, назначенные из поступивших в училище солдат, старались соблюдать дистан-цию и некоторые из проштрафившихся курсантов уже почувствовали давление сержантов, отправлявших их во внеочередные наряды за какие-нибудь проступки.
 Но сдержать себя Виктор, даже понимая последствия, уже не мог и подошел к Янушевичу:
- Товарищ сержант, это вы мне разворошили кровать?
Сержант сурово сдвинул брови:
- Товарищ курсант, чтобы обратиться к старшему по званию, надо сначала спросить у него разрешение по форме: «Товарищ сержант! Курсант Велигорд, разрешите обратиться?» За несоблюдение уставных норм я вам объявляю один наряд на работу!
- Есть один наряд на работу, товарищ сержант! – отчеканил Виктор и, повернувшись, собрался отойти.
Злость притухла, но совсем не оставила его. «Вот белорусская морда!..» - подумал про себя Виктор. Сержант все время старался выглядеть грозно и, казалось, готов был придираться к подчиненным по каждому пустяку.
- Отставить! – новый окрик остановил Виктора, и он поспешил исправиться.
- Разрешите идти, товарищ сержант?
- Идите.
Заправляя кровать, Виктор про себя чертыхался: «Ну, зачем, зачем?! Те-перь вот испортил отношения с заместителем командира взвода…» Врожден-ное чувство природной справедливости с детства часто бросало его в различ-ные эксцессы от драк с ровесниками до споров с взрослыми. Не сдержался он и сейчас, хотя понимал, что «выступил» неправильно, не по делу.
Утреннее построение в этот день проводил сам командир роты. Подпол-ковник Свистун, бывший фронтовик-разведчик, оказался жестким, но справедливым – наказывал только за явные проступки. Впоследствии у него оказалось несколько слабостей, и курсанты на старших курсах вовсю пользовались ими. Одна из них, на взгляд Виктора, выглядела странной. Стоило кому-нибудь из курсантов в выходной день прийти к командиру роты домой – офицерский состав частично проживал на территории училища - и пустить слезу, мол, надо встретиться с девушкой, как командир отпускал его в увольнение, никогда не отказывая подчиненному. Внешне он выглядел нефотогенично: маленький рост, квадратное лицо, суровый взгляд маленьких глаз. Но с первых недель командования ротой он проявлял справедливую требовательность и постепенно становился уважаемым и любимым командиром.
После команд командира первого взвода: «Рота, равняйсь! Смирно! Равнение на середину!» и его доклада командиру роты, что происшествий за сутки не случилось, прозвучала любимая команда подполковника Свистуна:
- По над кроватями, с тумбочками, становись!
Конечно, такой команды в строевом уставе не было, но подполковник был мастером управления воинским коллективом. Можно было не сомневаться, что эту команду все курсанты запомнили на всю офицерскую жизнь.
Подхватив тумбочку, Виктор стал в строй и открыл дверцу тумбочки, чтобы въедливый командир роты смог осмотреть порядок в тумбочке. В тумбочке ничего лишнего не должно было быть, за исключением предметов гигиены, книг и письменных принадлежностей. Найдя запрещенные вещи в виде картинок, значков или фигурок подполковник требовал их изъять, сопровождая едкими комментариями: «Вам хотя еще пока семнадцать лет, но о детских игрушках типа сосок и рогаток пора забыть!..»
Подойдя к Виктору, командир роты выслушал его доклад и отругал:
- Чего качаешься, как цветок в проруби!
Потом внимательно посмотрел ему в глаза и сказал на польском:
- Цо, пане, маш гуму для еб…ня?
В переводе на русский язык это означало: «Что, пан, имеешь презерватив для половой любви?» При этих словах, произнесенных на родном для него языке, Виктор даже не дернулся, застыв по стойке «смирно». В словах командира звучала издевка, на которую возмущением реагировать никак нельзя было. Очевидно, фронтовик-разведчик после боев на территории Польши был не совсем доволен проживающим там населением.
- Здорово он тебя выпорол! – подытожил после построения сосед по кровати.
Виктор возразил:
- Да вроде терпимо: цветок в проруби…
- Это означало не цветок, а г..но!
Виктор затаил обиду на подполковника, но спрятал ее глубоко внутри, даже забыв о ней через некоторое время. В ТВАТУ он поступил не для того, чтобы его за какой-нибудь случайный «псих» позорно выгнали, а чтобы обязательно закончить училище и единственным в своей деревне получить военную профессию. С другой стороны, Виктор убедился, что командир роты тщательно изучает дела своих курсантов и лишний раз показал, что хорошо знает, какой национальности его подчиненные.
Начало учебы понравилось Виктору: общеобразовательные предметы, стрельба из штатного оружия и строевые занятия давались ему достаточно легко. Его доставала только ежедневная зарядка в шесть утра с пробежкой в яловых сапогах на три километра, да частые учебные тревоги, когда нужно было оповестить офицерский состав об объявлении учебной тревоги и обязательно уложиться в положенный норматив. В такие моменты по темным улицам Тамбова неслись бегом курсанты первого курса, пугая прохожих топотом тяжелых сапог и опасной стремительностью сорвавшихся с привязи диких животных. Но старание курса было замечено командованием училища и через месяц учебные тревоги прекратились.
В выходные дни в училище устраивались танцы, на которые приходило множество молодых - и не очень молодых! – девушек. Поэтому все готовились к танцам с большим волнением и старанием. Знакомство с девушкой поднимало престиж курсанта среди товарищей, так как наличие «своей» девушки говорило о том, что такой курсант - настоящий мужик. После увольнения некоторые перешептывались с друзьями:
- Ну что, дала тебе?!.. Получилось?
Тем, у кого уже «получилось» Виктор в душе завидовал, тем более некоторые курсанты, родом из Тамбова, успевали встретиться со своими девушками даже во время оповещения во время учебных тревог. С другой стороны, Виктор наивно полагал, что если девушка «дала», то на ней обязательно надо жениться. Ведь ее статус изменился, она доверилась, стала женщиной, и мужчина в такой ситуации должен брать на себя всю ответственность за случившееся.
Но шли недели, ребята встречались с девчонками, и никто не торопился поддерживать статус и жениться. Неопределенность таких встреч многих устраивала, да и девушки не устраивали семейных сцен.
Но однажды курсантская молва донесла до всего личного состава, что к двум тамбовским ребятам пришли хорошо знакомые девушки, и курсанты, договорившись со старшекурсниками, стоявшими в оцеплении, провели их за территорию танцплощадки для более тесного общения. Уединившись, они выпили портвейна, принесенного девушками, и занялись с ними любовью. Но разгоряченным парням этого показалось мало, и они обменялись девушками по их согласию. К несчастью, проходящий патруль накрыл «шалман» и задержал нарушителей морального кодекса строителя коммунизма. Происшествие было зафиксировано, как грубое нарушение воинской дисциплины, и после короткого разбирательства нарушители были отчислены из училища.
Подполковник Свистун на общем построении предельно откровенно подвел итог:
- Будущие офицеры должны иметь в голове хотя бы горсть ума, чтобы не потакать кроличьему желанию совать свой член в любую грязную дырку и тем самым портить себе жизнь. Женщины у офицеров должны быть честные, верные и надежные, а иначе вся служба из-за семейных конфликтов пойдет наперекосяк. Впрочем, что я вас убеждаю: дураки все равно не поймут, а умные и так сделают выводы. Рота равняйсь! Смирно! Напра-а-во! На выход из казармы, в столовую, шагом – марш!..
Столовая оставалась местом, где частично спадало казарменное напряже-ние, и наступала некоторая умиротворенность. Есть молодым организмам хотелось всегда и в любое время, но еды в виде первого и второго блюда не хватало, и поэтому голод заглушался обильным поглощением простого ржаного хлеба. Обслуживали курсантов молоденькие официантки, и у некоторых курсантов возникали интрижки. Бывало, что без видимой причины одному из курсантов приносили дополнительную котлету, и он горделиво поглощал на виду всего взвода этот дополнительный паек.
Однажды сержант Янушевич сделал одному из тамбовских ребят замеча-ние за то, что тот клянчит у официантки дополнительную порцию.
- Тебе-то что? Хочу и прошу!
– Для всех есть норма! – рассвирепел сержант. ; Еще раз замечу – накажу!
- Попробуй! – с ноткой угрозы осадил его тамбовчанин. – В увольнение ходишь? Ходишь! Так что смотри, не споткнись...
Сержант изменился в лице и оставил курсанта в покое: «Не зли волка!..»