Офицер Советской империи Глава 3

Глава 3

Незаметно прошел год учебы в училище, и совсем еще недавно зеленые первокурсники стали вполне состоятельными второкурсниками. За год в роте произошли существенные изменения: часть курсантов, и в их числе большин-ство тамбовских ребят, из-за неуспеваемости оказалась отчисленной, в том числе и старшина. В отличие от курсантов, он, оказывается, женился и созна-тельно не захотел учиться в училище, так как родственники жены обещали на гражданке обеспечить его нормальной и хорошо оплачиваемой работой. Старшина с ротой попрощался перед строем, попросил у курсантов прощения, если что-то было не так, и пожелал всем успешно закончить училище. Его проводили без обид. Без засилья тамбовских ребят в роте стало спокойнее и, что самое главное, прекратились кражи денег. Скорее всего, кто-то из отчисленных так профессионально воровал, что его так и не смогли вычислить за время учебы.
Новый набор в училище прошел точно также шумно, как и в прошлом году. Виктор неоднократно наблюдал бросаемые на него завистливые взгляды бывших школьников, и при их взглядах невольно приосанивался, гордясь формой и своим положением курсанта-второкурсника.
Второй курс для учебы оказался гораздо сложнее, чем первый, так как пошли предметы конкретно по авиационной специальности. Отделение, в котором учился Виктор, как лучшее по успеваемости по итогам первого курса среди классных отделений роты, целенаправленно было выбрано командованием для изучения радиолокационного оборудования ракетоносцев ТУ-22. Молва от третьекурсников доводила, что отделению повезло – все аэродромы, на которых базировались ТУ-22, базировались на Украине и в Белоруссии, а это совсем не глухие и далекие Сибирь или Дальний Восток, где никакой жизни в смысле развлечений для молодых офицеров не было. В предыдущих выпусках офицеров ни один из техников по специальности отделения не был отправлен служить за пределы европейской части Советского Союза, и это курсантов окрыляло, позволяя иногда свысока смотреть на курсантов, изучающих другие радиоспециальности.
Начало второго курса ознаменовалось еще тем, что в сентябре первый курс замордовали учебными тревогами. Виктор хорошо помнил, что когда они были первокурсниками, то таких тревог было всего пять-шесть, и дальше потекла спокойная учебная жизнь, а нынешних первокурсников заставляли оповещать офицеров по учебной тревоге каждые три-четыре дня и, в основном, в темное время суток.
- Не пойму, чего их так мордуют! – высказал он свое недоумение Саше Андрееву, с которым за время учебы на первом курсе установились приятельские отношения. – Нас так не гоняли.
Но Саша оказался в курсе, из-за чего на первом курсе учебные тревоги следуют одна за другой.
- Я слышал, что наши командиры взводов об этом говорили. Первокурсники не укладываются в нормативы, «сачкуют», вот их и гоняют через каждые три дня. Говорят, что по училищу они несутся для вида бегом, а за забором сразу на шаг переходят и совсем не торопятся. А мы сразу отнеслись ответственно и в нормативы оповещения уложились с первого раза. Так что нас немного потренировали, а потом, убедившись, что все в порядке, оставили в покое.
В конце сентября шестьдесят девятого года в связи с прогнозами наступ-ления дождливой погоды первый и второй курсы училища бросили на помощь тамбовским колхозам на уборку картошки. В который раз Виктор убедился, что курсанты из села гораздо лучше ощущают себя в практической жизни, без ропота и недовольства работая на уборке картошки. Курсантов, выходцев из города, хватило ненадолго. Уже через пару часов у многих заболела спина, и они стали откровенно отвлекаться на девчонок из педагогического института, работающих на соседнем поле.
Виктор, понимая истинную цену картошке – второй хлеб! – не отвлекался и добросовестно подбирал клубни за картофелекопалкой. Он даже не заметил, как перед обедом ребята разбрелись кто куда, и командиры взводов не стали заставлять их возвращаться на поле, считая, что курсанты и так неплохо поработали.
Вернувшийся с соседнего поля широколицый и прямоугольный телом Бирюков, проходя мимо Виктора, сообщил:
- Там твоя девушка из пединститута работает. Расцвела! Про тебя спрашивала. Иди, подойди к ней!
Широколицый Бирюков родом из Горьковской области смахивал на чистокровного татарина. Был он кривоног и некрасив, но благодаря незаурядному природному уму на училищных танцах общался только с красивыми девушками. Иногда непонятно было, чем он им нравится, но то, что брал их оригинальностью мышления и забавным оканьем при разговоре, знали все. Иногда он мог запросто спросить у понравившейся ему красавицы о немыслимой вещи в понимании других курсантов ; а не может ли она отдаться ему? – и девушки не то что посылали такого хама к черту, но, наоборот, становились в очередь для приглашения его на очередной белый танец. Получалось, что красавицы, действительно, всегда тянутся к чудовищу…
- Не пойду, - ответил Виктор. – Мы с ней не дружим.
- Ты не против, если я с ней заведу шуры-муры? – загорелся Бирюков.
- Как хочешь.
Виктор вроде ответил равнодушно, но у самого в душе больно кольнуло: «Испортит девку!..»
- Смотри, обидишь – в морду получишь!
- От кого в морду? От тебя?! Да я…
Здоровенный и по звериному сильный Бирюков презрительно посмотрел на Виктора, но, зная настырный и неуступчивый характер однокурсника, не стал развивать дальше скандал.
На обед в поле привезли хлеб, изумительное сало с мясными прослойками под названием бекон и войсковые огромные термосы со сладким чаем. Неожиданно для проголодавшихся курсантов скудная еда показалось такой вкусной, что многие просили еще добавки, и училищные повара нарезали все новые и новые порции.
Володя Киселев, тихий и скромный курсант, москвич, как случайно выяснилось недавно, аккуратно завернул в бумагу приличный шмат сала, собираясь его захватить с собой в казарму.
- Смотри, бумага пропитается жиром – гимнастерку испортишь! – предупредил Виктор.
Володя поднял свои чистые глаза и согласился:
- Да, ты прав! Пойду у поваров попрошу вощеной бумаги.
Вечером в казарме стояла тишина. Уставшие от работ на свежем воздухе курсанты в нарушение распорядка улеглись на кровати и отдыхали в ожидании ужина. Из каптерки вышел Володя Киселев с гитарой в руках и уселся на свою кровать на краю прохода. Первые звуки гитары были еле слышны, но вслед за четкими аккордами раздался удивительно чистый голос Киселева, и он запел, как потом пояснил сам гитарист, на чистом английском языке одну из ранних песен группы «Битлз».
На мгновение в казарме установилась полнейшая тишина, и только голос с приятным тембром становился все сильнее, чище и нежнее, будоража души молодых ребят, добровольно заточивших себя в училищных стенах на три года. Кровати зашевелились: сначала один курсант поднялся, подошел к певцу, а потом еще несколько и вскоре полказармы собралось около певца, пораженные удивительным, до этого тщательно скрываемым, талантом своего товарища. За песней «Битлз» последовал никому не известный романс о любви, потом второй. Слушатели сгрудились возле невысокого Киселева, навалившись друг на друга, и не спускали с него растроганных до слез глаз. С этого дня у всех к Киселеву, как к большому таланту, установилось особенное, доброе отношение…
Очередное близкое общение с Киселевым у Виктора случилось в карауле. По натуре это был воспитанный, немного нелюдимый человек. Но постоянно создавалось ощущение, что он знает о жизни немного больше других, хотя был так скромен, что иногда его в коллективе даже не замечали. Вот и на этот раз, придя с поста, он что-то долго суетился с подсумком в сторонке, задумчиво тер голову, и, хотя выглядел явно озабоченным, тем не менее, никакого внимания к себе не привлекал. Все знали, что он был немного как бы ни в себе, писал стихи, и его постоянную задумчивость списывали на творческие мучения.
Поэтому Виктор, когда его Киселев осторожно тронул за плечо, недоуменно взглянул на него: «Чего хочешь, Володя?»
- Витя, я, кажется, потерял патрон!
Вот это да! Потеря патрона в карауле – это полновесное чрезвычайное происшествие.
- Ты не стрелял случайно? – на всякий случай спросил Виктор.
Тот спокойно ответил:
 - Да нет, конечно! Можно карабин посмотреть - нагара нет.
 Понимая, что ничего другого не остается, Виктор предложил:
- Надо доложить Макарову!
Они вместе подошли к командиру взвода и тихим от внутреннего напря-жения, но спокойным, голосом Киселев доложил лейтенанту:
- Товарищ лейтенант, я на посту потерял один патрон!
- Что?! – вздыбился из-за стола начальник караула. – Какой патрон?!
- Обычный, от карабина. У меня в обойме не хватает одного патрона.
- Так!.. Так… - растерялся лейтенант, представляя, какие последствия могут быть в приказе по училищу после расследования ЧП не только для самого виновника, но и для начальника караула.
- Товарищ лейтенант! – обратился Виктор. – Пойдемте, поищем патрон. Пост №3 небольшой – найдем!
- Велигорд, что ты там найдешь в траве вокруг поста?! Ладно, делать не-чего, собирайте свободную смену, и пошли на пост.
У курсантов и лейтенанта через полчаса поисков опустились руки, и лишь только Виктор упорно топтал территорию поста. На секунду он представил, что задумчивый Киселев мог отклониться от четкого маршрута, и когда обнаружил натоптанную в сторону тропинку, свернул на нее. Через пару шагов в траве что-то блеснуло и Виктор, нагнувшись, поднял потерянный Киселевым патрон.
Командир взвода прямо расцвел:
- Велигорд, ну ты молодец!
Лейтенант был так доволен, что Виктору показалось, что, расчувствовавшись, Макаров прямо на месте объявит ему благодарность типа: «За старание при несении службы в карауле!» Но лейтенант, вначале бурно обрадовавшись находке, в дальнейшем резко загасил свои эмоции, и вполне равнодушно вру-чил патрон курсанту Киселеву:
- На, держи! И не играй патронами на посту.
Виктор ожидал, что командир взвода в назидание все-таки устроит словесный разнос своему подчиненному, но все прошло мирно и спокойно. Киселев и раньше допускал промахи по службе, но лейтенант Макаров почему-то вполне лояльно относился к его проступкам. Уже в караульном помещении Киселев подошел к Виктору и протянул руку:
- Виктор, спасибо! С меня причитается.
- Да брось ты, Володя!
- Нет-нет, я угощаю «Снежком»!
На следующий день Киселев с серьезным видом должника подошел к Виктору и пригласил его в кафе, где угостил сладко-кислым молочным продуктом «Снежок» и пирожками с повидлом. Надо сказать, что курсантам все время не хватало сладкого и, пока были деньги, они по вечерам пропадали в курсантском кафе, чтобы разнообразить скудное меню из курсантской столовой. Стипендии на много посещений не хватало, приходилось экономить, и походы в кафе распределять по дням, чтобы хватило на месяц. На первом курсе стипендия была вообще маленькой – всего восемь рублей пятьдесят копеек, побольше на втором – десять рублей пятьдесят копеек, и вполне приличная на третьем – целых пятнадцать рублей!
Уминая пирожки с повидлом, которых Киселев накупил гору, они разговорились. Оказалось, что отец у Киселева военный, в звании майор. Родители живут в Москве. Володя хотел сначала поступить в консерваторию, но не прошел по конкурсу, и отец настоял на поступлении в военное училище, пообещав, что службу после окончания училища сын обязательно продолжит в Москве. Виктор подумал, что вряд ли у простого майора есть такие возможности.
Он слушал товарища и думал, как разнятся желания ребят из города и де-ревни: одни думают о консерваториях и лучших вузах, а другие ; о техникумах и каких-нибудь СПТУ. Уже тогда, на втором курсе училища, Виктор понял, что окружающий социум определяет все: мечты, положение в обществе, жизнь. Если бы не предложение майора из военкомата, он бы никогда не решился самостоятельно поступать в военное училище и, наверняка, был бы киномехаником или трактористом, то есть был бы тем, что его окружало с детства.
Выйдя из кафе и проходя мимо установленного на постаменте небольшого самолета, Виктор вспомнил, как один из сокурсников сказал о самолете:
- Швец говорит, что этот самолет взлетит, если хотя бы одна из девушек, что приходят к нам на танцы, окажется девственницей…
- Глупый он! О женщинах вообще нельзя так говорить, их уважать надо – им труднее в жизни, чем нам, мужикам! Девственница или не девственница – это вторично, – вполне серьезно резюмировал Киселев.
Поняв, насколько серьезен в своих словах Киселев, Виктор даже покрас-нел. Он высказывание младшего сержанта Швеца посчитал просто бессмыс-ленной хохмой, но замечание Володи заставило совсем по-другому взглянуть на проблему мужчины-женщины и посеяло в душе определенную осторож-ность при озвучивании среди друзей подобных мыслей в дальнейшем.
Месяцы напряженной учебы пролетели незаметно, и как-то вдруг оказа-лось, что до Нового года всего неделя. Поэтому наряд по роте Виктор воспринял, как некоторую отдушину для отдыха от учебы. Ему даже во сне виделись радиолампы, транзисторы и другие радиоустройства, изучение которых с трудом давалось не только ему, но и другим курсантам.
Он стоял как раз у тумбочки дневальным, когда после обеда в казарме неожиданно появился подполковник Свистун. Обычно он приходил в казарму ближе к вечеру, чтобы убедиться, что в конце дня во вверенной ему роте все в порядке.
Увидев командира роты с суровым, как обычно, лицом, Виктор подал команду:
- Рота, смирно! Дежурный на выход!
- Рота, вольно! – остановил Виктора подполковник. – Чего орешь, как недорезанный? Можно и поспокойнее.
Потом повернулся к подбежавшему дежурному по роте и, не дожидаясь его доклада, скомандовал:
- Вскрыть полы вдоль стен! Все, что найдете под полами и трубами отопления ко мне в кабинет! Если что-то «заныкаете», пеняйте на себя!
Последующие события для Виктора оказались настоящим открытием – из-под досок, закрывающих трубы отопления в казарме, свободная смена наряда во главе с дежурным извлекла несколько десятков бутылок водки, тайно заготовленных курсантами роты к Новому году. Причем это было сделано так скрытно, что Виктор за последний месяц ни одного случая не заметил, чтобы кто-то под полами прятал спиртное.
«Вот будет разбор! Многим достанется…» ; подумал Виктор. Но даль-нейших ход событий снова удивил его. Командир роты за десятилетия коман-дования курсантами твердо знал, что каждый новый курс, предполагая, что он первооткрыватель прятанья спиртного под полами, обязательно будет гото-виться к Новому году и запасется водкой. Поэтому подполковник, достаточно буднично, без криков и разносов, составил акт уничтожения обнаруженного склада алкогольных напитков и подозвал наряд, чтобы они расписались в акте, как члены комиссии по уничтожению. Затем приказал Виктору, уже сменившемуся, взять все вино и пару бутылок водки, и следовать за ним в туалет.
Открыв кабинку, подполковник Свистун приказал:
- Открывай бутылки и выливай в унитаз! Офицеры будущие, … вашу мать, «Агдам» собрались на Новый год пить! Позорники!
Через десять минут туалет заволокло густым запахом свежего алкоголя и Виктор, неожиданно для себя, глубоко вдохнув воздух, пропитанный запахом спиртного, едва не закашлялся.
- Смой, а то еще закосеешь, курсант!
Проконтролировав, чтобы бутылки, приготовленные для уничтожения, были опорожнены, Свистун скомандовал:
- За мной!
Следуя за командиром роты, Виктор зашел в канцелярию, и подполковник указал ему на большую, почти полностью заполненную сумку:
- Бери сумку, и следуй за мной!
Изгибаясь под тяжестью нескольких десятков бутылок водки, Виктор то-пал за командиром роты и представлял, какое разочарование ждет сокурсников, когда они, вернувшись с занятий, узнают об экспроприации своих запасов. Понятно, что курсанты не остановятся и предпримут новые попытки через друзей и знакомых девушек восстановить запасы. Скорее всего, большой обиды на командира не будет, потому что в вечной борьбе подчиненных и начальников они проиграли достойному сопернику.
Курсанты любили своего достаточно неординарного командира роты и даже гордились им. А когда он, впереди роты в кителе, увешанном многочис-ленными фронтовыми наградами, чеканил строевой шаг на парадах училища, то рота ударами тренированных ног держала такой четкий и единый звук строевого шага, что слаженность роты отмечалась не только приказами командования училища, но и одобрительными возгласами простых зрителей, присутствующих на торжественных построениях училища.
Поднявшись вслед за подполковником в его квартиру, Виктор поставил сумку в прихожей и, выпрямившись, чтобы спина пришла в себя от тяжелого груза, застыл в ожидании следующей команды.
- Передашь дежурному, что на три дня командиром роты назначается командир первого взвода, так как я заболел. Понял?
- Есть передать, что вы заболели, товарищ подполковник! Разрешите идти?
- Идите!
Так случилось, что болезнь командира роты затянулась на всю неделю, и он появился в казарме уже перед самым Новым годом с пополневшим лицом и отвисшими веками. Подполковник немедленно включился в управление ротой, обо всех произошедших событиях в роте был в курсе, и у курсантов создалось впечатление, что командир роты, как будто, и не отсутствовал вовсе неделю…
После сдачи зимней сессии на каникулы уехали все сто процентов курсантов, до этого наученные горьким опытом первого курса. На Белорусском вокзале в Москве, в ожидании поезда Москва-Гродно, Виктор заметил красивую девушку и, от нечего делать, принялся наблюдать за ней. Вскоре он разобрался, что девушка тоже в ожидании поезда в Белоруссию, едет одна, и, улучив момент, подошел к девушке и дурашливо спросил:
- Здравствуйте! Вы не знаете, во сколько отправляется поезд Москва-Гродно?
Девушка внимательно посмотрела на него и, посчитав, что стройный, затянутый в форменную шинель с двумя нашивками на рукаве курсант, пожалуй, стоит ее внимания, еле заметно шепелявя, суховато ответила:
- Если вы поднимете голову, то на табло вокзала все увидите.
Потом опустила голову и снова уткнулась в свежую газету, считая, что вопрос исчерпан. Но Виктор уже без приглашения уселся рядом с ней на скамейку и задал новый вопрос:
- Вы тоже в Белоруссию едете?
- Да, к брату. Он там служит в Борисово.
На этот раз она ответила гораздо более доброжелательно, и Виктор приложил максимум усилий, чтобы разговорить девушку. Оказалось, что она из Вологды, едет проведать брата-срочника. Беседа закончилась тем, что они обменялись адресами, и договорились, что Виктор, как только снова окажется в училище, ей напишет. Девушку звали Олей и, в последующем, переписка с ней завязалась достаточно активная.
Второй курс был основным и достаточно тяжелым. Курсанты на этом курсе должны были выполнить нормативы военно-спортивного комплекса минимум второй степени, а для этого необходимо было помимо общих нормативных требований обязательно выполнить второй взрослый разряд по любому из спортивных видов: бег, военное троеборье, лыжи. В роте командиры взводов остановились на лыжах и два-три раза в неделю вывозили своих подчиненных за город на городскую лыжню. Отъезд из казармы осуществлялся обычно рано, в пять утра. На лыжне надо было пробежать десять километров за сорок две минуты, что соответствовало норме второго разряда. Интенсивность тренировок зашкаливала, и к концу февраля курсанты падали с ног и стали засыпать в казарме, где попало, даже сидя на стуле. С одной стороны, имелся стимул: выполнил норму второго разряда - освобождаешься от дальнейших изнурительных тренировок. Поэтому курсанты старались изо всех сил, чтобы закончить свои физические мучения, но не у всех это получалось сразу.
Наконец, в конце февраля лейтенант Макаров объявил, что во взводе все выполнили норму второго и первого разрядов, и Виктор подумал, что результаты, конечно, росли, но не настолько, чтобы пятьдесят человек взвода – а некоторые родом были с юга, и лыжи увидели только в училище – за короткий срок смогли поголовно выполнить норматив.
Казалось, физические истязания личного состава роты на время закончи-лись, но не прошло и недели, как училище подверглось проверке комиссии из Министерства обороны. Общая тревога в училище затем продлилась двухдневными полевыми занятиями для отработки нормативов: «Взвод в обороне» и «Взвод в наступлении». Курсантам выдали техническую утепленную форму и валенки, по тридцать учебных патронов и по взрывпакету, имитирующему звуком взрыв гранаты, и вывезли в чистое тамбовское поле для отработки тактического упражнения «Взвод в обороне с переходом в наступление».
В поле снега было по колено. Для начала надо было окопаться, сформировать из снега - долбить замерзшую землю никто не собирался - линию окопов и стрелковых ячеек, затем определить каждому курсанту директрису огня и направление наступления после отражения атаки «противника».
Лейтенант Макаров носился по линии окопов и каждому показывал, куда он должен будет стрелять при наступлении условного противника, а после отражения атаки, куда наступать. Мороз стоял крепкий и ближе к вечеру он стал еще крепчать. Карабин СКС покрылся инеем, но затвор, хорошо очищенный от смазки, не застыл и хорошо работал, досылая патрон в патронник. Виктор отставил карабин в сторону и, чтобы защититься от колючего ветра, на бруствер наложил бруски вырезанного снега. Он то пытался сесть, то встать на колени. Но долго на голом снегу продержаться нельзя было – буквально через десять минут холод насквозь пронизывал одежду, а в таком положении надо было продержаться всю ночь.
- Товарищ лейтенант, а костер для согрева можно разжечь? Замерзнем!
- Нельзя! Вы что, хотите демаскировать позиции взвода?
Но через некоторое время, сам окоченев, лейтенант согласился:
- Ладно, разводите костры…
Под утро курсанты разбрелись по своим ячейкам, и улеглись на подготовленные толстые слои наломанных сосновых веток, так как дальше удержаться на ногах, уже просто не было мочи. Виктор чувствовал, что глаза сами закрываются, и не было сил, чтобы остановить это предательское движение век.
- Не спать! Не спать!! – периодически носился по окопам Макаров и больно толкал в плечо засыпающих на морозе подчиненных.
Но, как только командир взвода завершал обход, окоченевшие курсанты снова закрывали глаза, отдаваясь дремоте.
Утренние лучи солнца развеяли остатки ночи, и линия обороны зашевелилась, демаскируя себя темными точками «защитников» в черной технической форме. Командиры взводов прошлись по линии окопов, чтобы еще раз убедиться, что все живы, здоровы и в наличии.
- Через час подъедут полевые кухни, и будет завтрак. Поэтому приготовить котелки и кружки.
Виктор стоял в своем импровизированном окопчике и почти не чувствовал своего тела. Казалось, что под меховой курткой температура такая же, как и снаружи, текли выделения из носа, а ресницы и меховой воротник куртки покрылись густым инеем. Не лучше выглядели и другие курсанты, а невысокий Киселев, подпрыгивая на месте, иногда жалобно взвывал, как обиженный цуцик.
До приезда кухонь время тянулось до того медленно, что хотелось совершить что-нибудь из рук вон выходящее: стрелять, метать взрывпакеты и идти в атаку еще до общей команды. Но сил хватало лишь на то, чтобы растереть щеки и толкаться, изображая борьбу для согрева.
Наконец, подъехала машина с полевой кухней, и взвод потянулся за зав-траком. Обычная перловая каша с тушеным мясом показалась такой вкусной, что Виктор съел ее за несколько минут и, запивая горячим чаем, сладостно за-стонал, чувствуя, как после сытной еды тепло зарождается где-то в глубине живота и растекается по всему телу. Окоченевшие пальцы вцепились в металлическую кружку со сладким горячим чаем и, оттаивая после длительного холода, так больно заныли, что Виктор даже взвыл от неожиданности. Женщина-повар жалостливо взглянула на Виктора и хотела что-то сказать, но ее опередил Бунякин.
- Потри сильно пальцами о мех куртки! – посоветовал хозяйственный Бунякин. – До боли. Отойдут! Если тереть снегом, можно поцарапать кожу.
Не успели курсанты позавтракать, как в стороне от позиций обороны на УАЗиках появились посредники, и над полем «сражения» взвилась ракета, сигнализирующая о начале учений. На большом удалении от окопов появились темные точки – это шли в атаку курсанты, изображающие противника. В ответ окопы ощетинились частыми вспышками выстрелов, и над заснеженным полем на пару минут установилась настоящая канонада от холостых выстрелов учебными патронами.
Над полем взлетела еще одна ракета от посредников, и последовала команда командира взвода лейтенанта Макарова:
- Взвод, в атаку! Вперед, за Родину! Ура-а-а!
- Ур-р-а-а-а! - раскрылись посиневшие губы, и курсанты, жадно втягивая широко раскрытым ртом холодный воздух, ринулись в атаку, изображая встречный бой.
Глубокий снег затормозил лихую атаку заледеневших курсантов, но зато через каких-нибудь пятьсот метров барахтанья в глубоком снегу под курткой появился жар, и долгожданное тепло, наконец, накрыло тело, а на лбу выступил пот.
- Ура-а! Ура-а! – оголтело орали курсанты, а некоторые, для полноты картины боя, бросали перед собой взрывпакеты, даже еще не сблизившись с соперниками.
Наблюдая тщетные усилия «бойцов» по преодолению метровых сугробов, посредники через полчаса дали отбой, посчитав задачу учений успешно выполненной.
Через час, выбравшись с поля «боя», взвод уселся на два УРАЛа и отправился в училище. На этот раз по городу ехали молча, не ошарашивая жителей города любимой песней «И тИбе, и мИне – хорошо!» После чистки оружия, сдачи технической формы одежды, побрившись и пообедав, курсанты взвода с разрешения командира роты упали на кровати для отдыха. На ужин никто не поднялся, даже после того, как дежурный скомандовал:
- Рота, строиться на ужин!
Некоторые курсанты, кто еще мог реагировать на внешние раздражители, после повторной команды дежурного, подняв от подушки красные, опаленные морозом лица, отправили дежурного подальше:
- Пошел на хр…н! Дай поспать!..