Высшая степень человечности

  «Высшая степень человечности» 
               
                «Альтруизм и эгоизм не исключают
                друг друга — они просто разные грани
                человеческой природы». 
                Альберт Швейцер

    Кабинет филологического факультета тонул в золотистом свете заходящего солнца. Столы были завалены книгами и исписанными листами бумаги. Профессор Андрей Громов, массивный мужчина с седеющей бородой, нервно постукивал пальцами по корешку "Этики" Спинозы. Напротив, изящно откинувшись в кресле, сидела доцент Ирина Лебедева, ее острый взгляд скользил по страницам "Происхождения альтруизма" Триверса.

— Нет, Ирина Петровна, — Громов резко отодвинул книгу, — альтруизм — это чистое бескорыстие. Взять того же польского педагога Януша Корчака, который мог спастись, но пошел вместе с детьми в концлагерь. Разве можно назвать его поступок эгоистичным?

Лебедева улыбнулась, медленно закрывая свою книгу.

— А почему он так поступил, Андрей Васильевич? Потому что не мог иначе. Его совесть, его представление о себе не позволили бы ему спастись в одиночку. Разве это не значит, что он спасал... себя?

Громов нахмурился, его брови сдвинулись в сердитой складке.

— Вы хотите сказать, что все герои и святые — просто эгоисты?

— Давайте разберемся на примерах, — спокойно предложила Лебедева.

Пример первый: Мать Тереза.

— Она посвятила жизнь беднейшим из бедных, — начал Громов. — Где здесь выгода?

— А ее письма о "темной ночи души"? — парировала Лебедева. — Она страдала от отсутствия веры, но продолжала служить. Почему? Потому что это было ее призванием. Ей нужно было быть святой, чтобы оставаться собой. Она сама признавалась:«По натуре я чувствительна, люблю милые, красивые вещицы, уют и все, что с ним связано, – мне очень нужно любить и быть любимой».

Громов задумался, потирая переносицу.

Пример второй: Донор почки.

— А как же люди, бескорыстно жертвующие органы незнакомцам? Ни славы, ни денег!

— А внутреннее удовлетворение? — ее глаза блеснули. — Ощущение, что ты сделал что-то по-настоящему важное? Это ведь тоже награда.

В кабинете повисла тишина, нарушаемая только тиканьем старинных часов.

Пример третий: Воин-герой.

— А солдат, закрывший собой гранату? — вдруг вскипел Громов. — У него нет времени на размышления!

-  Да, он не думает о славе. Но он не может поступить по другому  — потому что иначе он перестанет быть собой. Разве это умаляет его подвиг? 

Громов задумался. 

— То есть вы хотите сказать, что альтруизм — это не «чистое» бескорыстие, а... что-то глубже? 

— Да. Это не «эгоизм» в пошлом смысле. Это — естественное состояние человека, который не может не помогать.   

Она улыбнулась. 

— Мы никого не оскорбляем, Андрей. Мы просто пытаемся понять. Даже святые чувствовали радость от служения. Да, они жертвовали собой — но потому, что их душа требовала этого. Разве это делает их поступки менее великими? 

Громов рассмеялся. 

— Черт возьми... Тогда выходит, что альтруизм — это не «высшая степень эгоизма», а...

— ...а высшая степень человечности, — закончила Лебедева. — Когда ты отдаешь, потому что иначе не можешь. И в этом — вся красота. 

За окном погас последний луч заката. Они сидели в тишине, и в этой тишине не было ни победителей, ни побежденных. 

Просто два ученых, которые поняли, что даже в самом бескорыстном жесте — есть частичка того, кто его совершает.   
Потому что так устроен человек.

Эпилог.

На следующий день Громов внес правки в свою новую статью. Теперь она называлась "Альтруизм как проявление человеческой сущности". А на полях лежала записка: "Ирине Петровне — спасибо за вдохновение. Ваш упрямый оппонент".

Когда он вышел из кабинета, то не заметил, как Лебедева, проходя мимо, улыбнулась этой записке и аккуратно положила ее в свою записную книжку — рядом с другими дорогими сердцу мелочами.
Ведь в конце концов, даже в научных спорах мы ищем не только истину, но и себя. И это нормально. .