Печалька и братья Астаховы 7

Из сборника Темные аллеи в полночь
 




Очень даже часто, почти всегда, Ванечка утешал меня после порки розгами, уводил в одну из пустых спален галереи второго этажа, и раздевал меня там. Он гладил и ласкал мои выпоротые ягодицы, говоря сочувственно:
-Эк тебя Петро отстегал… ну, разве так можно?
Я тут же соглашалась с Ванечкой, что, разумеется, так делать было нельзя, и вообще гораздо лучше - любить меня, целовать повсюду, нежели чем наказывать меня розгами по голой попе. Сразу после розог, еще в слезах, я отдавалась Ванечке и вдруг ощущала такое спокойствие и равнодушие к собственной судьбе, как будто это было так и надо, чтоб старший брат немилосердно стегал меня прутьями по ягодицам, а младший - любил и жалел меня, и делал своей сразу же по окончании порки розгами. Той весной, я вдруг впервые испытала огромное женское счастье, когда приходится подчиняться своему мужчине и терпеть от него все, включая и несправедливые наказания розгами, но зато потом можно раствориться в его мужской силе, в его волевых решениях, и принять от него все, и хорошее, и плохое, одновременно. Я просто млела, когда красавец Петр Петрович стегал меня прутьями по заднице, зная, что чем больнее будет наказание розгами, тем большее удовольствие я получу с Ванечкой чуть позже, минут так через десять после окончания порки розгами.
Я так разомлела, проводя все свое время с братьями Астаховыми, что даже не поняла, как все мое счастье вдруг закончилось. А закончилось оно быстро, резко и непонятно. Однажды, после порки розгами, Ванечка вдруг сказал мне:
-Наташа, я уезжаю в Цюрих… на все лето, в гости к другу… не бойся, я скоро вернусь… в сентябре…
Так сказал Ванечка, и продолжил ласкать мои груди, облизывать мои сосцы, но только я вдруг застыла в постели, и странное, мутное чувство тошноты вдруг обуяло меня. И я сказала Ванечке, гладя его темно-русые, чуть волнистые волосы:
-Ванечка… да я без тебя просто умру…

В то лето, мне почему-то хотелось соленых огурцов и селедки. А однажды, я съела в один присест целую банку маринованных грибов, к немалому удивлению Петра Петровича. У меня постоянно кружилась голова, меня подташнивало. Мне казалось, что я умираю. К концу июня старый граф наконец озаботился моим состоянием, позвали доктора, и его приговор был неутешителен: моя тошнота и слабость не были признаками подступающей смерти. Они были признаками наступившей беременности.