Уходящая натура русской деревни

Деревня, намоленная и неустроенная, кормилица и поилица, где ты? Твои скособоченные хаты, заросшие травой, и твоя когда-то неповторимая красота, суть самой России, она умирает. Умирает, и ничто не возродит тебя. Неспешная, ты не успеваешь за нынешним временем, а может, это время не хочет подстроиться под твой мерный метроном жизни и делает ошибки, спешит жить, хотя ты и призвана на земле быть тем самым камертоном России, её глубины. Недаром тебя и называют глубинкой, от слова «глубина», а там, где глубина, там и мощь, и ширь. Значит, в твоей глубинке и заключается сердце России.
Неспешно отстукивает время свои часы в деревне. Осмотритесь вокруг себя. Много ли людей, задумывающихся над своей жизнью, над своей судьбой, над тем, что все мы смертны? В городе мы какбудто живём вечно, всё спешим куда-то, а в деревне мы живём для вечности, понимая, что каждый шаг в этой жизни приближает нас к её концу, и он должен быть продуман и взвешен, как это делали наши предки. Но нам и невдомёк, нам-то хочется жить сейчас и только сейчас. Нам хочется «движухи», которая поверхностно входит в нас, даже не доставая сердца.
Деревня, за твоей мерной поступью стоит жизнь тех, кто когда-то и основал Матушку-Русь, не спеша пахал, сеял, выращивал урожай. И ждал каждого дня и верил, что он придёт в свой срок.

Каждому свой срок отмерен на этой земле. Деревня, подошёл и твой срок. Ты умираешь, кто-то скажет, что это естественный процесс. Там, где когда-то стояли избы и текла размеренная деревенская жизнь, сейчас гнездятся погосты.
Россия-родина, страна погостов, она бросила свою деревню на растерзание, и её потихоньку вытеснила цивилизация с лицом беса.
Деревня, стоящая и скромно просящая подаяния, скрылась за туманами, и не воротишь назад уклад предков, тот самый дух, который и отличал русских от других народов.

Эх, сейчас бы баньку истопить и попариться! Да где та банька, и потом есть душ, ночто такое банька? Русская баня — это целый процесс подготовки, начинающийся задолго до помывки, сначала надо заготовить дров впрок, высушить их и найти, где хранить. Сложить баньку, да такую, чтобы так топила, что уши сворачивались бы от её духа. А потом, когда готовишься к бане, взять чистое бельё, чтоб оно пахло свежестью, такой, какой пахнут травы на заре, сложив его, идти в баню и покиснуть там часика этак два-три, пока все кости не пропарятся, а голова не станет немного чумной. А потом пойдёшь в предбанник и своего кваску холодненького хлебнёшь, а то и яблок мочёных отведаешь, и так хорошо сразу становится на душе, так это всё по-русски.
Но мы же все сейчас — господа и не привыкли к тому, что давала деревня, к физическому труду,
который и делал нас людьми неленивыми и стойкими.
Потому и жили наши предки на своей земле долго, несмотря на войны, селились ближе к природе, понимая, что только так и можно быть ближе к Богу.
В городской суете, в вечном шуме не услышишь его голос.
Голос Бога услышишь в тишине, вдалеке от вечно спешащего к «радостям жизни» социума.
Приедешь в деревню, и первое, что придёт в голову, какая здесь тишь и благодать, а рядом озерцо или речка, до которых рукой подать, и ничего больше не надо, как выйти на заре и искупаться в холодной воде утреннего дня.
Это так взбодрит, что все блага жизни, вместе взятые, меркнут перед этой чистотой и свежестью.
Стоят поникшие и разрушенные дома деревенские, кинутые на произвол судьбы или оставленные своими жильцами после их смерти.
Брошенная деревня, ты и кормила, и вытаскивала из войн всех своих жителей, над твоей судьбой надругались и отправили восвояси за ненадобностью.
Русь всегда была жива своей деревней, но нельзя повернуть вспять реку жизни, как это пытались сделать, меняя русло рек. Любая жизнь имеет конец.
Деревня не выдержала конкуренции, она — уходящая натура, она скоро уйдёт, уплывёт за горизонт памяти, и останутся стоять только брошенные, побитые хаты, да новые погосты.
Россия справляет поминки по своей деревне.
Но почему-то очень жаль чего-то очень важного, что она давала, может, истинной — материнской любви, той самой, которая заставляет блудного сына приехать и броситься в ноги своей старой, больной матери и остаться стоять на коленях, не смея глаз поднять.
Мать простит, но скрежещущий сердце скрип старых, побитых ворот будет долго стоять в ушах, от невозможности что-то изменить.
Осталось только каяться и просить мать простить за всё, за то, что не приезжал, и уже останется только один её образ, когда она уйдёт, да могилка, заросшая травой.
Деревня. Твой каждый дом имеет историю, которой хватит на всю многострадальную Матушку-Русь. Сама ты сейчас умираешь, и остаётся только молчать и созерцать.
Умирающие деревни предрекают смерть той самой цивилизации, ради которой их и бросили.
Не предавай мать.