Он держал меня за руки и смеялся

     Он держал меня за руки и смеялся. Рассказывал про кабульскую крепость. Про то, как они уходили каждый день с "губы" на базар и возвращались обратно с водкой, виноградом, дынями, гранатами и апельсинами. А потом всю ночь пировали. Он говорил, что так они прожили целый месяц. Если бы он рассказывал о прекрасных гуриях, которые, бесстыдно извиваясь, плясали на персидских коврах, легко скользя между фруктами и кубками с вином, я всё равно поверила бы ему.
     Ему нельзя было не верить.
     Ведь он пришёл из другого мира, где всё было не так, как тут. И об этом, другом, удивительном, неведомом мне мире он говорил теперь, держа меня за руки.
     - Ты любишь гранаты? - спросил он.
     - Да.
     - А апельсины?
     - И апельсины. Но сейчас больше люблю гранаты.
     - Почему сейчас?
     - Я беременна.
     Он вздрогнул и выпустил мои руки из своих, Глаза строго и недоверчиво прищурились. Он весь подобрался, словно готовясь к
прыжку, и отодвинулся. Я очень испугалась. Я не хотела его огорчать. Но обманывать не могла. То, что я сказала, было правдой.
     Он вздохнул и отстранённо спросил бесцветным голосом:
     - И что ты собираешься делать?
     - А что надо делать? По-моему, всё уже сделано.
     - Ну, а дальше?
     - А дальше у меня вырастет большой живот, и я превращусь в толстую унылую обжору.
     Он резко привлёк меня к себе, заглядывая в глаза:
     - Это правда? Правда? Скажи ещё рез…
     Он задохнулся и вдруг… заплакал. Я испугалась ещё больше. Он держал моё лицо в своих ладонях и целовал. Целовал в волосы, в глаза, в губы. И его губы, и щёки были солёными от слёз. Потом он встал на колени и обнял меня за ноги. Мне было неловко. Я никогда не могла предположить, что этот человек будет плакать, стоя передо мной на коленях. Я вообще никогда не могла предположить, что он умеет плакать. Меня никогда в жизни никто не благодарил так. И никто не любил. Никто.
     - Не надо, пожалуйста, - попросила я, - ты же видишь, мне
стыдно.
     - Оттого, что я целую твои ноги? Оттого, что я плачу?..
     - Да. И не только из-за этого. Мне кажется, ты ошибся. Я
не могу вызывать такие эмоции. Я ведь ничего не сделала такого…
     - Молчи. Ты просто ничего не понимаешь. Ты сделала меня счастливым. Видишь, мне совсем не стыдно. Совсем!
     Он подхватил меня на руки и закружил по комнате. Но мне всё равно было невыносимо стыдно, и я тоже заплакала. От стыда.
     - Положи меня на место, - взмолилась я и рассмеялась
сквозь слёзы.
     Он мягко опустил меня на кровать и тоже начал смеяться.
Его глаза щурились и излучали тепло.
     - Ты представляешь, а я думал, что никогда уже не буду счастливым. Представляешь, какой я был дурак!
     И он начал рассказывать мне что-то очень весёлое и забавное. Про то, как он посадит меня на гору из подушек и будет кормить апельсинами и поить гранатовым соком. Ведь его так просто делать - прокалываешь небольшое отверстие и давишь изо всех сил над кружкой. И сок готов.
     Утром я проснулась от одуряющего запаха апельсинов. Я лежала, усыпанная солнечными цитрусовыми с ног до головы, лежала, боясь пошевелиться и проснуться окончательно. Ведь всё это было его очередным ожившим рассказом, таким же нереальным, как рассказ про волшебную Кабульскую крепость.
     Дверь приоткрылась и появилась сияющая взлохмаченная золотистая голова.
     - Доброе утро? Будешь чай?
     В маленьком металлическом чайнике благоухал и дымился крепчайший индийский чай. Мы пили чай и ели апельсины. У одного апельсина были вырезаны из кожуры торчащие ушки, глаза, рот до ушей и чубчик.
     - Это я. Не похож?
     Действительно, похоже получилось. Есть его я не стала. Было жалко.
     Честное слово, не знаю, что он во мне нашёл. Но я отражала его счастье и светилась сама. Он смотрел на меня и радовался. И мне уже не было стыдно, если он начинал целовать меня на улице. Я перестала себя стесняться и ненавидеть. Хотя ничего такого особенного во мне не было, как и в том апельсине, в котором он вырезал ушки и глаза. Апельсин был как апельсин. Это он оживил его. И меня. И серое низкое весеннее небо. И пустую постылую квартиру, в которой поселился вместе со мной. Это он превратил старые часы в таинственные «бимбары», а стоптанные тапочки в горнолыжные "коцы".
     Он сжёг сегодняшний день и подарил мне завтрашнее утро, которое так и не наступило.
     Но я до сих пор жду его. Мне кажется, он придёт обязательно и скажет, что пора просыпаться.
     Теперь я очень хочу проснуться и забыть свой кошмарный сон - это дикое нагромождение крови, смертей и холодного отчаяния.
     Он возьмёт меня за руки и расскажет что-нибудь про "губу", про чудесные спелые гранаты. Он оживит нашего не родившегося ребёнка и превратит все мои слёзы в апельсины. Господи, как много их будет - целая апельсиновая Лимпопо!
     Но, отчаявшись найти его среди живых, я, неизменно повинуясь древнему инстинкту, забредаю на кладбища и подолгу брожу там. Зачем? Ведь я знаю, что его нет среди мёртвых. Может быть, я хочу прочитать начертанное буквами его имя? Может быть. Может быть.
     Я знаю только одно место, где он – всегда. Это моя память.