В рай без картошки

Пустая фарфоровая чашка Зинаиды стояла на столе, отражая бледное солнце, словно зеркало, которое старалось собрать свет по-другому.

- Буду голодать, — сказала она тихо, и слова повисли в воздухе, как паутина между мирами. - Британские учёные доказали, что это полезно для здоровья. Наука, не шутки, мой милый.

Профессор Зубочистов, разламывавший круассан, усмехнулся.
- Наука? Милая, голод это просто тишина между нотами „съел“ и „не съел“.
Кухарка Фросилинда принесла бульон: янтарный, дымящийся, пахнущий детством.
- Хоть ложечку, барыня? - Зинаидa покачала головой. - Голод - это дверь в волшебный мир. И мне туда надо.

К ночи желудок заныл старческой песней. В темноте ей чудились призраки: звон в ушах (сверчок за печкой), дрожь в руках (сквозняк, ласкавший занавески), шепот: «умрёшь!» (собственный страх, сморщенный, как забытое яблоко).
Профессор Зубочистов явился с веточкой полыни.

- Tропа жира - это тоже путь, сердешная Зинаида. Может попустишься?
Зинаида лишь закряхтела в ответ и сцепила рот ещё плотнее.
На третий рассвет Зинаида проснулась от ощущения, будто мозг её вымыт дождём. Мысли текли прозрачно: «Зачем шесть ложек к супу? Зачем эта кастрюля жаркого, размером с ведро, где тонет совесть?»

Она вышла в балкон. Ветер срывал с неполитой гартензии сухие листья. Кот Нурсултан, британский учёный с глазами цвета спитого вина, наблюдал с дивана.
Когда она побежала на кухню за кипятком с лимоном, сбросив шаль, он мяукнул: «Видели?! Она стала легче птицы!»

— Чувствую себя на двадцать лет! — крикнула Зинаида профессору.
— В двадцать лет вы думали о балах, а не о том, как жир становится светом, — отозвался он, листая томик, где слова меркли перед её преображением.
За чаем Зинаида гладила Нурсултана. Его шерсть пахла солнцем, тайной и немного недомытым испражненьем.

— Еда, как капризный любовник, профессор, пока онa здесь, нe ценишь. А потерявши, ищешь себе другие источники дофамина.

Профессор с лязгом поставил чашку.

— Зинаида, дофамин не любовник. Он дирижёр оркестра под названием “Желания”. Вы не потеряли дирижёра, вы просто заставили оркестр играть Бетховена вместо шансона. На пустом желудке гаммы чище.

Зубочистов развернул томик Мопассана, будто разворачивал доказательство.
— Еда - это привычка цепляться за знакомые ноты: жир - бас, сахар - фальшивая флейта. А голод.. — он ткнул пером в небо, - голод - это пауза, когда вдруг слышишь, внутри тебя звучит скрипка, о которой забыл. И дирижируешь ты!

Кот Нурсултан прыгнул на стол, опрокинув пузырёк с валерьянкой. Фросилинда капнула мёдa на лапу Нурсултана и  тот осторожно лизнул.

— Барыня, а кот-то ваш... тоже голодает?
— Нет, Фросилинда. У него привычка умирать от голода сразу после обеда. Поэтому подкармливаем, мы же не звери.

— И знаешь, - задумчиво продолжила Зинаида, -  свари-кa завтра борщ. Но без картошки. Mне кажется, я слышу, кaк земля плачет при расставании с родными клубнями.

Кот спрыгнул на пол. У него были лапы, и он не мог покрутить ими у виска: "А если земля плачет, кто вытирает её слёзы? Лопата?"