Хоженье за Три Неба

                Хоженье за Три Неба

          В окно музея виден кусок южной кремлевской стены. У ее подножья растет крапива, а над зубцами плывут белые пушистые облака.
          За окном раскинулись далекие и недоступные Семь Небес. Мне дотянуться хотя бы до третьего. Это предел моих мечтаний.

          За Три Неба многие ходили да немногие назад вернулись, взять хотя бы Ивашку Подкидыша. Не знамо какого он был роду-племени, а про него сказ писан.



          Жили-были на краю деревни Малинки возле речки Курьи дед Макар да бабка Макариха. Жили они без малого тридцать лет и три года. Не без горя, конечно, но и без особой радости. Вроде бы, все было, да только детей Бог не дал.
          В тот год зима пришла, вьюжна да снежная. Сугробов набило, что и из избы не выйдешь. Все пути, все дороги замело.
          Вечереет. Холодно и пусто, будто весь мир заснул да разбудить себя не попросил. Сидят дед да бабка, на улицу глядят. А по улице морозцы разгуливают. Собой морозцы невелики, да от отца Mороза им огромная сила дадена. Дуют ветром-сивером и морозным паром дышат. А от этого и птицы на лету замерзают и сугробы растут.
          Вдруг слышат старики, что снег заскрипел, значит, человек идет. Поднялся незнакомый человек на крыльце и в двери постучал.
          Старики пока туда-сюда, двери открывали, ушел человек, словно его и не было, взамен себя на крыльце сверток оставил.
          Подняла его Макариха, а он пищит. Поняли старики, что какая-то мать непутевая им на крыльцо ребенка своего подкинула.
          В наших краях в старину это сплошь и рядом было. Бывало, матери кормить нечем   сама худа, молока в груди нет. Вот она и подкинет ребенка своего на порог к чужим людям. Вот, мол, добры люди, возьмите кровиночку мою, поите, кормите и вырастите. А мне, несчастной, видно так на роду написано, страдать да как птице кукушке гнезда не вить и деток не видеть.
          Глядят дед да бабка, младенец мужеского полу. Собой крепенький, волосики на головушке светленькие.
          - Радуйся, бабка, -  говорит дед Макар, -  и нам с тобой счастье на старости лет выпало.
          Взяли они дитё и в избу понесли, а вслед за ними морозцы летят. Наш, мол, младенец, нам положенный.
          - Уймитесь, морозцы-трескуны, -  отвечает им бабка Макариха. – Не ваш он теперь, а мой.
          Трескуны не уступают, дуют, воют. Вот уже и в избе снег, и в углах сугробы.
          Открыла тогда Макариха печную заслонку, а там Огонь.
          Выскочил Огонь и говорит:
          - Давай, ребята, силой меряться.
          Только куда морозцам с Огнем справиться. Не выдержали они, да и вон из избы, только в углах лужи остались.
          Собрала Макариха воду тряпицею, а дед Огню в пояс поклонился.
          - Спасибо, выручил.
          Прошелся Огонь еще раз по избе в лицо дитя глянул и, довольный, в печь ушел.
          - Ну, бабка, -  молвит дед Макар. -  Как дитё звать станем?
          - Да Ивашкой назовем и будет, -  отвечает Макариха,  - чай не князья?
          На том и порешили.
          Рос Ивашка богатырем, не по дням, а по часам. В четыре годочка такой силой обладал, что только держись. Ребятишки с ним играть боялись  - изувечит. Да и матери их как Ивашку видели, деток своих прятали. Благо, что Ивашка смирным был, а то бы вовсе с ним сладу не было.
          Силен был Ивашка, а умишком невелик  - всяк его обмануть мог. Пока мал был, старики научали его, а потом рукой махнули  - жизнь научит уму-разуму.

          Когда Ивашке шестнадцать стукнуло, помер дед Макар. Остались Ивашка да Макариха вдвоем. Сперва поплакали, да только мертвого взад не воротишь.
          Задумалась Макариха, а вдруг сама помрет, как Ивашке-то жить. Силушкой-то его Бог не обидел, а вот ума не дал.
          Решила бабка Ивашку женить, но женить не на молодице, а на бабе вдовой, что огонь и воду, и медные трубы прошла.
          Жениться не напасть, а кабы, женившись, не пропасть. С умной женой ума наживешь, а с глупой и последнее потеряешь.
          То ли бабы вдовой не нашлось, то ли бабы за Ивашку не шли, женила Макариха Ивашку на Марьюшке, что годы девичьи пересидела. Вроде и на лицо ничего была, но бой-баба, сказывают, два мешка картошки за раз на себе таскала. Воду на коромысле, так по три ведра: два так и еще одно в руке.
          Марьюшка за Ивашку с неохотой пошла, да делать нечего. Хоть и глупый муж, а не пустое место.
          Ивашка Марьюшки и вовсе испугался. Долго его Макариха уговаривала, бранила даже. Наконец уговорила.
          На ту свадьбу много народу съехалась -  все на богатырскую свадьбу поглядеть хотят.
          Ивашку по такому случаю в красную рубаху да полосатые штаны обрядили. Волосы ему Макариха гусиным жиром намазала.
          Вышел Ивашка на улицу  и первым парнем на деревне оказался.
          Марьюшку по случаю свадьбы в баню повели. Там мыли и парили да с пением косу девичью расплетали.
          Облачили Марьюшку в платье белое и к Ивашке повелили. Благословила молодых бабка Макариха на жизнь богатую да ладную.
          Поехали молодые венчаться, а путь этот не легкий. Всяко бывает. Нечисть да колдуны только и ждут, чтобы свадьбу испортить. Сказывают, раз колдун весь свадебный поезд, и жениха с невестой, и родню, и гостей в волков оборотил.
          В наших краях был колдун Савка, кривой и рыжий. Очень он любил на свадьбах гулять и все за так. Все его на свадьбы звали, а как иначе? Не позовешь, то он всю свадьбу испортит.
          Хотела Макариха к Савке на поклон идти, а Ивашка заупрямился. Его Савка очень обижал в ребячестве.
          Не позвали Савку, а он сам пришел. Только молодые в избу на гуляние, а Савка уже в переднем углу сидит. Сидит и молчит, губы надул.
          Опешили гости, а Ивашка вышел вперед да колдуна за нос схватил. Поводил его по избе сполна. Из избы – во двор. Со двора вывел – пинка под зад дал. И пошло у них гулянье да веселье.
          Савка злобу затаил. Пробовал страхи напускать, да только куда там, если в избе хмельное рекой льется. Так и ушел ни с чем.
          Через положенное время молодых в сарай свели.
          Тут у Ивашки конфуз вышел. Смех да только. Не знает парень, что с бабой делать! Чмокнул только Марьюшку пару раз да на том вся любовь и кончилась. Марьюшка с досады даже заревела.
          Услышала Макариха рев, прибежала и сама чуть не прослезилась. Сидит ее Ивашка на брачной постели дурак дураком. А ведь гостям нужно рубашку невесты принести показать.
          Скоро Макариха нашлась. Бабка ушлая была. У петуха гребень подрезала и Марьюшкину рубашку выпачкала.
          Вынесла после этого бабка рубаху гостям, чтоб все видели, как дело сладилось, что девка честная парню досталась.
          Ничего гости не поняли, и пошло у них веселье пуще прежнего. Два дня гуляли, на третий – похмелялись.

                Гости пили, гости ели,
                Просто скажем – лопали,
                Молодые все сидели,
                И глазами хлопали.

          Не сложилась у Ивашки и Марьюшки семейная жизнь. Что только Марья не делала, чтобы мужа вразумить: ругала, била, в чулане пустом запирала. А он что? То с ребятишками в прятки играет, то змея воздушного запускает, то с утра удить пойдет.
          Плакала молодая жена: у других-то мужики жен балуют, подарочки дарят, бусики там, сережки с камушками…
          Ивашка-дурак на эти слова взял да корову со двора увел.
          - Привезу, - говорит, -  тебе подарочек, бусики там…
          И увел корову на ярмарку. Ярмарка стояла от Малинки верстах в пяти, да все лесом…
          Привел Ивашка корову на ярмарку. На ярмарке шум, гам, народу всякого полно. Купцы в красных рубахах расхаживают.
          Ивашка хотел корову за рубль с мелочью продать, а потом глядит, в торговом ряду цыган Мара коня ведет. Хорош конь, сам вороной, а от копыт, словно чулочки белые надеты.
          Увидел цыган Ивашку.
          - Давай, -  говорит, -  меняться. Ты мне – корову, я тебе – коня.
          Обрадовался Ивашка. Думает: выменяю коня – будем с Марьюшкой кататься.
          Поменялись. Ивашка так рад был, что даже не заметил, как конь-огонь в старую клячу превратился.
          Пошел парень дальше. Видит, девчушка козочку ведет. Коза, конечно, не корова, да только Ивашка загляделся на тут козочку. Рожки у нее золотые, копытца серебряные.
          Подбежал Ивашка и кричит:
          - Давай меняться. Я тебе – коня, а ты мне – козу.
          Девчушка не дура была, просто молодая очень.
          - Изволь, -  говорит, -  сменяемся.
          Сменялись. Пошел Ивашка по торговым рядам дальше. Сменял козу на поросенка. Хороший был поросенок, и румяный, и пригожий.
          После парень и двух шагов не сделал, увидел, что мужик петушка продает. Петух-то красавец: гребень шелковый, на ногах шпоры золотые. Сменял Ивашка поросенка на петуха.
          Потом пошло и поехало. Петуха сменял на жернов, жернов – на шило, шило – на мыло, мыло – на пуговку, пуговку – на иголку.

          Пришел Ивашка домой. Марьюшка его спрашивает, что выменял? Он и подает ей иглу.
          Разозлилась Марьюшка.
          - Иди-ка ты, -  кричит, -  мужичок, со двора. Где хочешь ума набирайся, а домой без ума не вертайся!

                На улице срамота –
                Жена мужа продала,
                Да не дорого взяла:
                Копейку, полушку
                Да в спину колотушку.
                Не умеет работать,
                Лошаденку запрягать.
                Не умеет за стол сесть,
                Не умеет каши есть.

          Пошел Ивашка по белу свету ума искать. Вышел за околицу, думает, в какой стороне его ум. На закат солнца ему идти или на рассвет? Так и сел посреди дороги.
          Долго сидел Ивашка. Солнышко уже к верхушкам деревьев склонилось.
          Вдруг откуда ни возьмись солдат, ездовой пехотинец, отставной козы барабанщик, идет да посвистывает. Увидал Ивашку и спрашивает:
          - Что, парень, посреди дороги сидишь?
          - Да вот, -  отвечает Ивашка, -  жена меня ума искать послала, а куда идти не сказала.
          - Это дело поправимо, -  говорит солдат. – Ума у людей можно попросить или купить, коль деньги есть. А вот за Кудыкиными горами – все мудрецы. Стоит только на те горы влезть – враз поумнеешь.
           - А где те горы? – спрашивает Ивашка.
           - А ты иди всё прямо да прямо, -  отвечает солдат, ездовой пехотинец,   и дойдешь.
           Ивашка утра дожидаться не стал, прямо так по звездам и пошел. Скажи какой человек!


           В наших краях, как солнышко закатиться, то и за порог выйти страшно. Домовой, что в избе – добрый, а дворовой – уже сердитый. Что не по нему – сразу то поленом в башку запустит, то грабли подсунет. А на грабли наступишь, так черенком по лбу получишь, что искры из глаз.
           За двором – баня. Да только в баню в потемках не ходи, а то задавит нечистый и под пол утащит.
           А коли втемяшится блажь после заката по воду сходить, тут уж будь уверен, что водяной на мостках караулит. До чего вредный старик! Как луна в полный свет встанет, он и появляется. Сядет на корягу в зеленом колпаке. Увидишь – прячься, а то под воду утянет.


          Версты две прошел Ивашка и увидал, впереди огонек блестит. Дурак прямо на огонек и попер. Глядит, сидит среди поля старуха древняя, седая да морщинистая и над огнем ребенка поджаривает. А у самой слюнки так и текут.
          - Эге! – думает Ивашка. – Да это ведьма!
          Он ближе подошел да как гаркнет:
          - Здорово, баушка!!!
          Ведьма с перепугу чуть жаренку свою в костер не уронила.
          - Хлеб да соль,  - продолжает Ивашка. – Я иду, смотрю, ты сидишь, и огонь горит.
          Скоренько нашлась старуха.
          - Чего, -  спрашивает, -  тебе надо, Ивашка Подкидыш?
          - Мне, - отвечает Ивашка,  - надо знать, где Кудыкины горы.   
          - Иди-ка ты, Ивашка, -  отвечает ведьма, -  все прямо да прямо и никуда не сворачивай. Пройдешь темный лес, упрешься в быструю реку, там будет перевозчик. У него дальше дорогу спросишь. Обо мне, смотри, никому не сказывай, а то помрешь.

          Ох и стервы эти ведьмы! В старые времена, бывало, соберутся гуртом, оборотятся сороками и на Лысую гору полетят. На Лысой горе у ведьм и песни, и пляски до первых петухов. Натешатся всласть, обратно в сорок перекинуться и домой.
          И вот ты хочешь -  верь, хочешь – нет, а утром всякая подле своего мужа, а девка – у родителей. Если по здравому разумению, все бабы – ведьмы. Только они хуже хмельного мужиков губят, жизнь отравляют.
          Да не я один так разумею. Вот свояк мой Игнат, сколько ему бабы крови попортили. Мыкался он со своей бабой, мыкался. Потом ушел от нее. Срубил избенку на краю деревни. Думает, хоть в старости спокойно поживу.

                Бабы – дуры, бабы – дуры,
                Бабы – бешеный народ:
                Как увидят помидоры,
                Так и лезут в огород.

          Долго шел Ивашка и никуда не сворачивал. Если гора попадалась, то в гору лез. Если река встречалась – вплавь переплывал. Если болото – всё одно вперед пёр.
          Среди незнакомого поля только и приостановился. Глядь, идет навстречу мужичок лысенький, на горбу сундук тащит. Приостановился, сундук на землю опустил.
          - Чего, парень,  - спрашивает он Ивашку, -  без дела шатаешься?
          Все Ивашка ему рассказал: как корову променял, как жена выгнала, как солдата встретил. Про Кудыкины горы тоже не забыл.
          - Брехня все это, -  говорит мужик. – Правда, с женой не порядок. Зато моя   всегда со мной. Хочешь, покажу?
          Открыл мужичок сундук, оттуда жена вылезла. Да только не одна, рядом с ней ухарь неведомый образовался.
          Увидел ухарь мужиков да бежать.
          Ивашка поглядел на мужичка и говорит:
          - Слушай, пошли на Кудыкины горы.

          Зашел Ивашка в темный лес. Жутко ему стало, когда впереди дерева в три обхвата, а в листве желтые глазища горят.
          Однако не свернул Ивашка с пути-дороги. Сколько иголок да колючек на себя собрал – не сосчитать. Пока через лес прошел, на ежа стал похож, не пыхтит только.
          На ночь облюбовал дурак самую высокую сосну (она среди чащи на поляне стояла). Залез, к стволу привалился и заснул.
          В глухую полночь набежала со всех концов нечисть. Стали черти про меж себя хвастать, где были да чего сотворили. Один нечистый говорит про то, другой – про другое.
          Один чертенок и похвастался.
          - Я,  - говорит, -  живу у князя Демьяна в палатах, словно в родном Пекле. Всего у Демьяна вдоволь. Слуг да семью княжескую я так запугал, что они поодиночке шагу боятся ступить.
          - А как, братец, ты это сотворил? – спрашивают у него нечистые.
          - А я, -  отвечает черт, -  то одно, то другое сделаю. Демьяновой жене под ноги свиньей подкатился, то она до сих пор как воробей скачет – ноги-то изломала. К кухарке раз покойник в кровавом саване явился. Ключника в пустой кладовке запер да вся ночь мороками пугал.
          - Тебя, поди, братец, гнать приходили? – спрашивают нечистые.
          - А как же! Приходили. Даже раз попа приводили. Я в попа кочергой запустил и весь дом перевернул. Вот если б нашелся смельчак со мной совладать, то я бы и сам ушел.
          Ивашка наверху сидит да все на нос мотает, потому как усы у него еще не выросли.
          С первым солнечным лучом разбежались нечистые. Слез Ивашка с дерева. Ну, думает, случись ему к князю Демьяну попасть, наведет он шороху…

          Дальше пошел дурак и к реке вышел.
          Течет реченька. Медленно волна за волной катиться. Хоть и узенька реченька, а вброд не перейдешь.
          У бережка увидел Ивашка утлую лодочку, а в ней перевозчик – старый дед.
          - Здорово, дедушка! – кричит Ивашка. – Сделай милость, перевези на ту сторону.
          - Отгадай загадку, -  молвит перевозчик, -  тогда перевезу.
          Делать нечего, согласился Ивашка.
          - Слушай, парень,  - говорит перевозчик. – У деда Андрея лежит на печи полосатая, мордатая, для каши негодная, а для мышей привольная.
          - Это тыква, -  отвечает Ивашка. – Ее дед Андрей еще в прошлом году на печь положил. Кашу из нее уже не сваришь – как камень стала, да и дырок в ней мыши понаделали.
          - Ну, молодец! – говорит перевозчик. – Садись в лодочку.
          На середине реки перевозчик Ивашку и спрашивает:
          - Скажи, молодец, кто сквозь землю прошел и красную шапочку нашел?
          - Постеснялся бы ты, старый, такие срамные загадки загадывать. Ведь это стыдно сказать что!
          Перевозчик чуть весло не выронил.
          - Я ж, -  говорит, -  про гриб спросил.
          - Грибы-то, дед, тоже разные бывают.

          Пошла раз девка Ульянка по грибы. А такая сухмень была, что лишь изредка чахлые сыроежки попадались.
          Глядит Ульянка, а под березой «гриб» расположился. У того гриба усы рыжие с пол-аршина да кафтан с золотыми пуговками.
          Захотелось тому грибу Ульяновой чести отведать. Он и давай ее ловить. Вот охальник-то!
          Ульянка корзинку бросила да бежать. Насилу убежала да честь девичью сберегла, но с той поры в лес ни ногой: вдруг этих грибов целая семейка обнаружится.
 
                Как по нашей, по реке
                Ехал Ванька в туеске.
                Веслом подпирается,
                Маньку дожидается.

          Переехал Ивашка через реку, стал спрашивать перевозчика про Кудыкины горы.
          Перевозчик ему отвечает, что надо налево повернуть и все прямо идти. Там будет город, в нем и спросить надо.
          - Только обо мне, -  говорит перевозчик, -  никому не сказывай, а то домой дорогу позабудешь.
          Ивашке все нипочем. Пожал плечами, налево свернул и пошел.   

          Город перед Ивашкой раскинулся, большой да шумный. На улицах кузнецы и сапожники. В лавках и ткани, и жемчуга, и товары всякие.
          Первого встречного мужика Ивашка остановил и спрашивает, где, мол, Кудыкины горы? Тот Ивашку на смех поднял.
          Ивашка ему в зубы дал и дальше пошел. Другого спросил. И тот смеяться,   Ивашка его за бороду.
          И пошло-поехало: одному – в зубы, другого – за бороду. Никто про Кудыкины горы не знает.
          Дошло до городского головы, что некий человек по городу ходит и всех встречных побоями награждает. Приказал голова Ивашку изловить и под его светлые очи представить.
          Так и сделали.
          Вот стоит Ивашка у головы в дому и на стены глядит. По стенам и картины в золотых рамах развешены, гобелены разные и даже оленья голова с рогами.
          - Ну, -  спрашивает городской голова, -  говори, парень, за какую такую провинность ты горожан моих обижаешь?
          - Да вот,  - отвечает Ивашка,  - я битый час по городу иду, у каждого про Кудыкины горы спрашиваю, да никто не говорит.
          - Так это сказки! – засмеялся голова. – Нет никаких Кудыкиных гор!
          Ивашка городскому голове кулаком по зубам, пятерней за бороду. Цельный клок выдрал!
          Рассердился голова, велел Ивашку розгами отстегать да из города выгнать.
          Отстегали Ивашку розгами, дали пинка под зад и упал парень лицом в дорожную пыль. Отряхнулся, отплевался, буйной головой тряхнул.
          И привиделись Ивашке в синей дали высокие горы. Он и побежал к ним.
          Бежал, бежал, пока из сил не выбился. А горы ближе не сделались.

                Ты пошто меня шабаркнул
                Балалайкой по спине?
                Я пото тебя шабаркнул,
                Что понравилась ты мне.

          В деревне Белой когда-то давно жил австриец Иосиф. Как он в ту деревню попал, никто не знает.
          Прожил он там долго и на нашей женщине женился. Стали жить ладно, но только видит он, что жена его день ото дня все грустней. Он и спросил ее, что ты, милая моя, грустная такая?
          – Не любишь ты меня, -  отвечает молодая жена.
          - Люблю, -  говорит Иосиф.
          - Нет, -  говорит жена, -  не любишь. Ты меня ни разу не бил.
          Ну, австриец долго не думал, взял в руку первое, что подвернулось и давай жену охаживать. Только перестарался он малость   чуть жену не убил. Доказать хотел, как сильно любит…

          Шли через поле мужики незнакомые. Увидели Ивашку, стали к себе в гости зазывать.
          - Что мне у вас, дураков, делать? – спрашивает Ивашка. – Да вы, поди, щи-то лаптем хлебаете и избы блинами конопатите?
          Рассказали ему мужики незнакомые, что жизнь в их деревне богатая да сытая. Избы все новые, ладные, тесом крыты.
          Согласился Ивашка.
          Пришли в деревню. Дома по самые окна в землю вросли. С крыш гнилую солому еще зимой скоту скормили. У ворот старики беззубые да ребятня чумазая.
          Ивашка с досады едва белугой не заревел: где богатство обещанное?
На это поднесли ему мужики стаканчик зелена вина.
          - Выпей, -  говорят, -  батюшка. Сделай милость.
          Выпил Ивашка. Глядит, ничего не понимает. Дома все новые, высокие да красивые, все новым тесом крыты. Музыка кругом и песни.
          От радости Ивашка еще стаканчик выпил. И еще один, и еще…
          Напился пьян и упал в грязь непролазную, вековую.

          Жил в нашей деревне мужик один. Ничего вроде был, но как выпьет тут и грозит, что сейчас, дескать, пойдет и задавится. По этой причине от него всегда по пьяному делу веревку прятали.
          Раз мужики выпивали, а веревку не спрятали. Он взял и на себя петлю одел, а конец за бревно во дворе привязал.
          Мужики глядят и головами качают: опять за свое!
          А тот и стал кричать: меня черти за ноги тянут!
          Мужики пока туда-сюда, удавили нечистые дурака…
          А про тот у нас так говорят: стоит петлю надеть – черти задавят.

          Долго Ивашка в грязи лежал. С него и одежу сняли, исподнее оставили. Пропал бы совсем парень, да ехал мимо князь Демьян со слугами. Жалко ему стало парня. Приказал он взять Ивашку, посадить на телегу и к себе отвести.
          Утром, только проснулся Ивашка, ему чашку рассола несут.
          - Где я? – спрашивает Ивашка. – И как сюда попал?
          - Ты, -  отвечают ему, -  у князя Демьяна во дворце. Тебя князь в дугу пьяного велел сюда привести.
          Спас князь Ивашку от смерти гнусной, позорной. Решил Ивашка князя отблагодарить.
          - Знаю, князь, -  говорит Ивашка, -  я про твою беду.
          И понесло парня. Стал сказывать, что он дока и всех чертей по именам знает.
          - Вот ты мне и нужен, -  говорит князь Демьян. – Замучила меня нечистая сила. Мы и знахарей, и колдунов звали – все без толку. Никто справиться не может!
          - А я справлюсь, -  хвалится Ивашка. -  Эко дело – нечиста сила!
          Пошел Ивашка чертенка гнать. Целый день гонял – весь дворец вверх дном перевернул. Одной посуды на двадцать пять рублей разбил!
          Долго бы еще гонял, если б за хвост не ухватил. Тут чертенок ему в ноги пал и взмолился.
          - Чего, -  спрашивает, -  тебе, мужичок, надобно? Золота дам, серебром усыплю.
          - Ничего не надо,  - говорит Ивашка. – Неси-ка ты меня, нечистый, за Кудыкины горы в благодатную землю.
          Тут же подхватил черт Ивашку и понес за быстрые реки, за дремучие леса, на чужую сторону, незнакомую.
          Ивашка в небесах чуть не обмочился со страху, материл черта и в хвост, и в гриву.
          А тому это даже приятно, потому как для них, нечистых, ругань слаще музыки. Так с матерками Ивашка Кудыкины горы перелетел.
          За Кудыкиными горами нечистый исчез, а Ивашка полетел с небес камнем. Убился бы, да летел мимо мушиный рой. Мухи матерые, сытые.
          Ивашка прямо в их гущу угодил. Уцепился за мушиную лапку и тем только уцелел.

          И вот стоит Ивашка среди земли неведомой, земли волшебной. Прямо перед ним на березе калачи вешаются, в речке молоко с малиновыми пенками течет. И тепло очень. Ивашка все с себя скинул, одни подштанники оставил.
          Первый раз Ивашка сыто и спокойно поел. Задарма молока напился. Лег под деревом, лежит, блаженствует.
          Но скоро людишки тамошние Ивашку заприметили. Они все, слышь-ка, черные, словно сажей измазаны, на шеях бабьи бусы, руках по копью.
          - Ты,   спрашивают, -  кто будешь, мил человек?
          - Я,  - отвечает Ивашка,  - сильно могучий богатырь Иван, Макаров внук.
          Людишки черные враз копья побросали и в ноги повалились.
          - Прости нас, -  говорят, -  Иван Макаров, сильно могучий богатырь. По незнанию мы да по малоумию!
          - Ладно, -  говорит Ивашка, -  на первой прощаю. Теперь говорите, чего вам надобно.
          Рассказали ему людишки чумазые, что их страну чудесную обложил с войском со всех сторон король иноземный. Требует он дани великой, за тридцать лет злато-серебро и дочь царя местного себе в жены. Собрал местный царь войско великое, да возглавить его некому, потому как перевелись сильно могучие богатыри за Кудыкиными горами.
          - Это дело поправимо! – кричит Ивашка. – Я такой богатырь, что за единый раз бью сотню махом, а другую – побивахом.
          Пришли к царю. Сидит Монго-Бонго Тринадцатый на тринадцати звериных шкурах. Вкруг него стоит грозная стража. Все воины черные, в бусах да с копьями.
          Поклонился Ивашка царю.
          - Я, -  говорит, -  богатырь приезжий. Прозываюсь Иван Макаров, Смёртная рука. Кого за руку схвачу – рука вон, кого за ногу – нога навылет.
          Встал тогда с трона царь. Расцеловал Ивашку в обе щеки, на шею бусы костяные повесил и говорит:
          - Будешь ты отныне зваться Ивандубу Макамбо, Мертвая рука, Пожиратель обезьян, зять мой названный.
          Привели тут Ивашке невесту, царскую дочь Джуту-Гнуту, Цветок кактуса. Глядит Ивашка и дивится: девица стройная да востроглазая, а сама как сапог черная.
          Обняла Ивашку царская дочь и говорит:
          - Коли победишь злого короля Игурамбо, то я твоя навеки.
          - Изволь, -  говорит Ивашка, -  за такую цену, я не только Игурамбо, но и кенгурамбо, и кукарямбо одолею.
          Выступил Ивашка в поход во главе огромного войска. Ехал он на полосатой кобыле, с мечом, копьем и бусами на шее.
          Вот встретились они с неприятелем. Силы-то равны, но у врага впереди войска великан стоит. Сам как гора, голова как пивной котел.
          Выехал Ивашка вперед.
          - Ты, -  говорит, -  сильно могучий богатырь и я таков же. Не честь, не хвала нам будет, коли станем биться, не поздоровавшись.
          Разъехались, стали кланяться.
          Великану полчаса надо, чтоб голову склонить. Еще полчаса, чтобы поднять.
          Ивашка не стал дожидаться, хватил мечом, и покатилась голова великана с плеч долой.
          Дрогнуло вражеское войско да бежать. А Ивашка давай их догонять и кобылой топтать. Кого не задавил, то копьем заколол, мечом зарубил. Только этого мало Ивашке показалось. Решил парень чужого короля живого на веревке привести.
          Басурманский король затаился в крепком городе. Остановился Ивашка перед городом, нарубил пальм да бамбука, развел большой костер. Сам разделся догола – сидит да греется.
          Войско поглядело на него и также сделало. Нарубили деревьев, насобирали поленьев, запалили костры на все джунгли.
          - Эх, закусить бы надо, -  говорит Ивашка.
          Полез парень в сумку седельную. В сумке у него было сдобная лепешка.
          Вдруг выскочила откуда-то собака, вырвала лепешку и дай Бог ноги.
          Ивашка ухватил горящую головню и за собакой припустил. Воины тоже похватали головешки и за ним.
          Собака та оказалась королевская. Прямо во дворец бросилась. Ивашка за ней, воины – за Ивашкой. Все, что под руку попадет жгут и палят без пощады.
          Поднялась в городе паника. Ивашка же в голом виде в королевский дворец вломился.
          Тут поднялся с трона басурманский король Игурамбо Третий, Рыбий Глаз, Не берущий на блесну. Посмотрел на Ивашку и говорит:
          - Я – мужик не слабый, но ты мужик так мужик! Пошли со мной.
          Привел басурманский король Ивашку в свой гарем и хвастает:
          - У меня девяносто девять жен, одной для ровного счета не хватает. Жены у меня лаковые. Отдохни здесь маленько.
          С женами королевскими Ивашка целую неделю проваландался, а потом пришел к королю и говорит:
          - Бабы твои у меня все силы высосали. Мочи моей нет.
          Засмеялся король в ответ. Он-то хотел через жен своих Ивашку погубить.
          Все понял Ивашка, взял он острый меч и убил басурманского короля, а жен его со двора прогнал.

                Милый мой, а я твоя,
                Куда хотишь, девай меня,
                Брось жену законную,
                Люби меня, знакомую.

          Сдержал Монго-Бонго слово, отдал дочь свою за Ивашку. На свадьбе все кактусовой браги перепились. Давай плясать, да песни горланить. Сам царь Монго-Бонго вприсядку пошел и запел:

                Пойду плясать,
                Весь пол хрустит,
                Мое дело молодое,
                Меня Бог простит.

          Тут и невеста из-за стола выскочила. Пошла плясать, руками махать:

                Не хотела я плясать,
                Свою выходку казать,
                Вот и я, вот и я,
                Вот и выходка моя.

          Пришлось и Ивашке выходить. Он ногами такую «штуку» закрутил, что никто повторить не смог.
                Цыган цыганке говорит:
                У меня давно стоит…
                На столе бутылочка,
                Пойдем выпьем, милочка.

          Когда молодых в опочивальню свели, решил Ивашка молодой жене всю правду о себе сказать.
          - Ты прости меня, милая моя, -  говорит Ивашка, -  я ведь женатый человек. У меня жена Марьюшка.
          - Ничего, -  говорит Джута-Гнута, Цветок кактуса, -  у тебя будет две жены. Тебе это по богатырской силе положено.
          Стал Ивашка жить в царском дворце. Все у него есть. Чего душе угодно – все на столе. Работать не надо. Казалось было, живи да радуйся, а парня тоска загрызла. По дому Ивашка заскучал, по снегу белому, по березкам тонким. В чудесной стране снега никогда не было. Растут пальмы, бамбук да деревья хлебные.
Тут еще Ивашке Марьюшка вспомнилась.
          «Как, -  думает, -  она без меня?»
          Увидала Джута-Гнута, что Ивашка печальный ходит, все у него расспросила.
          - Не могу, -  говорит Ивашка, -  здесь больше находиться. Сил нет – домой хочу. Я здесь всего год прожил, но душой изболелся.
          Покачала головой Джута-Гнута, Цветок кактуса.
          - Это, здесь, -  молвит, -  год, а за горами уже пять лет прошло.
          Опечалился Ивашка пуще прежнего:
          - Тогда и подавно отпущай меня домой!
          Собрался Ивашка. Сел на полосатую кобылку, взял сухарей в дорогу, чмокнул на прощанье царскую дочь и на родину поехал.


          Эх, родимая моя сторонушка! Сколько лет я дома не показывался! Домой я по полям серым волком бежал, по небу летел вороном, по рекам плыл рыбой-щукою. А любимую свою во сне видел и о встрече нашей как наяву грезил.
          Знаешь, моя ладушка, на чужой сторонушке горька долюшка, жизнь безрадостная: в городах все люди незнакомые, на горах да в лесах лихи разбойнички – свищут, добычи ищут. Так бы вырвал из груди сердце пламенное, чтоб оно мне дорогу к дому указало.


          Ехал Ивашка через пустыни песка белого и солнца жаркого. От жары и жажды, кажись, в уме повредился. Стали казаться ему среди песков дворцы сказочные. Когда ж его кобылка копыта откинула, закинул он на плечи седло и к тем дворцам пошел. 
          Так в погоне за дворцами-мороками пустыню и одолел. Пришел к морю синему, скинул с плеч седло и на бережку уселся. Плыли по морю корабельщики на судах торговых. Увидали Ивашку и на корабль взяли.
          Сперва ничего плыли. Море спокойное, как скатерть гладкое. Потом буря налетела, стало корабль качать.
          Ивашка чуть со страху не помер. Соленой морской водицы под самую завязочку нахлебался.

                Миленький, тону, тону,
                Миленький, ко дну, ко дну.
                Ты не потонешь, милочка,
                А поплывешь, как рыбочка.

          Разлетелся корабль в щепки, едва только Ивашка за какую-то доску успел уцепиться. И завертело, его закрутило, понесло, как осенний листок по реке несет. Тут Ивашка, может со страху, может от того, что рядом смерть ходит, в раз поумнел. Таким умным сделался, что любого мудреца за пояс заткнул.
          И сказал парень сам себе:
          - Когда солнце встанет, утихнет буря.
          Точно так по его словам сделалось. Как солнце взошло, стало море снова гладкое. Плывет Ивашка на доске и никакой печали не знает.
          Вдруг забурлила синее море, появился оттуда сам Царь Морской.
          - Здорово, Ивашка! – кричит Царь. – Куда путь держишь?
          Про то сам не ведаю, -  отвечает Ивашка. – Вроде домой, а вроде и нет. Куда плыть не знаю. Нет у меня ни компаса, ни карты.
          - Доставлю я тебя на берег, -  говорит Царь Морской, -  если отгадаешь три загадки. Не отгадаешь – утоплю. Согласен?
          Согласился Ивашка.
          Вот загадывает Морской Царь первую загадку:
          - Меж гор бежит конь вороной.
          - Эка невидаль, -  отвечает Ивашка. – Это реченька быстрая, что через горы течет.
          Нахмурился Морской Царь, другую загадывает:

                Рассыпался корабль
                По мхам, по морям,
                По всем городам,
                Не собрать того корабля
                Ни князьям, ни попам,
                Ни думным дьякам.

          - Знаю, - говорит Ивашка. – Это звезды ясные, путеводные.
          Еще пуще Царь нахмурился, последнюю загадывает:

                Без крыл летит,
                Без ног бежит,
                Без огня горит,
                Без ран болит.

          Долго думал Ивашка и наконец сказал:
          - Без крыл летит буйный ветер. Без ног бежит туча грозная, черная. Без огня горит солнце ясное. А без ран болит сердце ретивое, страстное по родимой сторонушке, по жене Марьюшке.
          Только проговорил, всколыхнулось синее море, вал налетел.
          И увидел Ивашка, что стоит над морем на высоком яру.
          - Ну, спасибо, Царь Морской, -  сказал он и морю в пояс поклонился.

          Снова запылила Ивашкина дорожка. Путь не такой нудный, ведь домой парень шел.
          Глядь среди чистого поля с неба веревка спущена. Вокруг народ стоит, смотрит.
          Остановился Ивашка и спрашивает:
          - Это что тут, добры люди, делается?
          - Эта веревка, -  отвечают ему, -  прямо в Рай тянется.
          - В Рай ли?
          Растолкал Ивашка народ, поплевал на руки и на небо полез.

          Долго лез Ивашка, устал, умаялся. Сел на облачко. Сидит и думает, что дальше делать.
          Вдруг откуда ни возьмись знакомый солдат, ездовой пехотинец, марширует в отмашку, только клочья облаков в разные стороны летят.
          - Здорово, земляк, -  кричит, -  вот где свиделись.
          - Здорово, служилый! - говорит Ивашка. – Что ты на небе делаешь?
          - А нам солдатам все едино,  - отвечает ездовой пехотинец, -  хоть небо, хоть земля. Куда пошлют, туда и идешь.

          Служил Семен-солдат у царя Василия двадцать лет и два года. Приметил его царь и говорит:
          - Будет для тебя, Семен-солдат, у меня служба царская. Коли исполнишь ее – будешь в золоте ходить, с серебра есть, а жалованье я тебе положу за целое войско. Выполнишь?
          - Нет такой службы, Ваше величество, - отвечает Семен, -  какой бы русский солдат не исполнил.
          У царя в подземелье в золотой клетке сидела Жар-Птица.
          - Стереги ее, солдат, пуще зеницы ока своего, -  говорит царь, -  но ежели упустишь – топор и плаха.
          Стал Семен-солдат стеречь чудесную птицу. И день, и ночь стережет. Спит в полглаза, куска не поедает.
          Два года стерег, а на третий год запела вдруг Жар-Птица дивным голосом, и уснул Семен глубоким сном.
          Проснулся, а птицы-то нет. Пустая клетка, прутья изогнуты, края оплавлены.
          Семена-солдата за растрату хотели лютой смерти предать, да царь по-другому решил.
          - Коли, -  говорит, -  он, сукин сын, птицу упустил, так пущай он ее назад воротит.
          Улетела та птица на Четвертое Небо, вот туда Семена и послали, да еще указали:
          - Покуда птицы не словишь, на землю слазить не смей.

          - Вот так я на небе очутился,  - говорит Семен-солдат. – С тех пор хожу да птицу ищу. На всех небесах побывал. Небес-то всего семь. Первые два – с чудесами да причудами всякими. Только от тех причуд, не столько радостно, сколь досадно. На Третьем Небе деды и бабки обитаются. Вот где радость-то! Нет там ни горя, ни глада, ни холода. На Четвертом Небе – все души праведные. На Пятом и Шестом – ангелы, архангелы да святые угодники. А на Седьмом – сам Господь Бог.
          - Хотелось бы мне на Третье Небо попасть,   говорит Ивашка,   да только веревка кончилась.
          - А ты садись на легкое облачко и жди, -  говорит Семен-солдат,   когда подхватит облачко ветер, то ты прям на нем на Третье Небо попадешь.
          Так Ивашка и сделал. Унесло его ветром в даль необозримую. Очутился парень на Третьем Небе. Видит, стоит избушка. А живут в той избушке дед Макар и бабка Макариха.
          Увидали они Ивашку, навстречу вышли. Тут, чего таить, обнялись, расцеловались да расплакались.
          - Как, мои милые, вам на небе живется? – спрашивает Ивашка.
          - Житьё здесь не худое, -  отвечают ему старики, -  да только иной раз домой хочется. По снегу мы скучаем, по цветам полевым.
          - Да разве может такое быть? – удивляется Ивашка. – Ведь на небе ни мору, ни глада нет! Житье доброе.
          - Оно, конечно, так, -  отвечают старики, -  да только лучше родимой стороны ничего краше нет. Хоть и добра мачеха, но родная матушка лучше.
          Опечалился Ивашка.
          - Может, знаете, есть ли здесь моя матушка родимая? Которая меня родила, а вам на порог положила.
          Указали старики ему путь-дорожку и пошел Ивашка по самым звездам, босой, необутый. Видит, стоит терем узорчатый, а у окошка сидит красивая женщина и платок вышивает.
          Подошел Ивашка. Поклонился и спрашивает:
          - Скажи, хозяюшка, не ты ли будешь моя матушка?
          - Нет, Иван Макаров внук, -   отвечает женщина, -  твоя матушка белым мотыльком обратно на землю пущена, чтобы душа ее в тело ребенка новорожденного вселилась.
          Зарыдал Ивашка.
          - Что ж, -  кричит, -  я такой несчастный?! За родимой матушкой даже на небо влез, а ее и тут нет!
          Не загостился Ивашка на небе. Нашел ту веревку и на землю спустился.
          Тут же обступил его народ и спрашивает, чего, мол, ты на небе видел?
          - Ничего не видел, -  отвечает Ивашка. – Туман был – свету белого не видать.
          Народ не поверил. Полезли охотники, а Ивашка посмотрел на них и своей дорогой пошел.
          Немного не дошел парень до родного дома. Шел через лес дремучий, как выскочили откуда-то лихие люди, разбойнички. Окружили Ивашку и требуют:
          - Давай, парень, денег!
          - Нету, -  говорит Ивашка, -  у меня денег.
          - Коня давай! – кричат разбойники.
          - Откуда коню взяться? Видишь, пешком иду.
          - Тогда, -  кричат разбойники, -  мы тебя убьем и в лесу бросим.
          - Имя-то останется, -  отвечает Ивашка. – Оно и в воде не тонет, в огне не горит, и в земле не гниет.
          Смутились разбойнички. Говорят про меж себя:
          - Да у него ума – палата. Зазорно такого убивать.
          Отвесили Ивашке две оплеухи и отпустили.

                Я по милушке соскучил,
                Я горазд к ней захотел.
                Лес и горы не держали,
                Из-под ног огонь летел.

          Подходит Ивашка к родному дому. Видит, сидит под окошком его Марьюшка.
          - Здравствуй, -  говорит Ивашка, -  женушка любимая. Вот я и воротился.
          Всплеснула Марьюшка руками.
          - Где ж ты столько лет странствовал? Я уж думала, что тебя живого нет.
          - Все скажу, -  говорит Ивашка. – Я полсвета обошел, не небе побывал, да только краше родимого дома места не облюбовал.
          Пошли они в избу. Стала Марьюшка мужа потчевать, а Ивашка стал ей рассказывать.

                Тобольск, 2004