Поплыл

Случай на воде.
 Эпизод второй, летний. (Продолжение)

Однажды мы отдыхали на пляже, на берегу реки Быстрой Сосны.
Место там было довольно известное, называлось «Коса».
Моей подружке тогда было лет тринадцать-четырнадцать, а мне примерно одиннадцать-двенадцать.
Я тогда был в предпубертатном возрасте, а Марина уже прочно вступала в пору полового созревания.
По-моему, всё-таки её звали Марина, а не Лена.
 И если я неверно назову имя, пусть простит мой склероз.
А если она уже почила в бозе, то ей тем более уже всё равно.
Наши семьи в те годы дружили, проводили вместе разные праздники и общие пикники.
Пока взрослые отдыхали на пляже, мало обращая на нас внимание, Марина мне предложила: «Игорек, а пойдем-ка поплаваем!»
А Игорек, хоть и был ходок с самого детского сада (стоит только вспомнить мои перформансы и несколько разбитых девичьих крохотных сердечек), но точно был не пловец.
Но как признаться этой юной и несомненно храброй леди, которая в отличие от меня умела плавать, в своей ущербности?
Ведь все пацаны, ну или почти все, умели плавать.
Ну, конечно же, я не мог ударить лицом в грязь, а в той обстановке – лицом в прибрежный ил.
И я весело сказал, сжав до треска свой сфинктер: «А пойдем!»
Подружка взяла меня за руку, и мы побежали купаться.
Надо заметить, что река в те годы ещё не обмелела и соответствовала своему названию «Быстрая Сосна».
Марина, нырнув русалкой под воду, проплыла несколько метров и вынырнула из-под воды, озаряя меня восторженной улыбкой!
А я зашел по грудь, попробовал ногами и, убедившись, что дальше глубоко, встал как вкопанный.
«Ну что ты стоишь?! Плыви ко мне!» – крикнула мне Марина, как мне показалось, чуть ли не с середины реки.
У меня уже от одного вида этой панорамы – голубого неба и солнца над ее крохотной головой – закружилась голова и захотелось выблевать недавно съеденный пломбир за 48 копеек.
«Мама, пожалуйста, я не хочу», – мысленно взмолился я и зажмурился.
И тут Марина со скоростью тихоокеанской акулы подплыла ко мне и схватила меня за плечи.
Я сделал пару шагов в её сторону и тут же погрузился куском железобетонной плиты под воду.
У меня началась паника, истерика и ужас, который, наверное, испытывают утопающие.
Схватившись за ее гладкое и упругое тело, я, барахтаясь, пытался обнять её руками и ногами, как малыш коала свою маму.
При этом я истошно выл, да так, что пескари на дне, наверняка, закрыли уши, чтобы не оглохнуть, а на том берегу реки, где возвышался Вознесенский собор, вздрогнули ангелы от испуга за мою ещё не грешную душу.
И, может быть, на пивзаводе, что тоже стоял на том берегу, дымя своими трубами, сработала аварийная система и потухла печь.
Но моя Марина, о моя Лолита!
Она не растерялась, и мы в обнимку, словно два поплавка, барахтали своими ножками.
Она была такая красивая, с этой шелковой мокрой прядью волос, маленькой грудью и белозубой улыбкой, что я испытал такое невероятное чувство, похожее на оргазм.
Именно оргазм, а не эти подростковые поллюции.
Эйфория от того, что я самостоятельно держусь на воде, когда наши ладони стала разделять гладь зеленоватой прозрачной воды.
Это был восторг и какое-то трепетное, щемящее сердце чувство первой близости.
Чувство любви к моей подружке Марине.
А может быть, и к Лене, не важно.
Ведь я в тот день впервые в жизни самостоятельно поплыл.