Глава 4. Грейт Медоуз

     Стоял конец мая.
     Сорок виргинцев отправились возводить форт у соединения Огайо и Аллегани; французская артиллерия продвинулась к ним и заставила  отступить, после чего французский командующий воздвиг форт на этом участке, названном Форт Дюкен в честь губернатора Канады.
     В результате подобного афронта  мистер Вашингтон – теперь уже капитан колониальных сил – выдвинулся из Александрии, где Джошуа Фрай ожидал подкреплений под эгидой Британской Короны не только из Виргинии, но и из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Пенсильвании, Мэриленда, а также Каролины и Массачусетса.
     Капитан Вашингтон, с отрядом в сто пятьдесят человек и небольшой группой дружественных индейцев, проходил тем же маршрутом, что и несколько месяцев назад в Форт Ле Бёф; к концу мая он достиг Грейт Медоуз, на Югиани, вблизи канадской границы. Здесь он встал лагерем и стал ждать.
     Он ждал, что ему бросят вызов, а, может быть, атакуют, и у него было очень мало надежды на помощь и вообще на какое-то действие Фрая, которого он оставил на берегах нижнего Потомака в плохом состоянии из-за болезни; но, как бы ни был мал его отряд, и как бы ни был он покинут на произвол судьбы, он решился принять любой, брошенный ему вызов и, если удастся, спровоцировать войну, целью которой должно было стать завоевание Канады.
     Молодой землемер без военной подготовки, никогда не бывавший под огнём или в бою, но честолюбие которого было безгранично, укрепил свой лагерь в Грейт Медоуз так же, как это делали индейцы, и послал сообщение Кристоферу Джисту, что рыскал в этой местности, спрашивая, что слышно о передвижениях французов, которые до сих пор не подавали признаков жизни.
     На другой день после отъезда своего посланца мистер Вашингтон не торопясь объезжал маленький лагерь.
     Хотя он находился не далее как в сотне миль от Ричмонда, и в двух сотнях от Форт Ле Бёф, его окружали девственные леса и нехоженые равнины, на которые доселе падал взгляд, возможно, лишь двоих белых, а именно Кристофера Джиста и его самого. Белый дуб, чёрный орех, сосны, сикаморы, катальпы и клён взбегали и спускались по склонам, образуя огромные леса, пройти через которые мог только краснокожий; сейчас же, в разгар весны жёлто-зелёная листва высоких сахарных клёнов, красные цветы белых клёнов, обильная растительность дубов, глубокие тона сосен вместе соединялись в буйство красок под ослепительно-голубым небом; почва под деревьями и на открытых пространствах, на лугах и долинах, была покрыта разноцветными лилиями, причудливыми ползучими растениями, мхами, и растениями с длинными листьями, изысканно прекрасным кизилом с листьями в форме сердец и белыми цветами, хрупкими распускающимися бутонами,  спутанными зарослями крыжовника, черноплодной рябины  и ежевики, среди длинных острых листьев которой, перемешанных с шипами, таилось множество козодоев, соек и пересмешников.   
     Чистейший воздух был напоён тысячей ароматов, начиная от благоухания, источаемого листьями чёрного ореха, до нежнейшего дыхания древесных лилий, что кивали головками в тенистых уголках. 
     Да, за эту страну стоит бороться, так думал Джордж Вашингтон, разглядывая окружающий пейзаж. Он ехал верхом на индейской лошадке в седле из шкуры оленя, набитом травой, и с уздечкой из волосяной верёвки.
     Его одежда тоже напоминала индейскую, свободная кожаная куртка, подпоясанная алым поясом, штаны для верховой езды с бахромой у колен, не напудренные волосы перевязаны простой лентой, и на голове сомбреро без пера. В кобуре имелись два пистолета превосходной работы, а третий был за поясом. С золотисто-алой перевязи, сделанной собственноручно его матерью в Маунт Верноне, свешивалась шпага.
     Объезжая лагерь по второму кругу, он повстречал офицера виргинской милиции.
     Они отсалютовали друг другу.
- Есть новости из Александрии, капитан Вашингтон?
- Никаких. Да и откуда? Мы просто должны делать своё дело здесь, так я полагаю, сэр.
- Ну, тут нечего делать.
- Пока нечего, - улыбнулся Джордж Вашингтон, - но дело появится, как только французы обнаружат, что мы здесь.
- Они могут никогда нас не обнаружить, - ответил виргинец разочарованно.
- Тогда, - парировал капитан Вашингтон, - мы сами обнаружим их.
     Он обвёл взглядом свою армию в сто пятьдесят человек, располагавшуюся в индейских вигвамах, разбросанных по лугу, у дальнего края которого лошади паслись вдоль потока, что стремился из леса в Югиани.
- Неплохая игра, - улыбнулся его собеседник.
- Да, - с улыбкой подтвердил молодой командир, - но это будет больше, чем игра.
     Всё ещё с задумчивым видом он повернул к своей палатке, спешился и отдал лошадь ожидавшему ополченцу. 
     Он сел на свежесрубленный ствол дерева, приготовленного для костра, рассеянно зажёг и закурил длинную глиняную трубку, набитую виргинским табаком.
     Он думал о Уильямсбурге и о лице, на котором застыло выражение холодной гордости, неприступности и одновременно страха в тот последний раз, что он видел его. Он часто вспоминал это лицо, прежде чем заснуть…
     Что ж, если он преуспеет, - если вернётся, как он надеется вернуться, завоевав славу, что казалось его воспалённому честолюбием воображению нетрудным, легко достижимым - он заставит это лицо изменить непроницаемое выражение либо на откровенное отвержение, либо … на нечто совсем другое, на такое выражение, светлое и нежное, о котором он мечтал и грезил в своих снах.
     За его спиной шипастые заросли жимолости наполняли воздух медвяной сладостью, у его ног лежала россыпь цветов с длинными лепестками; он взглянул на них и вспомнил древесные лилии в чёрном кувшине и цветок, что она держала в руке, стебель его надломился и цветок склонил головку ей на грудь.
     Он поднялся и побрёл в сторону леса, на опушке которого находился лагерь. Он шагнул под деревья, настолько высокие и растущие так близко друг к другу, что солнце освещало лишь их верхушки, под ними же стоял таинственный прохладный мрак.
     Внизу на склоне росли древесные лилии, светящиеся белым в зеленой мгле, похожие на облачко трепещущего серебра. Мистер Вашингтон подошёл к ним, ступая осторожно, стараясь не задеть ни один цветок. Он вынул трубку изо рта, и казался очень сосредоточенным.  Затем он опустился на одно колено и протянул руку к цветку, но не сорвал и вскоре повернул назад к лагерю.
     У его палатки грациозный индейский юноша спрыгивал с неподкованного мустанга, чьи бока были покрыты пеной.
     Мистер Вашингтон мгновенно насторожился, он поспешил к посланцу, который вытащил письмо из кожаной, расшитой бисером сумки на боку.
     Молодой командир нетерпеливо сломал печать.
     Он знал, что это ответ от Кристофера Джиста.
     Прочитав письмо, он улыбнулся, и глаза его заблестели.
     Французы продвигались от Огайо, и сейчас находились в непосредственной близости от Грейт Медоуз. По словам Джиста, у них был приказ требовать выведения любых английских сил, которые могут им встретиться.
     Мистер Вашингтон обратился к индейцу:
- Ты знаешь, где сейчас французы?
- Они идут от слияния Аллегани и Мононгахела, с ними много племён, унки, делавары, чиппева,  и у них много больших ружей, они в одном дне пути, может двух, отсюда.
     Виргинец смотрел в спокойное непроницаемое лицо своего союзника.
- Ты их видел?
- Да.
- Можешь провести меня к ним?
- Да. Они идут партиями по сорок, пятьдесят или сто человек, чтобы узнать, какие укрепления вы строите и где.
     На лице мистера Вашингтона отразилась радость.
- Мы пойдём и встретим их, - сказал он.
     Он снял шляпу и махнул ею в сторону таинственных лесов, что укрывали его врагов.
- Джентльмены! – закричал он. – Теперь берегитесь!