Макошь

    По окончании рабочего дня мы с Колькой закатились  в кафе, отметить его понижение в должности. Накануне у него забрали руководство отделом, передав бразды правления мне.
- Пить надо меньше. - сказал Кольке на утренней планерке директор, вручая для ознакомления соответствующий приказ.
Меня одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, было лестно, с другой- обидно за друга. Я не знал на котором из чувств следует остановиться. Так весь оставшийся день и просидел в ступоре, машинально листая отданную мне Колькой папку с внутренними документами. Колька же принял такой поворот дел, по своему обыкновению, философски, со смирением, не пытаясь оправдываться перед начальством, заискивать, и уж, упаси Бог, хлопать дверью или недобро на кого-то коситься.
- Судьба, значит, такая, - сказал он, разливая нам по сто грамм из графина, - Давай, брат, за судьбу.
Колька истово верил в судьбу, в то, что все за нас уже решено, записано в программу и переубедить его в этом было невозможно. Он жил в четком соответствии со старинной саксонской поговоркой: «Судьба идёт так, как она должна идти».
- Если тебе предстоит написать рассказ, то напишешь, даже не сомневайся, - утешал меня Колька, в ответ на мои стенания по поводу многомесячной творческой засухи, - Не захочешь, а напишешь. Левой ногой будешь писать, а выйдет Произведение.
- Увы, но для этого надо и самому делать что-то. - вздыхал я, - Искать темы, будоражить воображение, страдать. Судьба судьбой, только наше собственное влияние на происходящее тоже нельзя недооценивать.
Между тем, Колька, качая со снисходительной улыбкой головой, заканчивал мысль.
- А если не судьба, то тогда, хоть умри над клавиатурой, ничего у тебя не выйдет, кроме говна.

  Колька, наверное, знал, что говорил. От него трижды уходила жена за лучшей жизнью и каждый раз неизменно возвращалась. Он без патетических сцен и нервотрепок ее отпускал (потому, что судьба), терпеливо ждал, и, четко следуя в фарватере слепого и глухого рока, покорно принимал обратно. На днях она в четвертый раз объявила ему о своем уходе.
- Такими же словами объяснила мою отставку, как и директор утром: «Пить надо меньше». - натужно  рассмеялся Колька, пряча за смехом стоявшие в глазах слезы, - А я разве пью, скажи, пью…?
- Ты бы поговорил с ней хоть.
- Да что это даст, коль скоро уже решено все? Спорить с судьбой себе дороже. Кстати, в прошлый раз она уходя сказала, что я неудачник, в позапрошлый- импотент. Так что, если ей суждено уйти, уйдет. По любому.
Распалившийся от выпитого, здоровый как слон, Колька вломил, что есть духу, кулачищем по массивной столешнице.
Откуда ни возьмись перед нами возник встревоженный официант.
- Изволите что-нибудь?
- Изволим… еще по двести столичной.
- Может все-таки не будешь, Колян, лишний раз судьбу испытывать? - сказал я, отставляя от него рюмку, - А то ведь действительно свалит твоя благоверная к своему высокопоставленному менту, как пить дать свалит.
- Не боись, если не судьба, то не свалит, - тряхнув казацким чубом, сказал Колька и подвинул рюмку на свой край стола, - Пусть даже на карачках сегодня приползу.
- Не знаю, не знаю… Когда ты в последний раз на рогах домой явился, Машка развернулась и ушла, и в предпоследний раз тоже ушла. А сейчас, получается, не судьба?
- Кто знает, может и не судьба.
- Тогда, как понять, где судьба, а где нет?
- Если не уйдет, значит и не судьба. – усмехнулся Колька.
- В таком случае, вижу, налакаться тебе сегодня просто на роду написано.
- В точку.
«Любопытная у него философия, - подумал я, - Почти христианская. Правда, тут ключевое слово - почти. С одной стороны- послушно принимать жизнь, в различных ее проявлениях, терпеть невзгоды, безропотно мириться со всем ниспосланным свыше. А с другой- ни хрена не стараться ничего исправить, не пытаться ни на что повлиять. Потому что, видите ли, все уже заранее решено. Интересно, Колькин фатализм, это проявление силы, или слабости, безволия? Ладно, в конце концов, это его личное дело. Я же в своей судьбе не останусь статистом. Буду влиять на предопределение, барахтаться, как та лягушка в молоке. К худу, к добру ли? Не знаю. В конце концов, лучше сделать и пожалеть, чем сидеть сложа руки. Может в этом и заключается моя судьба.
Размышления прервал Колькин саркастический смех.
- Знаешь, что? Я, пожалуй, закажу еще сотку, закину ее, и ничто на этом тернистом пути мне не помешает. Потому что от судьбы, брат, не уйдешь.

  Засиделись мы с ним дотемна.
- Давай такси вызову, еле ж на ногах стоишь, - предложил я Кольке на улице, водружая ему на голову упавшую в лужу кепку-восьмиклинку.
- Пу…пу..стое. Тут рядом.
- Ну или провожу что ли. Не кобенься, в отделение ж загребут.
Колька с неожиданной для его плачевного состояния силой вырвался из моих объятий.
- Если не судьба … ик… не загребут.
Махнув на строптивца рукой (что я ему мать Тереза что ли), я пошел к автобусной остановке. По дороге, не удержавшись, обернулся. Колька стоял, как Атлант, поддерживающий спиной фонарный столб, в свете которого искрилась первая поземка, и с какой-то несвойственной ему тоской во взгляде смотрел мне вослед. Заметив, что я в нерешительности остановился, он, ухмыльнувшись, дурашливо прислонил ладонь к кепке, как если бы приветствовал даму, после чего небрежно помахал мне рукой: Иди, иди, мол, не беспокойся.

  Наутро, вылакав жадно бутылку Нарзана с разведенным в нем аспирином, я первым делом вспомнил про друга.
«Этому, пожалуй, после вчерашнего, похлеще будет. – совершенно справедливо подумал я, - Надо бы поинтересоваться, не сильно ли он огреб вчера плюх от своей ветреной супруги, фаталист хренов.»
«Значит, пока, что они вместе, - немного успокоился я, услышав в Колькином телефоне голос его благоверной, - Уже хорошо. Может и впрямь обойдется на этот раз.»
- Нет его больше. - сказала, наконец, Машка после того, как с минуту глухо дышала в трубку, - Машина сбила на перекрестке. Насмерть. Седьмого похороны.
В трубке всхлипнуло, после чего связь оборвалась.
У меня после ее слов телефон из руки выпал, голова закружилась, а по спине прошел холодок: Не ушла от Кольки жена, не судьба, значит. Только вместе им все равно не быть. У провидения на этот счет оказалось особое мнение.
Я присел на диван. Сердце вдруг сдавило щемящее чувство вины за то, что не уберег друга вчера от рюмки, а самое главное, оставил одного, не довел до дома. Но кто ж мог знать, что приготовит нам фатум?

  Седьмого, на выходе с кладбища, потерянная и осунувшаяся (впрочем, это ничуть не испортило ее кукольной, точно у Барби, красоты) Машка достала из сумки маленькую деревянную фигурку женщины с веретеном в руке.
- Славянская богиня судьбы Макошь. Коля на днях просил ее отдать тебе, если с ним вдруг…
Машин голос задрожал, а голова и худенькие плечи виновато опустились.
- Это все из-за меня…
«Интересно, а что его вдруг заставило озадачиться завещанием? - клюнуло меня в голову вдруг , – Вроде здоров, как кабан был. Полон сил. Странно. Неужели чувствовал что-то или… уже принял роковое решение? Впрочем, теперь об этом можно только гадать.»
- Это из-за меня все. - снова всхлипнула Машка.
- Это судьба, – сказал я после длинной паузы, после чего, спрятав неожиданно обрушившееся на меня наследство в бардачок машины, распахнул перед ней пассажирскую дверь, - Присаживайся. Ты сейчас домой?
- Спасибо, меня подвезут, - Машка кивнула с сторону подъехавшего серебристого мерседеса с мордатым полицейским полковником за рулем.
- Понятно. Тогда это… звони если что...
И я, пожав ее безвольную, холодную, как могильный камень, ладонь, поехал домой, где, сев за компьютер, написал в память о Кольке рассказ. Первый рассказ за много месяцев. Написал, и сам не понял зачем это сделал. Наверное, потому, что так было угодно судьбе…