Сбывшееся пророчество

Виктору Михайловичу Васнецову
с любовью
посвящает автор сие летописное сказанье


Жил-был на святой Руси богатырь.

Как-то раз случилось так, что надоело ему на печи лежать и в игру контр-страйк на смартфоне играть. Решил он по свету белому на Сивке-бурке порыскать, игру интересней поискать.

Решено-сделано, оседлал Сивку и поехал.

Ехал, ехал и заехал во чисто поле. Глядь, стоит во чистом поле прямо на пути пред ним бигборд, а на бигборде церковно-славянской вязью начертано :

Налево поедешь - облапошену быть. Направо поедешь - повешену быть. Прямо поедешь - затюкану быть.

Крепко задумался богатырь, куда путь держать ?

Сначала было решил поехать налево, но передумал. Вспомнил, как не раз уже прежде бывал облапошен. И когда медовухой палёной его в корчме потчевали, и когда в бане вениками не дубовыми, а теми, которыми сор в избе метут, парили, и когда разбойник, Соловьем себя называвший, после того, как пустил он в него калёную стрелу, вовсе не соловьём оказался, а обычным говорящим попугаем. Направо ехать тоже резона вроде бы нет. И решил он ехать, была ни была, прямо. Подумал, кто ж его, богатыря земли русской, затюкать сможет ? Он и Идолище Поганое победил, он и Кощея Бессмертного осилил, он и Змею Горынычу, что о двенадцати головах, все головы поотрубал.

Одним словом, вспомнил о своих богатырских подвигах, приосанился, крепче рукоять меча-кладенца в деснице богатырской сжал и поехал.

Ехал, ехал и видит стольный град на семи холмах стоит. Направил он Сивку прямо в городские ворота, по улицам да мостовым лихо промчался и остановился на городской площади. Осмотрелся. Народу кругом видимо-невидимо и всяк куда-то спешит.

Рядом с площадью рынок большой, там ярмарка. И там тоже народу полно и толчея страшная. Кто-то что-то продаёт, кто-то что-то покупает, кто-то ничего не продаёт, не покупает, а пока только к товару присматривается. Словом, шум, гам стоит кругом страшный.

Не по себе от всей этой сутолоки богатырю стало. Отвык он и от многолюдства, и от шума, по лесам да по полям на коне рыская. Даже голова у него кругом пошла и вскоре так закружилась, что пришлось ему настоя из разрыв-травы глотнуть, чтобы кружение хоть немного унять.

Передохнул богатырь и поехал по граду дальше. Видит - терем, а в тереме на двенадцати венцах у широко распахнутого окна девица сидит, красавица писаная, такая, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Тому, кто сумеет у неё, на коне до двенадцатого венца подскочив, перстень с руки снять, готова она отдать руку и сердце.

Народу и тут видимо-невидимо, всяк скачет, больно девица хороша, да подскочить на все двенадцать венцов не может.

Пришпорил своего Сивку-бурку тогда богатырь, подскочил на все двенадцать венцов и перстень с руки красавицы снял. Девица, как обещала, из терема вышла, в уста его расцеловала. Не откладывая, тут же свадьбу сыграли.

Стали молодожёны жить-поживать, гнёздышко семейное, как говорится, вить.

И всё бы ничего, да норов у девицы-красавицы непростой оказался. Что богатырь ни сделает, всё ей не так. Шубу ей купит - почему на собольем меху, а не на медвежьем ? Серьги подарит - почему с изумрудами, а не с яхонтами ? Цветы на восьмое марта принесёт - почему розы, а не лилии ? И года не прошло, как совсем она его, беднягу, затюкала.

Понял богатырь, так всё и случилось, как на бигборде было напророчено : затюкану быть ! И не поможет ему больше ни кольчуга, ни меч-кладенец. Одно дело со Земеем биться и совсем другое с девицей-красавицей.

Подал он на развод, но и тут девица крови попила. Всё у богатыря отсудила, спасибо, что хоть кольчугу, шлем да булаву оставила.

Вышел богатырь из зала суда, вытер рукавом слёзы, пошёл во чисто поле, свистнул, что осталось мочи. И тут же примчался к нему его верный конь Сивка-бурка, что всё это время, пока он семейное гнёздышко с красой-девицей вил, один одинёшенек в полях скитался, некошеной травой питался, росами жажду утолял, хозяина дожидался.

Расчесал богатырь Сивке гриву, слезами горькими копыта омыл, прощения за предательство попросил. А Сивка, что, он ведь не девица-красавица, его долго упрашивать не надо. Ударил копытом о землю, садись, мол, хозяин верхом, готов служить тебе верой и правдой, как и прежде.

Вставил богатырь ногу в стремя, вскочил на Сивку и помчал назад, обратно к бигборду. А домчав, решил, что за всё, что содеял, заслужил он кару, и потому безо всяких колебаний поехал направо, где сказано : повешену быть !

И с тех пор висит он уже более ста лет.

Висит, уточню, не один, а с дружками - Добрыней Никитичем и Алёшей Поповичем, так же, как он, девицами-красавицами однажды затюканными, но всё-таки до конца ими не побеждёнными.

И висят они втроём не на двух столбах с перекладиной, как ты, читатель, наверняка, подумал, а в Третьяковской галерее, что в Лаврушинском переулке, в просторном светлом зале, посвящённом творчеству замечательного живописца Виктора Михайловича Васнецова. В золотой раме висят на радость очам.

На картине же, что в золотой раме, изображены они так :

Сидят все трое на боевых конях в полном богатырском снаряжении и пристально вдаль смотрят, не маячит ли где-нибудь там, на горизонте, девица-красавица, чтоб, если, чур меня, чур !, вдруг объявится, немедля подать знак другим богатырям, в какую сторону им путь держать не следует, дабы в неравном бою даром не пропасть.

Именно за этот покоя не знающий ни днём, ни ночью дозор богатырский, который они по сей день несут, девицу-красавицу заодно со Змеем Горынычем выслеживая, зовут их в народе почтительно "Три богатыря" и иллюстрацию сей чудотворной картины у себя - кто в палатах, кто в теремах, кто в курных избах - на видном месте вешают. И я тоже повесил и вам, други, советую повесить.

На этом нашей сказке конец, а кто слушал, тот молодец !