Поход к холодильнику неведомого

- Проснись! Да, проснись же, Борс!

- Отстань! Дай мне поспать! – сонно промямлил рыцарь под одеялом.

- Хм… ты неисправимый лежебока! To sleep perchance to dream – увы, удел былой юности! Нас ждёт квест, милорд!  Да будет Вам известно, что львиная доля нашей жизни проходит либо во сне, либо в хлопотах, а надо бы и о себе позабо…- остаток ироничной фразы растаял во мраке комнаты, окончательно развеяв последние флюиды сна.

Сладко потянувшись, едва зримый герой приоткрыл левый глаз и окинул спальню рассеянным взором Кутузова.

В ногах нежился Шарик. В углу бледно-зелёным светом нагло мерцало табло электронных часов, показывая ОЧ:ОЗ.

Подсознание, как ни в чём ни бывало, продолжило менторским тоном - Аж вступишь до ОЧОЗУ, двукрат затлескей, а я к тобе выиду, что, на чешском означает: как будешь в галерее, хлопни 2 раза, и я явлюсь пред тобою!

- Давай без лингвистических фокусов и по-русски, а?! Выражайся яснее, прошу тебя! – блаженно зевнул Боря.

-  Пойдём в оружейную – куда уж яснее. Сам всё уже знаешь.

Откинув одеяло и слегка поёжившись от прохлады Борис поплёлся в ванную, шаркая ступнями о паркет, пока не обнаружил себя рядом с фарфоровой чашей с обрамлённым бархатом стульчаком.

Стянув пижамные штаны, он наощупь откинул крышку, но та упрямо отпружинила от матового бачка и гулко грохнулась о сидушку.

- Santo cielo! – раздражённый шёпотом воззвал он богов, выдержав стоическую паузу.

- Не теряйте благоразумия, сударь! – с укором молвил ироничный внутренний голос.
Как Ришелье, дабы не испытывать судьбу лишний раз, сонный паладин развернулся спиной к унитазу и подняв рукою крышку аккуратно присел на трон.
 
В голове зазвучал Минуэт Боккерини, а тени ветвистых деревьев на стене принялись убаюкивающе покачиваться в такт ночному бризу, маня поскорее вернуться в юдоль Морфея. Борис блаженно смежил очи и перед его взором замаячили фантомные зайчики.
Испытав благодатную негу облегчения, он встал и натянув штаны пижамы было уже направился в постель воль по коридору, когда раздался ещё один хлопок крышкой, заставивший его невольно скривить губы.

В проходе стоял силуэт Шарика. Его хвост дрожал от нетерпения. Всем его видом он будто заявлял: - Ну что ты сморишь? Яви милосердие и покорми меня! Не будь эгоистом!

- Как бы то ни было, но я в ответе за своего пажа. – справедливо подумалось сквозь сон.

Пройдя в тёмную кухню, Борис достал с полки вонючие хрустяшки и со звоном отсыпал их в железную мисочку на полу.

Шарик, соблюдя формальности кошачьего этикета, одобрительно потёрся о человеческую голень и увлечённо принялся за корм.
Потомок саблезубых тигров жадно хрустел сухариками вновь пробудив в Борисе это вкрадчивое, внутреннее мурлыканье.

-  Воистину, праведная добродетель не нуждается в каком-либо одобрении, ваша светлость! – облизнувшись продолжил кот. – Между прочим, сегодня полнолуние месяца Ниссан, пора римских торжеств, пиров и возлияний. Я, как ваш интендант, и фантомный оруженосец, призываю вас к верности идеалам римских патрициев!

Оставив еду, фелИн для большей убедительности запрыгнул на табурет и опёршись на столешницу передними лапами, втянул нежный аромат тигровых лилий в вазе, приоткрыв пасть.

- Монсеньор, являясь тонким ценителем яств, как вы отнесётесь к идее отведать шпроты с перьевым луком? - он заговорщически покосился на хозяина муркнув только для приличия.

- «Чёрт бы попрал твои доспехи, Шарль!» -  Борислав усмехнулся в усы – «Ты проныра и тартюф!»

- «Вглядитесь повнимательнее в предрассветный мрак!» - кот бросил тоскливый взор на рокочущую глыбу холодильника. «Человеческое жилище напрочь отбило у вас щедрость. Чутьё же мне подсказывает, со вчерашних пор, у вас ещё остался провиант.» Он доверительно посмотрел на неуклюжего увальня – «Вы верно не оставите своего преданного друга без внимания? Не забывайте, только благодаря единению наши предки пережили Светлую Нужду!»

И в самом деле, внутри что-то кольнуло, обнажая глубинные образы далёких времён. Память отбросила далеко назад, а вдали будто протяжно заревел рог…

В ту новую Луну, по воле духов, в самое высокое дерево угодила молния, породив небывалый доселе пожар, бушевавший несколько дней подряд. По велению старейшины, племя в спешке отступало в пещеру предков. Ночи обагрялись алым заревом, эхом по округе разнося крики животных, уходящих прочь от пламени.

Скрываясь в глубине леса, всё семейство сапиенсов хищными взорами провожало стада испуганных косуль, мечущихся вдоль кромки мира. Именно тогда шаман провозгласил пору Светлой Нужды – тяжёлого испытания голодом для всего племени!
 
Рассветную мглу окутывал удушливый, горький чад. Явственно ощущая позыв пожрать, в четвёрке дюжих соплеменников, молодой Богхори вот уже как вторые сутки исступлённо рыскал по пепелищам в поисках еды для общины!

Огонь с небес пожрал практически всё в округе, но как говаривали беззубые сорокалетние старики - тёмное ненастье уйдёт и уступит свои права светлой нужде.
Третьего дня, в обожжённой земле, Хмаг – сын Амуги, признал вершки съедобных кореньев барбалыги, аккуратно выкопав коих, он до краёв наполнил заплечную котомку своего твердолобого брата Урга.

Одноглазый Жышма по наитию набрёл на обугленное трухлявое дерево. В его ещё горячей и влажной утробе покоились кисло-сладкие личинки вадо – любимое лакомство всего племенем.

Молодому Богхори повезло более всех: духи были настолько милостивы, что указали ему на место, где огонь усыпил и дочерна вылизал крупную косулю, увязшую в запёкшейся грязи. Осторожно вскрыв её плоть, он увидел, как под действием жара, мясные волокна изменили свою структуру и аппетитно благоухая сочились жиром! На вкус мясо было сладковатым и нежным.

Изголодавшаяся ватага, счастливо гукая и пританцовывая, жадно набросилась на подарок судьбы. В прикуску с кореньями и запечёнными личинками был обглодан окорок, да так, что животы довольно заурчали. Остаток туши разделили на равные куски и направились в обратный путь.

- Чхукх! Чакх! – то здесь, то там, слышались высокие, отрывистые выкрики. На запах мяса за ними увязался котёнок смилодона, каким-то чудом уцелевший в пожаре из всего прайда. Был бы он побольше, тогда охотникам несдобровать, однако тигрёнок был пуглив и слаб - голод брал верх над инстинктами. Богхори стало жаль его и благосклонно угостил маленького саблезубого хищника кусочком мяса, обретя доверие малыша.

Не представлявший особой опасности Чук - так назвали зверька, семенил вслед за четвёркой первобытных добытчиков по пути в пещеру.
Велики были радость и удивление соплеменников, когда добытчики ближе к вечеру вернулись с богатой едой.

Старейшина соорудил ритуальный костёр, и отдав дань духам за ещё один прожитый день, племя приступило к трапезе. Довольны остались все. Ещё долго шаман дрыгался и кривлялся возле костра исполняя потешный жертвенный танец.

Наевшись вдоволь, Богхори поманил костью маленького Чука, настороженно поглядывающего на опушку близ входа в убежище предков и принюхивающегося к воздуху, а сам продолжил мастерить дудку.
Время шло вперёд. Вскоре, как люди, так и набирающий силы кот привыкли к компании друг-друга. Дошло даже до того, что заметно увеличившийся в размерах Чук иногда спал в пещере вместе с людьми, в честь чего племя нарекли Саблезубыми Тиграми, а Чук стал тотемным животным…

Мужчина и кот сидели около раскрытого холодильника, освещаемые ровным, жёлтым светом, льющимся из прохлады камеры. После курицы, холодца и шпрот с перьевым луком видения ослабли, и Светлая Нужда отступила.

- Чук, Чак, Кэрол, Карл, Чарльз, Шарль, Шарик – моё имя передаётся из поколения в поколение, старина! Как бы то ни было, но это был славный поздний ужин, человек. Пойдём спать, скоро рассвет.