Всё ещё ждём?

Тихий океан — он огромный. Просто гигантский. Настолько, что если потеряешь там что-то — будь то совесть, ключи от машины или последние остатки рассудка — они непременно всплывут где-то между Австралией и Южной Америкой.

А в самом глухом уголке этого океана — в так называемой «Точке Немо», которая даже не точка, а скорее географическая шутка, — оказалось, есть кое-что новенькое.

Первым это заметил метеорологический спутник. У него была экспериментальная камера, способная разглядеть даже размер кеда у таракана (если бы тараканы носили кеды, конечно).

Когда на снимке вместо пустого океана появился клочок земли, все в «Экологическом внеземном агентстве биоресурсов» (ЭВАБ) решили, что кто-то раздавил мошку на экране.

Но нет. Мошку было бы проще объяснить.

Перед ними был остров. Крошечный, пару километров в поперечнике. Которого... не было ни на одной карте, ни в одном навигаторе.

А на этом острове — символы. Огромные, вырезанные в земле, будто кто-то взял лопату и устроил арт-перформанс.

Они не выглядели естественными. Не походили на человеческие. И уж точно не напоминали ничего, что Градов видел за годы своей бюрократической волокиты.

Градов уставился на экран. Его лицо оставалось каменным, будто он проглотил линейку и забыл, как моргать.

— Отправьте Никифора и Ануфрия, — наконец сказал он, поправляя галстук, будто тот вот-вот взбунтуется.

Кто-то кашлянул.

— Но, шеф... Ануфрия?

Градов сузил глаза.

— Да. Он молод. Глуповат. И... расходный материал.

Помолчал, потом добавил с теплотой морозильной камеры:

— А Никифор не даст ему натворить чего-нибудь эпически идиотского. Или хотя бы задокументирует это как следует.

***

Никифор и Ануфрий составляли «Полевую группу 4B» — самую недооценённую команду ЭВАБ. Неофициально их называли «теми клоунами, которых отправляют в глушь, потому что больше некому».

— Не понимаю, зачем мы летим, — ныл Ануфрий, забираясь в исследовательский вертолёт. — Это же просто остров! На Земле их, вообще-то, полно!

— Его нет на картах, — ответил Никифор, в десятый раз, проверяя список оборудования. — А это обычно значит либо «правительственный заговор», либо «коралловый риф с амбициями».

— Думаешь, инопланетяне? — Ануфрий заулыбался, как ребёнок, услышавший слово «конфета».

— Нет, — сухо сказал Никифор. — Думаю, бюрократия. Кто-то, наверное, случайно, создал его во время обсуждения бюджета.

Полет занял двенадцать часов. Долгих, тряских, временами провоцирующих рвоту. Когда остров, наконец, показался, Ануфрий был уверен, что ему мерещится.

— Это... гигантская стрела, указывающая в небо?

— Да, — прищурился Никифор, глядя в бинокль. — А рядом что-то похожее на корову на скейтборде.

— Ну, хоть бы что-то оригинальное придумали...

***

Приземлиться было непросто. Взлётной полосы не было — только песок, камни и эти странные символы, значение которых никто не понимал.

Первое, что они заметили — тишина. Ни птиц, ни насекомых, ни ветра. Только шорох ботинок по сухой траве и периодическое бранное бормотание Ануфрия, который умудрялся спотыкаться на ровном месте.

— Меня эта обстановка пугает, — сказал Ануфрий, отряхивая штаны. — Прямо как в фильмах ужасов.

— Здесь тихо, — согласился Никифор. — Слишком тихо.

— Вот! Именно! В кино, когда так тихо — откуда-то выпрыгивает маньяк.

— Здесь нет даже кустов, — заметил Никифор.

— Ещё хуже.

Они разбили лагерь возле самого большого символа — спирали с зубчатыми краями и странным выступом в центре, похожим на каракули, которые рисуют на скучной лекции.

Ануфрий тут же начал тыкать в неё палкой.

— Не делай этого, — предупредил Никифор.

— Почему? Может, это кнопка!

— Это не кнопка.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что если бы это была кнопка, мы бы уже умерли.

Ануфрий надулся.

— Ты совсем не умеешь веселиться.

***

Первый день они потратили на то, чтобы сфотографировать все странные знаки. Их были десятки: одни напоминали созвездия, другие — чертежи механизмов, а один и вовсе был похож на схему микроволновки или магнетрона.

Никифор скрупулёзно всё документировал. Ануфрий тем временем пытался воспроизвести символы из палок и камней, а потом делал с ними селфи.

— Ого! — вдруг воскликнул Ануфрий, чуть не провалившись в яму, — тут что-то есть.

Никифор заглянул в темноту.

— Похоже на туннель.

— Туннель? На этом острове? Мы что, в фильме про Джеймса Бонда?

— Нет, — мрачно ответил Никифор. — Мы в плохо финансируемой экспедиции, где директор, наверное, даже не помнит наши имена.

Они осторожно спустились вниз, вооружившись фонариками. Туннель вывел их в каменный зал, где полузасыпанное землёй и обвитое лианами стояло... нечто.

Это была помесь радиовышки и торгового автомата.

Ануфрий моргнул.

— Это... передатчик?

Никифор подошёл ближе.

— Похоже на то. Только древний. Наверное, ещё доцифровой эры.

— Доцифровой? Звучит, будто он из каменного века.

— Для техники — так и есть.

— Странно, — сказал Ануфрий. — Кто вообще строит секретный передатчик посреди океана?

— Тот, кто хочет отправить сообщение, — ответил Никифор, сдувая пыль. — Но не нам.

***

Вернувшись в лагерь, Никифор загрузил фото и схемы в офис ЭВАБ. Он ожидал бурной реакции.

Вместо этого пришёл сухой ответ от Градова:

«Прекратите любые действия. Ждите указаний».

Что в переводе с бюрократического означало:

«Мы сами не поняли, что происходит, но, ради бога, не позорьте нас».

— Это что ещё значит? — спросил Ануфрий.

— Значит, Градов не хочет, чтобы мы трогали передатчик, пока он не придумает, как подать это в пресс-релизе.

— Подать что?

— Этот передатчик... он вещал. Десятилетиями.

— Десятилетиями?!

— Ага.

— И сигнал шёл... не на Землю?

— Именно.

Ануфрий плюхнулся на песок.

— То есть кто-то — или что-то — годами слало сигналы в космос с этого острова, а мы только сейчас об этом узнали?

— Угу.

— Почему?

— Потому что никому не было дела.

— Отлично. И что теперь?

— Теперь ждём. И надеемся, что Градов не запаникует.

***

В Москве Градов смотрел на отчёт, будто тот был написан невидимыми чернилами.

Он постучал ручкой по столу. Раз. Другой. Ещё раз. Потом вздохнул. Сегодняшний день явно пошёл не по плану. У него были совещания. Отчёты. Обсуждение бюджета. А теперь ещё это... Передатчик на секретном острове? Вещающий в космос?

Он взял трубку.

— Соедините меня с американцами.

Через десять минут он говорил с NASA. Потом с европейцами. Потом с китайцами. Все подтвердили: да, сигнал из точки Немо есть. Да, его засекали и раньше. И нет, никто не брал на себя ответственность.

Иными словами: никто не знал, что это за хрень. А значит, оставалось только одно.

Ехать самому.

***

Через два дня на берег приземлился гладкий, как галстук Градова, вертолёт. Из него вышел сам директор — в костюме, будто это бронежилет, и в очках, будто он на полуденном солнце в Антарктиде.

Никифор машинально отдал честь. Ануфрий помахал рукой.

Градов проигнорировал обоих.

— Докладывайте.

Никифор выдал сухой отчёт. Ануфрий добавил драматических жестов.

Закончив слушать, Градов молчал. Потом подошёл к передатчику. Тронул его. Закрыл глаза. И улыбнулся.

Не от радости. Скорее, как человек, вспомнивший, что оставил включенный утюг, уезжая в отпуск.

— Я знаю, что это, — тихо сказал он.

— Говорите же! — взорвался Ануфрий.

Градов повернулся к ним.

— Это не послание. Это предупреждение.

— Для кого?

— Для нас.

— Для нас? — переспросил Никифор. — От кого?

Градов посмотрел на горизонт, где море встречалось с небом в полном равнодушии.

— От нас самих.

***

Передатчик, объяснил Градов, построили в 1960-х совместно СССР и США. Его цель? Отправить сигнал в космос — на случай, если кто-то слушает. Но это был не просто сигнал. Это была запись самых тёмных моментов человечества. Войны. Загрязнение. Изменение климата. Ядерные испытания. Вымирание видов.

Каждая катастрофа, каждый провал, каждое преступление против природы и друг друга — закодированы в петлю и транслировались без остановки.

— Идея, — продолжал Градов, — была предупредить другие цивилизации. Сказать: «Не прилетайте сюда. Мы не готовы».

Ануфрий моргнул.

— То есть мы, по сути, спамим вселенную своими «лучшими» моментами?

— Именно.

— Это депрессивно.

— Так и задумано.

Никифор уставился на передатчик.

— Почему его до сих пор не выключили?

— Потому что никто не хотел признавать его существование, — сказал Градов. — Никто не хотел брать ответственность.

— И вместо этого мы просто вещали свои провалы в пустоту?

— Да.

Воцарилось молчание.

Потом Ануфрий сказал:

— Может, добавим в конец смешной мем? Чтобы не так грустно было?

Градов посмотрел на него ледяным взглядом.

— Нет.

***

Они провели на острове ещё неделю — документировали, собирали образцы и старались не чувствовать себя отверженными всей Вселенной.

В конце концов, Градов приказал демонтировать передатчик. Не уничтожить — просто отключить и увезти для изучения.

— Позже решим, что с ним делать, — буркнул он. — А пока будем делать вид, что ничего не было.

— Снова? — фыркнул Никифор.

Ануфрий тем временем выцарапывал что-то на песке.

— Это ещё что? — поинтересовался Никифор.

— Знак мира, — серьёзно ответил Ануфрий. — Со смайликом.

Никифор покачал головой.

— Это ничего не исправит.

— Может и нет, — пожал плечами Ануфрий. — Но хотя бы не так грустно.

***

В офисе ЭВАБ всё быстро вернулось на круги своя. Совещания. Отчёты. Бесконечные формы о несуществующей инопланетной флоре. Градов снова изображал, что всё под контролем. Никифор закопался в бумагах. Ануфрий запостил в соцсетях селфи с острова с подписью:

«Нашёл край света. Всё ещё жду драконов».

Лайков было шесть. Один — от мамы.

***

Через полгода младший техник, засидевшийся допоздна, заметил кое-что странное на спутниковых снимках.

Остров изменился.

Появились новые символы. Свежие, чёткие. А в центре — простая фраза:

«Всё ещё ждём?»

Никто не взял ответственность. Никто не признался в посещении. Но кто-то оставил новое послание. И на этот раз это было не предупреждение.

А вопрос.