Увидеть огромную кошку-13. Элизабет Питерс

Элизабет Питерс.

                УВИДЕТЬ ОГРОМНУЮ КОШКУ.

ГЛАВА 13
БЫВАЮТ СЛУЧАИ, КОГДА ОТКРОВЕННОЕ ВЫРАЖЕНИЕ МНЕНИЯ МОЖЕТ НЕ ПРОСТО ОСКОРБИТЬ, НО ДАЖЕ ПРИВЕСТИ К НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫМ РЕЗУЛЬТАТАМ.

 

На следующее утро карета Сайруса доставила миссис Джонс к нашим дверям. Гостья была одета в практичный твидовый костюм и прочные прогулочные туфли вместо кружевного платья цвета экрю (217), которое красовалось на ней накануне вечером. Я не стала делать из этого никаких выводов. Сайрус мог встретить её на паромной пристани. На рассвете.
Я, как обычно, оделась первой, и к моменту появления миссис Джонс сидела на веранде, поскольку люблю смотреть, как солнце встаёт над восточными скалами. Похоже, гостья была не в духе. Я спросила её, не передумала ли она. Миссис Джонс без колебаний ответила, что нет, но больше не промолвила ни слова и уселась рядом со мной, глядя на реку и потягивая чай, который принёс Ахмет.
По мере того, как свет усиливался, пейзаж, казалось, оживал и становился свежим и новым. Красное восходящее солнце блестело на воде. Видневшиеся на другом берегу реки далёкие скалы, возвышавшиеся в пустыне, из серых превратились в фиолетовые, а затем в бледно-розовые. Широкие поля шляпы миссис Джонс отбрасывали тень на верхнюю половину лица, что подчёркивало твёрдость плотно сжатых губ и выступающего подбородка. Через некоторое время она сказала тихо, как будто сама себе:
– Это никогда не надоест.
– Зависит от точки зрения, – ответила я.
– Практичны, миссис Эмерсон, как и всегда. – Она повернулась ко мне лицом. Намёк на меланхолию, который я заметила – или мне показалось – сменился  кошачьей улыбкой.
– Я не застрахована от поэтических фантазий, миссис Джонс, но для них существуют время и место. Судя по звукам, доносящимся из дома, полагаю, что завтрак уже на столе. Прошу вас.
Я слышала, что в комнате находились Нефрет и Эмерсон. Когда мы вошли внутрь, он помогал ей устроиться в кресле, а миссис Джонс приветствовал вежливо, хоть и банально:
– Ни свет ни заря. Что ж, очень похвально.
Мы доели овсянку до того, как появились мальчики — как всегда, тандемом. Я подозрительно посмотрела на Рамзеса. На мой взгляд, исчезновение усов улучшило его внешний вид, так как сделало сходство с отцом более очевидным, а Эмерсон – самый красивый из мужчин. Впрочем, от этого выражение лица не стало более понятным, но признаки бессонницы не укрылись от любящих глаз матери.
– Ты уходил вчера вечером? – спросила я.
– Я обещал тебе, что не буду, матушка.
– Это не ответ на вопрос.
– Я не выходил из дома прошлой ночью. – Он бросил пачку бумаг на стол и сел. – Я работал. Помнится, ты спрашивала о папирусе-соннике? Вот мой перевод, если хочешь его прочитать.
Я взяла бумаги, и миссис Джонс с любопытством спросила:
– Папирус-сонник? Я и не знала о таком.
– Довольно непонятный текст, – пояснил Рамзес, учтиво передавая ей мармелад. – В прошлом году дядя Уолтер получил его фотографии из Британского музея и любезно одолжил их мне. (218)
Я ломала голову над почерком Рамзеса, который имел огорчительное сходство с иератичностью исходного текста. На левой стороне страниц повторялись слова «Если человек видит себя во сне». За этой вводной фразой в каждом случае следовало краткое описание, например: «убивающим быка», «пишущим на палитре», «пьющим кровь» и «хватающим рабыню». Интерпретация состояла из слов «хорошо» или «плохо», за которыми следовало краткое объяснение.
– Некоторые из них достаточно просты, – произнесла я. – Поймать рабыню – это хорошо. «Это означает, что он получит удовлетворение». Вполне разумно предположить, что так и будет. Но почему «есть экскременты» должно быть хорошо... О, «это означает есть то, чем владеешь в своём доме».
– Очаровательно, – улыбнулась миссис Джонс. – С вашего позволения, миссис Эмерсон, я хотела бы сделать копию. Если я смогу толковать сны в соответствии с древнеегипетскими догмами, это добавит определённости моей работе.
– Вам придётся быть избирательной, – сухо отрезала я. – Есть одно о раскрытии... Боже мой! Зачем кому-то мечтать делать это со свиньёй?
– Это хорошо или плохо? – невинно поинтересовалась Нефрет.
– Плохо. Это означает лишение собственности.
Я зачитала некоторые другие толкования, не считая пошлых, к удовольствию – если не к назиданию – присутствующих. Нефрет казалась особенно заинтригованной, и, когда я прочитала рассказ о том, как видеть себя под покрывалом, она воскликнула:
– Как странно! Прошлой ночью мне снилось, что я играю роль принцессы Ташерит, одетая в муслин и марлю. Что это значит, тётя Амелия?
– Очевидно, – ответил Эмерсон, внимавший мне с терпимой улыбкой человека, стоящего выше праздных фантазий, – ты продолжаешь переживать из-за того, что лишена этой роли. 
По моему мнению – и мнению профессора Фрейда (219), работы которого я прочитала с интересом – это значило, что она пыталась что-то скрыть. Поскольку я не хотела её смущать, то зачитала египетское толкование:
– Это означает удаление врагов из твоего окружения.
– Хорошо, – рассмеялась Нефрет.
– Хватит этой чепухи, – прервал Эмерсон. Он бросил салфетку на стол. – Я иду к могиле. Кто-нибудь идёт со мной?
– Я присоединюсь к тебе позже, Эмерсон, – ответила я. – Тебе известно, что мы с миссис Джонс собираемся сегодня утром навестить полковника Беллингема.
Рамзес заметил, что с разрешения отца отвезёт Давида и Нефрет в Луксорский храм, чтобы продолжить фотосъёмку.
– Если это твоя настоящая цель, – пристально взглянул Эмерсон на сына. – Постарайся, чтобы никто не уронил на тебя камень.
– Я сделаю всё возможное, сэр, – кивнул Рамзес.
– Или на Нефрет.
– Я сделаю всё, что в моих силах, – повторил Рамзес, взглянув на сестру.
Из вежливости я отправила к полковнику слугу с письмом, объявив о нашем намерении нанести Беллингему визит в час, который некоторым мог бы показаться возмутительно ранним. В качестве оправдания я сослалась на срочность обстоятельств, но по правде говоря, просто жаждала побыстрее покончить с этим делом. В то утро предстояла ещё одна встреча, а мне не терпелось вернуться к Эмерсону и его гробнице. Увидев, в каком жутком состоянии коридор, я не хотела позволить мужу работать без меня. Любой другой археолог оставил бы грязную работу землекопам – но только не Эмерсон.
Мне было не по себе. Знакомое ощущение, в прошлом всегда предвещавшее опасность. На этот раз всё усугублялось тем, что мои заложники судьбы рассеялись. Как я могла наблюдать за ними, когда они продолжали блуждать в разных направлениях, совершать различные поступки, при этом – меня одолевали серьёзные подозрения – не сообщая мне, что они думают и планируют?
По крайней мере, дети будут вместе. Я считала, что могу рассчитывать на Рамзеса, который убережёт Нефрет от неприятностей; его старомодные представления о рыцарстве невероятно её раздражали, но, если они избавят девушку от опасности, я с радостью буду попустительствовать им.
После ухода Эмерсона нам пришлось прождать ещё как минимум час, так как было всего лишь начало седьмого. Я провела время, демонстрируя миссис Джонс окрестности дома, и ожидая, пока уйдут дети. В то утро все были до раздражения вежливы. Нефрет сопровождала нас, весело болтая о домашних делах, а Рамзес предложил познакомить миссис Джонс с лошадьми. В конюшне мне удалось отвести Рамзеса в сторону.
– Присмотри за Нефрет сегодня, – прошептала я. – Передай Давиду.
– Что-то не так? – Его глаза сузились.
– Нет. По крайней мере, я надеюсь, что нет.
– А, одно из твоих знаменитых предчувствий. – Он коснулся моей руки, лежавшей на перекладине. Всего лишь кратчайшее прикосновение кончиков пальцев, но, учитывая источник, оно было равнозначно успокаивающему похлопыванию. – Постарайся не волноваться, матушка. Ты же знаешь, она думает, что присматривает за мной и Давидом.
– Возможно, она права.
– Несомненно, так и есть, – кивнул Рамзес и отвернулся.
Наконец дети покинули нас, и, поскольку миссис Джонс была одета не для верховой езды, я взяла двух маленьких осликов. Пока мы ехали бок о бок, я решила, что пора предложить ей ещё одну идею. Ранее я не решалась, но теперь пришла к выводу, что женщина, зарабатывавшая на жизнь общением с мёртвыми, не откажется от шпионажа.
– Читать его письма? – Она удивлённо посмотрела на меня.
– Не все. Только подозрительные.
– Но, моя дорогая миссис Эмерсон… – Внезапный толчок (ибо походка осла крайне неровная, особенно когда он не хочет, чтобы на нём ехали) заставил её схватиться за шляпу. – Откуда мне знать, что подозрительно, а что нет? И трудно предположить, что он оставит свою личную переписку там, где я смогу её найти.
– Особенно подозрительные сообщения, – признала я. – Возможно, мне следовало выразиться более конкретно.
– Прошу вас, – улыбнулась миссис Джонс.
– Я ожидаю, что Скаддер будет, как и раньше, общаться с полковником с помощью писем. Он может подписаться как своим именем, так и вымышленным. Цель сообщения, от кого бы оно ни исходило – заманить полковника в ловушку. Да, пожалуй, у вас не будет возможности прочитать такое письмо. Просто наблюдайте за полковником – за любым необычным поведением. Если, например, он внезапно объявляет, что должен уйти...
– Я понимаю, к чему вы клоните. Честно говоря, миссис Эмерсон, я полагаю, что это высосано из пальца, но, предположим, я увижу что-то в этом роде, и что мне тогда делать? Следовать за ним?
– Да нет же, Господь Всеблагий! Это непрактично, да и опасно. Кто-то из экипажа всегда находится на борту «Амелии»; я предупрежу их, чтобы они были начеку, дожидаясь сигнала от вас. Если вы увидите что-нибудь, что вызовет подозрения, взмахните... – Я посмотрела на неё. – Я одобряю ваш вкус, миссис Джонс, но мне бы хотелось, чтобы вы выбирали более яркие цвета. Возьмите мой шарф.
Ярко-малиновый — любимый цвет Эмерсона. Я развязала шарф и протянула ей.
– Помашите тем, кто на палубе, и меня найдут. Я сомневаюсь, что что-нибудь интересное произойдёт до вечера. Даттону для злодеяний понадобится тьма.
– Конечно.– Она улыбнулась. Мне показалось, что вокруг рта топорщатся кошачьи усы.
Полковник ждал нас. Когда слуга проводил нас в салон, мы застали Беллингема с Долли за завтраком. Солнечный свет падал на хрустальные бокалы и серебряную посуду. Вкус Сайруса в таких вопросах был безупречным, но я заметила, что сервант из красного дерева крайне нуждается в полировке, а золотые дамасские драпировки – в починке. Комнате явно недоставало женской руки.
Долли не так давно встала с постели; её кудри были в беспорядке, а веки набрякли. Она накинула пеньюар – пышную массу бледно-голубого шифона. Полковник, как всегда, в безупречном чёрном, встал, чтобы поприветствовать нас и предложил нам завтрак.
– Мы завтракали несколько часов назад, – ответила я. – Ещё раз прошу прощения, полковник Беллингем, за беспокойство, но я решила, что вопрос не терпит отлагательств. Я полагаю, вы не нашли женщину, которая бы присматривала за вашей дочерью? Миссис Джонс в настоящее время свободна и, могу с уверенностью заявить, в высшей степени подходит для этой должности, обладая надлежащим опытом.
Как я уже упоминала, в то утро я очень спешила и не видела никакого смысла тратить время зря. Полковник был явно сбит с толку. Многие люди реагируют на меня таким образом, поэтому я вежливо подождала, пока его более медлительный ум догонит мой, и, с улыбкой пробормотав «Shoukran» (220), взяла чашку кофе, предложенную мне стюардом Сайруса.
После короткой паузы полковник произнёс:
– Я на мгновение потерял дар речи от вашей внимательности, миссис Эмерсон. Я знаком с миссис Джонс, но у меня сложилось впечатление, что она путешествует с друзьями.
Выпрямившись в кресле, скрестив руки в перчатках на коленях, миссис Джонс дружелюбно прищурилась. Создалось впечатление, что ей требуются очки, которые она не носит из-за чрезмерного тщеславия, а аккуратный твидовый костюм и безвкусная шляпа источали респектабельность. Мягким голосом она объяснила, что её спутники решили вернуться домой, а она хотела бы задержаться в Египте ещё на несколько недель. С презрительным лёгким покашливанием она добавила:
– Мистер и миссис Фрейзер, конечно, помогли бы мне финансово, но я не могу принять одолжения от друзей. Я всегда следовала своим собственным путём в мире, полковник Беллингем, сэр, и мои религиозные убеждения требуют, чтобы я приносила пользу своим ближним.
Я очень хотела рассмеяться, но, конечно, не посмела. Дело вскоре было решено. Миссис Джонс объяснила, что работала гувернанткой и учительницей, но, естественно, не захватила с собой рекомендаций. Полковник ответил – поскольку у него не было другого выбора – что моей рекомендации достаточно. Мне пришлось подавить очередной смешок, когда миссис Джонс вежливо, но настойчиво торговалась по поводу своей зарплаты и заставила полковника согласиться на десять фунтов больше, чем он изначально предлагал. Её игра была идеальной. Полковник, безоговорочно поверив ей, явно испытал облегчение.
Мисс Долли тоже поверила, и была в высшей степени недовольна. Полуприкрыв глаза, она изучала аккуратную фигурку миссис Джонс, и я почти чувствовала, о чём девушка размышляет. Она не смогла бы запугать эту женщину, как других, и псевдореспектабельность миссис Джонс предвещала практическую невозможность каких-либо выходок.
Моё мнение о миссис Джонс ещё больше повысилось, когда она приступила к добыче сведений.
– Значит, вы уезжаете из Египта через две недели? – спросила она. Разумный вопрос, так как соглашение заключили именно на этот срок.
– Может быть, раньше, – был ответ. – В любом случае вы можете рассчитывать на то, что вам выплатят полную сумму. Как скоро вы сможете приступить?
– С этого момента, если пожелаете. С вашего разрешения, я пошлю кого-нибудь из слуг за моим багажом, а затем мы с мисс Беллингем придумаем, чем заняться сегодня!
Я поспешила откланяться. Выражение лица Долли, размышлявшей о дне весёлых занятий с миссис Джонс, стало чрезмерным испытанием для моей уравновешенности.
Мне пришлось сдержать смех, пока полковник провожал меня до трапа. И лишь оказавшись с ним наедине, я вспомнила, почему приехала. Я получила от представления, устроенного миссис Джонс, такое удовольствие, что всё остальное вылетело у меня из головы.
Сейчас я торопилась ещё сильнее, поэтому прервала поток благодарностей:
– Существует ещё одно обстоятельство, о котором я считаю своим долгом известить вас, полковник, и надеюсь, что вы извините меня за резкость. Я спешу, и тема не располагает к тактичности. Это связано с моей подопечной, мисс Форт. Если вы намерены оказывать ей знаки внимания романтического характера, советую немедленно отказаться от этой мысли. Они не встретят ни малейшего одобрения.
– Не уверен, что понимаю вас, миссис Эмерсон.
Лицо полковника было бледным и твёрдым, как мрамор. Он выпрямился во весь рост. Поскольку физически я относительно невысока, то привыкла, что надо мной возвышаются, поэтому совсем не испугалась. Однако обнаружила, что злюсь – не на его гнев, а на слепое, непонятное самомнение этого человека. Я никогда не теряю самообладания, но в этом случае позволила ему частично оставить меня.
– Уверена, что понимаете, полковник. Опомнитесь! Можете ли вы искренне предположить, что такая девушка, как Нефрет, согласится стать четвёртой – или пятой? – женой человека, который достаточно стар, чтобы быть её дедом? Особенно, когда несколько ваших бывших супруг преждевременно скончались?
Бледность лица сменилась сине-багровой окраской. Полковник шумно дышал сквозь сжатые зубы, руки крепко сжимали наконечник трости. Он абсолютно не воспринимал мои слова. Я снова попыталась заставить его осознать ситуацию.
– Я говорю вам это для вашего же блага, полковник Беллингем, желая избавить вас от позора – либо вас отвергнет Нефрет, либо вышвырнет из окна мой муж. Хороший совет (221), согласны? До свидания. Спасибо за кофе.
Сразу же после этого я направилась на «Амелию» и поговорила с реисом Хассаном. Он хорошо знал меня, поэтому не подвергал сомнению мои приказы. Двое мужчин спустили небольшую лодку, чтобы переправить меня через реку, и, залезая внутрь, я немало удивилась, увидев полковника Беллингема, застывшего на палубе «Долины Царей» в том же положении, в котором я оставила его. Мне показалось, что он смотрит в мою сторону, поэтому я помахала зонтиком. Он не ответил. Ну ладно, подумала я, если он собирается затаить обиду, пусть будет так. Я выполнила свой долг. Возможно, упоминание о смерти двух его жён при родах не укладывалось в общепринятые рамки приличий, но сейчас было слишком поздно об этом беспокоиться.
Моя миссия в Луксоре вскоре завершилась. Поскольку она не имеет отношения к данной части моего повествования, я не буду описывать её здесь. Выйдя из отеля, я заколебалась, размышляя, не потратить ли ещё немного времени. Но недолго; нерешительность – плохая привычка, и я не позволяю ей одержать верх надо мной. Купив букет у продавца цветов, я села в наёмную карету и велела кучеру отвезти меня на английское кладбище.
В то утро оно выглядело ещё более пустынным и одиноким. Похороны случались нечасто, и традиционные обитатели этого места вернулись домой. Когда я подошла, тощая кошка скользнула в кусты, а паршивые псы зарычали на меня с вершины заросшей сорняками могилы, на которой они обосновались. Я, задержавшись на мгновение, взглянула на один из плоских камней, и когда увидела трогательно краткую надпись, по спине пробежал странный холодок:
«Алан Армадейл. Умер в Луксоре в 1889 году. Requiescat in Pace».  (222)
Какое странное совпадение побудило меня задержаться именно у этой плиты? Армадейл стал жертвой одного из самых безжалостных убийц, с которыми я когда-либо сталкивалась. Я не знала погибшего при жизни, но, судя по всему, он был достойным молодым человеком, не заслужившим подобной печальной участи. Именно я обнаружила его тело, помогла ему упокоиться здесь – и забыла. Хотя я и торопилась, но потратила несколько минут, вырывая сорняки и сдувая песчаную пыль, забившуюся в надпись. В голове начали формироваться планы. Женский комитет… пожертвования от посетителей… посоветоваться с доктором Уиллоуби...
Могилу миссис Беллингем было бы легко найти, даже если бы я не посетила кладбище накануне. Голая песчаная земля была усыпана цветами.
Это были простые домашние цветы, которые можно собрать в садах и живых изгородях Луксора – бархатцы и розы, бугенвиллеи, васильки и алая герань. Их, должно быть, оставили рано утром или даже накануне вечером; красивые головки увяли на утреннем солнце.
Я положила среди них свой букет и помолилась, как, должно быть, сделал и полковник. От подобного человека я не ожидала такого нежного, сентиментального жеста. Неужели я недооценила его? Для меня это редкость. Но порой всякое случается с людьми, привыкшими слишком сурово контролировать свои чувства.
Смахнув песок с юбки, я пошла обратно, не встретив ни единой человеческой души. Экипаж ожидал меня. Я приказала кучеру ехать в Луксорский храм. Пусть не по пути. Но займёт всего несколько минут. Поскольку я находилась, так сказать, по соседству, было бы некрасиво не зайти и не посмотреть, как у детей дела.
Дети были в храме! Именно там, куда обещали поехать – во дворе Аменхотепа III, и фотографировали!
Хотя я ничуть не сомневалась, что так и будет.
Я обрадовалась, что приехала в храм, когда увидела, с какими счастливыми улыбками они встречают меня.
– Не надо прерываться из-за меня, – сказала я, когда Нефрет быстро меня обняла, а Давид, вечный preux chevalier (223), освободил от тяжёлой сумки.
– Да не из-за тебя. – Мой сын не сделал ни того, ни другого. – В любом случае мы собирались остановиться. В это время суток слишком много чёртовых туристов.
– Ну, как встреча с полковником Беллингемом сегодня утром? – спросила Нефрет. – Он согласился нанять миссис Джонс?
– Всё решено, – ответила я. – Она сейчас с ними.
Гладкий лоб Нефрет прорезали морщины.
– Я очень надеюсь, что с ней всё будет в порядке. Эта жуткая девчонка...
– Не беспокойся о миссис Джонс, – нежно улыбнулась я Нефрет. – Если бы ты видели представление, которое она устроила сегодня утром, то убедилась бы, что эта женщина вполне способна справиться с мисс Долли. Юную леди крайне расстроила новая сторожевая собака.
– Чем ещё вы занимались? – спросил Давид. – Я и не знал, что вы собирались сегодня утром в Луксор.
Я не видела причин упоминать предыдущие встречи, поэтому рассказала им о посещении кладбища.
– С этим нужно что-то делать, – заявила я. – Женский комитет…
– Отличная идея, – согласился Рамзес. – Значит, кто-то был там до тебя? Чтобы оставить цветы, по твоим словам.
– Да. Это было трогательное зрелище.
– Совершенно верно, – кивнул Рамзес.
На мгновение воцарилось молчание. Давид посмотрел на Рамзеса, Рамзес – на Нефрет, а Нефрет упёрлась взглядом в обезглавленную статую богини Мут (224).
– Мне пора возвращаться, – сказала я. – Вы со мной, или я пришлю лодку, чтобы забрать вас позже?
– Думаю, позже, – ответил Рамзес после ещё одной короткой паузы. – Э-э… Нефрет? 
Она повернулась к нему с особенно нежной улыбкой.
– Я согласна. Мы просто закончим эту партию плит, тётя Амелия.
Я предлагала помощь, но они настаивали, что я им не нужна; они видели, что я очень хочу вернуться к Эмерсону.
Когда я переправилась на другой берег, на дахабии Сайруса не было никаких признаков жизни. Хасан сказал, что дамы и джентльмен час назад уехали верхом на ослах. Они не снизошли до того, чтобы сообщить ему о своём пункте назначения, но удалились в направлении Долины.
«Пока всё хорошо», – подумала я. Усевшись на осла, я вернулась в дом, переоделась в брюки и ботинки и направилась в Долину своим обычным маршрутом в сопровождении Махмуда, несущего корзину для пикника. Эмерсон не прерывался на еду, пока я не заставляла его, а солнце стояло высоко.
Я ожидала, что мне придётся вытащить мужа из глубины гробницы, но нашла его на поверхности, застав за совещанием с Говардом Картером. Говард курил сигарету и помахивал ей в сторону странно выглядевшего устройства, стоявшего между ним и Эмерсоном. Рабочие вовсю глазели на эту машину, собравшись вокруг, и Абдулла (которому я приказала оставаться дома, пока не смогу повторно осмотреть его) благосклонно изрекал советы. Я уже давно заметила, что мужчины обожают всяческие механизмы. И не имеет ни малейшего значения, какую пользу приносит эта машина; главное – она должна издавать громкие звуки и иметь вращающиеся части.
Мужчины были так увлечены, что мне пришлось ткнуть Эмерсона зонтиком, чтобы он заметил меня.
– А, привет, Пибоди, – бросил он. – Я считаю, что здесь нужен новый поршень.
Говард почесал в затылке.
– Добрый день, миссис Эмерсон. Поршень работает нормально; на мой взгляд, проблема в моторе.
Голубые глаза Эмерсона заблестели.
– Нам лучше разобрать его.
– Что? – возопила я. – Эмерсон, не трогай этот аппарат! Разве ты не помнишь, что случилось, когда ты пытался отремонтировать автомобиль леди Кэррингтон (225)?!
Эмерсон повернулся ко мне лицом.
– Это было совсем другое дело, – возмущённо запротестовал он. – Я…
Внезапно машина принялась издавать громкие звуки, и несколько частей начали вращаться.
– Что ты сделал? – повернулся Эмерсон к Селиму.
Молодой человек выпрямился.
– Я вложил это, – указал он, – вот в это.
– А, – кивнул Эмерсон. – Именно то, что я и собирался предложить.
При активной помощи Селима и нескольких других рабочих Эмерсон с Говардом принялись прикреплять к аппарату отрезки трубы. Я повернулась к Абдулле.
– Что ты здесь делаешь? Тебе нужно быть дома, отдыхать.
– Мне не нужно отдыхать, Ситт. Я в порядке.
– Дай-ка я посмотрю твою голову.
Зелёная паста придала белым волосам ядовитый цвет гниющей растительности. И пахла не очень приятно. Однако шишка исчезла. Я разрешила Абдулле снова надеть тюрбан.
– Что это такое? – спросила я, указывая на машину.
– Она удаляет плохой воздух из гробницы, – объяснил Абдулла снисходительным тоном, который появляется у мужчин, беседующих с женщинами о различных механизмах. – Эмерсон приказал мистеру Картеру передать ему и машину, и провода, которые заставляют её работать.
Я вспомнила, что слышала, как Эмерсон упоминал нечто, называемое воздушным насосом. Но для этого требуется электричество? Похоже, у нас оно тоже есть, а это значит, что вместо свечей можно будет использовать электрические лампочки. На этот раз Эмерсон поступил разумно — вместо того, чтобы заставлять себя и других работать в условиях, граничащих с невыносимыми. Я надеялась, что он не запугал Говарда, заставив его отдать насос, который тот приобрёл для собственных раскопок. Впрочем, возможно, насосов изначально было два?
Введя куски трубы в гробницу и (как я предположила) скрепив их вместе, Говард и Эмерсон снова поднялись по лестнице, выглядя чрезвычайно довольными собой. Селим скромно следовал за ними. Этот красивый юноша, всего на несколько лет старше Рамзеса, в своё время провёл ужасное лето, выступая в роли охранника и компаньона моего сына, прежде чем я поняла, что он вообще не в состоянии помешать Рамзесу что-либо учинить (226). Конечно, в конечном итоге во всём виноват Рамзес, но мальчики очень сблизились – очевидно, естественный результат соучастия в преступлении. Селим был младшим сыном Абдуллы и, следовательно, дядей Давида. Между двумя молодыми парнями было сильное физическое сходство – и, похоже, не только оно одно.
Почувствовав на себе мой взгляд, Селим улыбнулся, как загорелый ангел Боттичелли (227).
– Что ж, – начала я, когда мужчины подошли ко мне, – как долго эта адская штука должна проработать, прежде чем мы полностью избавимся от грязного воздуха?
– Это не так просто, – снисходительно ответил Говард.
– То есть вы не знаете.
– У нас были некоторые затруднения, – признал Говард. – Мотор – или, возможно, одна из цепей…
– Видишь ли, Пибоди, – перебил Эмерсон, – она работает…
– Я не хочу знать, как это работает, Эмерсон. Пока что. Ешьте бутерброды.
Говард отказался присоединиться к нам; его люди уже прекратили дневную работу, и он собирался вернуться к себе домой, чтобы оформить очередные бесконечные документы, связанные с его должностью. Я подождала, пока он уйдёт, и затем спросила Эмерсона, что было утром.
– Ничего, чёрт возьми, – промычал Эмерсон, набив рот хлебом и козьим сыром. – Я едва успел быстро заглянуть внутрь, пока Картер не появился со своими электрическими проводами. Генератор находится в гробнице Рамзеса XI (228), как ты помнишь, и у нас было дьявольски мало времени, чтобы проложить треклятые провода…
– Очень любезно со стороны Говарда, Эмерсон. И воздушный насос…
– Да, да. Предложение было как нельзя более уместным. Но мы наткнулись на камеру размером примерно десять на двенадцать футов, наполовину заполненную обломками. Если изначально она задумывалась как погребальная, архитектор, должно быть, изменил своё мнение, поскольку проход продолжается…
– И вы, конечно, сегодня не сможете работать внутри.
– Почему бы и нет? А, – понял Эмерсон. – Твоё очередное тактичное предложение? Ладно, Пибоди, уже поздно. Я оставлю воздушный насос работать на всю ночь и посмотрю, насколько хорошо он справится.
Он доел хлеб с сыром и затем с видимым усилием переключил своё внимание на дела, которые интересовали его гораздо меньше.
– Как миссис Джонс поладила с полковником? – спросил он.
Я рассказала ему. Моё описание того, как миссис Джонс изображала чопорную близорукую гувернантку, немало его позабавило, но, стоило мне поведать о личной беседе с полковником, улыбка исчезла.
– Боже мой, Пибоди, ты действительно именно так и сказала?
– Просто правду, Эмерсон.
– Да, но... – Он покачал головой. – Я бы хотел, чтобы ты была не такой... правдивой.
– Я могла бы сослаться на соломинки и брёвна, Эмерсон. Или на людей, которые живут в стеклянных домах (229).
– Это отнюдь не одно и то же. – Его лицо было серьёзным. – Ты нанесла сокрушительный удар по его любви, Пибоди. Я мог бы сказать то же самое, и столь же прямо; ему бы это не понравилось, но такие слова мужчине легче принять от другого мужчины, чем от женщины.
– В самом деле? – Я принялась собирать остатки еды. – Что ж, придётся поверить тебе на слово, Эмерсон, поскольку это мне кажется очередным непонятным мужским убеждением, не имеющим смысла для женщины. В любом случае, дело сделано.
– Беллингем – опасный человек.
– Я того же мнения, Эмерсон.
– О, правда? – Эмерсон повысил голос. – Я постоянно слышу это от тебя. Но на этот раз настаиваю, чтобы ты подробно и без двусмысленности объяснила, что именно имеешь в виду.
– С радостью, Эмерсон. Но не здесь; становится жарко, а этот камень довольно твёрдый. Может, вернёмся домой?
Эмерсон потёр подбородок и задумчиво посмотрел на аппарат, который производил такой шум, что нам приходилось кричать.
– Вообще-то я собирался на сегодняшний вечер остаться здесь. Проклятая штука имеет привычку внезапно останавливаться без видимой причины.
Я погрузилась в размышления: какие аргументы привести, чтобы не уязвить его amour-propre (230).
– А электричество дают ночью, Эмерсон? Возможно, его отключат после того, как туристы уйдут. Кажется, его основная функция – освещение популярных гробниц.
Эмерсона эта идея, похоже, поразила.
– Хм-мм. Возможно, ты и права, Пибоди. Я забыл спросить об этом Картера. Я просто посмотрю, смогу ли я его догнать. Или, возможно, реис Ахмед узнает…
Последнее слово донеслось до меня уже после того, как он быстро зашагал прочь.
Я подошла к Селиму, который сидел на выступе над лестницей, качал ногами и поглощал обед. Остальные мужчины тактично отошли, когда я уселась рядом с ним.
Он ответил на мой вопрос без колебаний. Генератор работал только днём – если работал вообще. Я полюбопытствовала:
– Как ты узнал об этом, Селим?
Он искоса взглянул на меня из-под своих длинных ресниц.
– Я хотел узнать, как они работают, Ситт. Без сомнения, это своего рода волшебство…
– Да и я думаю то же самое, – согласилась я с улыбкой. – Но здесь скрывается магия, о которой я ничего не знаю. Сможешь ли ты управлять этой машиной так же, как Отец Проклятий?
– С Божьей помощью, – благочестиво произнёс Селим – но его чёрные глаза ярко сверкнули.
– Да, конечно. Спасибо, Селим.
Я оставила его доедать и направилась к Эмерсону, который узнал от реиса, что его любимый прибор действительно перестанет работать на закате, когда Долина официально закрывается для туристов. Муж очень расстроился и не хотел бросать эту чёртову штуку на произвол судьбы
– Объясни Селиму, что он должен делать, если насос прекратит работать до заката, – предложила я.
Эмерсон продолжал сомневаться, поэтому я усилила давление:
– Что важнее, Эмерсон: привлечь убийцу к ответственности или поиграть… то есть потратить свои таланты на заурядную механическую работу? Абдулле нельзя оставаться на солнце, а он не уйдёт, пока ты здесь. Мы можем забрать его с собой под тем предлогом, что нам необходимо с ним посоветоваться.
Последний аргумент убедил его. Честно говоря, Эмерсон не особенно беспокоился о привлечении убийцы к ответственности – если только убийца не преследовал кого-то из нас – но был искренне предан Абдулле.
После того, как Эмерсон прочитал Селиму длинную лекцию (а тот делал вид, что внимательно слушает), мы оставили молодого человека вместе с составившими ему компанию двумя двоюродными братьями, а остальные отправились домой. Когда мы вошли в главную ветвь Долины, я замедлил шаги.
– Что ты высматриваешь? – настойчиво поинтересовался Эмерсон.
– Реис Хассан сказал мне, что миссис Джонс и семья Беллингемов отправились сегодня утром в Долину. Я подумал, что они, возможно, собирались навестить нас.
Эмерсон обнял меня за плечи и подтолкнул вперёд.
– Они были и ушли.
– Что? Почему же ты мне не сказал?
– Потому что ты не спрашивала.
– Дьявол тебя побери, Эмерсон…
– Прошу прощения, дорогая. Я не могу удержаться от того, чтобы немного подразнить тебя, когда тобой овладевает деловое настроение. Побереги дыхание для подъёма. Честно сказать, – продолжил Эмерсон, протягивая мне руку помощи, – я понятия не имею, какого чёрта хотел полковник; он показал нам, как прикрепляют цинковую трубу, но не мог объяснить, почему насос в тот момент не работал. Естественно предположить, что человек, утверждающий, что был инженером, разбирался бы…
– Эмерсон, пожалуйста, оставь в покое треклятый воздушный насос. Полковник был инженером?
– Во время войны он служил в Инженерном корпусе, – ответил Эмерсон.
– Хм-мм. Я предполагала, что кавалерия ему больше по вкусу.
– Это намного романтичнее, – согласился Эмерсон, скривив красивые губы. – Однако в современной войне человек, умеющий строить и ремонтировать мосты, более полезен, чем парень, который скачет галопом в гущу битвы, размахивая саблей. Ты в порядке, Пибоди?
Мы остановились на вершине склона, чтобы отдышаться. Вскоре я кивнула, что готова идти дальше.
– Долли была с ним? – спросила я.
– Да. Никаких сомнений в том, что ей требовалось. Как только я сообщил, что её Рамзес остался в Луксоре, она принялась жаловаться на жару, пыль и мух, и полковник увёз её. – Эмерсон усмехнулся. – Придётся прочитать Рамзесу небольшую лекцию о том, как избегать хищных молодых женщин.
– Ты уверен, что он хочет избегать её?
– Выражусь яснее, Пибоди. Я не думаю, будто тебе следует беспокоиться о том, что Долли Беллингем станет твоей невесткой.
***
Я ожидала, что дети уже возвратились из Луксора, но этого не произошло.
– И как ты думаешь, куда они подевались? – поинтересовалась я. – Они сказали, что закончат несколько плиток и сразу же поедут домой.
– Перестань суетиться, как наседка, Пибоди. Они вполне способны позаботиться о себе.
Я оставила Эмерсона и Абдуллу на веранде и пошла освежиться. Но не успела закончить, как раздался рёв Эмерсона, и я поспешила вернуться, чтобы увидеть, как к дому подъезжают мои блудные дети. Прежде чем я успела начать поучение, Нефрет соскользнула со спины Риши и поспешила к нам.
– Как здорово, что все вы здесь! – воскликнула она. – Салам алейхум, Абдулла. Смотри! Смотрите, все!
У меня возникло неприятное ощущение: я знаю, что она собирается сделать. И у Эмерсона, очевидно, тоже. Он вскочил с приглушённой руганью. Но прежде, чем успел ей помешать, она вернулась к Рише и прыгнула...
Соскользнув с лошадиного бока. Её ступни коснулись земли, а лоб с силой врезался в седло.
– Проклятье, – весело выпалила Нефрет.
Мальчики спешились и смотрели: Давид – с ухмылкой, Рамзес – с лицом, которое казалось вырезанным из гранита. Однако он заметно вздрогнул, когда Нефрет оступилась.
– Нефрет, – начал Эмерсон, – я бы хотел, чтобы ты не...
– Я знаю как, правда! – Она потёрла лоб и широко улыбнулась ему. – Я уже делала это раньше. Так всегда бывает, когда кто-то пытается похвастаться! Да и Риша...
Если бы конь мог пожимать плечами, Риша не упустил бы такой возможности. Казалось, он собирался с силами. Рамзес тоже.
Чуть помолчав, я сказала:
– Можешь открыть глаза, Рамзес.
Триумфально поднявшись наверх, Нефрет повернулась и хмуро посмотрела на брата.
– Разве ты не видел меня? Почему ты не смотрел? Я это сделала! Абдулла, ты видел? Профессор?
– Да, дорогая, – слабо промычал Эмерсон. – Это было великолепно. Но не могла бы ты больше так не делать?
– Нужно просто прыгнуть, – объяснила Нефрет, жестикулируя. – Одной ногой. А рука и другая нога только поддерживают тебя, пока Риша...
– Мы видели, – перебила я. – Так ты тренировалась, да? Очень мило. Но лучше дать Рише немного отдохнуть. Беги и сполосни лицо и руки, нам предстоит военный совет.
Дети утверждали, что ели, но я подозревала, что они просто купили у продавца еды в Луксоре какую-то ерунду. Во всяком случае, молодёжи никогда не помешает поесть. Я приказала Али принести помидоры и огурцы, хлеб и сыр, и вскоре от них и следа не осталось. На лбу Нефрет возвышалась большая шишка, на кончике носа – ссадина, но это её явно не заботило. «Она всё ещё такой ребёнок», – с нежностью подумала я. И почему бы нет? У неё вообще не было ни детства, ни нормальной жизни, пока она не оказалась у нас (231).
Напыщенные снобы могли бы заявить, что её жизнь и нынче не является нормальной. Однако восхождение на пирамиды, раскопки гробниц и преследование преступников, похоже, вполне устраивали Нефрет. И кто я такая, чтобы отказывать ей в правах, на которых всегда настаивала, и которых большинство женщин в нашем обществе несправедливо лишено? Даже право упасть с лошади, когда девушка пожелает.
Собравшиеся предоставили мне открыть совет, что было вполне уместно. Я выбрала косвенный подход.
– Я полагаю, вы все отправились на английское кладбище после моего отъезда?
Глаза Давида заблестели.
– Я говорил вам, что она узнает. Она всегда узнаёт.
– Да, – согласился Абдулла. – Она узнаёт. И что с кладбищем?
– На могиле миссис Беллингем были разбросаны полевые цветы, – объяснила я. – Нам известно, что их туда положил не полковник.
– Нам известно? – повторил Эмерсон.
Нефрет отодвинула тарелку и наклонилась вперёд.
– Я думаю, что тётя Амелия права. Но теперь это неважно. Мы кое-что узнали. Я составила список.
Она вынула из кармана рубашки сложенный листок.
– Интересный подход, – одобрительно кивнула я. – Я тоже составила список – не из фактов, а из вопросов, на которые нужно ответить. Давайте сначала выслушаем твой, Нефрет.
– Фактически это совместные усилия, – улыбнулась Нефрет Рамзесу и Давиду. – Мы работали вместе.
– Отлично, – кивнул Эмерсон. – Продолжай, милая.
– Да, сэр.– Нефрет развернул лист. – Факт номер один. Миссис Беллингем не была похищена Скаддером. Она сбежала с ним.
– Да ладно! – воскликнул Эмерсон. – Так вполне могло быть, но почему ты констатируешь это как факт?
– Слишком много нижних юбок, – ответила я. Нефрет усмехнулась мне. Эмерсон всплеснул руками.
– Дорогой, но это очевидно, – стала объяснять я. – У неё было по крайней мере десять нижних юбок. Женщины не носят больше трёх-четырёх под сегодняшними юбками; гладкая линия от талии до…. – Увидев выражение лица Эмерсона, я решила, что лучше не распространяться о юбках. – Ещё один убедительный момент момент: она взяла с собой бальное платье из синей камки (232), которое послужило внешним саваном. В последний раз её видели в послеобеденном платье. Она не могла переодеться в вечернее без помощи горничной или собственного мужа, но ни та, ни другой не признались, что видели её. Следовательно, она вышла из отеля вскоре после того, как вернулась с чаепития в консульстве – с чемоданом или сундуком. Можешь ли ты представить себе похитителя, который ждёт, пока женщина соберёт свои вещи, а затем прихватывает их вместе с ней без активной помощи похищаемой?
Эмерсон хмыкнул.
– Я рада, что ты согласен, Эмерсон. Продолжай, Нефрет.
– Пункт второй. Смертельная рана была нанесена длинным острым лезвием, которое прошло сквозь тело. При этом погибшая стояла лицом к лицу с убийцей.
– Bismallah! (233) – воскликнул Абдулла. – Как тебе удалось…
– Это – вклад Рамзеса, – любезно кивнула Нефрет моему сыну. – Признаюсь, мне не хватило хладнокровия настолько внимательно осмотреть тело.
– Вполне очевидный вывод, исходя из расположения и относительного размера входного и выходного отверстий, – бросил Рамзес.
– Совершенно верно, – согласилась я. – Если бы она стояла на коленях, лезвие пронзило бы её тело под углом.
Эмерсон начал:
– А если она… – И остановился. – Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь. Продолжай, Нефрет.
– Пункт третий. На теле были следы натрона (234).
– Что?! – взорвался Эмерсон. – Когда ты... как ты...
– Эмерсон, если ты продолжишь перебивать, это займёт целый день, – перебила я. – Я говорила мистеру Гордону из американского консульства – в твоём присутствии, если помнишь – о необходимости взять образцы кожи, чтобы определить вещество, используемое для сохранения тела. И мы тоже взяли такие соскобы. Ты исследовал их, Рамзес?
Рамзес кивнул.
– Я сам экспериментировал с натроном в качестве консерванта. Он намного эффективнее обычного песка, поэтому древние использовали его для...
– Но это выходит из ряда вон! – воскликнул Эмерсон. – Как Скаддер доставил его в Луксор? Ему понадобилось бы несколько сотен фунтов, чтобы покрыть… м-м…
– Совершенно верно, – согласился Рамзес. – Логический вывод состоит в том, что ему не требовалось перевозить такое количество натрона, потому что оно уже имелось в его распоряжении. Во время её смерти они, вероятно, находились в Вади Натрун (235) или рядом с ним.
– Значит, когда они бежали из Каира, то направились на юг, а не в Александрию или Порт-Саид, – задумчиво подытожила я. – Вот где полковнику и полиции следовало искать их – в одном из портов. У Скаддера, вероятно, были друзья или знакомые в какой-то из деревень. Отлично! Это должно стать нашим следующим…
– Я считаю, матушка, что такое расследование будет пустой тратой времени, – вмешался Рамзес. – Это не даст нам подсказки о нынешнем местонахождении Скаддера. Нефрет, кажется, у тебя есть ещё один пункт в списке.
– Номер четыре. Это Скаддер завернул тело и перенёс его в Луксор…
Губы Эмерсона приоткрылись, и я быстро добавила:
– Нет, Эмерсон, не спорь. Мы предполагали, что это так, но никогда не подвергали это предположение логическому анализу. Учитывая то, что мы теперь знаем, это единственно возможный вывод.
– Ха, – фыркнул Эмерсон.
– Я ещё не закончила, тётя Амелия, – произнесла Нефрет. – Он перенёс тело в Луксор и нашёл для него подходящую гробницу – не как ужасную шутку, а как акт благоговения и искупления. Он любил её и любит до сих пор. Это он рассыпал цветы на её могиле.
Абдулла засунул палец под тюрбан и осторожно почесал голову.
– Хм-мм, – сказал он почти эмерсоновсим тоном. – Мужчина мог убить свою женщину, если она изменила или попыталась бросить его. Но почему он не похоронил её в песке и не оставил там же, где убил?
– Очень хорошо, Абдулла, – кивнула я. – Это был один из моих вопросов. Я думаю, что мы знаем ответ. Скаддер – сумасшедший.
Абдулла выглядел довольным.
– Но, – заявил он, – если человек сошёл с ума, он находится под защитой Бога.
Рамзес уставился на старика, как будто тот только что сказал что-то умное. Прежде чем сын разразился комментариями (предполагаю, что намеревался), я достала из кармана свой список.
– А вот мои вопросы. Во-первых, почему полковник Беллингем вернулся в Египет?
– Нет, – возразил Эмерсон. – Это неправильный вопрос, Пибоди. Мы знаем, почему он вернулся.
– Ты веришь, что он сказал нам правду?
– Да, – веско изрёк Эмерсон.
– Хм-мм. Ну, я тоже. Тогда как бы ты...
– Ты могла бы скорее спросить, почему он остался.
– Мы и это знаем, – ответила я. – Он хочет убить Скаддера. Чёрт тебя возьми, Эмерсон, ты позволишь мне продолжить изложение моих вопросов?
– Конечно, дорогая.
Я посмотрела в список.
– Второе – почему Скаддер хотел, чтобы мы нашли мумию?
– Опять же, – Эмерсон в очередной раз опередил всех, – я должен возразить против твоей формулировки вопроса, Пибоди. Что ты имеешь в виду – почему Скаддер хотел, чтобы мумию нашли, или почему он выбрал нас, чтобы найти её?
– Но кого бы он ещё выбрал? – спросил Абдулла. – Кого, кроме самого мудрого, самого известного, самого умелого человека… м-м… людей в мире?
Я улыбнулась простодушному комплименту, а затем, как Рамзес, уставилась на Абдуллу.
– Боже мой, – выдохнула я.
– Совершенно верно, – сказал Рамзес. И продолжил по-арабски, обращаясь к Абдулле. – Отец мой, ты самый мудрый из нас. Не единожды, не дважды, но трижды указал нам путь.
– Значит, – перешёл Абдулла прямо к делу, – вы не убьёте безумца? Он невиновен в глазах Бога.
– Мы не хотим причинить ему вред, отец мой, – ответил Рамзес. – Мы должны найти его, чтобы уберечь его самого и не дать ему причинить вред другим.
– Какой у тебя следующий вопрос, Пибоди? – поинтересовался Эмерсон.
– На него уже дали ответ, Эмерсон. – Я сложила свой список и вернула его в карман.
***
Я сидела на веранде, глубоко задумавшись. Солнце уже садилось на западе, когда я увидела приближавшегося всадника. Остальные находились с Эмерсоном в его кабинете или трудились в тёмной комнате, потому что, как язвительно заметил муж, нет смысла тратить весь день на ненужные дискуссии. Я сразу же поспешила позвать семью обратно, ибо была уверена, что они захотят услышать нашего гостя. Сайрус не стал бы мчаться сломя голову из-за пустяка.
– Вы были на дахабии? – спросила я.
– Да, мэм, верно. – Сайрус начал дёргать свою козлиную бородку (по-моему, это довольно болезненно), как знак небывалого волнения. – Чёрт побери, в конце концов, это моя лодка. Мне и было-то малость не по себе из-за того, что Кэтрин там. А сегодня ещё хуже.
– Выпейте виски, Сайрус, и расскажите нам, что случилось, – настаивал я.
– Спасибо, миссис Амелия, но и капли в рот не возьму. Я хочу удержать себя в руках. Полковник пригласил меня пострелять с ним шакалов. Ну, вы знаете, я не испытываю ни малейшего удовольствия от убийства существ, которые не могут дать отпор на равных, даже таких ничтожеств, как шакалы, но решил, что мне лучше пойти и посмотреть, что он задумал. И мне пришло в голову, что вам, ребята, следует узнать об этом прямо сейчас.
– Может он назначил встречу со Скаддером? – спросила я. – Но как? Миссис Джонс сказала вам что-нибудь по поводу сообщения?
Сайрус покачал головой.
– У нас не было возможности поговорить. Она сказала, что он весь день вёл себя странно. Что-то его взбесило, но она не упомянула ни одного послания.
Мы с Эмерсоном обменялись взглядами.
– Возможно, он просто хочет отвести душу, убивая беспомощных животных, – предположил Рамзес, чьи взгляды на охоту были хорошо известны всем нам. – Но если Скаддеру удалось связаться с полковником, мы не можем позволить мистеру Вандергельту рискнуть сопровождать его. Один из нас должен...
Четыре голоса слились в один хор:
– Не ты!
Только Сайрус промолчал, но у него имелись свои возражения.
– Я могу позаботиться о себе, молодой человек. Почему ты думаешь, что я буду в опасности? Беллингем не держит на меня зла.
– Беллингем застрелит любого, кто встанет между ним и Даттоном Скаддером, – возразил Рамзес. – Сейчас он опасен, как бешеная собака, и непредсказуем.
– Вот почему ты не выйдешь из этого дома, – заявила я. – И Давид – тоже. Уж в его-то отношении Беллингем и не подумает колебаться.
– Совершенно верно, – холодно согласилась Нефрет. – Но я согласна, что кто-то должен пойти с мистером Вандергельтом. И очевидная кандидатура – я.
Рамзес, уже поднявшийся на ноги, внезапно застыл. Прежде чем слова, дрожавшие на его губах, смогли вырваться наружу, заговорил Эмерсон:
– Наше обсуждение полностью вышло из-под контроля, – произнёс он тем мягким голосом, который стал пословицей в деревнях Египта. Этот мурлыкающий тон Эмерсона заставлял съёживаться от ужаса самых закоренелых злодеев. – Всем успокоиться. Рамзес, сядь.
– Но, отец...
– Сядь, – повторила я. – Твоя сестра никуда не денется. И ты тоже. Вандергельт, где и в какое время вы встречаетесь с полковником?
– Его излюбленные места, как вам известно, находятся недалеко от Рамессеума (236) и Долины Царей, – ответил Сайрус. – Он предложил последнее. На закате.
Эмерсон кивнул.
– Да, это предпочтительное время суток, когда живые существа в угасающем свете дня выходят на охоту. Идеальное время для убийства – или несчастного случая. Популярный вид спорта среди некоторых туристов. Беллингем раньше не был в этом замечен, не так ли?
– Кажется, нет, – ответил Сайрус.
– Это ни о чём не говорит, – покачала я головой. – В уголовном расследовании имеет значение любое отклонение подозреваемого от установленного порядка действий.
– Он хорошо вооружён? – спросил Эмерсон. – Винтовка и дробовик? 
– И несколько пистолетов, – мрачно продолжил Сайрус. – Он продемонстрировал мне свой арсенал сегодня днём.
Эмерсон хмыкнул. Затем выбил трубку, встал и потянулся, перекатывая мускулы рук и плеч. Это впечатляющее зрелище предупредило меня о его намерениях.
– Эмерсон, ты ведёшь себя, как мужчина! – воскликнула я.
– Надеюсь. – Муж подарил мне пронзительный взгляд.
Я не позволила увести себя в сторону.
– Играть мускулами и отдавать приказы в деспотической манере! В данном случае требуются не мышцы, а хитрость и здравый смысл. Нефрет права. Полковник не постесняется подвергнуть опасности любого мужчину, но не станет стрелять ни в неё, ни в какую-либо другую женщину.
Рамзес вскочил.
– Матушка, если ты хочешь позволить Нефрет…
– Она не имеет в виду Нефрет, – процедил Эмерсон. – Она имеет в виду себя. Пибоди, чёртова дура, разве ты не понимаешь, что в данный момент Беллингем ненавидит тебя больше кого бы то ни было в мире, за исключением разве что Скаддера?
Это поразительное заявление привлекло всеобщее внимание. Даже Рамзес, который вибрировал, как треклятый воздушный насос, сел и уставился на меня.
– Почему-то меня это не удивляет, – заметил Сайрус. – Что вы натворили, миссис Амелия?
Эмерсон объяснил.
Глаза Рамзеса широко открылись.
– Ты так и сказала?
– Дорогая тётя Амелия… – Нефрет отвернулась. Её голос слегка дрожал.
– Я не понимаю, почему вы подняли такой шум, – раздражённо заметила я.
Сайрус покачал головой.
– Теперь понятно, почему Беллингем так вышел из себя. Лучше держите свою даму подальше от него, Эмерсон, пока он не остынет.
Мнение было единодушным, поэтому мне пришлось уступить, но я не смогла убедить Эмерсона отказаться от своего намерения.
Мы стояли у сводчатого прохода и смотрели, как они уезжают.
– Вернитесь и сядьте, – приказала я, потому что выразить свою собственную тревогу означало ухудшить душевное состояние Рамзеса и Давида. – Вы не можете простоять там, как обелиски, два часа. Рамзес, будь любезен, принеси мне стакан виски с содовой.
Рамзес послушно подошёл к столу.
– Я не думаю... – начал он.
– Никакого виски, Рамзес.
– Да, матушка.

ПРИМЕЧАНИЯ.
217.   Экрю (фр. ;cru — «необработанный», «неотбелённый») — бледно-серо-жёлтый или светло-серо-жёлто-коричневый цвет. Это оттенок неотбелённого шёлка, хлопка или льна.  Есть вариации цвета экрю, например, с нотками коричневого, из-за чего он становится более тёмным и тёплым.
218.   Напоминаю, что древнеегипетские сонники на самом деле были найдены лишь в 1928 году (см. примечание 168). Эти папирусные свитки были частью архива хорошо известного царского писца Кенхерхепешефа, очень образованного человека, которого царские мастера побаивались и очень уважали, так как писец, судя по слухам, частенько занимался колдовством. Толкование снов в соннике Кенхерхепешефа строится в большинстве случаев на игре слов, мифологических эпизодах, опыте ритуальной практики и этических нормах эпохи. Текст очень большой и ориентирован на мужчину: мужские и женские сонники в Египте различались, но не значительно.
219.   Зигмунд Фрейд (1856 – 1939 гг.) – австрийский психолог, психоаналитик, психиатр и невролог. Фрейд наиболее известен как основатель психоанализа, который оказал значительное влияние на психологию, медицину, социологию, антропологию, литературу и искусство XX века.
220.   Shoukran – спасибо (арабск.)
221.   A word to the wise – английская идиома. Более частый перевод – «умный поймёт с полуслова, умному достаточно, вы же умный человек» и т. п.
222.   «Проклятие фараонов». (Примечание издателя.) См. примечание 203. Э. Питерс в своих романах часто даёт персонажам имена действующих лиц из других литературных произведений – своеобразная отсылка к классической английской литературе. Requiescat in Pace – покойся в мире (лат.).
223.   Preux chevalier – доблестный рыцарь, галантный кавалер (фр.)
224.   Мут — древнеегипетская богиня неба, богиня-мать и покровительница материнства.
225.   Лорд и леди Кэррингтон – соседи Эмерсонов в графстве Кент. Упоминаются во втором романе «Проклятье фараона». Цитирую: «В жизни мне встречались личности и поглупее леди Кэррингтон (её супруг, например – законченный дурак), зато уж такого гармоничного сочетания злобы и глупости, каким может похвастать эта дама, в целом мире не сыскать.» (Перевод Е. Ивашиной). Странно: неужели при такой неприязни (взаимной, стоит упомянуть) леди Кэррингтон доверила свой автомобиль Эмерсону?..
226.   См. третий роман – «Неугомонная мумия».
227.   Сандро Боттичелли (настоящее имя Алессандро ди Мариано ди Ванни Филипепи, 1445 —1510 гг.) — итальянский живописец, выдающийся мастер эпохи раннего итальянского Возрождения.
228.   Рамзес XI — фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1105–1078 годах до н. э. Последний представитель XX династии (Рамессиды) и последний фараон Нового царства.
229.   Отсылка к известным пословицам. Первая – «В чужом глазу соломинку видишь, в своём бревна не замечаешь». Но это – в русском языке (и в моём переводе романа). А в оригинале речь идёт о выражении «The pot was calling the kettle black», то есть – «Говорил горшку котелок: уж больно ты чёрен, дружок». Вторая – «Тому, кто живёт в стеклянном доме, не следует бросаться камнями».
230.   Amour-propre – самолюбие (фр.).
231.   См. шестой роман – «Последний верблюд умер в полдень».
232.   Камка – старинная шёлковая узорчатая ткань.
233.   Bismallah! (Bismillah!) – во имя Аллаха, ради Бога (арабск.).
234.   Натрон – устаревшее название соды, кристаллическая сода.
235.   Вади-эн-Натрун (Вади-Натрун) — впадина на северо-востоке Ливийской пустыни в египетском губернаторстве Бухейра, расположена к западу от дельты Нила. Название долины связано с наличием в ней более десяти небольших богатых содой озёр (натрун по-гречески означает едкий натр).
236.   Рамессеум  — заупокойный храм фараона Рамзеса II (XIII век до н. э.), часть Фиванского некрополя в Верхнем Египте, недалеко от современного города Луксор.