Указ 437-Б о Временной Замене Ложек

(по мотивам абсурдной кулинарии и небесной бюрократии)

День, когда отменили ложки, начался вполне буднично: за окном прокричали голуби Министерства Обновлённой Жевательной Этики, небо слегка проглотило солнце, а в новостях сообщили, что теперь слова "жевать", "ложка" и "вкус" официально переводятся на гортанный нейтральный язык Т9-уровня.

Служащий третьей категории Блёк Мнемосов как раз намазывал себе кашу на воздух, когда к нему подошёл санитарно-интеллектуальный инспектор с жёлтым бейджем и резиновым дипломом по синтаксису — Фразеолог Слюнореж.

— Гражданин! У вас во взгляде зафиксировано вкусовое воспоминание!

— Это просто сон… Я ел… щи.

Инспектор резко вынул из рукава свисток, включил сирену, вызвал комиссию по борьбе с супом, и вскоре Блёка уволокли в антиностальгический контейнер. Ему выдали остывший поднос с «пищевым гелем №14 — вкус не определён, состав не уточнён».

В этот же день вышел Указ №437-Б:

«В связи с ростом опасного потребления пищи по устаревшим каналам, все ложки подлежат изъятию. Рекомендуется переход на впрыск, вдыхание или абсорбцию из диффузора через кожу».

Телеведущий с отточенной улыбкой добавил:

— Это улучшит пищевую демократию и снизит риск индивидуальных вкусов!

Граждане заволновались. Особенно старики, которым ещё довелось слышать слова вроде «навар», «хлеб» и даже «каша с хрустом» — по старому стандарту текстуризации пищи ISO:ЖЕВ-2025, где каша должна была не только питать, но и “создавать социально полезную жевательную нагрузку”.

Именно тогда из пищевой пены истории поднялся Смак Ретрогустович, бухгалтер третьей категории, коллекционер рецептов и обладатель последней легальной ложки. Её звали Людмила, и она звенела при движении, словно играла на струнах памяти.

Смак был типичным героем не своей эпохи: средний рост, лишние волосы на ушах и стойкое подозрение, что где-то в прошлом всё было чуть более съедобным.

Когда к нему пришли инспекторы из УПП (Универсального Пищевпрыскивателя), он отказался. Сказал:

— У меня аллергия на впрыск. Я человек жующей природы.

Через 48 часов его дом обложили. На третьи сутки он дал пресс-конференцию с миской борща. Это была не просто миска — это был политический манифест на основе свёклы.

— Суп — это сопротивление! — заявил он и хлебнул так, что где-то в штабе Совета по Контролю Вкуса треснуло три протокола.

На пятый день в его квартиру вторгся ангел.

Нет, не тот, с крыльями и арфой. Это был представитель Небесного Департамента Пищевых Прегрешений — Архангельц Пищебланк: сияющий, с галстуком цвета йогурта и планшетом, из которого пахло мятой и наказанием.

— Гражданин Ретрогустович, вы совершаете жевание без регистрации, с ложкой несертифицированной формы. Это нарушение небесного вкусооборота, подпадающее под параграф «Еретическое Пережёвывание».

— У вас есть санкция? — вежливо уточнил Смак.

И тут в потолке возник демон.

Он был в очках, с рогами, как у прокурора, и держал кипу бумаг, пахнущих дегтем и мармеладом — Люцифер Кулинержур.

— Простите, коллега, — хмыкнул демон, — но субъект подпадает под юрисдикцию Администрации Субверсивного Гурманства. Он совершает термокошерный акт сопротивления режиму абсорбции.

— Он ещё не проклят, — холодно ответил ангел.

— Зато уже вкусил, — нашёлся демон.

Ангел на мгновение потускнел. Ему запретили реагировать на вкус. Это считалось личной слабостью.

Смак в это время черпал последнюю ложку — неспешно, словно блюдо было присягой.

— Вы оба — из высших канцелярий, — сказал он. — А я вот, знаете, просто человек. Мне нравится вкус. Мне нравится жевать, а не пропитываться.

И вот в этот момент, редкий и, как оказалось, трансцендентный, в воздухе что-то изменилось. Где-то наверху зависла червоточина из сметаны, ангел и демон переглянулись и... пожали друг другу руки.

— Ладно, — сказал ангел. — Я этого не видел.

— А я — наоборот, всё записал, — подмигнул демон.

И исчезли.

Смак доел. Потом поднялся. И вышел на площадь.

А там — ложки.
Старые — алюминиевые, армейские.
Тонкие — чайные, в трещинках от времени.
Деревянные, пластиковые, с надписью «На первое».
Поварёшки, ковшики, даже половник из унитарного алюминия.
И вилки. Да-да, вилки — хоть и под временным запретом, но каждая с видом на свободу.

И среди них — люди.

Сдержанные, разогретые, звенящие.

Не протестующие — пробуждённые.

И он понял: ложки звенели — как люди, по-разному, но в унисон.

-------

С тех пор прошло много лет. На месте той квартиры теперь стоит Мемориал Свободного Супа.
Каждый год туда приходят люди.
Не для протеста.
Для вкуса. Чтобы вспомнить, как оно было, когда ты мог почувствовать.

А у дверей стоит табличка:

"Гражданин! Помни: вкус — это право. А ложка — это инструмент воли."