Петля времени

Затхлый, липкий воздух почтового отделения обволакивал меня, превращая и без того жаркий день в настоящую пытку. Люди, словно плавленые свечи, стекали в потную толпу перед единственным работающим окошком. Из трех. Всего одно. В этом апогее неэффективности я простоял, кажется, целую вечность, ощущая, как рубашка прилипает к спине. Наконец, дождавшись своей очереди, я протянул паспорт и получил заветную посылку. Не секрет, что внутри меня ждал китайский чай из Поднебесной. Я ценитель, люблю свежий, ароматный лист, и предвкушение домашней церемонии было единственным, что помогало мне выдержать этот душный кошмар.

Вернувшись домой, я сразу же приступил к распаковке. Осторожно вскрыл плотный картон, достал герметичный пакет с чаем, и тут что-то маленькое и твердое, запутавшееся в оберточной бумаге, упало на пол. Это была крошечная книжка, размером примерно 10 на 5 сантиметров, с пожелтевшими страницами и без единого слова на обложке. Мне никогда прежде ничего подобного не попадалось в посылках. «Инструкция?» - подумал я, но, открыв её, увидел лишь плотные ряды причудливых китайских иероглифов и изредка - загадочные, немного жутковатые иллюстрации.

Неотвязное любопытство взяло верх. Я тут же поставил чайник, заварил, разлил его по чашкам и, вооружившись планшетом, принялся за перевод. Это было занятие, высасывающее силы и время. Иероглифы, словно старинные загадки, неохотно поддавались расшифровке. На пару страниц уходил целый час, и я быстро понял, что при пятидесяти страницах, каждая из которых украшена иллюстрациями, работа затянется надолго. Пятнадцать часов. Именно столько мне потребовалось, чтобы преодолеть этот лингвистический марафон. Долго, невероятно долго, но я был горд, что справился.

Книга оказалась не инструкцией. Это была история. История о старинном, тайном городе, окутанном бесчисленными, жутковатыми слухами. Рассказы о странных звуках, что проникают в ночную тишину: завывание флейты, неясные шаги, женский плач, полный отчаяния. Кто-то, видел полупрозрачные фигуры, облаченные в старинные одежды, скользящие по улицам, а кто-то – существ, похожих на гигантских крыс, с глазами, блестящими в темноте. Пока я читал, холод пробегал по моей коже, мурашки покрывали руки. К концу перевода меня охватил какой-то первобытный страх. В ту ночь я не смог уснуть ни на минуту, ворочаясь в постели, каждый шорох казался предвестником чего-то потустороннего.

Но самое странное произошло утром. Я проснулся с тяжелой головой. Поднявшись, я начал искать книгу. Ее не было. Более того, исчез и чай, а также не осталось ни следа от упаковки посылки. Будто я и не проживал вчерашний день. Словно под гипнозом, я посмотрел на календарь. Сегодня был тот самый день, когда мне надо было идти на почту.

Паника начала зарождаться в моей груди. Почта. Душно. Люди в поту. Одно окошко. Все точно так же, как вчера. Я дождался своей очереди, получил посылку, вскрыл ее дома, и снова, словно по волшебству, на пол упала та самая маленькая, безымянная книга.

Так продолжалось семь раз. Каждое утро я просыпался в том дне, когда мне предстояло идти за посылкой. Даже если я решал не ходить на почту, не открывать посылку, не переводить книгу – утро всегда начиналось заново, со всеми деталями предыдущего «первого» дня. Я застрял. Застрял в каком-то пространственно-временном пузыре, день сурка, из которого не было выхода. У меня не было никаких криминальных мыслей, ни малейшего намека на желание что-то украсть или проверить, изменится ли от этого завтрашний день. Мысль была одна, всепоглощающая: как проснуться, чтобы этого дня больше не было?

Я перерыл весь интернет, прочел все доступные книги о временных петлях, парадоксах, аномалиях – никакой информации, которая могла бы мне помочь. Портить книгу? Рвать, сжечь? Мысль об этом вызывала дикий, иррациональный ужас. Что, если она и есть ключ? Что, если я сделаю только хуже?

Прошли месяцы этой рутины абсурда. Каждый день – это вчерашний день, и каждый вдох ощущался как еще один удар по стеклянной стене, что отделяла меня от реального времени. Сначала были отчаяние и паника, метания, попытки взломать петлю грубой силой – не приходить домой, уехать в другой город, попытаться изменить ход событий, которые, я знал, произойдут. Я пробовал не брать посылку. День перезагружался. Я брал ее и не открывал. День перезагружался. Я открывал ее, доставал книгу, но не прикасался к ней. День снова перезагружался. Каждый раз одно и тоже проклятое утро.

Постепенно отчаяние сменилось чем-то более тяжелым, более удушающим – апатией. Какой смысл что-либо делать, если все обнулится? Я перестал бриться, мыться, есть. Затем, инстинкт самосохранения брал свое, и я возвращался к базовым потребностям, но без всякой радости или осмысленности. Я мог позволить себе любое безумство, любое желание – ограбить банк (нет, это ведь были криминальные мысли, но я их отгонял), прыгнуть с крыши, устроить дебош. Но что толку? Никто не запомнит, и я сам не запомню, кроме как в своем запертом сознании. Этот цикл делал бессмысленным не только будущее, но и прошлое. Каждое «вчера» было лишь версией одного и того же дня.

Я начал замечать мельчайшие детали. Трещину на тротуаре, которую никогда раньше не видел. Выражение лица почтальона, когда он протягивал мне коробку – смесь усталости и равнодушия. Пятнышко на обоях в подъезде. Я знал, сколько секунд потребуется, чтобы добраться от лифта до моей двери, сколько скрипов издаст пол под ногами в прихожей. Я мог предсказать каждое слово соседа, который в семь утра выходил на пробежку, его стандартную фразу о погоде. Мой мир сжался до одной бесконечно повторяющейся секунды. Это было пыткой. Пыткой, где каждый «завтра» – это новое «сегодня», новое начало хаоса.

Через пол года пытки, я собрался мыслями, и решил, что если выход есть, он заключен в самой книге. Раз она была единственной константой, единственной переменной, которая позволяла мне дойти до конца дня, значит, она и была ключом. Теперь все внимание я переключил на нее, но уже не спеша, не гонясь за финалом истории. Я копал глубже. Я перепроверял каждый иероглиф, сверяя его значения с разными словарями, пытаясь уловить малейшие нюансы, тени смысла, которые могли ускользнуть от меня в первом, изнурительном марафоне.

Иллюстрации, которые раньше казались просто частью жутковатой атмосферы, теперь приобрели новое значение. Они были не просто рисунками – они были картами. Причудливыми, искаженными, но картами. На одной был изображен полуразрушенный храм, окруженный тонкими линиями, похожими на невидимые тропы. На другой – лабиринт узких улиц, ведущих к чему-то, что можно было бы принять за древнюю водонапорную башню, но она была странно очерчена, словно светящаяся изнутри.

Тот самый тайный город, о котором говорилось в тексте, начал обретать очертания. Каждое утро, заново заваривая чай, я чувствовал, как меняется мое восприятие. Завывание флейты, неясные шаги, женский плач – эти «слухи» теперь казались не просто слухами, а координатами. Слова описывали не просто места, но и состояния.

Я стал задерживать перевод. Не в смысле не заканчивать его, а в смысле растягивать процесс, вдумчиво изучая каждую деталь. Пытался связать символы с иллюстрациями, иллюстрации с текстом, текст с реальностью. Что, если «гигантские крысы с глазами, блестящими в темноте» – это не просто вымысел, а описание существ, которые обитают там? Что, если это не просто история, а подробный, зашифрованный путеводитель?

Мои сны, когда я все же забывался на пару часов, стали наполняться этими образами: я бродил по тускло освещенным улицам, слышал шепот, видел тени. Я просыпался с ощущением, что я был почти там.

Иногда, когда я заканчивал перевод и откладывал планшет, я чувствовал легкое дуновение. Не ветер из окна, а что-то иное. Холодное и глубокое, словно вздох из недр земли. И один раз, в тот самый момент, когда я перевернул последнюю страницу, я услышал. Еле слышный, но отчетливый, мелодичный звук. Будто очень старая, тонкая флейта, играющая где-то очень далеко.

Завтрашний день должен был стать очередным «сегодня». Но когда я проснулся, зазвонил телефон.

Глаза наполнились солёной водой.

Потекли слезы.