Лошадь по имени Ангел

ЛОШАДЬ ПО ИМЕНИ АНГЕЛ

Давно это было… Так давно, что об ином человеке памяти не остаётся, а тут, поди ж ты, лошадь. Кто нездешний, так и вовсе не поймёт, а то и посмеётся, мол, ишь, чего учудили: мало того, что могила у ней, пусть и за оградкой кладбища, так ещё и в цветах вся: с весны по осень – в живых, а зимой – в тряпошных, из кусочков ткани цветной девки да бабы мастерят…

Дед мой ещё рассказывал, а ему – его дед… Да… Давно это было…

Прибилась как-то по ранней весне к селу нашему лошадка каурая, светло-рыжая, значит. Бродит по улицам туда-сюда, через заборы во дворы заглядывает. Собаки на неё брешут, а она понимает, что на привязи они, и не боится. Осматривает кажный двор внимательно, словно ищет чего али кого…

Село-то наше небольшое, а в те времена ещё меньше было, дворов под сто, не более. Все друг дружку знали, и какое у кого хозяйство тоже-ть. Не токмо крупную скотину: коров там, свиней али коз, а даже курей и гусёв могли отличить, где чьи. А уж лошадей и подавно! Так что то, что лошадка приблудная, сразу поняли.
Поначалу подкармливали. И то сказать: хоть и весна, а снег ещё лежал. Жалко бедолагу-то. Всё думали: не найдёт, чего ищет, да и дальше пойдёт. Ан нет. Дни за днями проходят, а она всё так же по улицам бродит да через заборы во дворы заглядывает. На неё уж и собаки брехать перестали. А бабы кличку ей дали – Приблуда.

Решили тогда мужики лошадь энту поделить. В смысле – коняга-то в каждом хозяйстве нужна, лишней никогда не будет. Тем более что весна, скоро уж пахать и сеять. Вот и придумали: пускай она по неделе у кажного живёт и пользу приносит. Лошадка молодая, крепкая. Сто дворов – сто недель, а чья когда неделя – то по жребию определили.

Первым хозяином Приблуды как раз дед моего деда и стал. И случилась у его кума в соседнем селе, что за рекой, свадьба. Ну, ясно дело, в гости собрались, заодно и лошадь испытать, насколько, мол, резва и послушна. Запрягли в телегу, едут, песни поют, чтоб дорога веселей была. У реки Приблуда как вкопанная встала. Не хочет на лёд ступать. А лёд-то крепкий ещё был: зимой морозы трескучие стояли, да и по весне ночами сильные заморозки. Предки-то мои лошадь уговаривают: где лаской, а где и плетью охаживают. А она упёрлась и ни в какую. Они её за узду вперёд тащат, а она головой мотает, ржёт, на себя их перетягивает. Пока этак-то друг дружку тянули, треск вдруг такой раздался, что деревья в лесу вздрогнули, не то что человеки. А энто трещины по льду во все стороны побежали, и давай он ломаться, дыбом вставать, чёрную воду из реки выплёскивать! Ледоход, значит, случился, которого недели через две – по всем приметам – ждали. Аккурат на середине реки предки-то мои оказались бы, кабы не Приблуда.

Настала неделя следующего хозяина. А у того невестка на сносях. И тоже-ть – по всем бабьим приметам – ходить ей ещё дней десять, не меньше. Собрались они на базар в дальнее село, пока, мол, дороги не развезло, а то ведь по весенней распутице потом-то и не добраться. Запрягли Приблуду. Со двора выехали, а она – раз – и свернула на другую улицу, не туда, куда мужик-то правит. Он вожжи натягивает, плетью её охаживает, а она головой мотает, ржёт и тянет упрямо в свою сторону. Дотянула до двора, где бабка-повитуха жила. И встала там как вкопанная. И что? Вовремя ведь! Родила невестка-то. Да ещё и ребёночек как-то не так лежал, пуповиной обмотался. Ещё бы немножко – и задохся.

Третий хозяин Приблуды в лес за дровами собрался. И снова та же история: до леса доехали и встала лошадь. Фыркает, ушами прядает, в чащу всматривается, не идёт. Мужик её и так и эдак, и уговорами, и плетью. А она развернулась и назад к дому. А на следующий день на том месте остатки сохатого нашли – волки задрали. По следам судя – целая стая пировала.

У четвёртого тоже-ть случай. Ему выезжать, а Приблуда не идёт. Хоть тресни. И опять он её: и уговорами, и плетью. А она терпит, головой мотает, ржёт – стоит как вкопали её. Тут крик: сынишка его младший, ребятёнок совсем, в погреб свалился. Из старших кто-то крышку в подпол не закрыл, вот малой-то и полез, а в темноте мимо лесенки и рухнул. Сломал там себе чего-то. Вот тут-то телега и пригодилась: дитё на неё положили и понеслась Приблуда к знахарке. И ведь даже править мужику не пришлось, сама привезла куда надо.

Стали лошадку всё чаще не Приблудой, а Ангелом называть. Со временем так и вовсе первую кличку как позабыли. Сто недель – сто дворов… В каждом она кого-то спасла. В последнем – ценой своей жизни. Хозяин тот шибко выпить любил. А как выпьет, так себя не помнил. Злой становился, как чёрт. Семья от него по углам пряталась. Вот и в тот день пьяным был. Да с топором за дочкой погнался, мол, рано ей отцу перечить. Та во двор, мужик за ней. А лошадка травку молодую щипала, весна снова была. Замахнулся мужик на дочь топором-то, она и кинься между ними… С тех пор мужик тот капли в рот не брал.

Хоронили Ангела всем селом. Поминали тоже-ть. Кажному было что вспомнить…
Получается – все мы, нынешние односельчане то бишь, тем, что сейчас живём, той лошадке обязаны. Вот потому и цветы.