Убийцы в доках I

Моника всё это время лишь хотела сквозь землю провалиться. От стыда, от досады и от обиды, да от всего! Просто чтобы больше не путаться под ногами и не мешать другим выяснять отношения.
При появлении хакерши Мэдди заметно оживилась, но, кажется, ожидала увидеть Монику какой-то другой. К счастью, на работу это неоправданное ожидание никак не влияло.
— Ну и видок у тебя, — усмехнулась Мона, — прямо-таки крышесносный.
Мэдди захихикала и поставила голову рядом на стол — спасибо Николасу за ровный срез.
— Есть такое, — механические пальцы не без труда нащупали в волосах разъём для подключения, чтобы поставить голову на зарядку. Тело в этом не нуждалось, поскольку энергию вырабатывало автономно.
— И чего ты боишься? — спросила Моника тоном опытного хирурга, раскладывая свой инвентарь на столе рядом с головой Мэдди и через силу принимаясь хрустеть салатом.
— Да сама не знаю, — виновато вздохнула Моргана, отведя взгляд. Голова вела себя так, будто всё ещё находилась на привычном месте. — Боюсь, что отключусь и всё. Или память потеряю. Или ещё чего... Да и вообще: я же компьютер на ножках, мне каждая часть тела нужна, а тут у меня их отключат...
— Во-первых, — Сэд поспешила прервать «пациентку», даже не дожевав, а оттого пришлось сделать паузу, чтобы не поперхнуться, — включишься ты, всё нормально. Во-вторых, у Джульетты есть свои особенности, я к ним тебя подключу, к тому же наверняка в драйверах это всё зашито. В-третьих, ты же сама виновата, что тебе башню снесли, — при этих словах Мэдди виновато кивнула. — Ну вот. Тогда чего мы боимся?
— Да это мой человеческий мозг, — призналась наконец Моргана. — У меня есть эмоции, полный набор, но они иногда не находят выхода — меня же нельзя пырнуть шприцом с успокоительным в задницу.
— И как ты... Справляешься с ними? — осторожно поинтересовалась Моника.
— А никак, — махнула рукой Мэдди. — Держу в себе, а там как получится. Я поэтому одна в катакомбы и полезла, потому что чуть сама себя на гвозди не разобрала. Мы все такие е... Кг-хм, ненормальные. И я ещё более-менее в адеквате. Эти ребята, — она взглядом указала на Шена и Эзраэля, всё так же лежащих безвольными куклами на бетонном полу, — тоже ещё ничего.
— Понятненько... Ну ничего, разберёмся. И голову тебе приделаем, и остальным поможем. Где там Элеонора запропастилась?
— Тут я, — отозвалась Элеонора из-под стола. — От тебя болты в разные стороны разбегаются... Я что хотела сказать-то. Короче, не ссы в компот, там повар ноги моет. Ща мы тебя быстренько переселим и полезем без мыла в очередную жопу... Всё будет обалденно, короче.
— Ну, всё, — расхохоталась Мэдди, — я теперь ещё и старый дед, только из меня не песок, а болтики сыплются!
Моника всё-таки подавилась салатом, прыснув со смеху. Моргана на фоне этого усовестилась и помрачнела.
— Ну вот, опять я веду себя как...
— Идиотка? — уточнила Мона, прокашлявшись.
Если бы Мэдди могла покраснеть, она бы сравнялась оттенком с огнетушителем.
— Нет. Клоун, я хотела сказать.
— А, — Мона облегчённо вздохнула, — не стесняйся, тут все свои. Я тут, глядя на Элеонору Игоревну, такие обороты научилась заворачивать на нескольких языках... Закачаешься! Но русский мат мне нравится больше всего, остальные какие-то... простые, что ли, слишком. А тут столько форм одного слова может быть, что потонешь к чёрту.
— Это знаю, — Мэдди демонстративно переключилась на русский. — И владею. Просто не использовала, а то как-то некультурно... Но тут мы, кажется, все некультурные, да?
— Абсолютно верно, — улыбнулась ей Моника, а затем подкатилась поближе и уголком рта добавила:
— А насчёт клоуна я тебя понимаю.
— Ну спасибо, — саркастично фыркнула Моргана.
— Ну что, Элеонора Игоревна? Как там в песне известной пелось: он сказал «поехали» и махнул рукой? 
— Командир корабля, ясноглазый русский парень, — неожиданно мелодично пропела Элеонора и по уши закопалась в голову Джульетты. — Что верно, то верно: лучше русского мата во всей галактике мата не сыщешь! Вот, недаром говорят, что русский язык самый сложный и выразительный.
— Есть ещё прекраснейшая Linguva Latina, — заметил Гич. — Но это к Ласточке.
— А я?! — влез Олег. — А мне что делать?
— Собирай болты, — отрядила Элеонора.
— Есть! — обрадовался малыш и нырнул под стол.

Владимир проверил рукой температуру воды в ванне и закрутил кран.
— Залезай, — строго сказал он. — Не волнуйся, я отвернусь.
Ласточка махнула рукой и быстро скинула одежду. С некоторых пор такие мелочи, как смущение, потеряли для неё значимость. Оставшись человеком, она всё равно изменилась кардинально. Будучи учёным, она никогда не придавала физическому телу какого-либо сакрального значения, а теперь она ещё и шаман – вестник миров, способный менять облик.
Но не смущать же Владимира, ему и так несладко.
Она нырнула в воду по уши, отмахиваясь от пены. Ванна пахла хвоей.
— А ты куда?
— А за чаем.
На рукомойнике упомянутого чая стоял целый термос, который Владимир и открыл, разливая по помещению терпкий аромат чайного листа и пряностей. Настой был заварен на молоке, которому приправы придавали нарядный золотистый оттенок.
— Ты умеешь делать такой чай? — изумилась Ласточка.
— Не я, а Гич. — Владимир отдал ей чашку. — Ну, ты пей, а я пойду.
— Погоди. — Октябрина виновато вздохнула и высунулась по плечи. — Я... ну... Спасибо тебе за заботу.
— Ты знаешь, почему я это делаю.
— Нет, не поэтому. — Октябрина улыбнулась и тряхнула мокрыми волосами. — А потому что ты хороший. Прости, что наорала на тебя.
Дэннер обернулся, помедлив. Потом вздохнул и опустился на ступеньки возле ванны, повернувшись к ней спиной.
— Да нет, ты была права. Я просто устал... Из-за того дурацкого письма ты теперь заболеешь. А я не должен был так делать.
— Ну, я тоже тебя неправильно поняла. — Ласточка положила подбородок на борт ванны, вытянув мокрую руку в указующем жесте. — А это что, всё пишешь?
— А, это не я, — Владимир вытащил торчащий из кармана листочек. — Это Моника передала.
— Так прочти, чего сидишь. Я не буду подглядывать. Вот. — И Ласточка демонстративно отвернулась, потом, вообще, нырнула с головой. А Дэннер развернул письмо.
И чем дольше Владимир читал, тем ему становилось паршивее. Он даже перечитал письмо трижды, повернул так и эдак, смутно надеясь, что, может, не так понял. Но что там можно не так понять – всё напрямую сказано.
— Ну, — не выдержала, наконец, Ласточка, которой надоело пялиться на скучный беленький кафель. — Ты там Войну и мир, что ли, читаешь?
— Нет, — вздохнул Владимир, сложил письмо и загрустил окончательно. Ситуация патовая. Он не хотел огорчать Монику, но не врать же ей, в самом деле. Это же ещё хуже. Опять неприятно закружилась голова. Перед закрытыми глазами рассыпался цветными осколками калейдоскоп, и Владимир с удивлением признал давно забытый детский невроз. Эти осколки рассыпались каждый раз, когда маленький Володя слышал крики пьяного отца, и, почему-то, страшили невыносимо. Один раз даже до истерики довели. Было ему тогда года три, наверно. Мать тогда испугалась и вызвала «скорую помощь», а отца в милицию забрали, а оттуда в вытрезвитель.
Владимир и думать про эту штуку забыл, а тут опять. Чувство вины. Давящее, тяжёлое, невыносимое. Это из-за него страдает мама. Не будь его на свете – отец бы не обвинял её, не кричал и не бил! Вот бы можно было исчезнуть. Просто исчезнуть, раствориться в воздухе, или обернуться маленькой мышкой и тихонько шмыгнуть под плинтус. Чтобы никто никогда больше не страдал из-за него!.. И яркий, разноцветный взрыв. Осколки, уменьшаясь, рассыпаются в пустоту, и от этого накатывает противное головокружение, и капает кровь из прокушенной губы, марая жёлтый паркет.
...Надоедливые осколки рассыпались раз за разом, и он машинально ухватился за мокрую Ласточкину руку.
— Ты чего?
— Не оставляй меня!
— Я... конечно, не оставлю...
Владимир развернулся и притянул её к себе.

Если бы Моника видела эту трогательную сцену, то упала бы замертво там же, где находилась. Но пока что она копалась в ноутбуке, сидя в подвале и нехотя дожёвывала несчастную порцию салата, который уже успел состариться в ожидании смертной казни и, казалось, только и молил о пощаде.
— А ты, кстати, где всему этому научилась? — робко спросила Мэдди.
— Ты будешь смеяться, — сразу же предупредила Мона, хрустнув кусочком огурца, — но нигде. Сама.
Но Мэдди не смеялась. Наоборот, она помрачнела и, кажется, слова Сэд вогнали её в депрессию, если так можно говорить об андроиде.
— Эй, ты чего? — забеспокоилась хакерша.
— Да так... У меня в распоряжении грёбаная вечность, я почти не устаю, у меня чёртов компьютер находится прямо в башке, а я дальше, чем искать кого-то в Сети даже не дошла. А ты... Мало того, что у человека в принципе век короток, ты ещё и...
— Подыхаю? — закончила за неё Моника совершенно будничным тоном. — Есть такое. Может, потому и научилась, что срочно надо было. Нет времени объяснять, так сказать... Кстати. Элеонора, у меня для тебя есть важное партийное задание, — тон у Моны резко сменился, стал серьёзным даже не капельки не мрачным, а скорее взволнованным. — Ущипни меня за ногу. Прямо здесь и сейчас. И не смотри на меня как на е... — хакерша вовремя вспомнила про Олега, — как на ненормальную. Мне нужно независимое экспертное мнение.
— Да легко, — Элеонора, не оборачиваясь и пожав плечами, ухватила её маникюром за икру.
Моника испытала боль и, совершенно неожиданно для себя взвизгнула. В подвале воцарилась мёртвая тишина, потому что все тут же уставились на неё, даже Мэдди умудрилась настолько скосить взгляд.
— Ох... Отвечаю на ваши вопросы: я не знаю, как это получилось и когда это произошло! — замахала руками хакерша. — Просто недавно стала замечать, что чувствую их, вот. Решила проверить: не е... Не сошла ли с ума, короче. Вот, видимо, не сошла...

Все, кто не был близко знаком с этим человеком, удивляющим стальной крепостью характера, суровой сдержанностью, решительно и в один голос сказали бы, что народный комиссар не способен к проявлению эмоций.
И капитально ошиблись бы.
Чувства, бушующие за тщательно изваянной маской безразличия, пламенный темперамент, надёжно спрятанный под замком стальной воли, разрушали товарища Селиванова изнутри, как океанские волны неудержимым напором разрушают гранит. И чудовищной ошибкой было бы сказать, что он никого не любил, напротив – любил. Так, как умеют любить только при его складе ума – всем разумом, всем существом, со всей страстью искалеченной души. Теперь он бы ни за что на свете не согласился лишить себя воспоминаний, он бережно хранил каждое, словно нанизывая разноцветный сверкающий бисер на ещё по-молодому крепкую нить памяти, будь то случайный взгляд, или улыбка. Движение, дыхание, слово… Тонкий шрам на узкой ладони, солнечный блик, заблудившийся в тёмно-русых волосах, едва уловимый уютный запах антисептиков, латекса медицинских перчаток и дегтярного мыла от пальцев, мимолётно коснувшихся щеки. Подсевший от многочисленных болезней и усталости, но по-прежнему сильный голос, поющий о том, что жить на Земле без борьбы невозможно. Капли дождя на рукаве старенького чёрного плаща. Застиранный белый халат, остро пахнущий хлоркой, антисептиками, чужой кровью. Грозовое небо в серых, чуть прищуренных глазах – вот-вот обрушится грохотом и блеском молний. Ласковые руки и невесомые, по-девичьи робкие поцелуи.
Он любил её. И потому – делал всё возможное, чтобы держаться от неё подальше, чтобы она держалась от него подальше, чтобы и словом добрым помянуть не могла. Пусть ругала, пусть злилась на него, ненавидела – пусть! Лишь бы в безопасности была, свободна и счастлива.
Но ничто не запрещало ему помнить. Воспоминания эти оставались самым дорогим, что у него было, и он бы ни за что не согласился более их потерять, пусть и ненадолго. Они поддерживали стремительно угасающую в безумстве фронтовых кошмаров искру жизни.
И сейчас он просто не мог её оттолкнуть. Видимо, нервы сдали.
Дальнейшее не укладывалось ни в какие рамки. Октябрина выскользнула из его рук, как намыленная... А впрочем, она и была намыленная. И опасливо нырнула под воду, обхватив колени.
— Э-эй, ну, перестань.
Владимир тряхнул головой, которая ни в какую не желала проясняться. И закрыл лицо руками.
— Ну... — слышно было, как она тихонько плеснула водой, словно рыбка. — Ну, что с тобой? А?
— Ничего со мной. — Дэннер, наконец, повернулся к ней лицом, совершенно без стеснения скользнув взглядом по её шее и плечам, отчего его бросило в жар. — Может, хватит, а? Делать вид, что ничего не понимаешь. Я тоже ведь не железный. Я устал от этого всего! Ты можешь прямо ответить на вопрос, в конце концов?!
— Да.
— Хорошо. Итак...
— Да, — тихо повторила Октябрина, глядя вниз и вцепившись в борт обеими руками. Потом вздохнула, прополоскала волосы и вылезла из воды, быстро обернувшись полотенцем.
— Что – да?
— Да, я тебя тоже люблю. Но, может, продолжим разговор в более интимной обстановке? Санузел общий.
— Твоя правда. — Дэннер перекинул ей одежду. Ласточка быстро натянула новые чулки, сменную обувь и платье, прямо так, без нижнего белья. Было не до таких мелочей. Владимир силком натянул на неё свитер.
— Тебе плохо? — Ладошка Октябрины тёплой змейкой скользнула в его руку, и её тонкие пальцы обхватили ладонь.
— Да уж, — усмехнулся Владимир, — как-то нехорошо, знаешь ли.
И в этот момент зазвонил телефон.
Номер был скрыт. Владимир снял трубку.
— Слушаю вас.
В трубке зашуршали помехи. Потом неживой синтетический голос сообщил:
— Твоя жена у нас. Ты явишься сегодня в полночь на старую пристань. Один. Или я начну кромсать её на кусочки и присылать тебе по почте. Начну с ушей.
Раздался пронзительный визг Эллисон на фоне, и сразу же вслед за этим телефон отрывисто запиликал короткими гудками.
Владимир спокойно положил трубку.
— И что будешь делать? — осведомилась Ласточка, которая прекрасно всё слышала.
— Пойду на старую пристань. Что же ещё. Кстати, где она? 

— Зачем ты это устроил!? — не унималась Миса. Она не переживала по поводу скрытности, потому что пленница её не видела и видеть не могла. — Ты не должен причинять вред людям!
Николас никак на её крики не реагировал, он методично протирал перепачканный в крови виброклинок, который отлично резал и живую плоть тоже.
— А Айя? Её-то за что? — Миса ходила кругами рядом с ним, отчаянно пытаясь достучаться, дозваться до него, до того человеческого, что в нём оставалось. — Она же совсем беззащитная! И Мэдди пропала после того, как отправилась на твои поиски! Что ты с ней сделал?!
Николас безэмоционально посмотрел на Мису, на несколько секунд задержал на её лице пристальный взгляд, затем вернулся к прежнему занятию.
— Что. Ты. С ней. Сделал? — не отставала Миса.
— Заставил помолчать. Больно много она болтает, — сухо отозвался Николас.
— Ага, и меня значит так же «заставишь помолчать», когда я тебя окончательно достану?! Ну ладно, чёрт с нами, мы железные. А её, — Миса указала рукой на пленницу, — за что? И мужа её?
— Они мне мешают. Мэдди сама виновата в том, что привлекла их. Я вынужден теперь их убрать.
— Погоди... — Миса аж зависла на некоторое время. — Откуда тебе это известно?
Николас наконец закончил приводить в порядок свой клинок и снова глянул на девушку, нависшую над ним, аки сфинкс из древнегреческого мифа.
— Ты думаешь, я настолько тупой? — он хищно улыбнулся.

— Так-так-так! — Моника жестом прервала операцию. Элеонора, погоди минутку.
Дальнейшее выглядело странно: хакерша подъехала поближе к голове Мэдди и довольно красноречиво показала ей средний палец.
— Э? Ты чего? — праведно возмутилась Моргана, но тут же притихла – почувствовала, как в её голове что-то отключилось.
— Это не тебе, — мрачно пояснила Мона. — А тому, кто за нами всё это время очень внимательно наблюдал.
Элеонора, вопреки всеобщим ожиданиям, даже не выругалась. Она лишь улыбнулась и восхищённо присвистнула.
— А он мне нравится! Взломал мою защиту. Умненький, мать его, засранец! Люблю таких, — нежно прибавила Элеонора, закапываясь в голову Мэдди следом за Моникой. Раздавшийся в эфире голос Дэннера несколько снизил её энтузиазм.
— Наш железный психопат похитил Эллисон. Будьте осторожнее.
Элеонора озадачилась.
— Кто такая Эллисон?
— Потом расскажу, сейчас некогда. Очень любопытная история, — ответил Владимир и отключился. — У тебя микрофон включён? — обернулся он к Ласточке.
— Нет, — удивилась она. — Я ж из ванной только что.
— Хорошо. — Владимир взял её за плечи. — Слушай меня внимательно. Никто не должен знать, кроме нас с тобой, о нашей с ним встрече.
— Это почему...
— Если они узнают, то последуют за мной, и он их непременно заметит. А если заметит – причинит Эллисон вред. Понятно?
— Мне понятно, что из нас всех только Мэдди его хорошо знает. И, в связи с этим, нерационально оставлять её в стороне.
— Он может её убить.
— Он и тебя убить может. Джульетта занята, ты потерял боеспособность. Куда ты один пойдёшь?
— Пойду, куда позвали. Посмотрим, что собой представляет этот псих с резаком.
— Ты не можешь! — отрезала Ласточка. — Ты сам идёшь в ловушку.
— Я в курсе.
Октябрина возмущённо хватанула ртом и, опомнившись, догнала его.
— Да пойми ты, — она ухватила друга за рукав, — мы – команда! И должны действовать сообща.
— А мы и действуем. — Владимир темпа не снизил. — Элеонора возвращает Мэдди в строй, у вас с Гичем таинственная миссия в катакомбах... Кстати. Поделиться не хочешь?
— Поделюсь, если ты меня послушаешь.
— Я тебя очень внимательно слушаю. Я же с тобой разговариваю.
— Ты всё прекрасно понял!
— Вот, видишь, какое у нас взаимопонимание.
— Никакого! — взбесилась Ласточка. От выброса энергии стоявшая у стены кадка с фикусом опрокинулась на пол, а лампа взорвалась осколками.
Дэннер вздохнул и бережно поднял фикус.
— Цветочек-то за что... Ты бы это контролировала, что ли.
— А ты бы контролировал свою маниакальную склонность к самопожертвованию, герой! — На сей раз под раздачу попала форточка.
Владимир, оперативно ухватив Ласточку, юркнул в ближайшую дверь – пожарная лестница.
— Прекрати! — зашипел он. Неизвестно, какой такой демон вселился в рассудительную Октябрину. Она отчаянно брыкнулась, и едва не спихнула Владимира с лестницы.
— Тише! Нет у меня никаких склонностей...
— Нет, есть! — Ласточка непреклонно сверкнула глазами, но брыкаться временно перестала. — То в подземелья! То в метро! То ещё чёрт знает, куда, а мы тут за него переживай!
— Да чего за меня переживать? — удивился Владимир. Октябрина окинула его пристальным взглядом и сдержанно осведомилась:
— Ты дурак?
— Наверное. — Владимир сообразил, что угроза больничному интерьеру миновала, и опустился на ступеньку. Ласточка устроилась рядом.
— Вот оно и видно. Возьму и сдам тебя нашим, будешь знать.
— А вот и не сдашь! — даже отодвинулся Владимир. — Это не по-товарищески!
— Не по-товарищески в ловушки лезть. До полуночи ещё есть время. Давай лучше подумаем.
Владимир помолчал. Потом улыбнулся.
— Хорошо. Давай подумаем.
— Ага, — Моника даже не удивилась этой новости. — Он хочет выманить нас из Парадайза, где ему не развернуться, чтобы перебить. Дай-ка угадаю, он позвал тебя одного? — обратилась она к Дэннеру. — Так и иди один. Всё это время он следил за нами, он знает, что к нему завалится целая пояснительная бригада. Ну, как минимум, Элеонора с Мэдди, а ещё Гич и Ласточка. Но Гич ему вряд ли интересен. Может, кстати, он хочет меня. Я ведь программист...
— ...а нас никто не обслуживал уже лет шестьдесят, — мрачно закончила за неё Мэдди.
— А ещё он знает, что боеспособных тут только трое, если не считать Гича. И то, что я абсолютно беззащитный инвалид.
Повисло тревожное молчание, но ровно до той поры, пока не оживилась Джульетта.
— Ох... Странно разговаривать не своим голосом, но голову иметь на плечах гораздо приятнее, — она улыбнулась. — Я хотела сказать, что у меня есть идея. Только вы мне за неё опять снимете башку, — она виновато вздохнула, а затем вдруг подпрыгнула от восторга: имитация дыхания как часть невербалики! — Вау... Как меня теперь зовут? Джульетта, да? А она умеет плакать?
— Ну, какие у нас варианты, — Владимир пожал плечами. — Ты же слышала, этот Никола хорошо мимикрирует под битый асфальт. Где гарантия, что он нас не опередит? Правильно, нигде. Уши Эллисон не доживут и до приветственного обмена очередями.
— Ага-а! — Ласточка даже в ладоши захлопала. — Значит тебе её жалко!
— Тебя это удивляет?
— Меня это обнадёживает. Ты не ответишь на письмо?
— Слушай, — Владимир подозрительно прищурился, — а ты-то чего так беспокоишься?
— Просто хочу прекратить эту мелодраму и жить по-человечески. Мне надоело ждать – ни в колхоз, ни в Красную Армию.
— А, кстати, по поводу Красной Армии. — Владимир, покопавшись в сумке, протянул ей коробочку с чипом. — Вот. Я обещал тебе доказательства. Посмотри, как будет свободная минутка.
Разговор прервал голос Мэдди... или Джульетты.
— Ещё как умеет, — обрадовал Дэннер и прибавил Ласточке: — Вот, видишь, не только я здесь дурак. А что за идея, Мэдди?
— А вот сейчас обидно было, — надула губки Джульетта. — Ну да ладно, отношения выяснять будем потом. В общем, ситуация почти безвыходная, если пытаться её решить сугубо силами представителями вида Homo Sapiens, так? Но у безголовой идиотки есть ещё один козырь в рукаве, о котором наш мимикрирующий друг знать не знает. Точнее, он о нём знает, но не придаёт особого значения.
Джульетта встала, попробовала суставы на гибкость, попрыгала, сделала сальто.
— Что, заинтриговала, да? — спросила она с ехидной улыбочкой и подошла к столу, чтобы вытащить из-за уха у Моники карандаш, но по несчастью наткнулась взглядом на своё обезглавленное тело.
— Ой, неужели я так плохо выгляжу со стороны? Ах да, о чём это я. Имя этого рычага начинается на «М» и заканчивается на «иса». Она влюблена в Николаса, и если с ней хорошо поговорить, она не то, что выдаст его, даже поможет схватить или уничтожить. Если она не попала под его влияние.
— Ты же встретишься с ней? — опасливо уточнила Моника.
— Как? — возмутилась Джульетта, нависнув над ней. — Я не в своём теле, она не будет разговаривать со мной, просто пришьёт. Она хоть и одноглазая, стреляет очень метко.
— Одним глазом целиться легче, — со знанием дела согласился Владимир.
— И что делать?
— Говорить. Только делать это придётся тебе, Сэд.
Монике на этот раз даже не потребовался салат, чтобы подавиться, хватило собственной слюны.
— Ну вот, — тяжко вздохнула Джульетта в возникшую паузу, опасливо оглянувшись в поисках Олега, который, к счастью, исчез куда-то. — Сейчас в меня полетят болты.
Услышав про Монику, Владимир даже вскочил.
— Нет! Он же её убьёт. Нет, исключено.