Убийцы в доках II

— Ты что творишь! — Гертруда перехватила у Джейми шприц. — У него ж аллергия!
— Прости, — Декстер испуганно вскинул руки.
— Соберись! Да что с тобой, с утра ж нормальный был... Так. — Гертруда прищурилась.
— Доктор... а у вас всё хорошо?
— Конечно. — Гертруда наложила пациенту охлаждающую повязку. — Вы, главное, лежите спокойно. Просто у моего сотрудника сегодня жена в больницу попала, переживает.
Джейми распахнул глаза и выразительно чиркнул большим пальцем по горлу, но Гертруда только отмахнулась от него.
— Ну? — осведомилась она, когда они остались в машине одни. — Застукал их за поцелуями?
Декстер безнадёжно махнул рукой.
— Прости. Не подпускай меня к людям, а то ещё чего натворю. Фатального...
— Так нельзя, — строго сказала Гертруда. — Ты на ответственном посту, а у тебя башню сносит.
— Да знаю, — огрызнулся Джейми. В этот момент последний человек в галактике, чей голос он сейчас хотел бы услышать – это Владимир. Но именно его Декстер и услышал, как назло.
— Джейми, приём.
— Да, товарищ командир.
— Ещё и «товарищ»?.. Дело плохо... Но давай выясним отношения потом, хорошо? Мы по делу.

— Да не он, а она, дубина! — пояснила Мэдди-Джульетта. — Миса не агрессивная, ей башню сносит очень редко. Да и никто не говорит ей сюда приходить, с ней можно пообщаться дистанционно. Я свяжу тебя с ней, побеседуете. Лоб в лоб с Николасом я тоже сталкиваться не хочу, я сумасшедшая, но не настолько, особенно после вот этого вот, — она указала пальцем на своё обезглавленное тело.
— А почему, если они связаны, она до сих пор на него не повлияла, раз она такая хорошая? — осторожно поинтересовалась Моника.
— А откуда мы знаем, что она с ним общалась конкретно сейчас? Когда я ей сказала, что он Айю чуть вместе со мной не убил, она меня ссаной тряпкой погнала прочь, слышать даже ничего не хотела. И боюсь, что мне даже не поверила. Она же... Она любит его, если так можно вообще о нас говорить. Причём их никто не делал влюблённой парочкой, это само собой как-то получилось... Не знаю. В любом случае, у меня больше идей нет.
— А что я должна ей сказать? — встряла Мона.
— Ох... — Джульетта села на ближайшую поверхность – это оказался лабораторный стол. Вопрос поставил её в тупик. — Ну... У меня есть подозрение: Николас творит эту ересь ради того, чтобы легализоваться вместе с Мисой, получить нормальное техническое обслуживание и право вылезти из трущоб. Скорее всего, он работает на какую-то корпорацию, охочую до очень весёлых разработок буйного прошлого. Попробуешь надавить на это, мол, есть другие опции, убивать пачками для этого совсем не обязательно, особенно тех, кто в этом не замешан. Может, сумеешь подбить её заложницу освободить.
Повисла тревожная тишина.
— Ну или пусть Дэннер с ней разговаривает, — сдалась Джульетта. — Только она слушать тебя не будет!
— Так, подождите, — прервал дискуссию Владимир. — При чём тут вы, вас туда не звали.
— Ну, вот, опять! — возмутилась Ласточка. И она, приподнявшись, втолковала, как можно внятнее: — Мы – команда.
— А Эллисон? — скромно напомнил Дэннер.
— И что теперь, — уточнила Октябрина, — пойдём на поводу у шантажиста?
Владимир терпеливо вздохнул.
— Он же шантажист. У него крыша не на месте. Лучше подыграть, не находите?
— Владимир... — Мэдди тоже вздохнула. — Он придумает новый способ нас перебить, если сейчас у него что-то не получится. Я полагаю, что, если ты придёшь один, он просто не покажется тебе, шлёпнет заложницу и пойдёт думать над новым планом. Он таким создан. Ему плевать на чужую жизнь.
— А если мы придём все? — спросила Моника исключительно для статистики.
— Перебьёт. Сначала Дэннера, а потом по очереди остальных. Это ему и нужно.
— Да уж...
— Поэтому я и предлагаю вариант с Мисой. Относительно безопасно для вас всех, и есть шанс решить проблему почти полностью бескровным путём.
— Почему почти? — осторожно уточнила Моника.
— Потому что они могут переубивать друг друга, им обоим на это хватит дури. Или совершит совместное самоубийство, как в каком-нибудь драматическом фильме. Он не хочет быть рабом, натворил много дел, а она не хочет быть без него, и всё такое. Это уже мне разгребать, не вам.
— А если она не справится? — продолжала прояснять ситуацию Моника.
— Тогда нам нужно идти на него уже всем селом и, забив на жизнь заложницы, уничтожать. Оружие для этого у меня есть, могу снабдить.
На некоторое время воцарилась мёртвая тишина, в ней Мона очень глубоко задумалась, а потом вдруг выдала:
— Я поговорю с ней. Если захочет личной встречи – пойду. Но с условием: Владимир не покидает Парадайз.
Мэдди не знала, как это комментировать, но на всякий случай решила отмолчаться и подождать реакции остальных.
— В таком случае, зачем ему, вообще, нужна заложница? — логично возразил Владимир. — А теперь вот, что. Я вас выслушал, теперь вы будете слушать меня. Я, конечно, понимаю, что меня тут отодвинули в сторонку, но отодвигаться я не собираюсь. Это во-первых. Эллисон останется в живых. При любом раскладе – никаких «забьём на жизнь заложницы». И чтобы я этого больше не слышал. Это во-вторых. Прятаться за спинами товарищей я не собираюсь, и это в-третьих. Он назначил встречу мне. При всём уважении, я всё ещё отвечаю за свою жизнь и за свою жену, как бы дико это ни звучало. Эллисон может быть сколь угодно странным человеком, но прежде всего она – человек.
Дальше. Я не знаю, с чего вы все решили, будто я нуждаюсь в коллективной опеке... хотя, разумеется, понимаю, где создал прецедент, но надо же было для порядку эту тему ввернуть. Хватит думать, что я беспомощный и беззащитный, это перебор. Встреча назначена мне, и назначена с определённой целью. Раз уж он хочет меня убрать, стены Парадайза не крепостные, и для профессионала они не препятствие. Иначе я остался бы без работы.
Он говорил так уверенно и властно, что все невольно притихли, включая даже бунтарку Элеонору и Ласточку. Было нечто такое в самом голосе, интонациях, нечто неуловимое, но ясное, что заставило оробеть. Наверное, этим мастерством владеют все генералы, да и вообще, люди, наделённые властью.
Октябрина имела свои контраргументы, но Владимир, в своём классическом репертуаре, напрочь отбивал всяческое желание с ним спорить в принципе. Поэтому Ласточка просто мысленно махнула рукой и решила повторить их с Моникой недавнюю выходку. То есть, послушать его и сделать по-своему: известно, что влюблённым башню сносит, и манипулировать ими вот так много сложнее, чем целой армией. Фактически невозможно.
— Хорошо, — сказала она. — Но хотя бы огневое прикрытие ты нам позволишь обеспечить?
— Полагаешь, он его не заметит.
— Он у нас, безусловно, крут как бок компостной кучи. Но и мы – Константа, а это о чём-то, да говорит. К тому же, у нас есть Мэдди. Если ты в нас не веришь, — тихо, но ясно прибавила Октябрина, поднимаясь в полный рост и прямо глядя Дэннеру в глаза, — то кто поверит?
— Ещё как верю, — не впечатлился Владимир. — Но, раз уж зашёл у нас об этом разговор, то у меня к вам вопрос аналогичный.
Мона выслушала эту тираду и просто разочарованно вздохнула. Пусть делает, что хочет, даже всей этой пояснительной бригаде, сидящей в подвале, коллективно его не переспорить. Тем более, слушать Монику одну он вообще не станет – она для него не авторитет.
— Делай, как считаешь нужным, — вслух сказала Сэд, когда тревожная пауза возникла в последний раз. — В твоих навыках здесь никто не сомневается, — хакерша выключила микрофон, тяжело вздохнула и как ни в чём не бывало обратилась к Мэдди: — Ну что? В шахматы будем играть или в дурака резаться, пока он геройствует?
Моргана тоже тяжко вздохнула и положила руку Монике на плечо.
— Давай потом. А хотя... — она обвела глазами комнату, — пойдём. В шахматы. Всё равно от нас тут толку никакого, а тебе отдохнуть надо. Давай подвезу до палаты? — Мэдди заговорщически улыбнулась, хотя даже на дне глаз андроида плескалось разочарование, чего уж там говорить о человеке. Моника-то и вовсе готова была прямо здесь в AgCl превратиться и выпасть в осадок, но удерживало её только ощущение собственной ущербности – если опять начнёт ныть, отношение остальных ещё больше испортится. А Мэдди просто не хотела путаться под ногами.
— А вот вариант с воздействием на Мису, — опять подключился Владимир, — оставляем в качестве плана «Б». Если у меня ничего не выйдет – действуйте. Но не ранее: идя в расход с требованием шантажиста, мы рискуем заложником – этого, надеюсь, не надо объяснять?
Он отключил микрофон и снова обернулся к Ласточке.
— Молчишь. Неудивительно.
— Слушай, — Октябрина ускорила шаг и поравнялась с ним, — это я тут задаю провокационные вопросы.
— Молодец, а теперь я.
— Но доверяем же мы тебе свои жизни!
— И это взаимно.
Октябрина только вздохнула. Они поднялись по лестнице и вышли на крышу. Морозный ветер с готовностью швырнул в лицо шрапнель колючих мелких снежинок.
— Владимир... А ты имел дело с шантажистами? Ну, кроме того случая...
— В смысле, сумел ли их хотя бы раз переиграть? — безжалостно-честно завершил Владимир. — Да.
Октябрина поёжилась и зябко обняла себя за плечи, и Дэннер, спохватившись, накинул на неё свою куртку.
— Не надо, — засопротивлялась Ласточка, — а ты сам...
— Молчи, чемпионка по нырянию в прорубь.
Ласточка примолкла. Владимир обнял её и прижал к себе. Не чтобы согреть. А просто так. Просто потому, что хотел.
— Мне пора, — сказала Ласточка. — Удачи тебе.
— И тебе. — Владимир поцеловал её, но Октябрина, быстро отвернувшись, обхватила его за пояс и чмокнула в щёку.
— На удачу. — Ласточка прерывисто вздохнула и уткнулась ему в плечо.
— Вернись, — тихо произнесла она. Не прося – заклиная.
— И ты вернись. — Владимир ещё раз коснулся её руки. Ласточка улыбнулась ему на прощание и ушла, не оглядываясь.

— Ну тогда тем более не смеем мешать, — улыбнулась Мэдди. — Элеонора, свистнешь, когда руки до моих друзей дойдут, я приду, помогу. А пока что чао-какао!
Она помахала рукой и увезла Монику из подвала, сунув ей в руки её ноутбук.
Правда, самоконтроля бедной Моне хватило только до дверей своей палаты, там она уже не смогла сдержаться и заплакала, закрыв лицо руками.
— Эй, ты чего? — испугалась Мэдди и тут же наклонилась к ней. — Что случилось, милая?
— Забей, — угрюмо бросила Моника, изо всех сил пытаясь справиться с рвущимися наружу эмоциями: хотелось рыдать во весь голос и биться головой о стену, но она усиленно старалась до этого не доводить, чтобы совсем уже не потерять лицо. — У меня нервы не в порядке, вот и всё...
Мэдди вздохнула и, удалившись ненадолго, вернулась с чашкой сладкого чая, которую сунула Моне в худые руки.
— Э-не, милая, нервы не в порядке, это когда орёшь на полиэтиленовый пакетик, что он слишком громко шуршит. А тут немного другое. Расскажешь? Я секреты хранить умею.
— Нет, правда всё нормально, — Моника уже почти совсем успокоилась, а после глотка чая пришла в себя окончательно, только лицо оставалось слегка распухшим. — Просто прорвало немного.
Мэдди села на корточки перед ней и внимательно заглянула в глаза. Мона вопросительно вскинула брови.
— Врёшь. Не всё у тебя нормально. Ты же влюблена в него?
— В кого? — Мона попыталась включить дурочку.
— Я, конечно, понимаю, что я консервная банка и не произвожу впечатление существа, обладающего эмпатией, но тут уже даже я догадалась. В командира своего ты влюблена, заюш.
— А, это... Ну да, у меня, наверное, уже на нескольких языках это на лице написано, — разочарованно покачала головой Моника и прикрыла уставшие глаза, сняв очки. — Только вот он другую любит. Я ему не нужна. — Она уже в который раз за сегодня тяжело вздохнула и бросила потерянный и ничего не видящий взгляд в окно.
— Ну, в амурных делах я точно не помощник, — развела руками Мэдди, поднимаясь. — Могу только предложить свою компанию на некоторое время. А вообще тебе бы поесть да поспать, а то со стеной сливаешься.
— Спасибо за заботу, — подавленно отозвалась Моника. — Только я вообще ничего уже в этой жизни не хочу.
— Это неправильный настрой, — мягко заметила Мэддисон, подхватывая невесомую Мону на руки и бережно усаживая в кровать. — Точно, что отдохнуть надо.
— Да какой тут может быть настрой, если я загибаюсь? Болезнь моя меня губит, Владимир ещё масла в огонь подлил, в итоге и я тоже сама себя почти в могилу загнала... Иногда жить вообще не хочу.
— Знакомая история, — поддержала Мэдди, помогая ей усесться и подкладывая подушку под спину, а затем снова сунула в руки чашку с чаем. — Правда, у меня она длилась несколько дней. Твой же случай совсем другой... И, если честно, я не представляю, как ты всю жизнь с этим живёшь и это выдерживаешь. Тебе я не успела рассказать, как я стала такой, но, наверное, тебя Элеонора просветила, — Мэдди закрыла форточку и опустила жалюзи на окне.
— Да, она мне сказала, что ты сама согласилась на это.
— Ага, — саркастично улыбнулась Моргана. — Только я лежала в реанимации с ампутированной рукой и без левой половины лица, вся в ожогах. Я тогда другого выхода не представляла...
— А я бы тоже на это согласилась, если бы мне сейчас это предложили… Всё лучше, чем балансировать на краю жизни и смерти.
— Тогда тебе нужно такое тело, как у Айи, а не моё, — резонно заметила Мэдди. — Она почти живая, я уверена, что Эгиль, который зовёт её мамой, даже не думал о том, что она железная. Правда, как я уже говорила, она очень слабая, если сравнивать с другими андроидами из нашей программы, но это, думаю, ерунда.
— А чем плохо твоё? — уточнила Моника, набравшись смелости и поглядев ей в глаза. Моргана лишь разочарованно вздохнула.
— Этого, кстати, оно тоже не умеет. Я очень отличаюсь от человека. Рефлексы, мимика и большая часть невербалики сохранены, но оно не умеет вздыхать, плакать, чувствовать вкус... Да что там, у меня вообще отсутствуют какие-либо системы органов, характерные для человека. Ротовая полость – имитация. Зубы стоят керамические, как протезы, это да, но это только на случай, если мне придётся кусаться. Я даже запахи не чувствую, у меня вместо рецепторов газоанализатор стоит, и я только на его основе определяю, как и что происходит. Так что от Джульетты у меня чуть крышу не сорвало, — призналась Мэдди, опустив голову. — Она идеальная. И сильная, и очень человекопобная. Может, я бы и не чувствовала себя так отвратительно, если бы моё тело было таким...
— Я так понимаю, тебя готовили в солдаты, — сказала Моника.
— Да. И почему так – не знаю. Это из разряда «сколько выпил архитектор, когда проектировал дом».
— Да уж, невесело...
— Но ничего, — Мэдди воспрянула духом, глядя на то, как грустнеет Мона, чтобы не утаскивать её за собой. — Я вообще железная, мне всё нипочём. Всё, чай допила? Давай теперь на боковую, хоть немного отдохнёшь, — Моника хотела было воспротивиться, но на её хрупкое плечо легла тяжёлая рука андроида. — Тебе нужно. И не спорь.
Пришлось подчиниться.

Джейми внимательно выслушал всю дискуссию и отключил микрофон.
— Прикроешь меня?
— Пойдёшь за ним один? Ну уж, нет. Я иду с тобой.
Декстер так удивился, что едва не свалился с кресла. Как раз в этот момент машина подпрыгнула на ухабине, и он больно ударился о поручень.
— Да ты чего?! — Джейми машинально потёр ушиб. — Ты-то куда?
— Я была военным врачом, — спокойно улыбнулась Гертруда. — Стрелять умею, не волнуйся.
— Ты же хотела заняться андроидами.
— Хотела. Вот, вернусь и займусь как раз.
— Это опасно.
— А тебе не опасно.
— А мне пофигу, — искренне сказал Джейми. — Сдохну, так сдохну, значит, так тому и быть!
Гертруда покачала головой, а Декстер упрямо замолчал и отвернулся.
— Слушай. На ней свет клином не сошёлся.
— Да что ты понимаешь, — буркнул Джейми. Гертруда усмехнулась.
— В смысле, каково терять любимого человека?.. Ну, кое-что понимаю. Немножко.
Джейми прикусил язык.
— Соберись, — строго одёрнула Гертруда, подправляя траекторию Джейми, чтобы он попал прямо в дверь, а не частично в кузов, мордой в красный крестик.
— Ага...
— Угу, — передразнила Гертруда. Декстер плюхнулся в кресло. — Диспетчер, седьмая свободна.
— Рабочая, двадцать семь. Инфекционка что-то нарасхват, возьмите уж. Наденьте защиту.
— Что там?
— Будьте осторожны, — вместо ответа проворчал диспетчер и отключился.
— Ну? — спросил водитель.
— Что – ну, едем на Рабочую.
Диспетчер даже подтверждения не дождался – то есть, знал заранее, что бригада возьмёт адрес. То есть, бригаде некуда деваться. То есть, на участке не хватает бригад... Но это же не городская станция, «скорую» финансирует Парадайз – самая большая и респектабельная клиника, а её, в свою очередь, финансирует корпорация, которая медицину здесь монополизировала ещё когда Мэдди под стол пешком ходила. Это дома, в Москве Джейми спал после суток в прихожей, а то и до неё не добирался, падая прямо на пороге. Или в метро... Но здесь, в Парадайзе, Хейгель работал под эгидой государственного университета, и в деньгах не нуждался. А потому недостатка бригад не было. Он начался недавно. Когда же...
Джейми так и замер.
— Слушай, я тут подумал...
— Ты опять!
— Но я не...
— Заткнись и упаковывайся, — Гертруда швырнула в него защитный костюм, — приехали.
— Но...
— Потом.
Дом номер двадцать семь по улице Рабочей располагался в частном секторе, и при ближайшем рассмотрении оказалось, что не совсем это и дом. Когда-то, безусловно, дом по этому адресу и стоял. Но во время войны его разрушил снаряд. А потом его остов годами латали, чинили и всячески достраивали из всего, что подвернулось под руку – обрезки, обломки, отходы бытовые и производственные, всего понемножку. Прямо возле входа, от которого осталось разрушенное крыльцо, засыпанное щебнем наподобие горки, дыру в фасаде затыкал гниющий старый диван. А вместо двери был прилажен ржавый обломок металла, на котором ещё смутно угадывалась эмблема какой-то торговой компании, явно бывший некогда прицепом грузовика. И, как злая насмешка, висел на нём долговой лист из налоговой инспекции.
Изнутри донеслись стоны, и Гертруда осторожно открыла «дверь».
Света не было, пришлось включить фонарик. Они прошли вперёд, едва не споткнувшись в сенях об ведро, судя по запаху, видимо, заменявшее уборную.
Тёмная груда в углу вдруг снова издала протяжный, хриплый стон. Гертруда вцепилась в чемодан.
— Это... что это за хрень?!
— Я как раз об этом хотел поговорить, — отозвался Декстер.
Джейми вкратце описал ситуацию, но, к своему глубочайшему изумлению, никого не удивил.
— Доставьте пациентку в Парадайз, — спокойно сказали ему и отключились. Тогда Джейми вызвал Октябрину.
— Слушай. Мы нашли женщину с той же болезнью, что и в бункере. И, кажется, всем пофигу. Говорят, везти в Парадайз, но не сказали, что в инфекционку. Я не понимаю. Мы же посадили Хейгеля!
— А кто сказал, что он действовал один? Везите и проследите, куда её отправят. Только так, чтобы вас не заметили.

— Пустите меня, — всхлипывала Эллисон, заламывая связанные руки. — Мне очень надо к моему мужу... зачем вы меня связали?..
— Ник.
— М-м?
— Может, ты прекратишь этот дурдом?
— Обязательно. Уберу тех, кто нам мешает, и всё закончится.
Миса закатила глаза и привалилась к ближайшей стене, закрыв лицо руками.
— Ты понимаешь, что таким образом создаёшь ещё больше проблем? Ты слишком самоуверенный! Ты крут, да, но тебя всё ещё могут поймать.
— Вряд ли, — холодно отвечал ей Николас. — Пока это всё похоже на детскую игру. Я справлюсь, можешь за меня не переживать.
— А корпорация?
— Они не знают об этом.
— А если узнают?
Николас устал от бесконечных вопросов и смерил Мису суровым взглядом.
— Детка, а не пора ли тебе домой? Поздно уже.
— Ясно. Нет, не пора. Я останусь здесь.
— Ты понимаешь, что можешь всё испортить? — строго и даже немного зло спросил Николас.
— Именно поэтому я и остаюсь.

Старая пристань пряталась в доках, за развалинами фабрики и водозаборной станцией. Давненько здесь не появлялось транспорта, давно не ремонтировали суда. Мастерские слепо глядели заколоченными окнами, бетонные плиты перекосились и частично обрушились в воду; между ними торчали почерневшие гнилые обломки свай. Владимир вдруг вспомнил, как маленький Олег спрашивал, умеет ли он ловить рыбу. А тут водится рыба? А раки?.. В непрозрачной бурой воде плескался мусор в обрамлении мутной пены, и речные волны сбивали его к берегу, словно река из последних сил пыталась хоть немного очиститься от забившей её грязи. Владимир поглядел на волны и прикурил, облокотившись о чугунное заграждение – хоть оно уцелело. Снег налипал на него грязной кашицей, таял в лужах. В реке что-то плеснуло. А вот и рыба, подумал Владимир.