5

     Егор насильников отыскал довольно быстро. На Таганке  покрутился у машины, где сидели охранники и поставщики цветов лоточницам Гулиных конкурентов. У этих точек он бывал не раз. Частенько за Леной приезжал, пока та сдавала смену, в ожидании бродил вокруг да около. И к этим четырём лоточкам не раз подходил.  Уродов, что надругались над сестрой он знал в лицо. Лена не раз рассказывала брату о негодяях и их проделках. Но то были проделки на грани фола. А здесь преступление. Вожака группы, Мурада, видел не раз и так же знал в лицо. Но сегодня ни в машине, ни на точках их не было, здесь работали другие люди. Егор решил последить за охранниками, наверняка все они живут вместе или, по крайней мере, знают, кто, где живёт. Но обстоятельства сложились так, что он смог ускорить процесс. Двое из мужчин ушли, и в машине остался один человек. Егор понял, надо действовать. Он постучал в закрытое стекло.
     – Ей мужик, у тебя колесо спустило, глянь.
     Азербайджанец суетливо закивал головой и выскочил из машины.
     – Где?
     И тут же свалился – удар пришёлся в скулу. Прохожих в этом закутке было немного, так что Егор мог работать спокойно. Он оттащил парня к углу ближайшего здания, поставил на ноги, ударами по щекам привёл в чувство.
     – Где Мурад?
     Тот инстинктивно, ожидая удара, закрыл лицо руками.
     – Не знаю, не бей, не знаю.
     Ещё несколько ударов и адрес известен.
     – А теперь иди и помалкивай, и не вздумай рассказать обо мне, найду, ноги вырву. Я понятно сказал, или перевести?
     Парень закивал головой.
     По адресу Егор один идти не рискнул, мало ли кто может быть на хате. И поехал на рынок к Чалому.
     Николай сидел с дружками в вагончике, пил пиво.
     – А, пропащая душа, заходи, гостем будешь. Или наниматься пришёл? Тогда аттестат зрелости покажи и мамкино разрешение.
     Дружки рассмеялись. Егора здесь знали, для них он был «Седой». Хоть и малолетка, но, как Чалый говорил: перспективный паренёк. Егор попросил Николая выйти и рассказал обо всём, что накануне произошло с сестрой.
     Ухмылка с лица Чалого исчезла.
     – И где хата?
     – Недалеко, в Бирюлёво. Я адрес знаю.
     Чалый глянул на часы.
     – Жди здесь, минут через сорок подойду.
     Через час Егор, Чалый и двое парней его команды на машине подъехали к многоэтажке в южном Бирюлёво. Нужная квартира была на первом этаже. Свет горел во всех комнатах.
     Чалый распорядился.
     – Оставайтесь в машине. Мы с Егором пойдём в подъезд.
     Оглядываясь, они неспешно двинулись к подъезду. Впереди покачиваясь, шёл мужчина, он явно был пьян. На свету Егор узнал его, это был Мурад, он обернулся к Чалому и молча показал ему на мужчину. Тот всё понял и шепнул.
     – Отвлеки, я наших позову.
     Егор плечом толкнул мужика. Тот встрепенулся.
     – Ты что?
     – А ты что? Нажрался, так иди спокойно, и не толкайся локтями, а то худо будет.
     Но тот, видимо чувствуя, что дом близок, схватил Егора за куртку.
     – Ты что сказал?
     И осел. Это подоспел Чалый.
     – Егор бери его под руки и звони в дверь. Скажи, их кореш напился и в отрубе лежал у подъезда, пусть заберут.
     Легенда для штурма хаты, конечно, была хиленькой, но что делать, надо пробовать. И Егор нажал кнопку звонка. И сработало. Дверь открылась немедля.  Чалый с парнями, а с ними и Егор ворвались в квартиру.
     Это была типовая двушка. В комнате, что побольше, у журнального столика сидели двое парней. Чалый достав пистолет сел напротив них, Корней и Петруха осмотрели квартиру. Корней подошёл к Чалому.
     – Пусто, нет больше никого.
     Тот кивнул головой.
     – Петруха, тащи хмыря, что шёл сюда. А ты Егорка говори.
     Петруха за шиворот приволок Мурада и толкнул на диван, тот очнулся, покачал головой, видимо не понимая, где он и что происходит.
     – Что вам надо? Сейчас мои парни придут, я с вами разберусь. Что надо?
     Последние слова он не говорил, он кричал.
     Егор ударил в челюсть, Мурад вновь вырубился. Чалый усмехнулся.
     – Ты не убей его, а то помрёт и не поймет, за что убили. Ты, Седой, приведи его в чувство и разъясни, что к чему.
     Егор сходил на кухню, принёс в черпачке холодной воды и вылил на голову Мурада. Тот спустя минуту пришёл в себя.
     – За что ты над девчонкой издевался? Мама тебя учила насиловать и бить беззащитных девушек? Говори. Не слышу.
     Голос Егора слегка дрожал. Он с ненавистью смотрел на сидевшую перед ним пьяную мразь. Мурад начал понимать что происходит, широко открытыми глазами смотрел на Егора, он видимо узнал парня.
     – Я не хотел, она сама…
     Егор ударил в лицо, ударил, разбив нос, ударил ещё и ещё, в скулу, по глазам, бил не глядя, бил с ожесточением не думая о боксёрских приёмах, просто с ненавистью бил уже без сознания лежащую перед ним тварь. Петруха с Корнеем били тех, кто сидел на диване. Чалый, молча, наблюдал за расправой над насильниками.
     Через пять минут бойня была прекращена. Егор бледный, с очумевшими глазами, тяжело дыша, стоял над Мурадом. Чалый, криво усмехнувшись, подошёл, вложил в руку пистолет.
     – Убей его.
     Егор оружие взял не глядя, для него это был не пистолет, это был просто камень. Невидящим взглядом он обвёл комнату, и что было сил, рукояткой ударил   Мурада по голове.
     Чалый скомандовал.
     – Уходим.
     Машина газанула и рванула в переулок. Через полчаса они были у дома Егора.   Чалый вывел парня на улицу.
     – Ты, вот что, сейчас продышись, с таким зверским видом тебя дома не поймут. Подумай, что сказать, если милиция займется, алиби себе найди, может, на секцию свали, с тренером переговори. Ты понял меня? Эй, парень! Очнись! Всё, разбежались, и имей в виду, ты мой должник.
Машина уехала. Егор постоял несколько минут и пошёл к «кресту».
     Домой он пришёл поздно ночью. Пришёл продрогший, мокрый, бледный и обессилевший. Он был на лестничной клетке, когда Анна Петровна открыла дверь, она словно чувствовала что сын рядом. Мать ничего не говорила. Сняла с него мокрую верхнюю одежду и завела на кухню. Посадила, налила большую кружку ещё теплого чая. Он тяжело сел, положил руки на стол и бессильно уронил на них голову. И тихо, почти шепотом сказал.
     – Мама, я убил его.
     …
     Анна Петровна и в эту ночь не могла заснуть.
     Она не могла понять, за что жизнь так грубо с ней обошлась? В чём её вина?   В том, что она детей своих любит, мужа? Что в этой жизни не так? Она как загнанная тигрица, кусая губы, молча проливая слёзы, кругами бродила по маленькой кухоньке. Присаживалась, молча смотрела в окно. Но там только ночь, тёмная, неуютная, чужая.
     Ночь, только ночь.
     Она вновь вставала и вновь бродила по кухне.
     На лестничной клетке послышалась возня. Тихонько подошла к двери, посмотрела в глазок. Нет, показалось. Прошла к детской комнате. Дверь была приоткрыта, лучик света из прихожей упал на Алёнкину кровать. Глаза Анны постепенно привыкли к полумраку. Лена спала, сжавшись калачиком. Её левая рука лежала вдоль тела.  На коврике рядом с кроватью сидя спал Егорка. Голова лежала на подушке сестры, рукой он держал её руку. Увидев эту рвущую душу картину, Анна зарыдала, ей хотелось кричать, вопить, но она понимала, дети спят, будить нельзя. Закрыв ладонью рот, всхлипывая, она тихонько отошла, прикрыв дверь. Вернулась на кухню. Перед глазами,  калачиком свернувшаяся Лена и взявший сестрёнку за руку Егор.
     Это её дети.
     Она их любит безмерно, и она обязана их защитить…
     Утром Анна Петровна отправила семью на дачу. Наталья Ивановна удивилась.
     – Аннушка, что случилось, дача промерзла, не топлена. Как мы там будем.
     – Вот и хорошо. Егор дров наколет, печь растопит. Правильно, Егорка? И  Леночке на свежем воздухе надо побыть. А я займусь поездкой в Аугсбург и к папке схожу, он уж скучает, поди, вчера мы у него не были. Всё давайте, собирайтесь.
     Наталья Ивановна с подозрением посмотрела на Анну.
     – Что-то ты темнишь, Аннушка. Что случилось?
     Раздался звонок телефона. Анна вздрогнула. Наталья Ивановна взяла трубку.   Послушала, кивнула и передала её Егору.
     – Тебя, Егорка.
     Егор побледнел, нерешительно взял трубку.
     – Алё.
     Анна впилась глазами в лицо сына. Но понять о чём шла речь  не могла. Егор, повторяя: «да», «да», кивал головой. Положив трубку, посмотрел на мать, улыбнулся.
     – Мама всё нормально, не тревожься.
     Анна нарочито бодрым голосом сказала.
     – Ну и хорошо. То есть в школе тебя отпускают на неделю, да?
     Егор, поддержав эту откровенную ложь, усмехнулся
     – Да, мамочка, отпускают.
     Родные уже стояли в дверях, и Анна Петровна, словно забыв что-то, обратилась к Егорке.
     – Сынок, на секундочку зайди в кухню. Наталья Ивановна, а вы спускайтесь,   Егор догонит.
     Когда дверь закрылась, Анна повернулась к сыну.
     – Кто звонил?
     Егор с неохотой ответил.
     – Да так, знакомый.
     – Егор, это по поводу вчерашнего звонили? Отвечай матери.
     Егор потупил взгляд.
     – Да, по поводу вчерашнего. Я тебе неправду вчера сказал, никого я не убивал, все живы. Ну, я пошёл?
     Анна Петровна опустилась на табурет стоящий в коридоре и бессильно промолвила.
     – Да, иди. Будьте осторожны.
     Егор выскочил за дверь. Он не хотел матери всё рассказывать. А звонок действительно был по вчерашним делам. Звонил Чалый. Рано утром он послал человека в Бирюлёво прозондировать почву, что, да как. Тот, покрутился, с соседями пообщался, а приехав на базу, доложил, что все азербайджанцы живы и на здоровье не жалуются.  Но Мурад, как соседи сказали, сильно лицо разбил, неудачно спрыгнув с железнодорожной платформы. Скорая помощь ночью увезла.
     Чалый в конце разговора упрекнул Егорку: «Я тебе ствол дал, ты почему не рубанул эту сволочь?»
     …
     Отправив родных на дачу, Анна позвонила в Аугсбург. Неделю назад Гертруда, спрашивала, когда они приедут в Германию, и тогда она пообещала в течение недели все вопросы решить и взять билеты на самолёт. Прошла неделя, но на это время столько всего навалилось, что вопрос отъезда семьи оставался открытым.  Однако Егора и Лену надо было отправлять и чем раньше, тем лучше.  Леночке в клинику, либо центр профилактики нервных заболеваний надо бы. Да и Егору следует уехать, что накануне произошло, она не знала, сын не рассказал, но видимо что-то серьезное, а значит, могут быть неприятности.
     Гертруда взяла трубочку сразу, будто ждала звонка.
     – Здравствуй Анна. Что, билет на руках, и когда…
     Анна перебила.
     – Пока нет. Я сегодня займусь визой и билетами, думаю, послезавтра Лена и Егор вылетят в Германию. Гертруда, дорогая, у Елены серьёзные проблемы со здоровьем. Она на месте всё расскажет. А мы с Антоном приедем позднее, он в больнице, но думаю, в течение месяца - полутора выздоровеет, и мы приедем. Я вам напишу письмо и передам с Леной.
     В посольство, памятуя прошлый опыт, Анна не спешила, решила сначала съездить к шефу. Андрей Матвеевич, как, оказалось, имел хорошие связи в посольских кругах, конечно не на уровне посла, но знаком был с людьми, чьё влияние на скорость получения разрешительных документов на поездку заграницу было решающим. Не воспользоваться такой возможностью было грешно.
     Марков всё понял сразу.
     – Анна Петровна, вы не переживайте, парочка звонков и езжайте в посольство.
     Он извинился, подошёл к телефону. Пообщавшись,  положил трубку.
     – Всё нормально вас ждут. Кстати, как у нас с проектом дела?
     Анна Петровна заканчивала очередной проект, вскоре предстояло его утвердить у заказчика, черновик был с собой, и она показала наработки шефу.
     – Хорошо, милочка, мне всё нравиться, теперь главное, чтобы и хозяину,   Аркадию Николаевичу, понравилось. Когда вы встречаетесь? Ага, хорошо.
     Марков помолчал, затем пристально посмотрел на Анну Петровну.
     – Госпожа Седова, чувствую, неспроста вы зачастили к немцам. Наверно переехать в Германию собрались. Не смущайтесь, не смущайтесь. Что же, если надо, значит надо. Ну, всё. Идите, вас ждут. И не забудьте после встречи с   Аркадием Николаевичем ко мне заскочить. Всего доброго.
     У посольства она позвонила из телефона-автомата и, минут через пятнадцать к ней вышел мужчина.
     – Седова, Анна Петровна? Пройдёмте.
     К Антону в тот день она не попала. Из посольства вышла в восемнадцать часов, а в больнице посетителей пускали только до пяти вечера, так что встречу с мужем и разговор с ним пришлось отложить на следующий день.
     Уставшая, голодная она приехала домой. Настроение было паршивое, она чувствовала что простыла, горло першило, в глазах резь. И голова раскалывалась, но это уже не от простуды, больше от проблем. Ладно бы проблемы были сиюминутные: сделал, решил и забыл. Но нет, всё куда сложнее.
     После недавней поездки в Германию, а главное встреч и бесед с немецкой роднёй, она всё чаще и чаще задумывалась, о возможности переезда в Аугсбург для постоянного жительства.  Думала об этом, но никому не говорила о своих размышлениях, и особенно боялась разговора с Антоном. Пожелает ли он выехать в чужую для него страну, да ещё без знания языка? И она отгоняла от себя мысли о переезде. Но мысли эти, все одно возвращались. Ну, хорошо, положим, будут они в Москве жить. Квартира, хоть и родственницы, но не своя. Могилки родных далеко. Толковой работы не найти, особенно тяжело Антону. Тяжело не потому, что после должности командира части он перешёл в мастера сервиса. Машины его стихия, он всю жизнь с ними возиться, готов и дальше трудится. Но такие унижения, какие приходится терпеть при этом, не всякий нормальный человек выдержит. Она знает, он скажет – зачем покидать Родину? Да, тяжело, но всё это временно, всё пройдет, и эта пена сойдёт и всё будет хорошо. Точно так и скажет.
А дети, они как отнесутся к возможному переезду? Хотя, что бы они ни говорили, Лену надо увозить в нормальные условия. Её надо лечить. Шок после насилия страшное дело. И Егорку надо увозить. Возраст паренька такой, что всё может произойти. Он не по годам крепок, тренирован, а такие люди всегда на прицеле бандитов. Втянуть в какие-нибудь бандитские дела молодого человека несложно. Другое дело сможет ли он сам позволить подмять себя. Это вопрос. Молод ещё, психика неустойчива.
     С этими мыслями она и заснула. Пожалуй, впервые за прошедшие дни спала спокойно.
     В десять часов утра Анна Петровна была в больнице. Здесь её явно не ждали – санитарный день. Уже на проходной вахтёр предупредил.
     – Не пустят, голуба. Генеральная уборка идет. После обеда заходи.
     Обошлось просто улыбкой. Улыбнулась и прошла. Труднее в отделении.  Дежурная сестра накинулась, будто ждала на ком злость сорвать. Анна ругаться не стала, отошла в сторонку, увидела белый халат на вешалке, одела и с независимым видом прошла в палату.
     Антон ждал. Радостно улыбнулся, приподнялся на локтях. Чмокнул подставившую щёку жену и с довольным видом откинулся на подушку.
     – Рассказывай, что у вас, как дети, Наталья Ивановна, сама как?
     – Нет уж, это ты говори, как себя чувствуешь, что врачи, каков прогноз на перспективу.
     Антон попытался пошевелить ногами, получилось плохо, он поморщился, усмехнулся.
     – Сама вот видишь. Да, ладно заживёт. Но чувствую себя неплохо. Костоправы здесь опытные, дело своё знают. Сильно правая нога пострадала, здесь перелом, благо, успел левую спасти, инстинктивно отпрыгнул, когда этот идиот машину на меня гнал. На левой голени только размозжение мягких тканей. Но лежать придётся долго, где-то месяц, может полтора. Они прогноз пока не озвучивают. А потом костыли, реабилитация и прочее. Одно плохо, нет меня рядом с вами, не работаю, бездельником на шее приходится висеть. Ну, а у вас как дела, рассказывай.
     Анна пододвинула стул ближе к кровати. Она понимала, рассказать нужно всё.    Антон обязан всё знать, а потому начала просто.
     – Плохо Антон, всё плохо. С детьми беда, Наталья Ивановна тоскует. Одним словом жизнь не заладилась. Что-то надо делать. И она подробно, до мелочей рассказала обо всём, что случилось с Леной, как её потом пошёл брат защищать, о разговоре с Гертрудой, о посещении посольства и её решении отправить Лену с Егором в Германию. О том чтобы уехать всей семёй в Германию на постоянное жительство не говорила, ждала, может муж сам эту тему поднимет.
     Антон с болью слушал супругу. Чувствовалось, внутри его всё кипит, а что он мог предпринять: прикован к кровати.
     Долго разговаривали Седовы. Зашедший в палату лечащий врач хотел было выпроводить Анну, но по лицам обоих понял, лучше не трогать, ограничился просьбой не задерживаться.
     Как и хотела Анна, Антон сам поднял разговор о Германии.
     – Анечка, ты успокойся, думаю, всё наладится. Детей, и ты здесь абсолютно права, надо отправить  к Гертуде и Герхарту. Но как решить вопрос с учёбой, особенно Егора? У него скоро выпуск, а там смотришь, на учёт в военкомат надо становится. Здесь надо бы разобраться. Но сейчас, именно сиюминутно, их нужно отправлять. Чувствую, дорогая, ты хочешь поговорить и о переезде в Германию на постоянное место жительства. Скажи, так?
     Анна Петровна улыбнулась. Всё верно, она должна сказать своё мнение, причём сказать первой, ведь речь идёт о её родне.
     – Антон, я решительно за переезд в Германию. Конечно, не гонит нас Россия, и не навсегда, думаю, мы её покинем, пока, ты сам сказал, детей надо отправлять. Гертруда подтвердила искреннее желание помочь в лечении Леночки,  Вальтер уже и место ей в своей клинике забронировал. С Егором мы всё решим. Думаю, он побудет пока с Леной, на экзамены приедет в Москву. А если о нас с тобой говорить: о переезде думать пока рановато, тебе надо на ноги встать, немецкий язык подтянуть. Пока мы документами займемся,  а там смотришь и ты выпишешься. Кстати, Гертруда просила не тревожиться по  вопросу денег, они субсидируют и перелёт  детей, да и наш. Герхарт говорит, тебе работу найдёт.  Одна проблема остаётся – Наталья Ивановна, как быть с ней. Если предложить переехать, думаю, откажется. Так что вот моё и мнение, и если хочешь решение.
     Антон долго молчал.
     Анна ждала. Она понимала, сказанное ею требует осмысления. Решиться на кардинальный шаг не просто.
     И всё же решение состоялось, они уезжают в Германию.
Егор и Елена вылетели в Мюнхен через два дня. А спустя полтора месяца в Германию убыли Седовы старшие.

     Окончание следует
     http://proza.ru/2019/11/28/893