Игорь Олегович

Фото 1988 года, на борту НИС “Академик Лазарев”. Крайний справа Д.Л. Паттерсон, пятый справа И.О. Козлов.

Заканчивался 88-й год. У шестикурсников в рамках распределения проходили встречи с представителями флотов. В аудитории, они слушали рассказы солидных мужей, облачённых в морские кители с регалиями, с золотыми нашивками на рукавах. Те, кто поступали в мореходку без направлений и до поры не определились с выбором будущего места работы теперь записывались в список того или иного “покупателя”. По окончании мероприятия народ потянулся на выход.

Не часто оказывался в альма-матер бывший курсант Игорь. Подошла к концу встреча с выпускным курсом, вышел в коридор, и здесь его уже ждал однокашник Андрей, который трудится преподавателем на кафедре “Теории и устройства судна”. По-дружески обнялись.
— А ведь десять лет назад мы были выпускниками! — выделяя слово “мы”, произнёс Андрей.
— Ровно десять лет назад! — делая ударение на “ровно”, подтвердил Игорь. — Как твоя научная работа? — поинтересовался он успехами однокашника.
— Двигаю диссертацию, — ответил Андрей и в свою очередь поинтересовался успехами Игоря. — Как дела у инструктора райкома? Какая перспектива в смысле роста?
— Если говорить о перспективе роста, — ответил Игорь, — то надо говорить о перспективе духовного роста, никакого другого! — друзья улыбнулись. Игорь продолжил, — Снова в тресте, снова в море хожу.

Андрей, увидев в толпе выпускников своего курсанта-дипломника, подозвал его.
— Да, Андрей Аркадьевич? — отозвался шестикурсник и поздоровался со старшими.
— Вот куда тебе надо идти работать, — обращаясь к подошедшему курсанту, сказал преподаватель. — Знакомься! Игорь Олегович, «Севморнефтегазгеофизразведка»!
— Теперь проще: “Севморнефтегеофизика”, — уточнил новый знакомый.
Курсант и не уловил большой разницы в изменении названия треста, длинная аббревиатура не уложилась в его сознании.

Дальнейший разговор шёл больше об Игоре Олеговиче. Андрей Аркадьевич представил однокашника, как признанного поэта, но получившего самое первое признание именно в стенах своей курсантской роты. Не подкачал и сам Игорь (без отчества оказалось удобнее), рассказывал и давние истории, и недавние.
— Вот из Вентспилса на новейшем научно-исследовательском судне нашего треста “Академик Лазарев” прибыли. Там, кстати, дни литературы проводились. “Человек. Книга. Море.” — так мы назвали фестиваль. Я презентовал свой сборник стихов “Приходная вахта”. Кстати, с необычным человеком, Джеймсом Паттерсоном, познакомился. Он темнокожий, поэт, морской офицер, служил на подводных лодках, но все его знают единственно как маленького негритёнка на руках у Любови Орловой в кинокартине “Цирк”. Кстати, подружились. Он меня рекомендует в Союз писателей. — горделиво сообщил Игорь.

— Ты лучше расскажи, как и с чего всё начиналось, — настаивал Андрей Аркадьевич.
В ответ просьбе товарища Игорь припомнил занятную историю.
— Музыкальные и поэтические мотивы у меня связаны, — издалека начал он свой рассказ. — Ещё на первом курсе я слагал строки, которые мы, бренча под гитару, горланили в кубрике… А на четвёртом, Серёга Коршунов неожиданно проявил интерес к моим сочинениям: “Твои стихи все хвалят! — сказал он тогда, — Почему ты не печатаешься в газете?” “А зачем?” — не понял я. “А затем, чтобы получать за это деньги!” — как пригвоздил, ответил Серёга. Я был искренним и признался, что не знаю, как это печататься в газете. “Я знаю! — аж взвился Серёга, — Давай, садись, пиши свои стихи! Я попрошу знакомую секретаршу, она напечатает их на машинке! Потом я сам найду адреса всех мурманских газет, сам куплю конверты, и сам отправлю по адресам, но деньги поровну!” Серёга ждал, что я скажу. Я не совсем уверенный согласился, и тогда Серёга начал мечтать: “А интересно, сколько они будут НАМ платить?” — “Не знаю…” — “Ну, приблизительно?” Вспомнилось, что Джеку Лондону платили один фунт за слово, и я предположил: “А за моё слово, наверное, две копейки?” Серёга, вытаращив глаза, наставлял: “Пиши больше! Больше! Больше! Больше слов!” Потом я отдал ему рукопись стихов, а он считал слова, умножал на две копейки и радостно восклицал: “Есть! Есть тут и водка, и закуска, и всё остальное…” Так он объявил всем и занялся отправкой моих стихов по редакциям. В кубрике ждали результата. Все стали бегать в читальный зал, проверять подшивки газет, куда Серёга отправил стихи: «Комсомолец Заполярья», «Полярная Правда» и «Рыбный Мурман». Стихов не было. Зато я получил письмо из «Полярной правды», гласящее следующее: «Уважаемый Игорь, ваши стихи не получили одобрение в нашей редакции, но мы просим вас зайти к нам в редакцию». Это был облом! И виновником этого облома был я сам со своими не получившими одобрения стихами. “Суки они! — сделал вывод Серёга, — Нам нравятся, а им просто денег жалко!” Потом пришло второе письмо из той же газеты, писала сама редактор Раиса Велигина, известная в Мурманске поэтесса: «Игорь, зайдите, пожалуйста, в редакцию, нас в ваших стихах не устроила строчка...» Я конечно не пошёл. В читальный зал ходить перестали, всем было ясно, что им там в редакциях денег жалко... Но месяц спустя на утреннем построении роты к нашей группе подошёл старшина роты Гена Нефёдов и спросил: “Читали?” “Что читали?” — никто ничего не понял. “Стихи ваши напечатали в «Рыбном Мурмане»!” — сказал старшина и улыбнулся. О, как мы летели в читальный зал! О, как мы рвали друг у друга подшивку газеты! Библиотекарша за всю свою жизнь не видела такого интереса курсантов к прессе. Есть! На второй странице! «К нам в редакцию пришло письмо от курсанта высшей мореходки Игоря Козлова... Итак, дебют молодого поэта!» И моё стихотворение, самое любимое на тот момент:
Три ракеты красные взвились, —
Бедствие — не просьба о пощаде…
Это был апрель 1976 года.

“Старичьё спятило, в свои байки древних времён пустились. Теперь их не остановить, пускай ностальгируют.” — думал про себя шестикурсник всё ещё присутствуя бессловесно в означенной беседе. Не по злобе, иронии ради так думал, да и веселился вместе со старшими услышанным небылицам.
— Ну и как, Игорь? Заработали вы тогда с Серёгой Коршуновым? — завёлся преподаватель Андрей Аркадьевич, человек обычно степенный.
— Пришлось бывать и победителем литературных конкурсов названных газет, и лауреатом. — признался Игорь и продолжил, — А на тот момент денег за публикацию мы не получили. «Рыбный Мурман» хотя и многотиражная газета, а денег не платила…

Вдруг сменив свой настрой и тему беседы, Игорь принялся декламировать:
Всё случалось поздно или рано:
Дизель барахлил, прожектор гас,
И внезапно из меридиана
Выходил аншютц-гирокомпас.
Спаренные датчики пылили,
Якорь-цепь не заползала в клюз,
Или, вдруг, надоедало мили
Лагу-добряку мотать на ус...
Безобидные на карте точки
Там, в открытом море, наяву
Превращались в якорные бочки,
Грозные, как мины на плаву.
Всё случалось поздно или рано.
Но взрослели и мужали мы,
И светили нам обетованно
Проблесковые огни из тьмы…
Наше становленье продолжалось,
Исчезал наносного бурьян...
Что-то в нас росло, преображалось,
В жизненный входя меридиан.

Выждав паузу, Андрей Аркадьевич уточнил:
— Твои?
— Нет. Как раз Джеймса Паттерсона. Просто, ярко и запомнилось… А для всех он только маленький негритёнок из кинофильма. Это расстраивает… Ведь больше всего он хочет читать свои стихи людям. — ответил Игорь и, как бы озвучивая собственные мысли, добавил. — Отлистает календарь жизнь, и ни у кого, ни одной поэтической строки не останется в памяти... В лучшем случае образ забавного чумазого младенца, передаваемого по рукам…

Что касается нашего шестикурсника, то он соображал: “Вот он, поэтический образ мысли — думать о вечном! А ведь насколько было бы полезнее и практичнее думать о мирском, о насущном!” Не по злобе, иронии ради так размышлял.

25.06.2025