Нет повести печальнее, чем... быть или не быть ЭВА

Начнём с Шекспира. Не потому, что эта история о пятистопном ямбе или роковых влюблённых — нет. Просто в один прекрасный момент, вероятно, после третьей чашки «Бескоффе», Ануфрий уставился в пустоту веб-страницы своего почтового ящика и пробормотал что-то про Гамлета и страх перед существованием. Никифор, который как раз пытался рассчитать углеродный след метановых грибов с планеты Kepler-452b, оторвался от таблицы и сказал:

— Знаешь, если бы Шекспир был жив, он бы сейчас торчал на межведомственных совещаниях.

— Не-а, — Ануфрий крутанул авторучку, как меч Экскалибур. — Он бы писал сценарии для фантастики, а все студии посылали бы его куда подальше.

— Да, но его герои говорят за него...

И тут в кабинет вошёл директор Градов.

***

ЭВАБ — Экологическое внеземное агентство биоресурсов — это вам не NASA с их вкусными печеньками. Скорее уж Министерство Красной Линии, только в космосе и с бюрократией, доведённой до абсурда. Их задача? Каталогизировать, регулировать и иногда вести переговоры с инопланетянами, которые либо хотели вступить в Галактический Союз, либо съесть наших дипломатов.

Штаб-квартира ЭВАБ находилась в центре Москвы (после Великой Революции 2058 года она стала сердцем Восточноевропейского Мегаполиса). Стены были выкрашены в веселенький серый металлик. Кофе — ещё хуже. А директор Градов был живым воплощением PDF-формы, для подписания которой требовалось 17 виз и клятва, принесённая кровью.

Его костюм был настолько идеальным, что им можно было бы резать колбасу. Волосы — короткие, седые и подозрительно безупречные, будто его вырезали из корпоративного буклета. Он не ходил — он «двигался вперёд». А его голос? О, этот голос. Монотонная бритва, которая срезала боевой дух быстрее налоговой проверки.

Никифор, 35 лет, старший сотрудник агентства. Серьёзный, дотошный и слегка «подвинутый» в вопросах документооборота. Для него таблицы Excel были священными текстами. Если у ЭВАБ и была совесть, то это был Никифор.

Ануфрию было 24, он был младшим сотрудником, который каким-то образом прошёл вступительный тест, ответив на половину вопросов «ХЗ» и нарисовав космического кальмара. Громкий, импульсивный и уверенный, что Вселенная — одна большая шутка, которая ждёт репоста. Однажды он попытался перепрограммировать офисный принтер, чтобы тот пел всему офису колыбельные.

Вместе они были командой как масло и вода — если масло помешано на дедлайнах, а вода — это енот, обпившийся кофе.

***

Всё началось с шифрограммы:

«СРОЧНО: НЕОБЪЯСНИМЫЙ БИОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН НА ПЛАНЕТЕ ЛАМИНАРИЯ-11

Требуется немедленное расследование.

Кодовое название: «Проект Гамлет».

Уровень доступа: высокий.

Персонал: старший сотрудник Никифор, младший сотрудник Ануфрий.

Отчёт напрямую директору Градову».

— Что это за хрень — «Проект Гамлет»? — Ануфрий прищурился, будто бумага могла его укусить.

— В душе не чаю, — Никифор уже мысленно собирал полевой комплект. — Но если замешан директор Градов, ничего хорошего нас не ждёт.

В комнате для совещаний (которая больше походила на чулан с гигантским монитором во всю стену) их ждал Градов. Он стоял, как статуя, руки за спиной, взгляд — будто оценивал их стоимость в микрокредитах.

— Ламинария-11, — начал он без предисловий. — Планета класса M, вращается вокруг умирающей звезды Клемпер-6. Атмосфера: азот-кислород, следы ксенона. Флора: скудная. Фауна: почти отсутствует. По крайней мере, так мы думали.

Он нажал кнопку, и монитор показал пустынный пейзаж, испещрённый странными светящимися линиями.

— Это появилось недавно, — продолжил Градов. — Три недели назад. Датчики зафиксировали аномальные выбросы энергии. А потом послышались голоса.

— Голоса? — Никифор нахмурился.

— Да. Шёпот. На английском. Цитаты из Шекспира.

— Шекспира? — Ануфрий моргнул.

— Гамлет. Офелия. Макбет. Иногда всё сразу. Иногда задом наперёд.

— Шеф, — осторожно начал Никифор, — вы уверены, что это не чья-то шутка? Как в прошлый раз с грибом, который пел реп?

— Нет, — ответил Градов. — Это реально. И это распространяется.

***

— Ты веришь в это? — Ануфрий понизил голос, пока они заходили на борт космического корабля. — Цитаты Шекспира с мёртвой планеты. Что дальше, видосы Ромео и Джульетты, дерущиеся за парковку?

— Меньше шуток, больше подготовки, — Никифор пристегнулся. — Мы имеем дело с неизвестным биологическим феноменом. Это может быть что угодно — от психоделической плесени до квантовой поэзии.

— Ты говоришь так, будто это норма.

— Для нашей работы — да.

Корабль стартовал со скрипом, будто его не обслуживали со времён Брежнева. Они смотрели, как Земля сжимается в голубой шарик, а потом исчезает из виду.

— Так, — через некоторое время начал Ануфрий. — Почему, по-твоему, Шекспир?

— Не знаю, — признался Никифор. — Но, может, дело не в пьесах. Может, в темах. Трагедия. Безумие. Предательство. То, что резонирует у всех разумных существ.

— Думаешь, инопланетяне цитируют Шекспира, потому что читали его?

— Может, им и не нужно было читать. Может, это зашито в саму структуру сознания. Универсальные архетипы. Юнгианские штуки.

— Юнгианские?

— Архетипы. Паттерны поведения. Как одни и те же истории повторяются у всех культур и рас.

Ануфрий уставился в иллюминатор.

— То есть... мы летим на проклятую планету, которая вещает «Гамлета»?

— В общем-то, да.

— Восхитительно.

***

Поверхность Ламинарии-11 была пустынной, потрескавшейся, с кристаллическими образованиями, которые слабо пульсировали под ногами. Воздух был разреженным, но дышать можно — благодаря фильтрам в скафандрах. Как только они вышли из корабля, послышался шёпот:

— Быть... или не быть...

— Ну, это уже жуть, — пробормотал Ануфрий.

— Сосредоточься, — Никифор включил сканер. — Мы здесь, чтобы собрать образцы, проанализировать сигналы и отчитаться.

Они разбили лагерь у самого большого кристалла, который гудел, как камертон, настроенный на безумие. Ночью голоса стали громче. Иногда они спорили. Иногда смеялись. Один раз затянули дуэт Леди Макбет и Фальстафа.

— Это неестественно, — сказал Никифор.

— Чувак, в нашей работе ничего естественного нет, — ответил Ануфрий.

Они провели тесты. Просканировали всё. Взяли пробы грунта. Измерили электромагнитные поля. Ничего не объясняло феномен.

Пока они не нашли гнездо.

Под грядой вулканических скал они обнаружили огромную подземную камеру, заполненную биолюминесцентными нитями, соединёнными с кристаллами на поверхности. Вся структура пульсировала в такт голосам.

— Это похоже на нейросеть, — осознал Никифор. — Живой мозг.

— Мозг Шекспира? — спросил Ануфрий.

— Скорее коллективный разум. Эти организмы общаются через паттерны — меметические конструкции. Они впитали данные из земных радиопередач и синтезировали их в нарративные формы.

— То есть они... как бы... одержимы Шекспиром?

— В каком-то смысле. Они используют его тексты, чтобы выразить свои внутренние конфликты. Это как... эмоциональный код.

Ануфрий присвистнул.

— Это мощно.

— И опасно, — добавил Никифор. — Если они продолжат эволюционировать, могут стать нестабильными. Надо это остановить.

— Как?

— Отключив нейросеть.

— То есть убить?

— Не обязательно. Просто разорвать связи.

***

Они вернулись на корабль и связались с Градовым.

— Я вас понял, — сказал Градов. — Приступайте к протоколу ликвидации.

— Погодите, — вдруг встрял Ануфрий. — А если не уничтожать? А если попробовать поговорить?

Голос Градова стал ледяным.

— Ты предлагаешь вести переговоры с разумной грибницей, цитирующей «Макбета»?

— Да, — поддержал Никифор. — Мы могли бы изучить её. Понять, как она обрабатывает эмоции. Это не просто угроза — это прорыв в ксенопсихологии.

Градов ответил:

— Действуйте. Но если что-то пойдёт не так, вы оба отправитесь драить сортиры.

Они вернулись к гнезду, вооружившись переводчиком и термосами с кофе.

Через нейроинтерфейс они отправили сообщение:

«Кто ты?»

Ответ пришёл хором голосов:

«Я — многие. Я — никто. Я — эхо человеческой души».

Никифор подкорректировал сигнал.

«Почему Шекспир?»

«Потому что он знал нас. Он видел безумие. Любовь. Предательство. Сны».

— Твою же мать, — прошептал Ануфрий. — Они не просто цитируют. Они «понимают».

Они провели часы в диалоге, расшифровывая слои смысла. Организм не был враждебным — он был одиноким. Искал связь. Использовал единственный язык, который понимал: трагедию.

Но в итоге они достигли соглашения.

«Мы сохраним тебя. Взамен ты прекратишь разрушающие сигналы».

«Согласен. Но дай нам говорить. Дай нам рассказывать истории».

Так ЭВАБ основал первое в истории межвидовое литературное общество.

***

На Земле их ждал Градов.

— Ну, и что? — спросил он.

— Они мирные, — сказал Никифор. — Хотят общаться. Мы договорились о протоколах контакта.

Градов сузил глаза.

— Вы дали грибу свободу слова?

— Это сложнее, — ухмыльнулся Ануфрий. — Они художники.

Градов вздохнул.

— Вам повезло, что вы все ещё дышите.

Позже, в комнате отдыха, за тёплым кофе, Никифор уставился в окно.

— Тебе не интересно, почему Шекспир до сих пор актуален?

Ануфрий откинулся на стуле.

— Потому что он писал о людях. Настоящих. Неидеальных, странных, страстных, глупых.

— А теперь, — сказал Никифор, — и об инопланетянах.

— Эй, — вдруг оживился Ануфрий. — А если написать пьесу про это?

Никифор поднял бровь.

— Про нас?

— Ага! Назвать «ЭВАБ: Мюзикл».

— О нет.

— С песнями!

— Помилуй нас, Господи.

***

В ЭВАБ всё вернулось на круги своя. Ну, как «своя», если среди коллег есть разумная водоросль и шкаф, который молча тебя осуждает.

Никифор снова погрузился в отчёты. Ануфрий пытался протолкнуть «ЭВАБ: Мюзикл» в отдел культуры (откуда его послали).

Директор Градов остался Градовым.

Но иногда, поздно ночью, когда свет в коридорах тускнел, а офис наполнялся гулом древних серверов и сломанных принтеров, шёпот возвращался:

«Быть или не быть ЭВАБ...»

И если прислушаться, можно было почти рассмеяться вместе с Вселенной.

***

Ну, и последняя строка:

Шекспир остаётся с нами — в каждом слове, в каждом персонаже, в вечных вопросах, которые он задал миру.