Основная ветвь четвертого поколения Нестеровых

4.1. Четвертое поколение открывает мой дед по отцовской линии Нестеров Василий Иванович родился в 1894 г. Женился в 1914 г. на Евдокии Николаевне  Нестеровой из той же деревни Пантылка. Женился на одной из самых трудолюбивых девушек и на долю, которой выпало так много тревог, забот и волнений во взрослой жизни.
Благодаря неуемной энергии Евдокии хозяйство Нестеровых пошло в гору. Здесь начали больше сеять ржи и ячменя, начали больше заготавливать сена и больше стали держать скота, купили наконец-то лошадь. Да и всем хозяйством пришлось фактически управлять Евдокии, так как вскоре после женитьбы Василия призвали в армию. Он участвовал в первой мировой войне, а затем с небольшими перерывами и в гражданской войне. Окопы двух войн окончательно подорвали его здоровье. Фактически он вернулся с войны тяжело больным человеком, т.е. инвалидом. Василий заболел туберкулезом, который в народе назывался чахоткой. Именно эта болезнь не позволила ему поставить на ноги четверых своих детей, двое из которых (Анна и Дмитрий) появились уже после возвращения его с гражданской войны. То есть, несмотря на болезнь, Василий не терял надежды на выздоровление и мечтал переехать с семьей на Украину. Именно на Украине он воевал, познакомился там со многими украинцами (хохлами), присмотрелся к их жизни, и эта жизнь ему показалась почти что райской, по сравнению с суровой зимой, крепкими морозами, плохими урожаями зерновых и малоплодородными землями Нечерноземья. Бабушка рассказывала, какие райские кущи он рисовал ей в рассказах об Украине. Она, как могла, поддерживала эту его мечту, хотя хорошо знала о том, что болезнь его в те годы была неизлечимой.
Мечтам Василия не суждено было сбыться. Он умер в 1928 г. совсем еще молодым человеком, не дождавшись своих внуков. Но зато после войны родилось у них с Евдокией еще одна дочь (Анна, Нюра, Анюта) и сын Дмитрий.

Мы – внуки деда – так и не познали характера и доброты деда и знаем о нем лишь по рассказам бабушки и отца – его старшего сына. Передо мной лежит его фотография времен первой мировой войны. С нее он смотрит на нас своими умными светлыми глазами, с прядкой выбивающихся из-под фуражки белых волнистых волос, с высоким лбом, свидетельствующим о большом уме и мечтательности, в форме рядового солдата той далекой от нас войны. Похоронен Василий, как утверждала бабушка в селе Пантыл. Но могила его не сохранилась, поэтому его старший сын Аркадий поставил ему памятник на городском кладбище города Слободского рядом с могилой моей матери Августы Николаевны (хотя и ее точной могилы никто не знает). А дальше Аркадий уже на исходе жизни решил поставить памятники им обоим на кладбище в селе Ильинское на могиле своей матери Евдокии.
Мне кажется, что есть что-то во мне от деда: высокий лоб, мечтательность, светлые глаза, плотное телосложение и другие черты. Правда, волнистых белых волос никогда не было, но они были у твоего младшего сына Дмитрия, у его внучки Нестеровой Насти, проживающей в Екатеринбурге. Да и у меня волосы были белые в детстве, потом стали русыми и остаются таковыми и в старости. Не случайно, многие посторонние люди, сравнивая меня с дядей Митей, считали, что это мой отец (так, видимо, мы с ним были похожи, а точнее оба похожи на тебя, дорогой мой дед!).

Обращаюсь к своему деду, который должен знать, хотя бы там на небесах, о том, что до конца дней своей жизни была верна тебе твоя прекрасная жена Евдокия. Она вырастила и поставила на ноги, вывела в большую жизнь всех четверых твоих детей: Аркадия, Антонину, Анну и Дмитрия. Ты должен знать и о том, что твой младший сын, сохранивший так много твоих черт, вырастил сына, который носит твое имя Василий. В детстве был блондином с волнистыми волосами. У него растет прекрасная дочь Настя и сын Никита.

Я, твой внук, наслушавшись рассказов бабушки об Украине, решил свою взрослую жизнь начинать на Украине. Для этого поступил в 1953 г. в Сталинский горный техникум, закончил его, получил профессию горного техника по разработке подземных угольных месторождений, с 1957 по 1967 гг. работал на шахтах Донбасса в поселках Кураховка, Горняк и в городе Селидово Донецкой области. Так что я не понаслышке знаю образ жизни украинцев, их язык, культуру, свадебные обряды. Там же стал мужчиной в 18 лет, благодаря Маше, такой любвеобильной хохлушке, которая мне повстречалась на моем пути в одном из колхозов Больше-Новоселковского района тогда еще Сталинской области во время сельскохозяйственных работ студентов техникума в 1955 г.

Твою мечту претворяет в жизнь, дорогой дед, твоя внучка Вера Дмитриевна Новицкая (урожд. Нестерова). Она после окончания Свердловского института народного хозяйства получила направление в город Павлоград Днепропетровской области, да там и осталась, выйдя замуж за Новицкого Владимира. У них свой дом, свое большое хозяйство, корова и другая живность. Есть автомобиль и главное растут два твоих правнука, старшую из которых зовут Лилей. Но есть еще и твой правнук.
Таким образом, твоя жизнь, дед, продолжается в нас, в твоих внуках, правнуках и праправнуках.

4.2. Ядром ветви четвертого поколения, без всякого сомнения, следует считать мою бабушку Нестерову Евдокию Николаевну. Мое первое восприятие бабушки относится к началу 40-х гг. ХХ в. Возможно, что это было начало Великой Отечественной войны, так как в нашем доме уже не было дяди Мити (его призвали в армию), и семья состояла из семи человек –  моих родителей, нас троих братьев, бабушки и ее дочери Анны.
Помню, сборы бабушки, потому что она решила вместе с дочерью уехать из нашего дома. Как бабушка потом говорила мне, она не могла переносить вечные укоры моей мамы – Августы Николаевны, а отец, т.е. ее сын Аркадий, ни во что не хотел ввязываться и делал вид, что в доме ничего плохого не происходит. Поэтому тетя Анюта или Нюра (так тогда звали любую Анну) и бабушка где-то вычитали о том, что в Нагорском районе требуется рабочие на лесозаготовки, и решили отравиться на эти нелегкие, можно сказать, на мужские работы. В любом случае это был поступок, который заслуживает преклонения перед обеими этими женщинами! В каком именно поселке они жили и работали, почему-то об этом бабушка не хотела вспоминать. Поэтому пусть это останется ее вечной тайной.Понятно, что оставаться в Пантылке или в какой-то другой деревне было нельзя, так как там не было свободного жилья. И вот перед нами дилемма: как поступить было в деревне в случае конфликта в семье, если нет жилья, но есть желание разъехаться? Поэтому надо было терпеть все упреки или решиться на безумный поступок. Бабушка с дочерью выбрали второй путь.

 Поэтому их жизнь сразу началась со скандалов и упреков, и это добром не кончилось. На одном из дней рождения отца моя мама погибла в результате драки, разыгравшейся в нашем доме  Отца никогда об этом не спрашивал, а сам он не любил распространяться на эти темы.

Примерно через полмесяца после смерти мамы вернулась бабушка. Как она вспоминала, кормить нас оказалось нечем, так как якобы соседи «выгребли» все зерно в амбаре, унесли сено для кормления скота. Честно говоря, я мало верил в это, так как днем не замечал ни одной души, кто бы к нам заходил в «гости». Конечно, можно предположить, что кто-то к нам «наведывался» по ночам. Но вряд ли соседи хотели уморить голодом трех сирот? Да и тем более, что всю вину за смерть матери на себя взял отец, не побеспокоив вызовом на допросы ни одного односельчанина. Скорее всего, что зерна, муки и сена было запасено просто мало.
Наверное, отец собирался торговать дровами в городе и еще чем-то и покупать на вырученные деньги продукты и корма. Но и не верить словам бабушки я тоже не могу. Тем более, что 1944 год оказался для нас очень сложным. Мы питались хлебом наполовину с картофелем, а ближе к лету выживали лишь за счет потребления жмыхов от битья льняного масла.  Жмыхи или колб бабушка покупала где-то в городе Слободском после продажи там топленого говяжьего масла и меда. Но выживать становилось все сложнее, поэтому бабушка решила отдать младшего Валентина в дом малютки в Слободском. Это произошло все в том же сорок четвертом. А летом она отдала в открывшийся приют в деревне Ивакинцы и среднего брата Колю. Правда, она его часто забирала обратно домой. Но затем приют перевели в село Успенское под Слободским, и Николая больше я не видел вплоть до освобождения из заключения отца, а это было уже в 1948 или 1949 г. Он сократил себе срок заключения своим примерным поведением и хорошим трудом.

Мне повезло больше чем моим младшим братьям. Бабушка оставила меня при себе, в надежде, что я буду хорошим ей помощником по хозяйству. Не знаю, хорошим или не очень хорошим я был помощником, но бабушка меня любила и баловала иногда подарками в виде обуви и одежды, иногда какими-нибудь продуктами питания, которых я еще не пробовал (типа консервов в томатном соусе, крабов в собственном соку, различных пряников и печений). Судя по одежде тогдашних деревенских школьников, одет я был лучше их, и лапти надевал лишь всего несколько раз в жизни, хотя для деревенских школьников второй половины 40-х гг. лапти были основной обувью. А мне бабушка покупала сапоги и ботинки. А как гордился бескозыркой уже где-то в 3 или 4 классах… Ничего подобного не было ни у одного мальчишки тех лет в Ивакинской начальной школе.
 
Бабушка покоится на Ильинском кладбище в окружении своих бывших родных, родственников и знакомых. Пусть земля будет ей пухом. Бабушка заслуживает умиротворения хотя бы на том свете, если он есть. Спасибо бабушке и деду – участнику первой мировой  и гражданской войны – за продолжение вятского рода Нестеровых