Его главная победа

Алексеич не рассказывал о войне. Не хотел. А воевал с конца 41-го аж до самого до конца в 45-ом… Когда и за что его наградили – об этом его тоже можно было не спрашивать. Только мог раздражённо бросить: «За то, что при том много людей положил». Каких людей, каждый вопрошающий посылался догадываться самостоятельно.

Но как-то раз, войдя в благодушное состояние после баньки и стаканчика под свежее яблочко (в бане он любил закусывать поначалу яблочком, чтобы «душа очистилась»), рассказал о случае, когда его не наградили, а вот по праву могли бы…

Перед войной он был бригадиром на лесозаготовках, и так как имел аттестат начальной школы, его сразу по мобилизации направили на курсы младшего комсостава. Потом – за пополнением в Сибирь, и с этим пополнением – на фронт. Говорил, что повезло – сразу не убили. А кто выживал в первые дни боёв, у того появлялся шанс повоевать и дальше. Войну он закончил уже комбатом в звании капитана.

А случай вот был какой…

Летом 44-го Алексеич командовал ротой. Стояли на довольно спокойном направлении. А потом на соседнем участке должна была начаться наступательная операция. Артиллерию и авиацию бросили туда. Но что-то не сложилось, уткнулись и встали. Ну а ему поступил приказ занять деревню за «передком», и устроить там как можно больше шума. Для этого дали… один танк! Ну и ещё дополнительный взвод миномётчиков в придачу.

А к деревеньке той посуху шла единственная дорога – насыпь между болотами, и других проходов в этих топях на несколько километров округи не было совсем. По этой дороге идти – значит всех положить. У немцев несколько орудий, пулемётные гнёзда, с десяток миномётов. Шум-то может и будет, но недолго, а главное: какой толк?! Уже ведь не 42-ой или 43-ий, когда почти всё было «любой ценой!»…

Вдоль насыпи дороги были дренажные канавы для отвода воды. Почти всегда с ночи под утро с болот стелился туман и зависал над канавами. Он сам там пролез с разведкой чуть не до «передка». А потом отобрал из состава своей роты два взвода самых боевых ребят. И ночью повёл их по канаве. Танк оставил «на подхвате». Шли тихо, без шума, завернувшись в плащ-палатки.

Немцы не ожидали, что к ним сунутся – тем более вот так, с голыми руками. Даже стрелять почти не пришлось. Огневые точки незаметно обошли и забросали гранатами, а одновременно с этим ворвались в избы, где спали все остальные.
Взяли десятка три пленных, офицера и двух унтеров, и богатые трофеи – орудия, минометы, блиндаж со складом боекомплекта. И, как видно, только недавно доставленный запас провизии с цельным ящиком шнапса!

Танк «ворвался» в деревню уже тогда, когда пленных заперли в амбаре. Санитары остались без работы – никого из своих даже не ранило! Похоронщики посчитали трупы немцев и свалили их в один окоп.
Заняли оборону, связистов послали доложить о взятии деревни. А ротный собрал взводных со «стариками», и решили отметить победу.

Тем временем батальонный, получив донесение, доложил наверх, а комдив… взбесился. Потому что не было шума, который по его задумке требовалось устроить, чтобы немцы дёрнулись с направления им запланированного удара. И с двумя штабными офицерами, со взводом охранения рванул в деревню. Устроил Алексеичу разнос: разжалую!!! – и всё такое прочее, всё больше нецензурное…
Но потом, оценив обстановку, дал команду поднимать весь батальон и идти на прорыв к шоссе, которое проходило недалеко за деревней. И потом все резервы дивизии пошли в наступление и за несколько дней дошли почти до госграницы.
Комдив получил орден, а Алексеичу осталось только радоваться тому, что не наказали.

Он, когда рассказывал, не возмущался и не говорил о несправедливости. Только многозначительно, как мне показалось, заметил, что после воспоминаний об этом ему становится хорошо ПО СОВЕСТИ. Спокойно. И потому потом всю жизнь он это вспоминал как свою главную победу… Ведь совести не нужны, не важны награды…