Климат, что ли, у нас такой ругательский?
Хороший человек наш боярин,
Тереблин Потребляевич!
Вот только язык подкачал!
Язык у него дрянной.
Немного даже поганый!
Заспорили мы с ним как-то о политике…
Хотя, знаете…
А ему ведь все равно, о чем спорить:
ему, главное, первым делом
надо человека на место поставить.
И очень постараться,
чтобы место было где-нибудь пониже.
Желательно,
на уровне городской канализации.
Не знал тогда еще
бедный Тереблин Потребляевич,
с кем он связался.
Не ведомо ему было,
что я — Волшебник!
Прошлое — помню!
Будущее, как книгу, читаю!
И есть у меня в запасе
Слово мое заговоренное!
И случилось, днесь, так,
что рассердил меня
неосторожный сей боярин,
потому что, на этот раз,
особенно дерзко пересолил,
переборщил,
пересУпил и перещИл:
и ругался на меня,
и бранился почем зря;
крыл-костерил словами всякими,
которые цитировать вам даже не имею
ни желания, ни возможности!
(Климат у нас, что ли, такой,
суровый и выразительный,
что бояр распаляет
к сильным выражениям располагает
и ругани самой наилютейшей
очень способствует?
...А вы-то, сами,
как думаете?).
Не выдержал я! Каюсь!
Изменила мне
обычная моя
терпимая сдержанность,
и заколдовал я
Тереблина Потребляевича
таким волшебным образом,
что после каждого
исторгнутого
злого или грубого слова,
выскакивало из уст его
материальное воплощение
только что
произнесенного им ругательства:
нечто вроде мгновенной иллюстрации!
Или "кармы", как теперь говорят!
Обозвал Тереблин меня громогласно
"крысою старой"!
И вот она тебе, крыса, боярин:
семенит под ногами,
хвостиком туда-сюда крутит!
Сказал он мне
уже чуть тише:
"чтоб тебе",
и возникло могучее
двухметровое "Чтоб-Тебе"
в черном новеньком мундире,
с полицейскою дубинкой,
и давай мутузить
пройду Тереблина
и под дых,
и по сопатке
со всей силы богатырской!
Не осознал еще всей опасности
своего положения
Тереблин Потребляевич,
лишь стал чуточку осторожнее
в выборе выражений:
не кричит,
а шепчет тихо первое
на ум ему пришедшее слово
из зоологического словаря:
"Верблюд ты!...", —
и сразу же, как мираж,
колыхается,
возникает,
является
мохнатый "корабль пустыни"!
Ширится, высится,
обволакивает наглеца,
флегматичным высокомерным взглядом
и метко плюет в его сторону.
Призадумался обидчик мой!
Хотел было меня еще раз обругать, —
"свиньей" назвать —
за эту мою
не очень-то у меня получившуюся сказку,
но... вместо громоподобной брани
только тихонько
и почти культурно... хрюкнул!
Ну, и правильно!
Так-то оно будет
и содержательнее,
и безопаснее
для боярских
расшатанных нервов!
Расколдовал я, все-таки,
потом боярина:
хватит с него!
И так запомнит урок!
А за одного ученого нахала,
слышал я,
на нашем базаре
аж десять неученых дают!
Так что, бояре,
особенно-то не ругайтесь!
Культура ведь, —
это дело такое:
она сама себя
по жизни несет:
и светит, и греет,
и жажду утоляет,
и голодных кормит,
и озябших согревает!
И когда же вы,
бояре наши,
поумнеете
и ругаться на жизнь
перестанете?!
Она не такая еще хорошая,
как нам хотелось бы,
только оттого,—
что ВЫ Плохие!
Свидетельство о публикации №225062600974