Л. шестов. квантовая поэтика. 1

                КВАНТОВАЯ ПОЭТИКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ Л. ШЕСТОВА.
                «АПОФЕОЗ БЕСПОЧВЕННОСТИ…»:
                КВАНТОВЫЙ «ВЗГЛЯД» НА ПРЕДИСЛОВИЕ

     Догмы… Человечество, с подачи ученого мира, накопило их очень много — для своего беспроблемного и по сути бездумного существования. Догматические положения считаются беспрекословными и принимаются неосмысленно, некритично как обычными людьми, далекими от теоретического мышления, так и самими теоретиками, философами и в первую очередь — авторами этих положений. Лев Шестов, скорее всего, по своей склонности к критическому мышлению, к практическому опровержению закона «третьего не дано» объявил духовно-интеллектуальную войну догматизму, «почвенности» - желанию твердо, непоколебимо стоять на почве раз и навсегда установленных закономерностей, причинно-следственных связей в разных областях науки и практической жизнедеятельности. Современным языком говоря, Л. Шестов обладал квантовым сознанием, для которого третье дано и далеко не только третье. Мир альтернативен, изменчив, существует во множестве вероятностей появления и проявления его составных частей  (частей целого) — от человеческой ментальности до атома и его составляющих. Такой Шестов и вошел в критическую философскую литературу. Вошел с риторикой критического пафоса бунтаря против незыблемых устоев как науки, так и веры, а также бытовой и социальной жизни. Однако Л. Шестов, будучи личностью, воспринимающей истинную реальность как мультиальтернативное бытие, к самому явлению «догматизм» относился многосторонне: и саркастично, и иронично, и «с пониманием» (в бытовом смысле). В бытовом, меркантильном плане большинство из нас предпочитает идти по пути наименьшего сопротивления и поступать по возможности стереотипно, не напрягая извилин. Так устроен человек, а по сути — его мозг, хотя при чрезмерности — это не что иное, как путь к интеллектуальной и духовной деградации. 

     Наша работа имеет цели: 1) самое главное — прийти в своей самоорганизации к квантовому состоянию проникновения в мир истинной реальности — нелинейной, многомерной, обладающей потенциалом бесконечного творения, созидания в режиме нон-стоп; 2) достичь (и достигать постоянно) этой цели путем экзистенциального и по сути субъект-субъектного когнитивного общения с личностью Л. Шестова, проявленной в части его основополагающих трудов через стиль, квантовый по существу, но еще незнакомый самому философу по терминологии.

     Методика аналитического подхода формально простая. Это постоянное углубление в квантовый мир стиля философа, углубление с эмпатической направленностью.       А стиль — это и есть человек. А где Человек — там и диалог.

     Одна из главных таких работ - «Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления». В ней для нас актуально уже Предисловие. Обратимся к некоторым его ярким фрагментам.

     «… Самое обременительное и тягостное в книге — это общая идея. Ее нужно всячески вытравлять,  (1) если только не хочешь стать ее данником (2) и бессловесным рабом (3)» (с. 210; здесь и далее цитаты по: Шестов Л. Достоевский и НицШе. Апофеоз беспочвенности. — Спб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — 384 с.).

     В этом фрагменте Предисловия Л. Шестов сразу же бьет по главному — по руководящей идее письменной работы любого стиля речи. По убеждению философа, абстрагирующая идея — это главная интенция к уходу от реальности, ее беспощадное редуцирование. В придаточной части условной (1), синтаксически адекватной смыслу фрагмента, говорится о превращении «идейного» автора именно в (2, 3). Почему используются эти субстантивные определения? Метафора данника, скорее всего, означает привычку отдавать всегда должное обобщению какого-либо содержания, не забывать о выхолащивании деталей (не дай бог увязнуть в них). А ведь бывают и детали — убийцы всей концепции или теории. Метафора раба бессловесного активизирует к различным направлениям мысли-речи: 1) это человек в состоянии крайней боязни идти против общепринятого в каком-либо виде интеллектуальной деятельности; 2) и это человечек, раболепствующий перед корифеями — авторитетами (а что они скажут?); 3) бессловесный не только из-за боязни, а еще и потому, что, уйдя в абстрактные обобщения, он теряет дар (или путь к его обретению) живого, трепетного, экспрессивного слова, душевно близкого к многогранной природе, частью которой все мы являемся.

     «Беспочвенность, даже апофеоз беспочвенности (1)… Вся моя задача состоит именно в том, чтоб раз навсегда избавиться от всякого рода начал и концов» (2) (с. 211).

     Фрагмент представляет собой яркий пример квантового стиля мысли-речи. Сначала следует именительный темы (1) (синтаксический прием из разговорной речи, заостряющий внимание на значимости тематической части в темо-рематическом членении предложения). В него лаконично встроен прием восходящей градации (или диафоры — усиленного повтора). В этом зачине воплощается квантовая энергия мысли автора, которая ввергает ее — мысль — в спонтанность (невышколенность), а спонтанность — враг строгих начал и концов. И вот уже после межквантовой паузы траектория мысли-речи устремляется к крайне экспрессивному избавлению «раз навсегда». Этот экспрессивно-речевой, а значит, и смысловой «бросок» составляет рему предложения (2) как настрой на дальнейшее содержание всей работы автора. Лаконичная экспрессия ремы возрастает также за счет прихода автора к скорее мгновенному выбору придаточного изъяснительного (в том — в чем?) в синтезе с целевой семантико-синтаксической направленностью (зачем? с какой целью?).

     «Зачем (1) кончать? Зачем последнее слово? Зачем мировоззрение?» (c. 212).

     Перед нами уникальный фрагмент по своей квантово-энергетической, лаконично-стремительной неожиданности волны мысли-речи. Импульсируют вопросительные предложения с анафорическим повтором вопросительного наречия (1). Такой повтор задает темп и ритм в определенной степени риторическим вопросам. Возможно, неожиданно в третьем предложении развивается полемичность. Этот вопрос уже не столько риторический, сколько диатрибный, обращенный к лагерю воображаемых шестовских антагонистов. Квантовый скачок речи-мысли заключается в следующем: куда ни шло совсем не торопиться с концовкой и последним словом, но что означает этот кошмар — отказаться от мировоззрения?! Это вы, батенька, перегнули уже. Какой же маститый философ без мировоззрения? Это вероятная, провоцируемая экспрессивным синтаксисом и запрограммированная им реакция из лагеря догмат-противников. А это Шестову как раз и надо. Ведь для него маститый авторитет — это мастодонт, погрузневший и неповоротливый навстречу новому, креативному, то есть натуральный рудимент.
     (- Угадано? Вы примерно так задумали излагать, уважаемый Лев?)

     «Но незаконченные (1), беспорядочные (2), хаотические (3), не ведущие к заранее поставленной разумной цели (4), противоречивые (5), как сама жизнь (6), размышления — разве они не ближе нашей душе, нежели системы, хотя бы и великие системы?..» (с. 212).

     Здесь вопросительная полемичность содержательно развивается — наполняется смыслом, аннулирующим некоторый нигилизм предыдущих вопросов. Но взамен отказа от мировоззрения предлагается хоть и нечто развернутое, но по сути «хрен, [который] редьки не слаще». Это размышления из разряда «стоп, мировоззрение»: следует обильная атрибутивная лексика (1 — 5) со значением спонтанности, свободы мысли. Причем атрибутивность подкрепляется компаративом со смысловым центром «жизнь» (6). Эта смысловая доминанта здесь же становится антитезой к системам, далеким от жизни, в принципе — к системам, коллапсирующим квантовую волновую функцию и превращающим волны мироздания в линии или плоскости, то есть в выхолощенное, линейное «мышление», удобное для авторитетствующих догматиков.

     На данном этапе исследования вполне уместны подкрепляющие позицию Шестова мысли Нильса Бора. Суть их в следующем. Есть только абстрактные физические описания. Физики [даже физики! — Старолетов М.Г.] не выясняют, какова природа на самом деле, а занимаются тем, что мы можем сказать о природе [в тех самых системах. — Старолетов М.Г.]. Глубинный уровень реальности, вероятно, таков: нет ни гор, ни океанов, ни электронов, ни фотонов, как и того, что создали люди, взаимодействуя с ними, со всем остальным миром и между собой. Есть только квантовая функция как всеединый континуум, остальное — условные описания. От себя добавим, что это относится и к мышлению, продуктам его как процесса, составной части этого континуума, способной адекватно рефлексировать по отношению к нему. Однако не все мыслящие придерживаются этой позиции, поэтому сознательно или из-за неинформированности не прибегают к такой рефлексии. В результате попадают в устойчивую локацию догматизма и стереотипов.      
    
     О вере и учениях о методах догматической «науки»:
     «… Сквозь частую сеть настроенных ими охранных постов… никакая вера не проберется в душу современного человека, будь она даже незаметнее булавочной головки» (с. 215).

     В чем сущность квантовой поэтики Л. Шестова? А в том, что ирония (ироническая образность) препятствует коллапсу волновой функции, неся в себе критическую оценку догматических методов насквозь дихотомичных парадигматических дисциплин. В вещественно-предметных метафорах о постах и булавочной головке (+ литота, образное преуменьшение) автор иронизирует над строгим нигилизмом по отношению к вере. Но это ирония, а не злобный сарказм. В человеческом сознании все находится в суперпозиции: и детерминированность, и вероятностность, и вера. Именно это и органично для Шестова. Поэтому он здесь он иронизирует над тем, чему, казалось бы, жестко противостоит.

     «Современные мыслители <...> утверждают, что закономерность не свойственна явлениям внешнего мира, что ее привносит собой человеческий разум… не потому, что… принужден волей-неволей выступать в этой, быть может, низменной и двуликой полицейско-административной роли, а потому, что эта роль есть высшая, самой моралью оправданная и освященная роль. А раз мораль появилась на сцену — шапки долой, дальнейших разговоров не полагается» (с. 216). 

     Когда речь заходит не о приниженном положении веры, а о закономерностях, обнаруживаемых авторитетными умами в природе, - главном факторе, подвергающем коллапсу квантовую функцию, то Шестов от иронии все более переходит к сарказму. Так, он характеризует роль разума как полицейско-административную, причем подневольную, то есть официально навязанную ему теми же догматичными авторитетами. И вот эта роль у них высоко моральна: то, что открыл в природе разум, имеет высший смысл, не подлежащий сомнению и сколько-нибудь отрицательному обсуждению. Стиль фрагмента местами подчеркнуто свободный, с включением разговорности («раз», «шапки долой») в противовес официальному догматизму.

     Усиленный моралью полицейский разум способен, конечно, искусственно «выпрямить» волновую функцию и нанести удар по суперпозиции. Но им-то что до этого? Волновая функция, универсальная в мироздании, как волновала его, так и будет продолжать. Коллапс произойдет лишь в головах авторитетов и тех, которые кивают им в согласии. А вот теперь вопрос: действителен ли так называемый коллапс волновой функции в головах исследователей, наблюдателей, экспериментаторов и всех их адептов? Рассуждаем. Допустим, какой-то авторитет открыл парадигму описания определенного аспекта бытия. Коллапс начинает процветать тогда, когда большинство ему аплодирует, цитирует, ссылается на его положения. Но в истории науки весьма часто происходит низвержение устоявшихся парадигм, их принципиальная критика или существенная модификация. Сама правда-матушка - истинная многомерная реальность - все-таки давит своим безграничным потенциалом!  Да и сам авторитет нет-нет да и сомневается в своей абсолютной правоте, если он сам по себе еще не законченное воплощение коллапса. И вот по этой схеме происходят как научные, так и социальные революции. Речь идет о том, что квантовая волновая функция беспредельна и пронизывает любую голову, группу голов, класс, слой социума, постоянно атакует альтернативные составляющие суперпозиций. И происходят научные, социальные взрывы или прорывы к более истинной реальности. Поэтому, вероятно, коллапс для хомо сапиенсов — это на самом деле отложенное, но очень мощное, энергетическое действие квантовой функции, процесс нарастания (созревания) волны со значительной амплитудой колебания. Причем такого вида колебание часто воспринимается определенными слоями общества катастрофически. Однако в масштабе мироздания никакой беды здесь  нет и не может быть. Л. Шестов со своей ролью обличителя упорядочивающих открытую для обозрения область мироздания закономерностей, строго дихотомических парадигм вполне адекватен этому вечному процессу бытия и органично вписывается в него. 

     «… Ницше высказал неожиданное суждение (1), что расплата производится фальшивой монетой (2), что мораль (3) сама требует оправдания (4) и, стало быть, не может отвечать за науку (5). Этой мысли Ницше с … отчетливостью нигде не формулировал (6). Я не уверен даже, что он ясно осознавал ее (7)»               (с. 217).
 
     Фрагмент о суждении Ницше — яркое воплощение квантового стиля мысли-речи Шестова. Почему? Он (стиль) отражает квантовые энергетические скачки, порожденные взаимодействием полей сознания двух мыслителей. Эти скачки актуальны и прогрессивны тем, что все в них лишь вероятностно, а не определенно и законченно и порождает как бы речевую игру — с кем? - с сознанием адресата текста. Начало (1) — это будто утвердительная связь слов. Она вдруг переходит в придаточной части  в метафору (2) с выносом предмета метафоры (3) в постпозицию: сначала метафора, затем только ее объект. Содержание метафоры — распространенное, частотное по употреблению выражение. Отсюда вопрос: точно ли это сказал Ницше? Может, это Шестов передал его мысли? Все это лишь вероятно, но диалог-синтез между мыслями близких по духу людей происходит точно. Рема о морали (4) объективно вполне имеет квантовую природу: любая мораль относительна, лишена ореола законченности и непоколебимости. Поэтому следствие этого утверждения (5) квантово энергетично «скачет» к науке. Здесь уже и автор этих строк заряжается данной энергетикой и совершает «скачок» к вопросу: да и может ли что-либо свыше оправдывать науку, если сама она спорна и насквозь вероятностна, только на вечном пути к истине, если отбросить в сторону догматизм и поклонение авторитетам? А далее еще более противоречивый квантовый скачок к предложению (6). Как же Ницше высказал неожиданное суждение, нигде его не сформулировав? А так, что в бесконечном волновом поле сознаний Шестов, настроившись, уловил родственную волну Ницше и произошла интерференция. Факт для Шестова налицо, поэтому можно делать лишь противоречивые признания — особенно (7). Квантовое смысловое поле настолько энергетически проводимо, что Шестов даже, вероятно, уловил то, как Ницше высказал суждение, не совсем ясно осознавая его. Чтобы понять суть этой речевой игры, адресату нужно настроить свое сознание на волну свободы, текучести, нелинейной (экспрессивно-смысловой) противоречивости самому себе — истинной сложности бытия, в том числе Я-бытия.

     «Всякий философ-исследователь рано или поздно сбрасывает с себя намозолившую ему спину вязанку чистых идей (1) и делает привал, чтобы зачерпнуть живой воды из эмпирического источника (2)...» (с. 21 9).

      Весь фрагмент — весьма осложненное сложноподчиненное предложение с целевым придаточным, смысловым центром (аттрактором) которого является эмпирика, само сущее, многообразно сложное. Сама метафорическая характеристика чистых (абстрактных) идей (1) и эмпирического источника (2) природна, безыскусственно, натурально жизненна. Источник постоянно питает идеи. Идеи превращаются в законченные теории, обязательные для всех, а вот источник никогда не кончается и никому, ничему не обязателен…

                ИТОГИ

     1. Квантовый смысловой скачок в главную часть произведения:

- абстрагирующая идея — главный фактор ухода от реальности, ее беспощадное редуцирование, конец пытливости ума, творческого поиска и любознательности;

- квантовая энергетическая сущность мысли - это ее свобода, спонтанность, отсутствие начала и конца (если это действительно мысль);

- глобальная энергетика квантового мышления — это не только отказ / уход от начал и концов, но и раз и навсегда сформированного мировоззрения — кардинального самоограничения;

- морализованный и «ополицеенный» разум — это фактор его коллапса как свободного, истинного сознания, но лишь квази-фактор коллапса волновой функции, приводящей бытие к безграничному потенциалу вероятностей;

- квантовые энергетические скачки мысли-речи — источники ее парадоксальности (адетерминированности), вероятностности и интенции к бесконечности.

     2. Квантовый стилистический скачок в главную часть произведения:

- синтаксическая организация речи Предисловия адекватна ее полемико-иронической модальности противостояния догматизму, чрезмерной упорядоченности как в научной, так и в социальной сферах жизнедеятельности;

- это в основном сложноподчиненные конструкции с придаточными частями             1) условия, 2) изъяснительными, 3) цели;

- первые вскрывают те условности, обстоятельства, убеждения, которые приводят к выхолащиванию научного поиска, креатива и насаждению излишней авторитетности и упорядоченности;

- вторые характеризуют их негативный, упаднический смысл;

- третьи направляют к цели как аттрактору по сути квантового сознания — свободы мысли, отказа от стереотипов, авторитетности раз и навсегда установленных истин в пользу бесконечного креатива в созидании всех сфер бытия, которые мы, созидая, наблюдаем, а наблюдая, создаем;

- в такого рода синтаксические конструкции вписываются экспрессивные приемы направленно воздействующей речи;

- чаще всего это метафоры, смело соединяющие абстрактное и конкретное, идеальное и материальное, вещественное, отрывающие сознание адресата от «почвы» логичных стереотипов, сверхобобщающих идей и жестких парадигм и приземляющие его на «почву» истинной, нелинейной и многомерной, реальности;

- стиль Предисловия, предваряющего квантово-смысловое наступление, характеризуется также множеством антитез и других приемов, направленных на снятие ограниченности и косности квази-разума.