Горячие игры холодных сердец 3

                Глава третья


   Она, появившаяся на верхней площадке лестницы, казалось, олицетворяла собой всю ту прелесть, какой Природа была способна наделить только женщину – это не подлежит описанию, ибо то, что предстало взору Карлоса – надо было видеть, созерцать, отмечая каждую деталь этого Совершенства, но не глазами, не умом, не… (и не этим тоже).
   Пока она спускалась по хрустальным ступенькам – грациозно порхая развевающимися по сторонам полами белоснежного шёлкового халата, «светя» крохотными трусиками – он стоял, как вкопанный в землю столб; язык онемел, по телу пробежал приятный озноб, в висках застучало, мысли спутались, тьма поглотила разум, все находившиеся рядом с ним предметы разом потеряли свой блеск и словно исчезли и, только Она, открывшаяся его взору, как прекрасный сон вначале тумана, как извержение вулкана в летний солнечный день, как победа над разумом – охватила всё его существо – брошенное к ногам Богини.
   Пересекая широкий, блестевший изумрудом зал, она говорила, и голос её трепетал в ушах его:
   – Карлос, доброй ночи. Безумно рада встрече с вами в моих владениях. Одна маленькая просьба: когда обращаетесь ко мне, называйте меня баронесса. Это как дань уважения здесь. Надеюсь на понимание. Всегда буду поддерживать вас.
   Она произнесла это как заклинание, как заранее выученный текст, но он не придал этому значения, ибо был зачарован ею до потери рассудка. Он так же не придал значения и тому, что она назвала его по имени. В его голове вспыхнула мысль, которая тут же потухла. Он сказал, продолжая смотреть на неё восхищённым взглядом подростка:
   – Вера, хорошо. Теперь буду знать, как тут принято. Я вообще попал сюда случайно. Сам-то я недавно в этом краю, но, ни с кем не общаюсь. Страшно боюсь критики, – выпалив эту белиберду, он, краем мысли отметил, что тоже назвал её по имени. Но эта мысль, тут же растворилась в золотом воздухе дворца баронессы.
– Меня тоже критикуют, – призналась она, подходя к нему, – я их отправляю в чёрный список. К сожалению, здесь много грязи, и меня это удручает. Моё поместье привлекает внимание тех, кто вышел в тираж. Они воруют у меня всё, что под руку придётся. Это – барин, барыня, барчук, баранчик, воевода, царёк, царевич, цесаревич, блондинка, золотинка, в поле ягода малинка, и несть им числа. Противно до дрожи. Я их внесла в чёрный список, чтобы не видеть у себя в поместье. Привет мой ангел! Ничего не бойся, я с тобой!
   – Ты такая классненькая! Губки такие! – сам не зная, чего мелет, пролепетал Карлос. Сейчас он походил на школьника, впервые заговорившим с самой красивой девочкой школы. Хотя и был не робкого десятка, но перед ней испытывал чувство неловкости.
   – Они все воры! Гондурасы, – рассмеялась красавица. – А какие губки ты видишь? – спросила она, слегка покраснев. – У меня их две – в русском стиле, и после отдыха на море.
   – Вот, которые сейчас, – отвечал Карлос, ничуть не удивившись вопросу.
   – Посетители говорят, что я многоликая, – улыбнулась Вера, держа руки в карманах халатика, кружась на месте, сверкая белоснежными трусиками, отчего стоящий напротив неё, чувствовал, как его «атомная бомба» в штанах, нацеленная на неё, готова была вот-вот извергнуть всё, чем была переполнена.
   – Ты так загадочно улыбаешься, – ворковал Карлюся. – И весь этот блеск… к-кругом…
   – Раньше у меня была Царевна-Лебедь Врубеля. Надоела. Решила сменить имидж. Народ повалил. Вот такой пиар-ход.
– А мне эти, которые сейчас, больше нравятся! – твердил своё влюблённый малец. – Вера, спасибо тебе за чудесный вечер. Пойду спать, чтобы проснуться пораньше и начать писАть то, что задумал давно. Ты так настроила меня. Я прямо-таки с ума схожу. Молодой ещё. Горячий. Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи, монсеньор, – Вера делает оборот в сторону и, застыв на месте, продолжает: – Только не перегибай палку. Живи в гармонии, она тебе поможет.
   Он уже собрался покинуть дворец – даже развернулся – резко, грациозно, словно подражая её движениям, но снова замер; медленно повернувшись к ней, заговорил снова:
   – Точно, синьорина! Но я, как всякий писатель живу эмоциями. Прочитала бы ты все мои истории. Какая буйная у меня фантазия. Одна «Попутчица» чего стоит. Прочитай её. И если после этого ты не скажешь, что я мерзкий извращенец – я не поверю тебе!
   Заметил ли он, как она усмехнулась, а после, её полненькие подведённые красным губки вновь засверкали приветливой улыбкой – нет, он не заметил этого – его взгляд снова блуждал по её свежему, стройному телу: длинная шейка, высокая грудь с торчащими от возбуждения сосками, упругий животик, пирсинг на пупке, и, что не давало ему покоя всё то время, пока она пылала страстным огнём вокруг него – это так соблазнительно проступавшая ямочка между ног, прикрытая тонкой тканью трусиков – в простонародье называемая «верблюжьей лапкой».
   – Надеюсь, маркиз де Сад тебе не соперник, – пошутила она, вскинув голову. – Обязательно прочитаю! Спокойной ночи, мятежный буревестник.
   – Герцог Бланжи и Огюстин – мои любимые персонажи! – заговорил Карлито тоном мятежника, решившего нанести удар по Бастилии. – О, дайте мне вдохновения, и я стану вторым маркизом, синьорина!
   – Не надо быть вторым – будь всегда первым! – наставительно ответила Вера, махнула ладонью и, в тот же миг, он заметил цветок в её руке. Длинные пальцы держали тонкий стебель; она вдыхала исходивший от лепестков аромат, пуская в него таинственно-застенчивые взгляды, от которых он чувствовал волну желания, мягко трепетавшую внутри него. – Запомни это, Карлос! Это псевдоним, или твоё настоящее имя? Можешь не отвечать. Я люблю таинственность.
   – Первый уже был! – ответил Карлос и в его голосе вдруг отчётливо послышались нотки самоуверенного повесы, для которого в жизни нет преград. Ей это понравилось, и она отдалась его взгляду, казалось смотревшему сквозь неё. Он протянул руку, продолжая говорить: – Пусть моё имя останется для тебя загадкой!
   Она сделала шаг навстречу, вложила свою трепещущую руку в его; он выхватил цветок, что она сжимала между пальцев, вдел его себе в петлицу и, закружил с ней по помещению, ведя её в танце  любви и страсти, который перемежался её мягким дыханием, его ровным голосом и, боем часов: была половина второго ночи.
   – А вообще, не верь мне – я страшный фантазёр, – говорил он, кружась с ней по залу. – Со мной никогда не знаешь – когда я шучу, а когда говорю правду. А «Попутчицу» прочитай. Ты права – я не ординарный писатель. Секс, любовь, порнография, пошлость, романтика, философия, извращённый бред – вот мой стиль! – на одном дыхании выпалил он эту тираду, и, как бы в подтверждение своих слов – слегка шлёпнул красавицу ладонью ниже спины. Девушка кокетливо взвизгнула, выгнула спинку, выставив кругленькую попку для следующего «прикосновения». Боясь не вовремя разрядится (ибо был возбуждён до предела), он сдержал себя.
   – Мне нравятся прОклятые поэты Франции, – говорила она, ожидая попкой его руки. – Бодлер мой любимчик – читаю его только в оригинале, ты мне напоминаешь его. Свобода призрачна. Береги себя.
   Он молчал, борясь с желанием излить свою энергию, которая уже не могла таиться, из-за близости её восхитительного тела. Отбросив сомнения, он, уже не боясь, что это может оскорбить её, как не боясь преждевременного семяизвержения – положил ладонь на её упругие ягодицы и медленно поглаживал их, прижимая её к себе. Низом живота она чувствовала его восставшую плоть.
   «Оттрахай меня! Брось на пол, как грязную шлюху, и оттрахай… До потери сознания!» – думала она, пылая изнутри.
   «Держись, маленькая дрянь, сейчас я проткну эти кругленькие шарики. На коленях будешь молить о пощаде!» – думал он, зверея.
   – Приснись мне, отверженный ангел! – вновь нарушила она молчание, минуя желание испачкать трусики.
   – О, да, синьорина! – ответил он, словно очнувшись ото сна. – Бодлера не читал. Я больше увлекаюсь пошлыми книжонками, оттого и пишу всякую пакость. Как Кафка. Его незаконченный «Замок» – это шедевр! И ты береги себя. До завтра?
   «Тоже мне, пошляк выискался. До завтра… Даже оттрахать как следует не можешь», – подумала Вера, разочарованно.
   – Кафку не люблю. Сорри, – ответила она, отстраняясь от него.
   Повинуясь её желанию, он отпустил её. Она повернулась спиной, выставила попку, едва прикрытую тонкими трусиками. Когда вновь заговорила, голос её был тихий, как если бы она прощалась с ним.
   – Жду в гости, – сказала она, и после короткой паузы, добавила: – Я привью тебе хороший вкус. Зачем тебе грязь?
   Он молчал, его взгляд, как магнит был прикован к её восхитительным половинкам, которыми она дразнила его, как собаку костью.
   – Прикоснись к прекрасному, оно того стоит! – продолжала она. – Западные ценности разлагают.
   Она снова подошла к нему. Он машинально глянул на часы, циферблат мигал цифрами: 01.53. То ли ему это почудилось, то ли часы и правда уже были другие; перекушенная кошкой кукушка, до сих пор валялась под ними. Он перевёл взгляд на Веру, и увидел то, что заставило его задрожать сладкой дрожью.