Как я впервые почувствовал, что жизнь забывает

Каждое утро старших классов начиналось одинаково — со встречи в Верманском парке. Со всех сторон, от разных остановок транспорта, мы стекались туда — в наш угол, на наши скамейки. Мы — это большая компания, в основном раздолбаи всех мастей, с восьмого по двенадцатый класс. Некоторые, как и я, прошли весь этот путь — с восьмого по выпускной, не пропуская ни одного утра.

Наше место было на угловых скамейках возле эстрады. Там удобно сидеть, хорошо просматривалась большая часть парка — на случай, если появятся менты (хоть и не всегда это спасало), и было какое-то ощущение уюта. Мы собирались, курили, решали, на какие пары идти, а какие прогулять. Чаще всего всё решалось просто: у кого есть деньги. Фраза: «Пацаны, у меня сегодня фуля» (так мы почему-то называли пятилатовку) могла кардинально изменить весь ход дня.

Прогуливать нужно было с самого утра, потому что двери в школу запирались, и после первой пары попасть туда было сложно, а то и невозможно. Открывали только перед последней — поэтому посещаемость на ней обычно была никакая.

Тем солнечным весенним утром 2005 года — мы решили пить пиво в парке. Ждали, пока наша староста напишет, была ли проверка. Если Жанна Геннадьевна, наша классная руководительница, не проверяла присутствие — можно было спокойно прийти ко второй паре. Если проверяла — приходилось нестись в школу и по дороге придумывать объяснения, почему нас не было.

Проверки не было. Мы беззаботно смеясь и шутливо переругиваясь направились ко второй паре. За перекрёсток до школы встретили девчонок из параллели. Может, и не только девчонок — но в двенадцатом классе замечаешь, в основном, их. Среди них была Вика — мне она была нужна. За пару дней до этого она предложила помочь мне с домашкой по алгебре. К тому времени мои познания в алгебре были... мягко говоря, поверхностными. Конечно, отказаться от помощи было выше моих сил.

Я окликнул её, спросил, сделала ли она мою домашку. Она кивнула, подошла и протянула тетрадь. Я поблагодарил, но заметил, что у неё заплаканное лицо. Мы не были настолько близки, чтобы я полез с вопросами. Да и вообще — я всегда считал нетактичным лезть к человеку в таком состоянии. До сих пор ничего не изменилось. Жду, когда человек сам начнёт говорить.

А потом — школа. Мы открыли первую, уличную дверь — счастливые, всесильные. Но за второй, прямо напротив, стояла фотография Кати. Чёрная ленточка, цветы, несколько свечей. Помню в деталях ту фотографию до сих пор. Эта инсталляция в одно мгновение разбила всё веселье, отрезвила. Мы остановились, как вкопанные. Кто-то, может я, сказал: «Всё, пацаны, пошли отсюда». Мы, как стая пингвинов, неловко развернулись и ушли. Ни у кого не было сомнений, что мы поступаем правильно. Взяли ещё пива, вернулись в парк — но уже с совсем другими мыслями.

На сегодняшний день я помню о Кате немного. Мы не были особо знакомы. Знал её через общих знакомых. Помню, как-то она стояла на лестнице, разговаривала с кем-то, и вот уже втроём что-то обсуждаем, шутим. Она улыбается. Обрывки. Картинки. Она была не из нашей «породы» — не раздолбайка.  Но она была одной из нас — в самом широком смысле этого слова.

В тот день мы прогуляли школу полностью. Даже когда я ехал домой, трясясь в автобусе, сердце ныло будто его сжали, мешая правильно биться. Я всё время думал: «Такая светлая, солнечная весна — и такое чёрное, дурное событие».

Люди приходили в парк, говорили. Кто-то рассказывал, что у неё была лейкемия. Кто-то, что её уже давно не было в школе — по больницам. Кто-то сказал: «Каково это — умереть в таком возрасте, когда жизнь ещё может простить любые ошибки, когда всё только начинается». Кто-то говорил, что между ними что-то было, но не успелось. Было много слов. И слёз. И тишины. Были и те, кому всё равно. Тогда это меня шокировало — я ещё верил в людей. Был наивен.

Память о Кате сошла на нет довольно быстро. Начались экзамены, выпускной — всё закрутилось. Я думал, что на последнем звонке ей что-то посвятят. Увы, она мелькнула только на паре общих фотографий в клипе её класса — и всё. Праздник, понятно. Но осадок остался. Точнее — негодование. До сих пор.

Наверное, именно тогда я понял, как быстро жизнь забывает. Как легко перемалывает тех, чей путь завершён. Как безжалостно время идёт вперёд, несмотря ни на что.

Но я помню. И буду помнить. О ней — и о других, кто раньше времени выбыл.