Золотой Лотос

Комнату заполнял стойкий аромат сушеных трав.
Повсюду лежали маленькие шелковые мешочки, набитые хризантемами и горьковатой полынью – обереги от злых духов и насекомых.
«Ты теперь взрослая, драгоценная моя», — вздохнула матушка, странно отводя глаза.
Взрослая? Всего пять лет. Вчера еще ползала по сплетенной из тростника циновке, ловила солнечных зайчиков, пробивавшихся сквозь резные деревянные оконные решетки с узором из цветущих сливовых ветвей. А сегодня – взрослая. Слово «взрослая» повисло в тягучем воздухе, словно дым от курильницы. Оно требовало терпения. Гасило резвость маленькой Жилань — Солнечной Орхидеи.

Руки матери… их ласковые прикосновения девочка помнила с самого рождения.

Сначала – теплая вода в черном лаковом тазике. Ступни Жилань казались такими беззащитными, розовыми. Потом – ножницы. Тонкие. Острые. Матушка обрезала ногти на каждом пальчике. Коротко. Очень коротко! Жилань вскрикнула – на мизинце капля крови, алая, как бусинка рубина. «Чтобы не врастали в плоть», — пояснила матушка. Голос был ровным, как поверхность древнего бронзового зеркала, без тени сомнения. Потом – массаж. Давила, разминала ступни, как мнут тесто. Этим обычно занималась старая служанка, но сегодня матушка делала всё сама.

Как бы – не желая перекладывать ответственность за неизбежное.
Ведь она так любила свою Жилань.
А еще – вспомнила  собственную историю. Как ее мама "дожалелась"  и протянула до семи лет. В результате – размер маминых ножек едва дотянул до жениха – не слишком богатого купца...

Самое страшное. Мать крепко обхватила правую ступню. Большой палец – вперед. Четыре других – загнула вниз, к подошве, с силой, не оставляющей выбора. Хрящики захрустели, слабо, но неумолимо, как ломается тонкий зеленый стебель тростника под неосторожной ступней. Жилань задохнулась. Пальцы согнулись неестественно, уродливо, упираясь в нежную кожу свода, будто пытаясь прорваться наружу.

Потом руки матери двинулись выше. Она сжала подъем, сдавив кости, и начала сгибать стопу пополам, к пятке. Глухой щелчок отозвался во всем маленьком теле.

Левая ступня. Тот же хруст ломающихся косточек. Тот же удар боли, пронзивший все существо.

«Красота...», — будто сама себя уговаривая, прошептала матушка и достала из резной шкатулки баночку с густой пахучей мазью – смесью толченых благовоний и целебного масла. Обмазала искалеченные ступни, затем принялась бинтовать длинными полосками шелка. Туго. Очень туго! Казалось, лопнут перепонки в ушах от внутреннего гула. От беззвучного крика. Слезы градом. Горячие, как капли расплавленного олова. Но звука не было. Только хриплый выдох, как у умирающей птички. Взрослая. Терпи.

«Помни, доченька, — голос матушки стал настойчивее, — жених придет... взгляд его упадет не на личико, не на глаза... а сюда. Вот сюда!»
Она стянула виток бинта до хруста в костяшках. — «Размер туфельки скажет ему всё! Три цуня  – Золотой Лотос! Такую возьмут в дом к чиновнику высшего ранга! Пять цуней? – Серебряный Лотос... купец. А больше?» Мать покачала головой, и в ее глазах, обычно спокойных, как воды садового пруда, мелькнул ужас. — «Больше пяти? – Железный Лотос! Уродка! Позор! Никто не возьмет!»
«А сейчас сделаем всё правильно, по древним правилам, — обещала матушка, наматывая последние витки, — и будут тебя возить в роскошном паланкине, под шелковым балдахином».
Девочка представила его. Пусть паланкин будет темно-красным, ведь это цвет удачи и знатности. С изогнутой крышей – спиной дракона. А шелк – цвета молодого риса…

Жилань не помнила, как уснула. Сон – пощада. Побег. И в нем… О, в нем! Кошка. Большая, пушистая, с янтарными глазами. Смотрела. Знающе. Без осуждения. Видела… Не знатную затворницу в паланкине. Маленькую Жилань. Бежит по узкой тропинке вдоль залитого водой рисового поля. Зеленые стебли рассады шелестят, кланяясь ветру. Бежит вприпрыжку! Босиком. Земля глинистая, прохладная. Живая. Каждый палец чувствует травинку, камешек. Свобода! Воздух свистит в ушах. И за ней… котенок! Полосатый, смешной. Отчаянно перебирает лапками. Догоняет…
Она не знала, что матушке часто снится похожий сон. Ах, как любила матушка в раннем детстве бегать по лужайке возле дома, играя в камешки с младшими сестрёнками…

Пальчики сломали и стянули туго.
Боль терпеть такую мочи больше нет.
Но Жилань стерпела, нет, не с перепугу,
ведь она большая — ей уже пять лет.
 
«Красота какая — ножка-полумесяц!
Чем ступни короче, тем жених знатней.
Туфельки подарит, ну а ты — надейся», —
ей шептала мама, маме ведь видней! —
«С длинными ступнями женщина — уродка!»
 
…Боль бы только стихла на один хоть миг…
 
…Вспоминая грустно мамину походку
(будто колыхается на ветру тростник),
всё-таки заснула. Ей приснилась кошка
с желтыми глазами, ну а той видней,
как Жилань вприпрыжку скачет по дорожке,
и смешной котёнок бегает за ней.


Рецензии