Типично Библейский случай

Завязку этой истории, произошедшей «За горами, за лесами, за широкими морями, не на небе, а на земле, в одном селе», в которой земля, к слову, сыграла не самую последнюю роль, следовало бы по-хорошему предварить словами известной сказки Ершова:
"У старинушки (три) два сына,
Старший умный был детина,
Средний сын…"
А вот среднего сына, с уровнем интеллекта "и так, и сяк" у старинушки - отца двоих детей, как раз-таки и не было. Не случилось. Но зато у него имелся сын младший. И был он, в отличие от главного героя всеми любимой  сказки не "вовсе дурак", а всего лишь обыкновенный раззява и простофиля. Собственно, чем не преминул воспользоваться ушлый отцовский первенец, в один прекрасный для себя день облапошивший, не моргнув глазом, мелкого, словно тот был ему какой-нибудь "язычник и мытарь", а не младший сын его отца. Старинушка, впрочем, аферу своего старшего, к своему счастью, уже не застал, вовремя почив в тишине местного некрополя под изящной скульптурой с печальными ангелками. Правда тем самым он невольно запустил часовой механизм семейной драмы, где откровенно с не лучшей своей стороны отличился его старший сын. Камнем преткновения между братьями стали, как это часто случается " не на Небе, а на земле ",  и уж тем более на селе, их наследные земельные угодья. Возможно обошлось бы без эксцессов, но десять гектаров отцовской земли, как на беду, очень сильно отличались друг от друга своей потребительской ценностью. Судите сами. Половина отцовской вотчины, представляла собой песчаную пойму то ли безымянной речушки, то ли большого ручья. Из растительности, в основном, огромная, почти в человеческий рост осока и вездесущий тростниковидный канареечник. К тому же берег регулярно затапливало при половодьях, превращая его с апреля по середину июня в непролазные хляби. Одним словом — дрянь была эта отцовская низинная землица, чемодан без ручки. Совсем другое дело, та половина, что раскинулась на пригорке. Кроме того, что верхние суглинки были куда богаче по своему минеральному составу, чем прибрежный песок, место на возвышенности было сухое, открытое, живописное. И лакомое. Сам Бог велел и жилой дом этажа на три забабахать, и с земледелием развернуться. Собственно, так старший не мешкая и поступил, втихаря оформив на себя 5 (пять) самых богатых фосфором и калием гектаров из их общего с братишкой земельного достояния. Когда же не столь оборотистый младший брат сподобился, в свою очередь, дошкандыбать до межевого отдела, ему показали на карте координаты оставшихся свободными угодий. При виде которых у того земля под ногами закачалась. Хотя, может быть просто с отцовских поминок еще до конца не выровнялась. Как знать. Но в любом случае, недостаточная расторопность брата не давала старшему право на столь неэтичный поступок. Подленько он себя повел, скажем прямо, не по-людски.

— Да будет тебе скулить-то. — сухо сказал махинатор - старший в ответ на обоснованные претензии своего незадачливого братца по поводу доставшегося ему болота, - Нормальная земля. Даже коз пасти можно… иногда. Сено заготавливать. Готов, к слову, из весеннего приплода пяток Зааненских козлят уступить. На развод. Ниже рыночной.
— Спасибо, конечно, но мне бы лучше земли на холме... пару гектаров хотя б.
— Вот еще. Даже не думай.
— Почему так?
— Потому что.
Младшему оставалось только плюнуть себе под ноги с досады.
— Подлец ты, братец, однако, — заключил в сердцах он, — Иуда.
— Как тебе будет угодно. Ну так что насчет коз?
Понимая, что боржом пить поздно, младший брат, поумерив амбиции, занялся в своих плавнях животноводством.
Не лучший, конечно, вариант бизнеса в районе, где каждый второй хозяин содержит мелкую рогатую скотину.
И пока старший жирел на черноземах, младший загорал со своими козами на песочном пляже у ручья. Кстати, а что мы все старший, да младший? Назовем их, для более прозрачного понимания ситуации, Каин и Авель.
Своим хозяйством земледелец Каин и скотовод Авель занимались, в основном, в будние дни. А по воскресеньям оба брата ходили на службу в один и тот же храм Всех святых, что высоко вознесся своими тремя голубыми куполами над крышами домов соседнего села. Настоятель храма— отец Серапион бывало с пристрастием выговаривал Каину.
— Что же ты, Каин, ужас как нехорошо обошелся с Авелем? — укоризненно качал головой отец Серапион, сложив крест-накрест на животе руки, — Воткнул, понимаешь, брату в спину нож. Нехорошо. Не по- братски как-то.
— Вышло так, — глухо сопел в ответ Каин, потея от неимоверного напряжения, — Нечаянно получилось.
— Не усугубляй свои грехи еще и ложью, Каин. — басовито рокотал голос Серапиона, — Нечаянно он.


..
Невооруженным глазом было видно, что батюшка недолюбливал Каина. С другой стороны, а как иначе? Ведь Авель все уши прожужжал ему про свою обиду. Да и не только ему.
— Вот так живу теперь с ножом в спине. — плакал Авель в жилетку каждому встречному прихожанину, зажав того между вешалками и баком со святой водой. — Бог с ней с землей-то. Хоть и стоит она, узнавал, пять миллионов у перекупщиков. А если при этом участков нарезать побольше, и под ИЖС... Ну да Бог с ней... Больно только, что с братом так вышло.
— Грешен я, отец Серапион. — вздыхал Авель на исповеди. — Мало, видно, поклонов кладу за Каина, чтобы Господь простил ему его лихоимство, открыл глаза. Глух Каин к зову совести, совсем зачерствел сердцем. Может вы устыдите брата еще разок? Чтоб покаялся, вернул украденное. А то за душу его беспокойно.
Бедный Авель, несчастный братолюбивый Авель.
Прихожане богобоязненного Авеля жалели, а Каина презирали, чувствуя себя при этом благородными и справедливыми. Очень приятно ощущать себя благородным, обличая откровенного негодяя, тем более, когда тебе это ничего не стоит, и самое главное, когда тебе ничего за это не будет. Чтобы поправить свое реноме, изрядно пошатнувшееся в глазах прихожан, Каин регулярно жертвовал на храмовые нужды из своих неуклонно растущих доходов.
Отец Серапион хоть и не отказывался от богатых вкладов Каина, но принимал их как будто неохотно, равнодушно отводя глаза от пачки купюр. Другое дело, когда Авель, кидал на поднос скомканную сотню. Батюшка его и перекрестит, и благословит, и святой водой окропит. На проповеди отец Серапион частенько отмечал кротость обделенного судьбой Авеля и порицал погрязшего во грехах бессердечного Каина. Имен собственных настоятель, конечно, в своих «энцикликах» не называл, но прихожане, тем не менее, понимали его незамысловатые аллегории "про богатого и верблюжье ухо", про "лепту вдовицы", про Богача и Лазаря. Народу в приходе было раз два и обчелся, событий, будоражащих воображение, мало, так что связать одно обстоятельство с другим ни для кого не представляло особенных сложностей.
Каин, закусив губу, по-черному завидовал репутации своего брата, которому, казалось, все сходило с рук.
Жену беременную бросил? А что вы хотели от человека с поломанной судьбой? Брат ведь, родная кровиночка, предал. Вот человек и потерял жизненные ориентиры. Пожалеть бы его надо.
На рогах в храм приперся? Хорошо, что вообще пришел, в его-то душевном состоянии. Ведь куда ж ему с бедой еще идти, как не к Богу? Понять, пожалеть и простить.
И его, естественно, понимали, прощали и жалели, заставляя Каина скрипеть зубами. Дошло до того, что Авеля даже в алтарь позвали прислуживать.
На этом фоне благочестивая жизнь Каина, евшего, как говорится, в поте лица хлеб свой, вызывала вокруг только глухой ропот.
Крышу под колокольней поправил, паникадило купил новое? Так чего бы ему с неправедных доходов не повыеживаться? Мог бы заодно и ворота новые поставить. А то гуляй, кто хочешь.
Каждый в храме Авеля любит, всяк с ним христосуется, а Каин одиноко стоит, в дальнем углу притвора, устремив взгляд в пол, всеми осуждаемый, всеми презираемый. Муторно? Еще бы.

Но все его муки были ничто, по сравнению с тем, как скорбел душой Авель. С каким рвением пытался он искоренить обиду из сердца, сколько слез по пропащему брату пролил. Только все напрасно. Боль отпускала его лишь на время. Преимущественно это было зимой, когда участки Каина и Авеля заметало снегом. А весной, после посевной, застарелые обиды всколыхивались у него в душе с новой силой. Авель мутным взглядом смотрел на буйство зелени Каиновых кукурузных полей, на зерноуборочный комбайн, взятый им в лизинг. Страдал. Вновь и вновь каялся отцу Серапиону. Потом, по совету батюшки, шел к Каину, чтобы в сорок пятый раз попытаться с ним договориться, вразумить заблудшую душу.
— И как ты, Каин, ночами только спишь? —возмущался Авель,
— Нормально сплю, не жалуюсь. И ты тоже, иди проспись.
— Опомнись, Каин. Давай заново перемежуемся. По- справедливости.
— А разве между нами сейчас иначе?
— Странное у тебя представление о справедливости.
— Нормальное. Я хозяйственный, руки растут из того места. — сопел Каин, — А ты, брат, тюфяк, к тому же пьянь и оболтус. Сто рублей убытка. Тебе что плодородие, что неудобье, все одно профукаешь. Под дачи уйдет отцовская землица.
— Обидел ты меня сильно, Каин. — ронял нетрезвые слезы Авель, — Понимаешь? Душа моя, как раненая птица, места себе не находит. Скорбь душит ее, стоит мне взглянуть на твои тучные поля, ухоженные гряды и полные житницы…
— А не надо смотреть на мои поля, Авель. Смотри лучше на то, какая у тебя у самого хрень на земле творится. Пойма вон ивняком заросла, скотина тощая шляется по соседским огородам, сено на покосах преет не ворошенное. Тоже, скажешь, я виноват? Впрочем, давай, если не справляешься, выкуплю у тебя землю. По кадастровой, конечно, стоимости. В порядок, хоть, ее приведу. Что скажешь, брат?
— Не брат ты мне…
И вот однажды у Каина знатно полыхнуло в хозяйстве. Буквально за пять минут выгорел дотла его новый комбайн, стоявший во дворе на ремонте. Дело было уже под вечер, все разошлись по домам, поэтому никто ничего кроме клуба черного дыма, взвившегося до небес, не видел. Приехали на утро участковый с криминалистом, потоптались возле пепелища, покурили, и, пожав плечами, уехали.
— Где эта гнида? Угандошу. — кричал на все село хмельной Каин, бегая с двустволкой по закоулкам в поисках Авеля.
И ведь убил бы, если б мужики вовремя не скрутили и надавав пинков, не уложили рыдающего погорельца в кровать.
Во время утренней службы, более- менее пришедший в себя Каин, улучив момент, все-таки попытался взять за грудки ничего не понимающего осоловевшего Авеля, от которого по храму предательски полз сивушный дух.
—Твоя работа, святоша? Ходи теперь, оглядывайся.
Все в храме наперебой бросились защищать несчастного потерянного Авеля.
— Что же ты на Авеля напраслину-то возводишь? — грозно обличил Каина батюшка. — Не потому ли, что у самого совесть перед ним не чиста? Накинулся с кулаками на брата. И где? В доме Божием.
Каин молчал, только сопел возмущенно, сжимая в кулаки свои натруженные ладони.
— А-то мало у тебя врагов, конкурентов. — поостыв, отец Серапион принялся, загибая пальцы, перебирать варианты, — Хулиганье всякое, шпана. А может проводка какая- нибудь коротнула, или самовозгорание? Да, да, в умной книге читал, намолот может сам вспыхнуть. Бывало такое. Хотя, какой тут еще намолот- июнь... Но все равно, клевета, сын мой — это тяжкий грех. Дьявол в переводе с древнего эллинского— клеветник, порочащий. Так что задумайся, кто ты, Каин, после этого.
— Как пить дать, это он сам его спалил. — шептались люди, стоя в очереди к причастию, — А на Авеля концы решил перекинуть. Застрахована небось техника-то.

Народ гудел по поводу очередного коварства Каина недолго. Потому как после обеда на повестке появилась более забористая тема для обсуждений.
По селу поползли слухи, что в районе произошло настоящее ЧП. Говорили, что накануне вечером в гаражах убили двадцатилетнюю студентку техникума Ираиду Н., тело которой обнаружили с пробитым черепом, недалеко от старой ракушки Авеля.
А еще через пару дней к калитке Авеля подъехала машина с мигалкой. Из дома хозяин вышел уже в наручниках и в сопровождении. Оказалось, что кто-то видел Авеля накануне убийства в тех роковых местах. Вроде, как даже нашелся свидетель, показавший, что они с жертвой, тем днем, вместе выходили из кафешки, споря на повышенных тонах.  При этом сам Авель выходил не совсем, как ему показалось, твердой походкой.
— Вот это дела, — сморкались в платочки старушки и протирали ими красные глаза, — Бедный Авель. Сначала братец — морда протокольная.  И вот теперь, пожалте, еще одна напасть на его головушку.
Тем временем, прибитого свалившимися на него неприятностями парня определили в казенное помещение, где следователь принялся проводить с ним необходимые процессуальные действия.
— Что вы делали двадцать пятого вечером? — издалека начал он выводить на чистую воду Авеля.
— Не помню. Дома сидел, наверное, как обычно. Переживал из-за брата. А –то взял и завладел путем мошенничества моим имуществом. Представляете? Провели бы вы в отношении него проверочку...
— Давайте все же ближе к делу. Значит были дома. Кто-нибудь может это подтвердить? Брат, например.
— Вряд ли. Один я живу.
— Понятно. Государственный защитник требуется?
Не откладывая дело в долгий ящик, расторопный следователь опросил всех родных и знакомых подозреваемого. В том числе и Каина.
— Можете ли вы показать, где был ваш брат двадцать пятого вечером?
По лицу Каина пробежала тень замешательства.
— Не могу, — Он замотал головой так, как будто отгонял дурные мысли, — Нет, нет...
— А если подумать? — уточнил многоопытный следователь, почувствовав внутренний нерв Каина.
— Не знаю, — упорно стоял на своем Каин, — Разве я сторож брату моему?
— Жаль… очень жаль, что не сторож. Наворотил, похоже, ваш братец дел. Все сейчас против него.
— И что... будет-то теперь?
Следователь не стал ходить вокруг да около.
— Суд, скорее всего, будет, а там уж как судья решит. Но я бы на вашем месте не стал сильно уповать на самый гуманный суд в мире. Убийство с особой жестокостью. Боюсь, тут вашему брату даже десяткой не отделаться.

На следующий день Каин принес в следственный отдел запись с камеры, что, оказывается, была установлена у него на воротах, где хорошо просматривалось, как Авель с цигаркой в зубах и с канистрой в руках обливает какой-то жидкостью стоящую на домкрате сельскохозяйственную технику, потом пятится, делая из этой жидкости дорожку, и сладко напоследок затянувшись, кидает бычок в образовавшуюся лужу. Огонь бежит к трактору…вспышка. Инфернальная улыбка Авеля. Занавес.
На таймере 25.06.2017. 21.50.
Как раз то время, когда по данным следствия и было совершено убийство.
Так что у Авеля оказалось железное алиби. Никого он, выходит, не убивал. Потому что совершенно другим делом был на тот момент занят.
Авеля отпустили под подписку о невыезде. Все-таки уничтожение чужого имущества в особо крупных размерах — это тоже уголовная статья. Хоть и не такая суровая, конечно, как убийство.
В храме Авеля встречали, точно римского триумфатора. Поздравляли, жали руку, обнимали. А в сторону Каина даже смотреть никто не хотел.
— Под монастырь подвел, супостат, брата, — укоризненно кряхтел народ.
— Мало того, что землю отобрал, теперь еще в тюрьму задумал упечь.
……..
Черт подери, любят у нас на Руси несчастных…