048 Евгений Боткин 1865-1918

Евгений Боткин родился в 1865 году в Царском Селе в семье знаменитого врача Сергея Петровича Боткина.  Дед его, П. К. Боткин, был тоже широко известным человек - купец первой гильдии и фабрикант, создавший  своеобразную чайную империю. Семейство славилось своей благотворительностью и благочестием.
В свое время критик Стасов писал о семье Боткиных: «Необыкновенно замечательно по количеству интеллигентных индивидуумов, в нем народившихся, образовавших почти исключительно самих себя и потом игравших очень значительную роль в истории русского развития».
Евгений  до подросткового возраста обучался дома, а потом был принят сразу в пятый класс гимназии. При поступлении в университет он выбрал физико-математический факультет, но очень скоро понял ошибку, и перевелся в Военно-Медицинскую академию.  В 1889 году окончил академию третьим в выпуске, удостоившись звания лекаря с отличием.
В 1890 году Евгений женился. Его избранницей стала дворянка Ольга Мануйлова. В браке родились дочь и четыре сына, один из которых умер в младенчестве.
Свою врачебную деятельность Евгений Боткин начал в 1890 году в Мариинской больнице для бедных, а позднее стал трудиться в Российском Обществе Красного Креста. Сначала он работал рядовым врачом, а затем стал главным врачом сестрической общины во имя святого Георгия в столице. В этой лечебнице оказывали помощь людям из беднейших слоев населения, а среди сотрудников, напротив, были некоторые представители высшего сословия, трудившиеся медсестрами. Весь персонал клиники объединяла идея служения ближнему. Еще до поступления на работу он начал заниматься научной работой в области иммунологии, в 1893 году защитил диссертацию на соискание степени доктора медицины «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма». Официальным оппонентом на его защите был академик И. П. Павлов.
Весной 1895 года Е. Боткин был командирован за границу и два года провел в медицинских учреждениях Гейдельберга и Берлина, где слушал лекции и практиковался у ведущих немецких врачей. После возвращения в мае 1897 года избран приват-доцентом Военно-медицинской академии.
В 1904 году с началом Русско-японской войны Е. Боткин отправился  в действующую армию добровольцем и был назначен заведующим медицинской частью Российского общества Красного Креста. «За отличия, оказанные в делах против японцев» был награжден офицерскими боевыми орденами — Св. Владимира III и II степени с мечами, Св. Анны II степени, Св. Станислава III степени, сербским орденом Св. Саввы II степени и болгарским - «За гражданские заслуги». Осенью 1905 года вернулся в Санкт-Петербург и снова приступил к преподавательской работе в академии.
1908 году Евгений Сергеевич Боткин был назначен лейб-медиком высочайшего двора. «Он был бес¬ко¬неч¬но доб¬рым. Мож¬но бы¬ло бы ска-зать, что при¬шел он в мир ра¬ди лю¬дей и для то¬го, чтобы по¬жерт¬во¬вать со-бой», – так вспоминали о нем родные.
Приглашение на должность придворного врача произошло после того, как царица Александра Федоровна прочитала книгу «Свет и тени русско-японской войны», состоявшую из писем Евгения Боткина. Это были воспоминания врача о русско-японской войне. В начале Первой Мировой войны он обратился с прошением об отправке на фронт, но император поручил ему организацию тыловых лазаретов в столице.
После отречения императора Николая II в марте 1917 года Боткин остался рядом с царской семьей, несмотря на отсутствие жалования. Когда царскую семью  сослали в Тобольск, он последовал за ними. В Тобольске открыл бесплатную медицинскую практику для местных жителей. Во время тобольской ссылки Евгений Боткин решительно требовал от охраны обеспечить цесаревича Алексея (у него была не заживающая рана на колене) необходимыми медикаментами и поместить его в больницу: "Ребенок должен быть определен в больницу. Я больше не имею лекарств и перевязочного материала. Сегодняшние господа должны быть гуманны хотя бы к детям!"

В апреле 1918 года вместе с царской четой и их дочерью Марией был перевезен из Тобольска в Екатеринбург. Мог не ехать, но вызвался сам. За несколько дней до расстрела царской семьи к доктору Боткину в Ипатьевский дом приехали несколько членов Уралсовета и предложили: "Революционный штаб решил вас отпустить на свободу. Вы врач и хотите помогать страдающим людям. Для этого у вас будет достаточно возможностей. Вы можете в Москве взять управление больницей или открыть собственную практику. Мы вам дадим даже рекомендации, так что никто не сможет иметь что-нибудь против вас".

Получив предложение оставить царскую семью, Боткин молчал, пронзительно смотря через толстые стекла очков на своих собеседников. Тогда один из комиссаров добавил: "Поймите нас, пожалуйста, правильно. Будущее Романовых выглядит несколько мрачно".  В этот момент, как вспоминал внимательно наблюдавший за доктором Иоганн Мейер, Евгений Боткин понял все. Могло показаться, что в этот миг душевные силы оставили гордого врача, т.к. он начал отвечать тихим голосом, с трудом подбирая слова и слегка запинаясь. Но к концу фразы голос Евгения Боткина вновь окреп и был полон решимости: "Мне кажется, я вас правильно понял, господа. Но, видите ли, я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью. Вы все же должны это понять..."  Вряд ли слушавшие его фанатики-большевики его понимали, они пришли, чтобы убить русского царя и всякие благородные порывы им были чужды.

4 июля был назначен новый комендант охраны — член областной ЧК Яков Юровский. Обстоятельства расстрела известны, прежде всего, из материалов следствия, которое проводил Николай Соколов по поручению Колчака, а также из воспоминаний палачей.
Юровский вспоминал: «Часов в одиннадцать вечера 16-го я собрал снова людей, раздал наганы и объявил, что скоро мы должны приступить к ликвидации арестованных. Павла Медведева предупредил о тщательной проверке караула снаружи и внутри... И что уже только в последний момент, когда все будет готово к расстрелу, предупредить как часовых всех, так и остальную часть команды, что если из дома будут слышны выстрелы, чтобы не беспокоились и не выходили из помещения…».

17 июля в половине второго ночи  к Ипатьевскому дому подъехал грузовик. Мотор специально не заглушали. Царскую семью и слуг разбудили, велев им собрать вещи. На сборы ушло минут сорок. Всех привели в подвал дома и велели выстроиться по стенке.

В небольшой комнате в тусклом свете лампочки стояли люди в кожанках с пистолетами. А напротив них невинные жертвы - одиннадцать человек: государь Николай Александрович, императрица Александра Федоровна, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, цесаревич Алексей, а также врач Евгений Боткин, повар Иван Харитонов, камердинер Алексей Трупп и горничная Анна Демидова.
Один из палачей выхватывает револьвер. Начинается беспорядочная пальба. В подвале дома инженера Ипатьева — выстрелы, крики и стоны. Палачи целятся в основном в государя. Позже каждый из расстрельной команды будет оспаривать первенство: «Это именно я убил царя».

Когда выстрелы стихли, в правом углу раздался крик — горничная Анна Демидова оказалась жива. Выстрел. Очнулся раненый цесаревич Алексей и застонал от боли. Выстрел. В противоположном углу шевельнулась великая княжна Татьяна. Тогда член расстрельной команды Петр Ермаков приказал Александру Стрекотину, державшему винтовку, заколоть уцелевших штыком. А потом неожиданно выхватил из его рук оружие и сам принялся добивать княжон. «Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та особа — дама. Ермаков ей всю грудь исколол. Удары он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол», — вспоминал потом Стрекотин.

Тело императора завернули в одеяло и вынесли первым. Остальных - на носилках, сделанных из палок и одеял. По одной из версий, тела убитых растворили в серной кислоте в урочище Ганина Яма вблизи города. По другой — сожгли и закопали у Старой Коптяковской дороги, неподалеку от железнодорожного переезда № 184.

Лейб-медик Евгений Боткин не оставил царскую семью и разделил ее участь: в ночь с 16 на 17 июля 1918 года он был зверски расстрелян в подвале Ипатьевского дома.  По воспоминаниям участника убийства царской семьи Я. Юровского, Боткин умер не сразу — его пришлось «пристреливать».