Пауза

Пролог 
Он стоял у окна, глядя на дождь, который стучал по стеклу, словно пытался что-то сказать. Капли сливались в мутные потоки, искажая мир за пределами комнаты. В этом хаосе было что-то успокаивающее. 
— Ты уверен, что хочешь это сделать? — раздался голос за спиной. 
Он не ответил. Просто взял пальто и вышел. 
Дверь закрылась с тихим щелчком. 
Началась Пауза.   

Глава 1 
Жизнь Матвея делилась на «до» и «после». «До» — это когда была работа, семья, планы. «После» — это когда всё рухнуло в одно мгновение. 
Он больше не был тем человеком, каким был раньше. Теперь он просто существовал, будто между двумя реальностями, в странном промежутке, где время текло медленнее, а краски мира потускнели. 
В тот вечер он зашел в маленькое кафе на окраине города. Там играла тихая музыка, пахло кофе и чем-то домашним. 
— Что будете? — спросила официантка. 
— Кофе. Черный. 
Она кивнула и ушла. Матвей посмотрел на свое отражение в стекле. Глаза, в которых больше не было огня. 
— Вы тоже здесь, чтобы забыться? — раздался женский голос. 
Он обернулся.   

Глава 2 
Ее звали Вера. 
Она сидела за соседним столиком, курила тонкую сигарету и смотрела на него так, будто видела насквозь. 
— Забыться? — переспросил Матвей. 
— Ну да. Это место для тех, кто хочет сделать паузу. 
Он хмыкнул. 
— А потом что? 
— Потом — либо возвращаться, либо идти дальше. 
Кофе остывал. Матвей вдруг понял, что это первый раз за долгие месяцы, когда он чувствовал что-то, кроме пустоты.   

Глава 3 
Они говорили до утра. 
Вера оказалась художницей, которая разучилась рисовать. 
— Я больше не вижу красок, — призналась она. 
— А я не чувствую времени, — сказал Матвей. 
Они были двумя сломанными людьми, но в эту ночь казалось, что их осколки совпали. 
Когда рассвет окрасил небо в бледно-розовый, Вера встала. 
— Нам нужно остановиться. 
— Почему? 
— Потому что иначе это перестанет быть паузой. 
Матвей хотел возразить, но она уже уходила.   

Глава 4 
Он вернулся к своей жизни. 
Работа. Однообразные дни. Пустая квартира. 
Но теперь он знал, что где-то есть человек, который понимает. 
Иногда он приходил в то кафе, надеясь увидеть ее. Но Веры там не было. 
Однажды официантка протянула ему конверт. 
— Для вас. 
Внутри был рисунок. Черно-белый, без красок. Но в нем была жизнь. 
На обороте — всего одно слово: 
«Дальше».   

Эпилог 
Дождь закончился. 
Матвей вышел на улицу и впервые за долгое время вдохнул полной грудью. 
Пауза была окончена.
 
Глава 5 
Конверт пролежал в ящике стола неделю. Матвей несколько раз за вечер доставал рисунок, разглядывал штрихи, пытался угадать, где рука Веры дрогнула, а где линия легла уверенно. 
«Дальше». 
Но куда? 
Он вертел в руках ключи, смотрел на дверь и понимал, что если сейчас не выйдет — не выйдет никогда. 
Улицы были мокрыми после дождя. Фонари отражались в лужах, размываясь, как акварель. 
Кафе закрывалось. Официантка, та самая — с усталыми глазами и родинкой над губой, — выносила стулья. 
— Она больше не придет, — сказала она, даже не обернувшись. 
— Откуда вы знаете? 
— Потому что я её сестра. 
Матвей замер.   

Глава 6 
Вера уехала на север. 
— Она всегда так, — вздохнула сестра, поправляя фартук. — Нарисует что-то важное и сбегает. 
— Почему? 
— Боится, что люди увидят в её рисунках слишком много. 
Матвей сжал конверт. 
— А где сейчас она? 
— В старом доме у моря. Там нет связи. Только волны и краски. 
Он купил билет на поезд той же ночью.   

Глава 7 
Дом стоял на обрыве. 
Белые стены, синие ставни, запах соли и масляной краски. 
Вера сидела на веранде и писала море. Не то, что было перед ней, а какое-то другое — яростное, живое. 
— Ты долго добирался, — сказала она, не отрываясь от холста. 
— Ты оставила подсказку. 
— Это не подсказка. Это проверка. 
Матвей шагнул ближе. На мольберте бушевали волны, но среди них была лодка. Крошечная, но не сломанная. 
— Я не хочу паузы, — сказал он. 
Вера наконец повернулась. В её глазах снова были краски. 
— Тогда плыви.   
(Диалог у моря) 
Ветер подхватил её слова и унёс в сторону обрыва. Матвей не сразу понял — то ли она шутит, то ли бросает вызов. 
— Плыть? — он рассмеялся. — Ты видела эти волны? Они разобьют лодку в щепки. 
Вера провела кистью по холсту, смешала синий с чёрным. 
— А ты пробовал? 
Он подошёл ближе. Ветер трепал её волосы, пахло краской и водорослями. 
— Нет. Но я не хочу утонуть. 
— Тонуть — это оставаться на берегу, — она ткнула кистью в сторону дома. — Там, где всё предсказуемо. Где ты уже умер, просто ещё не лёг в землю. 
Море грохотало внизу, будто вторя ей. 
— Ты говоришь, как сумасшедшая. 
— Сумасшедшие рисуют лучшие картины, — она отбросила кисть и встала. — Ты приехал за чем? За жалостью? За ещё одной "паузой"? 
Матвей сжал кулаки. 
— Я приехал, потому что ты оставила мне этот чёртов рисунок! 
— И что ты увидел в нём? 
— ...Что мне есть куда идти. 
Вера замолчала. Потом резко развернулась, схватила со стола банку с краской и швырнула её в море. Багровый шлейф расплылся по воде. 
— Вот и ответ. Либо ты растворяешься, как эта краска. Либо — становишься штормом. 
Она подошла к самому краю обрыва. 
— Выбирай, Матвей. Прямо сейчас.   
(Выбрана ветка "Прыжок") 
Матвей не ответил. Вместо этого он шагнул вперёд — и схватил Веру за запястье. 
— Ты ошиблась, — его голос звучал хрипло. — Я не выбираю между краской и штормом. 
Она попыталась вырваться, но он уже тащил её вниз, по скользким камням тропинки, к воде. 
— Ты совсем рехнулся?! — Вера споткнулась, песок забился в сандалии. 
— Да! 
Пена брызнула им в лица. Ледяная, солёная. Матвей не отпускал её руку, даже когда волна ударила по коленям, едва не сбив с ног. 
— Смотри! — он заставил её обернуться. 
Дом на обрыве теперь казался маленьким и беззащитным. А багряная краска, которую Вера выплеснула в воду, превратилась в огненную дорожку — прямо к горизонту. 
— Это не "либо-либо", — прошептал он. — Это и то, и другое. И море, и краски. И пауза, и прыжок. 
Вера вдруг рассмеялась. По-настоящему, до слёз. 
— Чёрт... — она вытерла мокрое лицо. — Я же говорила сестре — если приедет какой-то нытик, пусть идёт лесом. 
— Но ты оставила рисунок. 
— Потому что увидела в тебе того, кто доплывёт. 
Она резко дёрнула его за руку — и они оба рухнули в следующую волну. Холодная вода накрыла с головой. 
(Под водой было тихо. Совсем как в "паузе". Но когда они вынырнули — всё было по-другому.)   
(Выбрана ветка "Соль на губах") 
Они вынырнули, задыхаясь, с хохотом выплевывая морскую воду. Вера откинула мокрые волосы, и Матвей вдруг заметил шрам — тонкую белую линию от виска до подбородка, обычно скрытую прядями. 
— Откуда это? — он не удержался. 
Она замерла. Море продолжало биться о камни, будто торопя с ответом. 
— Последний раз, когда я решила "доплыть", — Вера провела пальцем по шраму. — Это был не метафорический шторм. Настоящий. В 17 милях от берега. 
Матвей почувствовал, как по спине пробежал холодный след. 
— Ты... 
— Я плыла за кораблем отца. Он утонул. А я — выжила. 
Она швырнула камень в воду. 
— Знаешь, что самое смешное? Он кричал мне: "Вернись!". А я думала — он просто боится за меня. А он... 
Голос дал трещину. 
— Он знал, что судно вот-вот взорвется. 
Матвей молча протянул руку. Вера посмотрела на его ладонь, покрытую морщинами от воды, и неожиданно прижала ее к своему шраму. 
— Теперь ты понимаешь, почему "пауза" для меня не просто слово? 
— Да. Но ты ошиблась в одном, — он шагнул ближе. — Твой отец не хотел, чтобы ты вернулась назад. Он хотел, чтобы ты успела уплыть ДАЛЬШЕ. 
Вера вздрогнула. Капли на ее лице было невозможно отличить — то ли это море, то ли слезы. 
— Черт тебя дери... — прошептала она. 
— Уже, — Матвей наклонился и коснулся губами ее шрама. Соль, боль, правда — все смешалось в одном прикосновении. 
(И в этот момент где-то за спиной раздался скрип двери...)   
(Выбрана ветка "Лодка") 
Скрип раздался со стороны прибоя — старые доски, тертые волнами, стонали под тяжестью нового прикосновения. Матвей и Вера обернулись одновременно. 
Лодка. 
Та самая, с рисунка — выщербленные борта, потрескавшаяся синяя краска на носу. Она качалась на мелководье, будто ждала их здесь всю жизнь. 
— Этого не может быть... — Вера выпустила его руку. 
— Ты нарисовала её? 
— Нет. Я её УВИДЕЛА. Во сне. За месяц до того, как отец... 
Она медленно подошла к воде. Лодка в ответ дёрнулась, будто живая. Вера протянула руку и коснулась борта. 
— Он назвал её "Надежда".
Доска скрипнула. На корме, под слоем водорослей, проступили выцветшие буквы: Н-Д-Ж. 
Матвей почувствовал, как по коже побежали мурашки. 
— Ты веришь в призраков? — спросил он. 
Вера резко обернулась. В её глазах горело что-то дикое. 
— Это не призрак. Это ВТОРОЙ ШАНС. 
Она вскочила в лодку, заставив её крениться. Дерево застонало, но выдержало. 
— Ну что, нытик? — Вера протянула ему руку. — Готов узнать, что было в тех 17 милях? 
(Лодка ждала. Море молчало. Выбор был за ним.)   
(Выбрана ветка "Разлом") 
Лодка скользнула вперёд, будто её тянула невидимая нить. Матвей ещё сомневался, держась за мокрые борта, но Вера стояла на носу, как капитан, встречающий шторм. 
— Ты вообще понимаешь, куда мы плывём? — закричал он через шум ветра. 
— Туда, где пауза становится вечностью! — её голос растворился в рёве внезапно налетевшего шквала. 
Море перед ними разошлось. 
Не метафорически. Вода буквально расступилась, образуя туннель из бушующих стен, уходящий в черноту. Воздух затрепетал, как холст под кистью безумного художника. 
— Это невозможно... — прошептал Матвей. 
— Возможно, — Вера схватила его за руку. — Ты же сам сказал — и море, и краски. И пауза, и прыжок.
Лодку рвануло вперёд.

Глава 8. Где время течёт вспять 
Туннель сомкнулся за ними. Они плыли по чёрной глади, где в воде мерцали звёзды — нет, это были мазки краски, светящиеся синим и золотым. 
— Отец говорил про это место, — Вера провела пальцем по воде, оставляя рябь. — Здесь рисуют саму реальность. 
Впереди замаячил свет. Лодку выбросило в круглую лагуну, окружённую каменными арками. Над ними висели холсты — сотни, тысячи, с изображениями людей, мест, моментов. 
Один порыв ветра — и Матвей увидел себя. На холсте он стоял у того самого окна под дождём, но в комнате за его спиной была Вера. 
— Этого не было! 
— Будет, — она слезла с лодки на белый песок. — Здесь рисуют не то, что было, а то, что должно случиться. 
Из тени вышел старик — седые волосы, руки в синих прожилках краски. 
— Дочка, — хрипло сказал он. — Ты опять опоздала.   
(Выбрана ветка "Выбор") 
Лагуна замерла. Даже волны перестали шевелиться, застыв мазками синей гуаши. Отец Веры стоял, опираясь на мольберт, в его глазах плавало что-то нечеловеческое — то ли усталость, то ли безумие вечности. 
— Опоздала? — Вера сделала шаг вперед, песок хрустел под ее босыми ногами. — Ты... ты же погиб. 
Старик покачал головой, и в движении было что-то механическое, будто его дёргали за невидимые нити. 
— Я сделал выбор. Как и ты сейчас. 
Матвей почувствовал, как воздух стал густым, словно его можно было резать мастихином. 
— Какой выбор? 
Отец Веры махнул рукой — и один из холстов сорвался с арки, приземлившись перед ними. На нем было изображено море, поглощающее корабль, но приглядевшись, Матвей понял: это не просто картина. 
Это дверь. 
— Кто-то должен остаться, — сказал старик. — Поддерживать равновесие. Рисовать реальность, чтобы там, снаружи, мир не рассыпался в хаос. 
Вера вдруг засмеялась — горько, почти истерично. 
— Ты сбежал. Оставил меня одну, чтобы играть в бога здесь, в этой... этой мастерской сумасшедшего! 
Ее голос разорвал тишину, и в ответ холсты задрожали.   

Глава 9. Кисть и жертва 
Отец Веры вздохнул. С его губ стекала синяя краска, как чернильные слезы. 
— Я не сбежал. Я спас тебя. 
Он подошел к мольберту, где на полуготовом холсте бушевали знакомые волны. 
— Если я уйду, разлом закроется. И тогда... 
Старик провел кистью по полотну — и в лагуне начали исчезать краски. Сначала пропал золотой свет, потом синь воды поблекла, словно выцветшая ткань. 
— Видишь? Без художника здесь все становится пустотой.
Матвей схватил Веру за руку. 
— Есть другой вариант? 
Старик улыбнулся, и в этой улыбке было что-то жутко знакомое. 
— Кто-то может занять мое место. 
Тишина повисла между ними, густая и липкая.   
(Финал: "Они разрушают разлом") 
Вера вдруг вырвала кисть из рук отца. 
— Нет. 
Её голос прозвучал как удар молота по стеклу. 
— Ты тридцать лет рисовал чужую реальность, а я... я даже себя настоящую забыла. 
Она размахнулась — и вонзила кисть в холст. 
Раздался звук, похожий на крик раненой птицы.   

Глава 10. Последний мазок 
Мир затрещал по швам. 
Холсты вспыхивали один за другим, превращаясь в пепел. Каменные арки рушились, обнажая чёрную пустоту. Отец Веры таял на глазах — его пальцы становились прозрачными, как акварель, размытая водой. 
— Ты уничтожаешь всё! — закричал он. 
— Я освобождаю нас, — Вера схватила Матвея за руку. 
Они побежали к лодке по исчезающему берегу. Море вскипало малиновой пеной, небо сворачивалось, как испорченный холст. 
— Назад! — Вера толкнула Матвея в лодку, сама прыгнула следом. 
В последний момент её отец ухватился за борт. Его глаза уже почти стёрлись. 
— Дочка... прости... 
Вера отпустила его пальцы. 

Эпилог. Новая палитра
Они очнулись на том же пляже у синего дома. 
Лодки не было. Не было и шрама на щеке Веры. 
— Ты... — Матвей коснулся её лица. 
— Мы сделали выбор, — она улыбнулась впервые по-настоящему. 
На песке перед ними лежала одна-единственная кисть. 

 Эпилог. Через пять лет 
Петербург. Поздний вечер. Галерея на Литейном. 
Матвей стоял у высокого окна, наблюдая, как дождь стекает по стеклу, растворяя в себе отражение огней города. За его спиной в зале тихо переговаривались гости, звенели бокалы, смешиваясь со звуками джаза. 
— Ну что, директор, доволен вернисажем? 
Он обернулся. Вера стояла, опираясь на костыль (проклятая авария прошлой зимой!), но улыбка на ее лице была все той же — дерзкой, живой. 
— "Морская сюита" бьет все рекорды, — Матвей взял у нее из рук каталог, — особенно центральный триптих. 
На развороте красовались три полотна: "Разлом", *"Выбор"* и "Возвращение". В них бушевало то самое море, но теперь — в золотых и пурпурных тонах. 
— Критики пишут, что это метафора экзистенциального кризиса, — усмехнулась Вера, поправляя синий шарф (всегда синий!). 
— А мы-то знаем правду. 
Он подвел ее к отдельному стенду. Там, под стеклом, лежала та самая кисть — единственное, что они вынесли с того пляжа. Табличка гласила: "Инструмент художника. Начало коллекции". 
— Смотри, — Вера вдруг потянула его за рукав. 
У входа стояла девушка — лет девятнадцати, с мокрыми от дождя волосами. Она неотрывно смотрела на триптих, а на щеке у нее был тонкий шрам. 
— Пойдем, — Вера толкнула Матвея вперед, — у нас есть что ей рассказать. 
За окном дождь усиливался, но теперь он казался просто дождем — без тайн, без разломов.