Глава 30. Исход

   

                Заграница, заграница, там друзей любимых лица
                Там моей любви и грусти города
                Жизни добрые страницы, мы сегодня за границей
                Мы сегодня далеки как никогда.
                („Заграница“ — Юрий Рогоза.)




Своё место отыскать в этой новой жизни оказалось не так то просто. Хотя если честно то Татьяне никогда не удавалось сделать это с первого раза и даже со второго не получалось — приходилось начинать всё снова и снова: так было и в Гулистане — так получилось и в Намангане: Хоз РСУ, Бюро Путешествий и экскурсий, Молочный завод — и везде она оказывалась, что называется, не ко двору, поэтому нигде не задерживалась нигде больше года.
Может потому что привыкла работать в русскоязычных коллективах, где не чувствовала себя лишней, ненужной, а здесь специально давали понять, что чужаки им не нужны — и промаявшись несколько месяцев Татьяна находила причину и увольнялась — да её собственно никто и не собирался удерживать, как бы она не старалась показать себя и свою работу с лучшей стороны — не это нужно было коллективу: нужен был единомышленник и такой же как они, живущий только для себя и ради себя. Работать на чужого дядю то бишь на государство — это и смешно и глупо — так считали те, кому она пыталась показать что можно и нужно жить совсем по другому. Потому  местные её считали или глупой, или больной на всю голову.

Но потом повезло попасть в организацию несколько другого типа: „Горстатуправление“ — там хотя бы сотрудники были русскоязычные. И хотя их было всего трое вместе с начальником который как вы понимаете больше руководил чем работал и работы соответственно в два раза, как минимум, больше, но хотя бы Таня не чувствовала себя полной идиоткой.
Но и там проработала только полгода: соблазнили перейти в другую организацию — „Облстатуправление“, где и сотрудников раза в три больше, и соответственно работы меньше, и коллектив тоже русскоязычный, и целиком женский.
Где она и задержалась на долгих три года, хотя как оказалось и там было немало подводных камней, но там поначалу её хотя бы не пытались выживать — от работы она не отлынивала и брала на себя даже больше, чем могла унести, чтобы не конфликтовать с начальницей — её тёзкой Урядовой Татьяной, которая постепенно свалила на неё всю свою работу.
Когда Татьяна спросила у начальницы: - Что так?
Та ответила:-Кто везёт — на том и едут. Раньше я везла — а теперь ты будешь везти, а я хоть немного отдохну.
Но это ещё полдела:Урядова таскала её с собой на все проверки. Интересно, как раньше она обходилась без неё? И снова Таня чувствовала себя идиоткой, потому что там все говорили на узбекском языке, в котором она разбиралась, как свинья а апельсинах.
Даже на свои семейные праздники Урядова стала таскать её с собой — единственную из всего коллектива, хотя кроме неё были в отделе и двое более молодых и интересных: Светлана Дусаева — наполовину русская наполовину казанская татарочка и Эльмира — крымская татарочка. Почему именно её — Таня поняла много позже, когда Урядова стала ревновать её к своему сожителю Валерию, хотя Таня даже на него не смотрела и тем более не разговаривала. Видимо то же самое было и со Светланой и Эльмирой — а тут новенькая появилась — нужна была то ли проверка, то ли зацепка? Только кого проверяла Урядова — Татьяну или своего любовника — и как видно уже не первый раз,  и значит давно бы уже должна знать, что он из себя представляет. Хотя впрочем она как видно  она и себя не знала: быть и казаться — вещи разные.
И Урядова после этой беспредметной ревности начала выживать Таню. Причём так беспардонно и нагло, что Таня терялась, потому как  к этому самому Валерию относилась, как к никому не нужной, кроме Урядовой, стене.
Было ясно: надо уходить — работать начальница ей всё равно не даст. Та призналась более старшей сотруднице, что её Валерочка клюнул на Татьяну, и теперь в отделе держать её не безопасно.
Ну если знала, что её любовник такой неблагонадёжный, зачем гусей дразнить и приглашать в гости женщин?
Сначала Таня перешла в другой, плановый отдел, чтобы не бегать из одной орнанизации в другую — в отделе тоже были только русскоязычные сотрудники. Но знаний в планировании у неё было явно не достаточно, а постоянные сотрудники не горели желанием хоть что то подсказывать новенькой, а самой ей уже было не так просто разбираться в планировании с азов, как она это делала в прошлый раз, когда осваивала работу инженера ПТО -тогда это получилось с небольшими совсем проблемами, а сейчас так легко уже не получалось.
И начались явные намёки, что нужно иметь хотя бы начальное плановое образование — техникум, так ка у них всех образование высшее и работать за неё никто не собирается: им как видно нужна была рабочая лошадка также, как для Урядовой Татьяны. Впрочем Таня и без намёков всё понимала и, не проработав и трёх месяцев в плановом отделе, уволилась на радость Урядовой, которая опасалась что Валерочка и в плановом отделе будет Татьяну посещать, а это плохо для неё закончится, и она потеряет любовника.

А тем временем прошло уже три года с тех пор, как Татьяна с детьми переехали К Раисе в Наманган.
В Троллейбусном управлении для сотрудников выделили несколько квартир и Раиса должна была получить новую квартиру двухкомнатную, но председатель местного комитета подложил ей свинью: влез в её очередь и забрал новую квартиру себе, а ей подсунул свою  до невозможности загаженную и убитую. Когда Раиса с дочерью и внуками пришли в эту квартиру на осмотр, то добыли не просто удивлены — ошарашены увиденным: тараканы бегали по квартире табунами, на кухне стена над газовой плитой насквозь пропитана маслом и грязью стены в зале и в спальной обляпаны так называемым накатом, который был похож на отпечатки детских рук, изгвазданых какашками.
-Что будем делать? — спросила Раиса. — Этот гад заявил: -“Хочешь — бери, не хочешь — другую будешь ждать ещё года три или больше. Не возьмёшь ты— возьмут другие“.
А вы знаете какое у меня здоровье - продержусь ли я эти три года — знает один только Бог.
-Берём, бабушка! — ответил за мать старший внук Рафаэль. — Неужели не справимся всем „колхозом“ с этим гадом? От дождя — не в воду!
Очередное и не единственное высказывание Раисы Лукьяновны.
На том и порешили. Первым делом накупили отравы для тараканов, залили после работы всю квартиру ядовитой приманкой закрыли все окна и двери и оставили так квартиру на всю ночь. На следующее утро вымели из квартиры полведра дохлых тараканов, промыли квартиру до блеска, стену над газ плитой ножом отскребли до самого бетона и принялись отмывать стены — на это ушло несколько дней. Теперь квартира блестела чистотой и бетоном. Закупили обоев, только клея для наклейки обоев не достали — пришлось готовить клейстер и на него клеить обои. А так как делали это впервые, то ориентировались на то, как это делали герои фильма „ Два Фёдора“. Поэтому в спальне, как и в фильме, сначала наклеили на бетон газеты, а уже на них - обои. Но когда при высыхании обои начали жутко трещать испугались, что всё отвалится и их работа пойдёт насмарку. Не отвалились, но после этого решили, что надо наклеивать обои без газет, и уже зал оклеили таким образом.  Рафаэль, как мог, помогал матери, а Раиса и Руслан помогали советом. Получилось вроде нормально — по крайней мере квартира стала выглядеть намного лучше, чем с узбекским накатом.
Осталась только стена над газовой плитой, но тут Татьяна уже ничего сделать не могла- потому оставили её до лучших времён.
И такое время пришло неожиданно: к ним в гости приехал Алексей, без приглашения, ничего не сообщая. Как относится к этому Таня не понимала, но отправлять восвояси не стала, ведь он отец её детей и имеет право видеться с ним. Рафаэль, как отцу, рассказал ему сколько они с матерью сделали, чтобы привести квартиру в порядок. На лице Алексея появилась несколько кривая улыбка.
-Что: плохо? — поинтересовалась Таня.
-Для дилетантов — сойдёт — ответил он.
-А вот на кухне мы сделать ничего не смогли — это выше наших скромных способностей - продолжила Татьяна.
-Папа, ты же сможешь? — подключился с надеждой Рафаэль — уж очень мальчику хотелось, чтобы всё у них было хорошо.
-Пойдём посмотрим — ответил Алексей, но увидев голую стену возмутился:
- И зачем так отскребли?!
-Иначе от жира и грязи избавиться было нельзя — не отмывалось. — пояснила Татьяна.
-Ну, вообще то я не работать сюда приехал — хотелось хоть немного отдохнуть. Я же не на месяц приехал  и не на неделю — всего на три дня.
-Ну, папа, папа! — теребил его за руку старший сын, которому всегда хотелось внимания отца, но он его не получал — младший сын был к этому весьма равнодушен.
-Будем посмотреть — буркнул в ответ Алексей и Таня поняла, что помощи от него не дождаться. Но старший сын не успокоился на этом и добил тему до конца: Алексей видимо, чтобы его наконец оставили в покое, на следующий день сходил в магазин „Строительные товары“, купил сухую штукатурку и развил показушно-бурную деятельность -Рафаэль помогал ему во всём, надеясь если отец не сделает это, то сам он поучится и сделает. Но Алексей всё же оштукатурил стену, что оказалось не так просто из за кривизны панели — пришлось кое где наносить штукатурку толстым слоями, и наносить их не единожды, чтобы штукатурка не потрескалась.
-Ну а дальше вы уже сами доведёте работу до конца. — сказал Алексей заканчивая работу. — Останется покрасить панели голубой краской, да и окна освежить заодно.
-Спасибо, — отреагировала Таня. — Покрасить мы уже и сами сможем.
Больше всех рад был старший сын, что он смог уговорить отца и сам посмотрел, как наносить штукатурку и как производить раствор.


Татьяна перешла в строительную организацию, где опять не было ни одного русского лица -лишь  грек, который, как назло, начал оказывать ей знаки внимания, а Татьяне это совсем не нужно было, и не только потому, что после переезда в Наманган старший сын сказал, что если она попробует познакомиться с каким то мужчиной, то они  прихлопнут его из за угла пыльным мешком -  явно бабушкины словечки, а просто после разрыва с Алексеем она вообще на мужчин смотреть не могла — так они ей были изначально неприятны.

После отъезда Алексея  пришёл ещё один гость, про которых говорят что такой гость — хуже татарина: председатель месткома — бывший хозяин квартиры.
-Хочу посмотреть, Лукьяновна, как устроилась?
Осмотрев квартиру объявил:
-Повезло тебе: такую квартиру-картинку отхватила!
-Да ну? — удивилась Раиса. — Это твоя то квартира картинка — загаженная до безобразия?!
Чтобы она в картинку превратилась, нам всем потрудиться пришлось не один день.
-Эту хотя бы можно было исправить, а вот то что получил я — исправить не возможно: последний этаж и угловая.
-Жадничать не нужно было! — начала сердиться Раиса. - - Заплатил бы немного — дали какую пожелал и на любом этаже. Можно подумать ты не знал, что здесь: не подмажешь — не поедешь?! Не даром в конторе говорят, что ты жаден непомерно — ты же и меня кинул из жадности: загадил старую квартиру, решил взять задарма новую и чистую?! А Бог то шельму метит — вот он тебя и наказал за жадность, и подлость.
-Ну, Лукьяновна, у тебя и язык?!
-А что тебе не нравится: просил — получил?! — ответила Раиса.
После этого незваный гость вымелся быстро, хотя до этого всё на стол поглядывал, надеясь что ему что-нибудь обломится. Ушёл, как оплёванный.

До смерти Брежнева русские в Узбекистане, как впрочем и в других республиках жили более менее спокойно:работали, детей растили, старались по мере возможности улучшить свою жизнь.
Хотя конечно не всё было так прекрасно, как хотелось бы: им постоянно давали знать, что они здесь чужие и поэтому фраза: - Езжай своя Россия! — сопровождала их везде — и в очереди в магазине и в общественном транспорте и прочая… Но уже то было хорошо, что хотя бы в лицо не плевали  и не били. Увы увы — дальше и это случалось довольно часто: не так посмотрел, нечаянно толкнул, или на ногу наступил, или сказал что-то не то, и понеслась душа в рай или в другое место- это уж как повезёт.
Семья Татьяны жила так же, как и  другие русскоязычные семьи: дети росли, они с матерью работали. Раиса Лукъяновна, хотя уже была на пенсии, но продолжала работать в Горзеленхозе, хотя давалось ей это не просто. Очень подводило давление, которое приобрело гипертрофические уже формы. Врачи на почве этой самой гипертонии признали у неё поражение сосудов головного мозга второй степени. Но уходить с работы она не хотела, как бы Татьяна не настаивала на этом. Мать говорила, что если она уйдёт с работы, то они умрут с голоду. Вот этого она боялась больше всего на свете — память голода 33-го года не оставила её даже в старости.
Но благодаря тому, что у них теперь было две зарплаты и пенсия они приобрели в квартиру не шикарную, но вполне достойную мебель: стенку, мягкую германскую мебель, цветной телевизор и даже пианино для младшего сына, который вдруг решил, как и старший брат, заниматься музыкой и пошёл в музыкальную школу. И, как его не отговаривала Татьяна, понимая, что младший сын особой усидчивостью не отличается, и всё что начинает никогда до конца не доводит, но тот так яро защищал своё новое увлечение — со слезами и обидами, что мать уступила. Купили, но через полгода музыкальную школу он бросил, как до этого и фехтование, и греблю, и стрельбу, и велосипед. И теперь эта „бандура“ только место занимала, а Руслан даже смотреть на неё не хотел.
Он и в школе то учился не очень охотно. Постоянно слышались слова: - Пиши - читай… читай — пиши..
А в четвёртом классе заявил, что в школу больше не пойдёт.
-Почему? — удивилась Татьяна.
-А зачем она мне — я всё равно шофёром буду?!
-А ты что думаешь что тебя на курсы водителей возьмут с тремя классами образования? — парировала мать.
-Сколько надо? — недовольно пробормотал сын.
-Не меньше восьми классов — ответила Татьяна.
-Ну, ладно — тогда пойду! — сделал одолжение сын.

Но, когда умер Брежнев  в ноябре 1982 года - всё полетело в тар-тарары.
Местные сразу показали своё истинное лицо.
Услышав их высказывания: - Слава Аллаху -сдох!
Татьяна не выдержала, не понимая как можно так говорить так о человеке, который столько сделал и для страны, и для каждого из них в частности, и сказала строго:
-Пройдёт немного времени и вы будете очень жалеть и о его смерти, и о своих словах.
Словно в воду смотрела, как говорила её бабушка: в стране началась настоящая свистопляска:  одни похороны за другими, пока наконец власть не перехватил очень странный и заметный весьма — меченный мужичишко.
Но кроме метки, которой его непонятно кто пометил — небеса или преисподняя, у него ещё была одна черта: чрезмерная болтливость. Видимо, считая себя отменным оратором, он болтал без остановки, и явно был горд собой и своим лексиконом: изобретал новые слова на ходу.
И начал этот товарищ звать и страну, и народ в непонятные никому дали, обещая там и золотые кущи, и свободу всяческую, которой у него, народа, никогда не было, и без него, естественно, не будет.
Местные товарищи уже давно ждали эту самую свободу, но только свою собственную, а  слова про дела и прочие блага,что обещал им меченный товарищ -  они им были вовсе не интересны: они думали так: будет свобода — остальное они сами добудут.
Однако поверили и решили: а почему бы самим поскорее  эту свободу не взять, но так мешают эти русские и русскоязычные, заполонившие их страну и потому, чтобы стать такими свободными, как они хотят, нужно освободиться от этих пришлых, и тогда будет так, как они хотят!
Брожение в умах местных „товарищей-друзей“  и раньше чувствовалось, ища выхода, а теперь, под воздействием агитации меченного  товарища, они могли перерасти в нечто большее - в навязчивую идею.

Сыновья  Татьяны к этому времени уже подросли: младший сын окончил 8 классов и поступил в техникум лёгкой промышленности: в Намангане больше всего рабочих мест требуется на трёх фабриках: КШТ- комбинат шёлковых тканей, КАТ — комбинат авровых тканей и комбинат нетканых материалов- так что с его профессией технолог нетканых материалов устроится на работу проще простого. Хотя тут специальность не имеет значения — главное чтобы она была, а уж устроится можно куда угодно — главное, чтобы протеже были надёжные.
Старший сын окончил успешно10 классов, и с мечтой поступить в институт иностранных языков поехал поступать в Ташкент. Только ни сын, ни Татьяна, не знали, что в этом институте, как впрочем и в остальных институтах Узбекистана, требуются от абитуриентов вовсе не знание, а наличие толстого кошелька. Как оказалось, чтобы поступить в Ташкентский Иняз, нужно было „всего 5тысяч рублей“, как заявила потом коллега Раисы Лукьяновне, дочь которой окончившая школу едва на трояки, поступила именно туда и именно потому, что они не пожалели для любимой доченьки „каких то несчастных пять тысяч рублей“.
А так, как у семьи Рафаэля не было таких денег, то его просто благополучно завалили.
Английский завалить не смогли: парнишка знал английский не хуже педагогов. а может и лучше некоторых из них — завалили на сочинении, хотя он в классе, а может и в школе писал сочинения лучше всех, и никогда оценки меньше четвёрки не получал. А тут вдруг неуд?
Рафаэль пришёл в приёмную комиссию и потребовал выдать его сочинение на руки. После бурного препирательства сочинение в конце концов ему просто бросили в лицо. И как оказалось не напрасно: своих ошибок Рафаэль нашёл только одну, а остальные рукотворные тех, кто сочинение проверял: о переделанные на а,  не с другими членами предложения соединены  через строчку. И что отвратительнее всего: даже цвет пасты не попытались подобрать - видимо в полной уверенности, что ничего им за это не будет — не впервой: раньше проходило, и никто даже не пытался им ничего доказывать- всё равно ничего не доказать: кто ты и кто ОНИ?
Только, когда сын расстроенный вконец вернулся домой, Татьяна поняла, что допустила большую ошибку: нужно было поступать в России, а не здесь. Даже узбеки, зная что здесь не поступить, уезжали поступать в институты России — пусть даже в самые небольшие города и поступали, и заканчивали, получив ту специальность о которой мечтали.
А на следующий год Рафаэлю в феврале исполнилось 18 лет, а в мае его привали в Армию.
Вот чем обошлась ошибка Татьяны.
Служил он в Иркутской области и мамы, которые проведывали своих сыновей - как им там служится, рассказывали что в части страшная дедовщина, и начальство на это не обращает никакого внимания. Бывали даже случаи гибели молодых солдат именно на почве дедовщины.
Понятно как себя чувствовала Татьяна, и как она боялась за сына. А младший сын заявил, что служить в Армии не хочет, и сделает всё чтобы туда не попасть. Вот и гадай: что задумал этот сорванец?

Но Рафаэль за два года службы  ни разу не написал о том что деды их молодых обижают — избивают, хотя как оказалось таких случаев было в их части немало.
Старший сын ушёл в Армию в мае 1990 года, когда Советский Союз ,хоть и трещал уже по швам, но пока ещё держался. А В 1991 году сильно злоупотребляющий ответственный товарищ пришедший на смену товарищу сильно меченному, развалил великую страну,  не взирая на мнение народа. И такие же ответственные товарищи из союзных республик радостно с гиканьем и вприпрыжку побежали в разные стороны, как крысы с тонущего корабля.
Мечта о власти была столь сильна, что ни о чём другом эти товарищи думать больше не могли. И  о том, что те слои населения которые  живут где то там внизу, своей жизнью, по разному будут реагировать на то, что местные князьки ухватили власть в свои руки: кто то будет от этого в полном восторге — давно мечтали и надеялись, что и у них получиться присосаться к этой самой власти и жить припеваючи, ничего не делая и ни о чём не думая, а кто то понимал что  теперь попадут в полную зависимость к этим князькам и к присосавшимся и превратятся в батраки, как их недавние предки.
В общем разброд  был,что называется  на лицо -только у первых и к ним присосавшихся — власть, а у вторых только возможность поговорить тихо на кухне о предстоящих неприятных изменениях — но это пока когда новая власть ещё не полностью вошла в силу.
Сыновья, что находились в это время на службе в России конечно ничего этого не знали, но что то их всё же настораживало.
Подходил срок  демобилизации и Татьяна получила совсем неожиданное письмо от сына где он писал, что познакомился с женщиной с девочкой-дочерью и хочет остаться в Иркутской области.
У Татьяны на нервной почве приключился радикулит и она, как когда то её мать да и бабушка в своё время  ни с кровати подняться, ни сесть, ни лечь не могла. Присланное Алексеем из Волгограда,где он в это время отбывал срок за расхищение социалистического имущества, средство Бишофит не помогло, а навредило: не разбавив его нужным образом Татьяна сожгла кожу на спине и в таком виде даже на приём к врачу пойти не могла.
Помог совет коллеги из соседнего отдела: аппликатор Кузнецова. Чуть оклемавшись, Таня написала письмо сыну с  явным несогласием с его планом: её совсем не прельщало желание сына жениться на женщине уже побывавшей замужем и воспитывать чужого ребёнка. И её не остановило даже то, что и Рафаэль и Татьяна — так звали женщину — любят друг друга, да и девочка привыкла уже к черепашке Рафаэлю, как она называла знакомого дядю, и тоже полюбила его, как родного отца, которого не знала с самого рождения.
Рафаэль не мог огорчить мать, которую любил не меньше чем Татьяну и её дочь,
и снова в очередной раз Татьяна допустила непростительную ошибку: она можно сказать заставила сына вернуться домой и испортила ему этим жизнь, потому что следующая женщина, которую он встретил уже в Гулистане, ведь к этому времени Татьяна вместе с матерью уже переехали из Намангана — подальше от беспорядков и постоянных треволнений и жили в Гулистане.
Руслан ехать с ними не захотел, сказав что он уже здесь прижился: здесь у него друзья, нормальная работа, кое — какое знакомство, а в Гулистане нет никого.
Татьяна же надеялась, что и в Гулистане у неё ещё и друзья остались и работу она сможет найти,  а жильё есть.
На Алексея она, как и прежде, не рассчитывала да и ехала в Гулистан не ради него, а ради спасения своей семьи: он как и был для неё посторонним, чужим человеком — так и остался. А он старался приблизиться к ней — ничего не получилось,да и не могло получиться — он как и раньше был неприятен Татьяне, и при первом же удобном случае  Татьяна от него освободиться: когда его сестрица провернула какой то финт с квартирой, будто бы обменяв их квартиру  на 3ёх комнатную малогабаритную квартиру в Ташкенте, и при этом квартира в Гулистане осталась в их собственности — Татьяна культурно выпроводила Алексея в Ташкент, обещая приехать к нему, но у сестрицы были планы иные и она объяснила, что её там никто не ждёт — вот она и отправила братика к ней.
Она после этого золовка звонила чуть ли не каждый день, угрожала  отправить Татьяну на  тот свет, всё порываясь приехать и устроить ей „весёлую жизнь“.
-Приезжай. — спокойно ответила Татьяна.- Как только появишься у меня на пороге, я угрожать тебе не стану — просто сделаю из твоей одной головёнки две.
И Анька не рискнула явиться, да и Алексей тоже.

Приехал Рафаэль — причём  как говорится в чём стоял: в Армии им даже обмундирования не выдали — ехали кто в чём — он в лёгком тренировочном костюме с вытянутыми  коленками и локтями и в старых поношенных кедах.
Устроился сын  сначала, хоть и с трудом,  в строительную организацию.
Так как для него не было даже подходящей одежды да и денег для её приобретение тоже не было, Татьяна снова перешивала старые вещи вручную — машинки швейной у неё не было: из двух старых плащей сшила одну куртку, а из старой строительной куртки Алексея сделала куртку рабочую для сына. Хорошо что старший сын не был таким привередливым ни в одежде и в еде как младший — тот бы ни за что не стал носить такие вещи.
Но на стройке Рафаэль проработал не долго, едва не получив увечье: сорвался с лесов кирпич и чудом не угодил ему в голову- нарушения техники безопасности были в организации чудовищные. После этого, приехавшая в гости к мамочке Анна, устроила племянника по знакомству в местную милицию.
И вот там он встретил свою очередную любовь — даже знакомить её приводил с Татьяной.
На вешний вид эта Леночка была действительно даже очень ничего: такая вроде нежная, хрупкая, беззащитная, но как оказалось, уже побывавшая замужем, и тоже с ребёнком — сыном. Но это не самое главное: главное что  все соседи знали её, как скандальную истеричную бабу, которая весь их маленький район „развлекала“ своими истеричными воплями и скандалами. Все удивлялись, глядя на Рафаэля иговорили:
-Такой хороший парень связался с такой дурищей.
Даже её мать удивлялась вслух:
-Моя то дурища себе такого парня отхватила…
И тогда Таня сказала сыну, что его выбор оставляет желать лучшего, и не столько уже из за ребёнка ,хотя и это имеет значение а то, что весь микрорайон от неё  полном ужасе.
Но тот, когда объявил матери, что женится на Леночке. ответил тоном, не терпящим возражения:
Как я решил — так и сделаю!
Помня что ей сказала мать, когда она познакомилась с Алексеем, и у них дело уже подвигалось к замужеству, Татьяна сказала сыну:
-Ну что же — делай, как решил — главное, чтобы потом о своём решении не пожалеть.

На свадьбу к ним Татьяна не пошла: не хотела видеть молодой супруги сына: та уже и ей успела устроить скандал: звонила ночью, наслушавшись где то сплетен и угрожала, что сейчас придёт к ней разбираться.
-Можешь не приходить! — ответила, как отрезала, Татьяна. — Я всё равно тебе не открою двери и разбираться не стану — у меня пока все дома, в отличие от тебя.
Как после всего этого можно было садиться с этой дурищей за один стол?
На их свадьбе присутствовал от семьи только младший брат — Руслан и после свадьбы к матери с бабушкой даже не зашёл — уехал сразу в Наманган. За брата что ли оскорбился,хотя они с матерью ничего плохого ему не делали и даже разговора у них о женитьбе Рафаэля не было?
И Рафаэль к ним даже попрощаться не зашёл, наверняка зная что они с бабушкой уезжают из  Узбекистана в Россию. Городок Гулистан — всё равно, что большая деревня:все обо всех знают. Татьяне тоже донесли, что их семейство собирается в ближайшее время уезжать на свою родину — в Ульяновскую область, посёлок Вешкайма. И ещё Татьяна  узнала, что Рафаэль на работе упал с крыши и сломал себе ногу. И что его интересно на крышу понесло?
Татьяне очень жаль было сына: он так тяжело ей дался и морально и физически — столько бессонных ночей, столько заботы и силы, столько больничных дней и оберегания сына от болезней, травм и прочих неприятностей - а теперь его, как видно, оберегать никто и не собирался — теперь он сам был обязан оберегать тех, кого взвалил себе на шею.


1. Исход.
Рассказ от лица Татьяны:

             
Ферганские события  3 июня 1989 года всколыхнули весь Узбекистан. Особенно досталось близлежащим городам: Коканду, Андижану, Намангану. Мне в это время «посчастливилось» жить в последнем из них.

Ходили слухи, что причиной этих событий послужила банальная ссора на рынке между турком-месхетинцем и узбеком, но бывалые люди утверждали, что это — только причина для серьёзных событий, которые не заставят себя ждать. И действительно: события, как и слухи,  расползались по городам и весям с пугающей быстротой и натиском, словно лавина, сошедшая с Ферганских гор, накрывая всё новые и новые пространства.

Вот уж и турки, проживающие в городе, взяты на заметку. И снова слухи: их будут вырезать.  Добрейшей души человек: турок Мухлис, работающий  в  «Горзеленхозе» вместе с моей мамой, чтобы спасти своих девочек (жену и двоих маленьких  дочек) тайком перевёз их на территорию организации, в надежде на то, что там будет спокойнее, и сторожил семью с ружьём. Ночью к ним полезли люди в белом, и семья спряталась в подсобном помещении, зажимая рот младшей девочке, чтобы она с испуга не закричала и не выдала их место нахождения.

Не спали всю ночь, ожидая худшего, а утром оказалось, что это работники, расположенной рядом пекарни, залезли воровать комнатные цветы в горшках. Этим же днём Мухлис отправил жену и детей к дяде в Азербайджан.

Дальше-больше стало уже не важно турок ты или нет: русскоговорящий — значит чужак, и значит тут тебе нет места. В городе начались стихийные сборища  «борцов за чистоту ислама»: толпы, разгорячённые подстрекательством, обуреваемые ненавистью, барражировали по городу, готовые в любой момент смести всё на своём пути.

В микрорайонах, в большинстве своём заселённых русскоговорящими, проводились акции устрашения: по ночам на автомобилях расцвеченных зелёными полотнищами,  громкими гудками раздирая ночную тишину, разъезжали местные молодчики с криками:
-Аллаху Акбар! Ур! Ур! (Бей!)

Светлана Дусаева, работающая, как и я, в ОКСе (отделе капитального строительства) Областного управления статистики, утром,  срывающимся голосом рассказывала о том, как они не спали всю ночь, как ей было страшно: боялись, что молодчики начнут врываться в дома, а тогда ничего хорошего от них не жди, ведь в Фергане по слухам убивают не только и не столько турок...

Сотрудницы отдела успокаивали Светочку, напоминая, что её отец всё-таки татарин, то есть тоже мусульманин, и их, вероятно, не тронут.
-Но мама-то русская! - со слезами сомневалась Света, глядя на нас перепуганными глазами.

Наш Облстат находился рядом с УВД, поэтому теплилась слабая надежда на то, что мы находимся под какой-никакой защитой, но надежда оказалась весьма призрачной: разъярённую толпу не остановить даже наличием УВД.

Несмотря на происходящие в городе события, мы вынуждены были работать в прежнем режиме, потому что начальство не разрешало оставаться дома, не смотря  на подстерегающую на каждом  шагу  опасность. Даже на транспорте ездить было не безопасно, каждый "борец за чистоту ислама" мог оскорбить тебя, назвать грязной скотиной (хайвон), ок кулок (белое ухо - то бишь свинья), ударить по лицу.
Не правда ли: чем-то напоминает фашистов с их излюбленным "русиш швайн"?

Были случаи избиения: на остановке вытаскивали какого-нибудь русского и начали избивать, пинать ногами, а автобус или троллейбус спокойно уезжал дальше. Так поступили с Борисом Дмитриевичем из "сельхозотдела" нашего Облстата. Лицо у пожилого сотрудника ещё долго потом отходило от синяков, а пара рёбер были поломаны, не говоря уж о внутренних органах: в то время было не до них.

В самый разгар рабочего дня послышался всё нарастающий гул, а рядом со зданием Облстата начала выстраиваться шеренга милиционеров в полном боевом снаряжении, со щитами, перекрывая улицу поперёк.
Толпа надвигалась лавиной — гул всё усиливался. Когда она подошла на довольно близкое расстояние, со стороны милицейского заграждения послышались призывы  расходиться по домам, но они оказались бесполезными: неуправляемую лавину нельзя было остановить ни  призывами, ни уговорами.

Затем из толпы прогремело несколько выстрелов и в нашем кабинете, располагающемся на втором этаже, посыпались на пол стёкла. Кто-то крикнул: - Ложись!   И весь отдел оказался на полу.
Милиционеры стали стрелять в ответ по ногам. Выстрелы, крики боли и негодования заполнили улицу, но всё-таки ответные выстрелы возымели действие: через каких-то пять-шесть минут толпа рассыпалась в разные стороны, унося  с собой раненых.

На следующий день, работающая в нашем отделе Дильбархон Инамова, со слезами призналась, что у них в доме лежит  её двоюродный брат, раненный в ногу, но они боятся вызывать врача, потому что брата сразу  же заберут.

Стали замечать, что   отдельные работники нашего заведения ведут себя, мягко говоря,  странно. Сотрудник отдела сельского хозяйства  Батыр Вахидов, каждый день, как сонная муха: засыпает прямо на рабочем месте.

Почти чернокожий Батыр гордо объявил себя «белой костью», и, когда на него надавили всем отделом, признался, что ночами он не спит, а ходит вместе с толпой, потому что за это каждому платят по 25 рублей.
-А если тебя подстрелят? -  испуганно поинтересовалась молоденькая сотрудница Мухаббат - в переводе на русский язык - Любовь.
-Не подстрелят! - хитро улыбнулся в ответ  Вахидов. - Я всегда пристраиваюсь где-нибудь  сзади: если что случится — можно сразу удрать.

Мужчина  явно не чувствовал за собой никакой вины: напротив, гордился своими похождениям,  ощущая себя чуть ли не героем, зарабатывающим «лёгкие деньги».

В больницы города начали поступать не только местные жители но и милиционеры, раненные во время стычек с толпой.
Только, когда события стали достигать своего апогея, в город ввели солдат и бронетехнику, которая курсировала по городу и, нагоняя страх, развеивала сборища.

В один из дней в городе произошло ужасающее по своему зверству и жестокости событие: в автобусе воинствующими молодчиками были избиты до полусмерти  трое молодых солдат, совсем мальчиков. Глумились, как хотели, на глазах местного населения, а затем в бессознательном состоянии сожгли в этом же автобусе - ещё живыми...

По городу, как ядовитый плющ, расползались слухи, что скоро начнут вырезать микрорайоны: не сегодня-завтра. Моей маме, кто-то из сердобольных сослуживцев, посоветовал повесить на балкон узбекский платок, как отличительный знак того, что здесь проживают "свои".

Слухи не прекращались. Посыпались угрозы: если не уедем добровольно, то нас заставят сделать это насильно, но тогда придётся уже бежать, сломя голову, успев прихватить с собой только сумку с документами и зубной щёткой.
В отделе ещё юморили:
-Надо же, они знают, что мы зубы чистим?!

Было ясно, что делалось всё для того, чтобы выдавить некоренное население из республики. Но на провокации начали поддаваться. Кому хочется жить в постоянном страхе, каждый день ожидая, когда начнётся обещанная резня?

Русскоязычное население начало подниматься с насиженных, обжитых мест сначала десятками, потом сотнями и, наконец, тысячами. Квартиры продавались за гроши: двухкомнатная квартира с телефоном, на престижных  вторых-третьих этажах стоила не дороже пятисот долларов.

Уезжала и наша семья: сначала в Гулистан (поближе к Ташкенту), где было гораздо спокойней, чем в Ферганской долине, а затем дальше — в Россию.

Перед самым нашим отъездом мне позвонила сотрудница отдела  кореянка Цой Елизавета Мироновна. Её интересовал вопрос: не находили ли мы в своих почтовых ящиках записки? Утром в их доме все жители не коренной национальности в  почтовых ящиках обнаружили записки следующего содержания:
-Русские свиньи, убирайтесь по хорошему! Если не уберётесь — мы вас загоним.

-Куда это они нас загонят? - обеспокоенно поинтересовалась Елизавета Мироновна,  как мать  немалого семейства, обеспокоенная  дальнейшей судьбой своих детей.
-Видно, на тот свет! - невольно вырвалось у меня.
-А если нам, корейцам, не куда убираться?! - сокрушалась женщина.
-Как это некуда? - удивилась я в ответ. - Вам же ясно сказали: русские свиньи — значит тоже поедете в Россию. В отличие от Узбекистана, Россия большая — всех примет...

Так начался исход русскоязычного населения из Узбекистана, в который они вложили столько сил, знаний, лет жизни, своего сердца, своего труда, а в благодарность за это получили, как и было обещано, билет в один конец — в неизвестность, с одной сумочкой, в которой находились документы и зубная щётка.

Самые тяжёлые годы - девяностые. Начинать жизнь в России пришлось, как шутили в нашей семье, от телеграфного столба, потому что даже прописаться было негде. А без прописки ни пенсии, ни пособие по безработице не давали. Никто нас в России не ждал — и там мы были тоже лишними, как и в республиках.
 Я благодарна только за то, что Россия, действительно, богата на добрых людей. Если бы не они, то я не знаю: смогли бы мы выжить в эти суровые девяностые, или нет…
Смерть Брежнева открыла такой ящик Пандоры, который никто из нас не ожидал.
В России едва успевали хоронить вновь избранных Генсеков, а в Узбекистане говорили, злобно шипя:
-Чем больше их сдохнет — тем для нас лучше!
Чем лучше никто из них пояснить не мог, да и не собирался объяснять — у них была единственная цель: поскорее всех русских и русскоязычных изгнать из республики, причём любым способом.
Жили как на вулкане и даже переезд ближе к Ташкенту не мог спасти семью: в Узбекистане взяли курс перевода всей документации на узбекский язык — это и для самих узбеков была задача мало подъёмная: многие из них заканчивали русские школы, да и учились в российских институтах — и если разговорный язык и был на уровне, то письменный да ещё с рабочими терминами давался и им с трудом, а русскоязычному населению работа с документами стала невозможной, и значить они могли бы работать только дворниками, охранниками, посудомойками и уборщицами, не смотря даже на их высшее образование.
Так что не спасал даже переезд из Ферганской долины ближе к столице республике — везде было одинаково с небольшой разницей — в Гулистане только не обещали вырезать их в очередные выходные, но без работы и тут не прожить — это же понятно и именно  на это и строились планы местных националистов.
Вернувшись назад в Гулистан, Татьяна снова сдружилась с соседкой Тамарой с первого этажа, и они часто делились мнением о том что происходит и мнения обоих сошлись: - Долго здесь не продержаться и нужно что то делать.

И вот в один из вечеров Тамара сообщила, что они с подругой Галиной собрались ехать в Саратов, где теперь жила старшая дочь Тамары, чтобы понять можно ли устроится там и каким образом это сделать?
Через несколько дней подруги уехали, а их родственники и  Татьяна с нетерпением стали ждать их возвращения.
Подруги пробыли в Саратове почти десять дней — видимо не так просто было понять, что и как там происходит с такими вот бедолагами, как они.
Рассказов было много и не все они были радужными: в матушке-России и своих проблем было предостаточно.
Как рассказала Тамара за те деньги, что они продали квартиры, можно купить разве что малогабаритную комнату в коммунальной квартире— да и то придётся поискать. В Саратове однокомнатная квартира стоит больше тридцати миллионов, а за их квартиры узбеки платят едва полтора миллиона — даже за двухкомнатную квартиру. Тамара, сложив деньги за три квартиры: её, матери и сестры Вали, смогла договориться только о небольшом домишке под Саратовом, в посёлке Жасминном, и уже дала за него задаток, чтобы ещё кто не перехватил жильё.
С подругой Галиной было немного проще: она сняла трёхкомнатную квартиру на окраине Саратова — в Елшанке, но проблема была в том, что хозяин квартиры требовал оплату за год сразу, а для Галины с её четырьмя детьми это было трудновато. И они все вместе начали уговаривать Татьяну ехать с ними, приводя убойные аргументы: вместе ехать намного легче - во-первых: сейчас в ходу только большие 10-ти тонные контейнеры — для одной семьи это и много, и дорого, а на пятерых — в самый раз, да и дорогой ехать всем вместе не так страшно, и не так опасно. Тем более контейнер они уже забронировали и скоро его привезут на место погрузки вещей.
Татьяна выразила сомнение, что она успеет продать свою квартиру, и Тамара сказала, что с этим проблем у неё не будет: узбек, купивший квартиру у них, готов купить ещё одну на вырост детей — деньги ещё на одну квартиру у него есть — он даже может купить и кое-какую мебель — всё равно всю мебель с собой не забрать: например стенку, да и мягкую мебель тоже — вполне достаточно взять каждому по кровати, телевизор, холодильник, стол,  хотя бы одно мягкое кресло, ну и постель, собственные вещи— это как раз поместится в две с половиной тонны.
Купля- продажа состоялась быстро: узбек был доволен: почти трёхкомнатная квартира с телефоном и мебелью обошлась ему в миллион семьсот тысяч. Дома у него все радовались:
- Вот как мы этих русских дураков обобрали! И поделом: кто их сюда к нам звал? Пусть убираются  своя Россия с тем с чем приехали: ни с чем!
И так, как  видимо думал каждый из них, кто наживался на русских людях, которые иной раз полжизни отдал этой стране, а то и всю жизнь.

Но вот и настал день отъезда и беспокойство Татьяны только усиливалось: что ждёт их с матерью в России ведь она для неё так и осталась землёй торра-инкогнита, потому что её семья уехала из России, когда её было всего пять лет, и единственное  что она помнила - только запах хлеба и вкус подсолнечного масла.
И потом, если в детские годы переезд для неё был весьма привычным: как минимум приходилось  переезжать пару раз в год, то теперь и один переезд был в тягость — тем более предстояло ехать на поезде, а  все знакомые говорили, что поезда в сторону России всегда идут переполненными, и не столько из за переезда русских, сколько из за узбекских спекулянтов, которые везут на продажу в Россию всё, начиная от текстиля, готовой одежды и заканчивая фруктами-овощами.
И действительно всё было так как говорили люди: даже придя на посадку раньше времени согласно купленным билетам, они с трудом сели в вагон, а потом с трудом смогли устроиться на свои места — спекулянты заняли всё, что могли — даже третие полки были заняты, если не мужиками узбеками, то забиты тюками, мешками и прочим барахлом и даже в ящики под их постелями положить свои вещи было не возможно: при первой же попытке сделать это с полки соскакивал какой-нибудь узбекский амбал и и стеной вставал на охрану своего барахла.
Татьяна боялась за мать: как она перенесёт такую дорогу?
Но наконец поезд тронулся и замелькали дома и домишки столицы этих господ, что и тут не дают спокойно уехать из этой варварской страны, из которой их выгоняли, возможно даже те, кто сейчас так стремился попасть в Россию, всеми правдами и неправдами, просто сунув деньги проводнику.
Поезд всё дальше и дальше уносил их из страны, на которую Татьяна потратила 26лет своей жизни, и она с горечью думала что вся её прошлая жизнь — теперь заграница:
её детство, школьные годы, первая любовь, друзья остались в Кустанайской области -  любовь всей жизни, как ей казалось, рождение детей, семейная жизнь, вся боль, треволнения ,  и друзья и враги, становление её, как рабочего человека, остались в Узбекистане.
Заграница — какое тяжёлое, неприятное слово. Но это придётся принять, с этим придётся смириться и с этим же придётся жить дальше.







                Продолжение следует: