Не взайти одному на Голгофу. Часть 1

Не взайти одному на Голгофу
Даниил Райберг
«Свойство учителя-
не колебаться в том,
что сам он говорит».

             (Иоанн Златоуст)


Часть 1
I. Ночь перед выбором

Йехуда, носивший имя, означающее «Прославленный Господом», в эту ночь хотел остаться один. Он поднялся на одну из Иудейских гор, на самой окраине Иерусалима.

Солнце клонилось к горизонту. Горы тянулись рядами, напоминая застывшие волны древнего морского прилива.

Ему нужно было всё обдумать и принять окончательное, мучительное решение.

В тишине предвечерья доносились звуки — резкие и звонкие, как сама жизнь гор: стрёкот сверчков, шорох маленьких зверьков, бегущих в свои норы или, наоборот, вышедших на поиски пропитания.

Они — голодные, напуганные — стремились остаться невидимыми для хищников, которых здесь было в изобилии: и в долинах, и в лесах.

Горы вокруг Иерусалима — скорее холмы, приглаженные миллионы лет назад волнами древнего океана. Но всего в нескольких километрах к северу начинались настоящие горы — крутые, густо покрытые лесом, в которых обитали львы, леопарды и медведи.

Именно в одном из пригородов Иерусалима, где некогда не существовало названий, а жители звались просто «людьми из пригорода», 1 апреля родился Йехуда, сын Елизаветы.

Теперь он сидел на вершине горы и смотрел, как меркнет Иерусалим. Ветер из долины принёс запах зелени и долгожданную прохладу.

Свет уходящего дня ещё подсвечивал обветренные вершины, будто покрывал их чистым золотом. Внизу, в лощинах, прятались кусты, цепляясь за камни.

Йехуду утешали знакомые с детства звуки — они возвращали его в годы, когда он с братьями и друзьями бегал по крутым тропам к их тайному убежищу — пещере, выдолбленной в белом камне.

Он узнал спокойную поступь горного козла и почти неслышимый соскользнувший камень — знак приближающегося льва или леопарда. Это было там, на соседней горе. Здесь же царила тишина.

Йехуда воспринял этот звук как знак: для зверей — предостережение, для него самого — весть о приходе Нового Времени.

Он не знал, что участие в предстоящих событиях сделает его частью основания новой веры для всего человечества.

Йехуда ощущал свою принадлежность к великому роду Давида. Он помнил, как в детстве их семью встречали с почётом во время путешествия в Назарет — к родственникам.


II. Невыносимое поручение

Прошли годы. Солнце всё так же скрывалось за горами, освещая небосвод над Иерусалимом звёздами.

Йехуда вновь сидел на той же горе.

Но вместо детской радости в нём теперь были боль, отчаяние и безмолвное размышление над жертвой, к которой его привела судьба.

Он чувствовал, что стал участником непостижимого замысла — жестокого, почти бесчеловечного, но продиктованного самим Иисусом. Йехуда был избран исполнителем, тайным и главным.

Его удерживала лишь безмерная любовь, преданность и вера в Учителя. Эти чувства были, как поводок, не дающий сорваться и разрушить задуманное.

Они шли вместе — на Голгофу. Один — ради веры и любви к людям, другой — ради первого.

Чтобы увидеть новый урожай, нужно собрать старый. Но не весь — лишь лучший. Остальное должно быть сожжено — как удобрение для грядущего.


III. Мирьям — Превознесённая

Мирьям осталась сиротой в 16 лет. Её отец — Иоаким из Назарета, мать — Анна из Вифлеема, оба были из колена Йехуды.

Родители дали ей имя, означающее «Превознесённая».

Рано осиротев, она не нашла приюта у родственников и попала в монастырь, где трудом и кротостью заслужила любовь.

Она была умна, красива, тиха, благочестива.

Всё шло, как у других девушек, нашедших приют в святой обители. Но в её жизни случилось «нечто».

Когда, где и с кем — никто не знал. Лишь то, что она, по собственным словам, носила в себе новую жизнь.

По уставу монастыря, она не могла остаться.

Сирота, беременная, без поддержки — на неё ждало бы лишь презрение, побои и голод.

Настоятельница, словно предчувствуя такое, быстро нашла решение. Она обратилась к старому, уважаемому плотнику.


IV. Иосиф — защитник и дом

Иосиф был из рода Давида, но беден. Он жил в Назарете, овдовел, воспитал шестерых детей, которые уже разъехались.

На просьбу настоятельницы взять Мирьям в жёны, он ответил сразу: согласен.

Он понимал её положение и хотел уберечь от голода и побиения камнями.

Иосиф имел немного земли, но предпочитал столярное дело — изготавливал мебель для горожан.

Дом его стоял на склоне холма, примыкая одной стеной к дворику с сараем-мастерской.

Мирьям вошла в его дом и нашла там мир. Он — трудолюбивый, добрый, молчаливый, всегда с улыбкой, умел не только строить мебель, но и выслушивать людей.

Её забота наполнила дом теплом и уютом.

Иосифу это нравилось. Он чувствовал, как к нему возвращается радость жизни.

Дети стали чаще приходить, полюбив Мирьям за ум и доброту.

Они жили душа в душу. Он дал ей защиту и покой, она — свет и гармонию дому.

Когда всё встало на свои места, она отправилась на три месяца в Иерусалим — навестить родственницу Елизавету, также ожидавшую ребёнка — того, кто станет Иоанном Предтечей.

V. И назовётся он отцом.

В положенный срок Мирьям родила мальчика, которого они с Иосифом назвали Иисусом — Спаситель.

Мальчик рос в любви и заботе. Подрастая, он всё чаще проводил время в мастерской отца. Это ему нравилось больше, чем бегать по улицам с ребятами.

Мирьям радовало, что между Иосифом и Иисусом была глубокая привязанность и уважение. Они много беседовали — по-взрослому, вдумчиво.

Она особенно обрадовалась, когда узнала, что Иосиф пообещал показать сыну Иерусалим.

Молчаливость Иосифа порой принимали за отчуждённость. Но он просто выражал любовь иначе — вкладывая её в каждую вещь, сделанную для людей. В каждую скамью, каждое ложе, каждый стул — кусочек его сердца и заботы.

Свои знания Торы он передал Иисусу. Он сумел привить сыну любовь к истине и стремление к учёбе. В десять лет Иисус знал Тору наизусть, молился с взрослыми и интересовался судьбой своего великого предка — царя Давида.

Иногда Иосиф затруднялся с ответами на сыновьи вопросы. Тогда он задумывался или говорил: «Такова система, сын мой. Против неё идти — себя разрушить». Но никогда не поощрял слепого следования — всегда учил смотреть вглубь.

Он предостерегал Иисуса от бессмысленной борьбы — от меча, который не может вылечить душу.

Их разговоры были важны. Сын спрашивал, отец отвечал. В этих ответах Иисус чувствовал — они одинаково видят мир: в нём много кривды, но и великая ценность каждого человека. Иисус учился любить, как отец.

Так прошли первые 12 лет. Иисус предпочитал мастерскую шумным играм. Его восхищали руки отца, что из простой деревяшки творили чудо. Он гордился этим трудом, а когда слышал благодарность клиентов — чувствовал, как растёт в нём желание делать добро.

VI. Кедр на ветру.

Иосиф умер вскоре после их возвращения из Иерусалима. Но беседы между отцом и сыном не оборвались. Они продолжались — в сердце. И прекратились лишь на кресте.

Иисус впитал в себя отцовское желание видеть людей счастливыми, научиться истине — и передать её другим.

От отца он знал: в Египте можно найти знания, можно учиться исцелять. И он отправился туда — не ради себя, а ради страждущих, которых в этом мире становилось всё больше.

Он освоил плотницкое ремесло, но знал — мало можно дать одним деревом. Он хотел большего. Он чувствовал — должен дать людям то, что не ломается, не ржавеет, не обесценивается: свет.

До тридцати лет он постигал в Египте тайны слова, прикосновения, смысла. Учился врачевать тело и душу.

Мирьям знала — он уйдёт. Её сердце было с ним, даже когда он был далеко. Она молча принимала его боль, неся её в себе, как крест любви.

VII. Когда уходит отец (Начало пути)

Перед смертью Иосиф исполнил обещание — он показал сыну Иерусалим. По пути они навестили дом Йехуды. Там состоялась их первая встреча.

Иисусу запомнилось уважение — от хозяина к гостю и обратно. Вечерами, когда взрослые замолкали, он и Йехуда продолжали беседы. Несмотря на разницу в возрасте — всего несколько месяцев — Йехуда чувствовал в нём силу и мудрость Давида.

Йехуда был чутким, вдумчивым мальчиком. Он впитывал разговоры взрослых, а потом уходил в своё укромное место и размышлял. Когда приезжал Иисус, они собирали друзей и шли в пещеру. Там говорили о жизни, о мире взрослых, о справедливости.

Иисус говорил больше всех — чуть заикаясь от волнения и от галилейского акцента, но именно это делало его слова особенными. В них слышалась подлинность, искренность, глубина.

VIII. Молчание отца

Когда Иисус с отцом шли в Иерусалим, дорога была усыпана безмолвными столбами — на каждом висело человеческое тело. Сотни распятых — иудеев, приговорённых за разбой, мятеж, убийства римлян.

Сначала Иосиф терпеливо объяснял сыну, зачем и почему это происходит. Но вскоре слов не осталось. Между ними осталась только тишина — и взгляды, полные боли, когда они проходили мимо очередной жертвы.

Возможно, именно этим молчанием отец сказал сыну больше, чем мог бы словами.

Мир вокруг трещал — вера ослабевала, кровь проливалась с обеих сторон.
Своим любящим, тревожным сердцем Иосиф умолял:
— Не иди этим путём. Не повторяй безумия тех, кто пытается победить зло мечом. Сражение — не за кровь. За душу.

Детское сердце Иисуса наполнилось страхом и состраданием. Он не понимал — как можно так умирать? Но уже начинал чувствовать: не в этом путь.
Смерть без смысла не приносит свободы.

И всё же — те распятые, сами того не зная, зажгли в нём первый огонь. Они пробудили в нём решимость искать другой путь — путь Слова, Мудрости, Любви.
Путь, на который вёл его отец.

Отец дал ему опору.
И теперь сын знал: он станет опорой другим.


IX. Материнский зов

Шло время. Галилея наполнялась слухами, как весенние реки — талой водой. Каждый день кто-то говорил: пришёл Мессия. Он близко. Он несёт людям надежду.

И среди множества голосов сердце Мирьям различило один. Один-единственный. Её.
Она узнала голос сына.
Он был жив. Он рядом.

Материнское сердце, измученное годами ожидания, наполнилось светом. Она знала: встреча — неизбежна.
Ещё немного — и я увижу его. Обниму. Прикоснусь к глазам, к волосам, к лицу, которое вспоминала по ночам.

Мирьям отправилась в Иерусалим — не ради паломничества, а чтобы найти и обнять своего сына.

Путь из Галилеи через Иудею был коротким, но опасным. С тех пор как Рим ввёл налог, земля стала тревожной. Наместник притеснял бедных, и многие отчаялись. Одни бежали. Другие брались за оружие. Дороги кишели грабителями, города — страхом.

Но Мирьям не боялась.
Слухи о её сыне наполняли её силой. Она слышала, как люди цитируют его слова. Слышала в голосах простых людей — веру и любовь. К нему. К её Иисусу.

Но глубоко внутри звучал другой голос. Тихий, но неумолимый. Голос предчувствия.
Она знала: путь сына ведёт к гибели.

И всё, чего она хотела — успеть.
Успеть обнять. Успеть спасти. Заслонить собой.

Он тоже жаждал этой встречи. Он нуждался в её глазах, её руках, её тепле.
Но молчал — чтобы не втянуть её в свой крестный путь. Он знал: зло, ложь, предательство и ярость обрушатся на каждого, кто будет рядом.

X. Тропами сердец

Первые проповеди давались Иисусу нелегко. Слишком долго его не было рядом. Он провёл многие годы в Египте — с детства до тридцати.
Когда вернулся, его речь казалась чужой. Слова — странными. Манера — непривычной.

Но любовь к своему народу, вера в него, стремление дать свет — вели его не в столицу, а в самые простые селения. Он не шёл по прямой дороге. Он шёл по душам людей.

Он не позволял ученикам миновать даже малые деревни, где жили всего несколько семей. Это вызывало ропот. Многие ждали триумфа в Иерусалиме. Не понимали: зачем останавливаться везде? Зачем учить, лечить, говорить с каждым?

Позже они поймут. Но тогда — возмущались.

Он учил в пути. На отдыхе. В тени деревьев. Он говорил, но ещё больше — слушал. Хотел узнать, в чём страдания народа. Не через учеников — а через глаза, боль, дыхание самих людей.

Поначалу он посылал учеников вперёд — собрать людей, рассказать о нём. Но вскоре это стало не нужно.
Слух шёл быстрее ног.

Люди сами звали его. Сами просили слова, молитвы, прикосновения.

Он становился своим. Не по крови — по слушанию.
Потому что слышал.
И говорил так, чтобы тебя услышали.



XI. Встреча на перекрёстке

На развилке дорог, недалеко от Иерусалима,
ученики впервые увидели Её —
одинокую женщину с огненными, как закат, волосами.
Они сияли бронзовым отблеском,
привлекая взоры каждого путника,
словно знак — не от мира сего.

Йешуа шёл в центре толпы,
и не сразу заметил её.
Он говорил с народом,
пока не услышал —
шёпот, смех, насмешки,
грубость, сплетённая из похоти и бездушия.

Она сидела у дороги.
Одежда её была тонка,
скорее волосы покрывали её тело,
чем ткань, истёртая временем и усталостью.

Ученики обступили её,
одни с усмешкой, другие с желаниями.
Но Йешуа —
вышел из круга
и встал перед нею.
Собой заслонил.
Не позволил.

Он положил руку ей на голову —
на эти горящие пряди.
И почувствовал запах дороги,
цветов, пыли, боли и чего-то чистого.
Такого, что невозможно было объяснить.

Она молчала,
приготовившись к обычному —
насмешке, унижению,
насилию,
быстрой оплате.

Но всё остановилось,
когда Его рука легла на неё.

XII. Имя из Магдалы

Рука Йешуа соскользнула на её плечо —
нежная кожа,
как бархат рассвета.
Он вздрогнул.
Ученики переглянулись.
Но он молчал.

— Как твоё имя? — спросил Он.
— Мария... Блудница, — ответила она.

Они знали это слово.
И смеялись.
Но Он — не смеялся.

Он знал:
не все "блудницы" — распутные.
Иногда это —
служение.
Иногда — посвящение.
Иногда — боль.

Мария принадлежала к секте,
почитавшей богиню любви,
Астарту,
что была и Морем, и Матерью Царей.

Позже слово "блудница" станет проклятием.
Но пока —
она была женщиной на обочине.
Доступной. Одинокой.
Живущей на границе
молитвы и страха.

И она сказала:
— Я больше не хочу быть язычницей.
Я хочу услышать Тебя,
Пророк.
Ты говоришь не как другие.
Ты зовёшь — к Любви.
Равной для всех.

Йешуа видел её боль,
её усталость,
её нежность.
Он увидел —
душу, не сломленную.

Он сделал то,
чего не делал раньше:
предложил идти с ним.
Быть среди учеников.

Она пошла.
По дороге рассказала о ночах,
где правят разбойники,
о днях, где каждый прохожий
может плюнуть в лицо.

Так сошлись их пути —
Йешуа и Марии из Магдалы.

Он не осудил её.
Он защищал.
Он полюбил —
её глаза,
её правду,
её боль.

И только один понимал это —
Йехуда.
Он был щитом
от сплетен и ревности учеников.

XIII. Йехуда инициированный

Только Йехуде
Йешуа доверял
свои мысли,
сомнения,
планы.

Он знал:
только Йехуда
понимает миссию.
Чувствует.
Несёт.

Когда нужно было уйти в одиночество —
Йехуде Он доверял Марию.
Особенно теперь,
когда под её сердцем
билось другое сердце.
Сердце ребёнка Йешуа.

XIV. Прощание без слёз

Вечер последней Пасхи.
Йехуда уговаривает:
— Оставь Марию дома.
Она не вынесет этой боли.

Она знала,
что прощание близко.
И уходила в одиночество,
чтобы плакать без свидетелей.

В тот день
ей позволено было только одно —
идти с толпой
до места,
где смерть — будет публичной.

Йешуа берег её
от жёстких глаз,
от грязных слов,
от ярости толпы.

Йехуда же —
всегда был рядом.
Невидим.
С ножом на поясе.
С сердцем,
готовым защитить её от мира.

XV. Последнее прикосновение

Иисус не мог отказать Марии в её желании прикоснуться к нему в последний раз. Он позволил — но не в толпе, где ей угрожала опасность быть раздавленной или побитой камнями.

Он знал: скоро солдаты снимут его тело с креста и бросят на камни. Но он хотел, чтобы её прикосновение было не в страдании, а в любви. Он знал, как её нежность делает его миссию почти невозможной.

Он был ещё человеком. И как человек — любил её. Любил их будущего ребёнка, которого она носила под сердцем.

Но он должен был пожертвовать личным счастьем — ради счастья всех.

Мария понимала это. И не была бы Марией, если бы не приняла его Миссию. Она — женщина, любящая до глубины души — чувствовала: он всё ещё человек. Он страдает. Он хочет жить. Хочет любить её — и того, кто ещё в ней. Их двоих, пока они едины.

Мария знала от Йехуды: Иисус идёт путём, начертанным судьбой. По воле Света. Во имя Любви.

Он исполнит своё предназначение — потому, что рядом с ним она. Потому что её любовь делает его путь возможным.

Она знала и верила: он вернётся. Вернётся к ней первой.

Словом и духом своим.

Через неё он передаст завет ученикам. Через неё — он вновь заговорит.

И когда пройдут земные годы, они снова встретятся. Чтобы вместе разделить духовное бессмертие.

А пока — она выполнит обещание. Уйдёт далеко от этого места. Туда, где никто не знает её и их ребёнка. Где они смогут нести Его слово и Его дух — тем, кто жаждет веры.

Веры, без которой нельзя ни жить, ни любить.

XVI. Начало и конец земного пути

Земной путь Иисуса начался давно — в год смерти царя Иудеи Ирода Великого, в четвёртом году до новой эры.

А закончится он — на кресте, в апреле 29 года нашей эры.

XVII. Крестоношение

Как пройти — в цепях, по узким улицам Иерусалима?
Как идти — всё время вверх, по мостовой, по камням,
таща на себе огромный, в прямом смысле — крест?
Ободранным, почти нагим.
Зная, что где-то рядом — ученики.
Любимая женщина — с ребёнком в утробе.
И мать — вечная твоя кредиторша, перед которой ты всегда в долгу…

Как пройти — и не выдать их взглядом
толпе, не злой, но невежественной,
ожесточённой в своём непонимании?

И тогда Иисус нашёл способ спасти их.
И, может быть, спасти себя.

Он стал вспоминать тех, кто помог ему понять себя,
выбрать путь и пройти его — до конца.


Размышления Иисуса прервали солдаты. Они остановились и сняли с него крест. Видно было, что и для них это "восхождение" оказалось тяжёлым.
Совсем рядом, ворча и грязно ругаясь, другие солдаты рыли три ямы — лопатами и руками, — размещая их аккуратно в одну линию, с равными промежутками.
Солдаты сопровождения молча взяли длинные квадратные гвозди и тяжёлые молотки. Ловкими движениями — в которых чувствовался навык, возможно, приобретённый ещё до службы — они стали одновременно прибивать троих осуждённых к крестам, которые те сами внесли на эту гору.

XVIII. Вспоминая путь

Отец и мать.
Они всегда были ему рады.
Он познал через них добро, любовь
и величайшую ценность знания.

Иоанн.
Встреча — у реки Иордан.
Тогда он уже был знаменит —
проповедник скорого прихода Мессии.

Иисус не сразу узнал в нём
друга детства,
с которым бегал по горам,
вел долгие беседы.

Он пришёл к Иоанну узнать,
почему его знают даже в далёкой Галилее.
Он хотел понять — в чём сила обряда омовения.
И сам прошёл его.

В те времена это был символ очищения и покаяния.

Позднее этот обряд назовут Таинством Крещения.

Но когда Иоанн преклонился перед ним —
слишком театрально, слишком торжественно,
Иисус увидел в этом предательство.
Он не поверил. И не простил.

А значит — не мог быть другом тому, кому не верит.

XIX. Наставления

Вновь пришла благодарность отцу.
Тот учил терпеливо и с любовью.
Указал — где искать знания.
Научил странствиям и слушанию.
Показал: люди — книга. Надо читать их беды.

Иисус странствовал по каменистой пустыне.
Он не уходил от мира — он шел в мир.
И не утратил человеческого тепла
в бесплотности духа.

Он нёс свет — словом.

Он был предан вере.
Но страстно ненавидел
лицемерие и жадность её служителей.

Он знал гнев.
Когда храмы превращались в базары —
он брал плеть и изгонял торгашей.
Он взывал — но тщетно.
И тогда — действовал.

XX. Белая ослица

Он вспомнил, как Мария
убедила его въехать в Иерусалим
на белой ослице.

— Это символ чистоты и святости, —
говорила она.

Он улыбнулся, несмотря на боль.

Перед глазами — прощание с учениками.
Трогательное. По всем обычаям.
Он просил у них прощения
за то, что оставляет.

И прощал их — за прошлые сомнения
и будущие предательства.

XXI. Последний путь

Он шёл.
Тело его измождено.
Крест тяжел. Камень под ногой.
Он спотыкается.

Крест сползает с плеча,
ломает ключицу,
смещает кости,
рвёт связки.
Боль — страшная.
Но он не позволяет себе слабости.
Не просит пощады.

Солдаты подхватывают — быстро, решительно.
Им приказано — не дать ему упасть.
Толпа могла взорваться.
Ученики могли… попытаться.
 
XXII. Ученики

Сознание держится на грани.
Он вспоминает — имена.

Иоанн Богослов — ласков, как женщина,
часто клал свою рыжеволосую голову на грудь Учителя.
Иисус позволял — и только улыбался.
Он был любимым учеником.

Пётр, по прозвищу Кифа — Камень.
Он дал ему это имя.
— Ты предан, как пёс, и можешь испугаться, как пёс.
Ты — горяч, порывист.
Ты проживёшь дольше всех.

Андрей, брат Петра.
Был учеником Иоанна.
Но ушёл к Иисусу при первом зове.
Потому — Первозванный.
Ему суждено нести слово скифам и северным племенам.
И умереть на кресте.
На острове Патрахе — по воле проконсула Энея.

И все они:

Филипп из Вифсаиды,
Варфоломей — в тебе нет лукавства,
Матфей — мытарь, сборщик пошлин,
Фома,
Иаков Алфеев,
Симон Кананит,
Йегуда Фаддей — твоё имя значит "Хвала",
и Йегуда Искариот — твое имя от твоего города.

Он помнил их всех.
Он нёс их всех — в себе.


XIX

Кричать, проклинать и одновременно умолять о пощаде, как двое рядом с Ним, Иисус не мог.
Он вновь закрыл своё сознание от боли, укрывшись в воспоминании о прощальном ритуале с учениками.
Он делал это не раз — омывал их ноги. С любовью и без различий. Он знал каждого, не глядя на лица: по походке, по коже, по дыханию. Он угадывал хозяина ног безошибочно, и в этом была его особенная нежность.



XX

Казалось, боль достигла предела. Но нет.
Когда солдаты начали поднимать кресты и устанавливать их вертикально, новая волна жгучей боли пронзила плоть и мозг.
Из уст Иисуса вырвался долгий стон — но никто его не услышал.
Крики двух других распятых заглушили всё вокруг, спугнув даже первых стервятников, уже слетавшихся на пир, приготовленный для них Римом.