Страшная тайна Юрия Рыболовова. Ч. 17
Юра давно не владел письмом, у него дрожали руки, писать он не мог. Договор о передаче дома был написан ровным почерком, а подпись Юры аккуратно выведена по буквам. Письмо в Санкт-Петербург самостоятельно написать он тоже не мог, диктовал Люсе, она записывала. Тётя Люся могла не буквально воспроизвести его слова, возможно, что-то добавила от себя.
Передача дома прошла по дарственной. Новый владелец дома Николай Юрьевич Смирнов, в прошлом полковник УВД, был каким-то почтовым начальником. Тётя Люся его наставляла по поводу меня: «Ты не парься, не важно, что там есть её доля. Мы её не впускали в дом 10 лет, и ты не впускай». Наследницей они меня не считали. Люся говорила: «Эля такая наглая! Какая она наследница?» Я встретилась со Смирновым и предъявила свои права на дом, ему объяснила, что его обманули, что подпись на документах не дяди Юры, что он болен и дарить ничего не может. Смирнов сказал: «Подождите, сейчас тётя приедет». Приезжают Валера, Люся и Вова. Валеру я не узнала, худой, лицо жёлтое, глаза навыкате. Подумала, что у него онкология или что-то с печенью, в своё время он перенёс операцию на желудке. Именно тогда я произнесла роковые слова, что сделаю экспертизу почерка и признаю сделку недействительной. Нужно было, чтобы дядя Юра расписался, и тогда можно было бы сравнить его подпись с подписью на документе о передаче дома. Но через две недели дяди Юры не стало. Он умер 25 июля 2005 года. Похороны состоялись на следующий день. В тот день 26-го июля у дочери был день рожденья. Приглашён был папин двоюродный брат Гена. Он пришёл с женой как раз с поминок. Мне говорят: «Эля, у тебя дядя умер».
О смерти дяди Юры меня не известили. Присутствующие на похоронах обратили внимание на большую синюю гематому в пол-лица. Когда я стала выяснять обстоятельства смерти, мне ответили: «Упал, ударился, от этого и гематома». Его похоронили на следующий день без вскрытия, по справке фельдшера. Объяснили, что у него случился инсульт, он упал и ударился головой о землю, поэтому такие кровоподтёки. Жена дяди Гены Люся была на похоронах и говорила, что «у него пол головы синие». Местный фельдшер дал заключение, что в результате инсульта Юрий Петрович упал и ударился головой о землю. Соседи мне рассказывали, что видели, как на крыльце дядя Валера ударил его поленом по голове. Но знаю наперёд, что эти свидетели официально ничего не расскажут. Валеру можно понять, если тебе бубнят целый день одни и те же стихи, от этого можно сойти с ума. У эпилептиков один из симптомов заболевания – повторять как жвачку одно и то же. Видимо, дядя Юра допёк Валеру и вывел из себя, тот его и ударил поленом. У Валеры напряг на работе, наезжают бандиты, требуя деньги, он приходит домой, чтобы отдохнуть, а тут чокнутый Юрий Петрович парит стихами. Предполагаю, что нервы у Валеры не выдержали, и он не смог совладать с эмоциями. Так сложились обстоятельства. Меня не известили о похоронах, потому что понимали, что я сразу догадаюсь о том, что случилось.
Образцы почерка брали с трудовой книжки, со сберегательных книжек, открытых Юрием Петровичем в Палехе. Истребовали все возможные образцы. Людмила Петровна и Валерий Иванович не могли и предположить, что мы с адвокатом начнём искать образцы почерка дяди Юры, считали, что если его нет, то и концы в воду. По почерку было видно, как менялось состояние его здоровья. Экспертиза установила, что подпись на дарственной не его. Через два месяца после смерти Юры умер Валера. Говорили, что во время смеха. Возможно, что плохое его состояние обострилось от нервных перегрузок. Люся очень переживала его смерть, чуть с ума не сошла. Бывало, что Валера Люсе изменял, но она была мудрая женщина, умела закрыть на это глаза.
Я судилась с Люсей и новым владельцем дома. По ходу разбирательства тётя Люся нашла сына дяди Павла Сергея, который воспитывался в детском доме: «Давай тоже судись, ты тоже наследник дяди Юры». На одном из судебных заседаний тётя Люся заявила, что продала маску Рубцова за шесть с половиной тысяч рублей и на эти деньги поставила гранитный памятник Юрию Петровичу. Сама она эту маску никогда не ценила и считала ненормальным, что Юра дорожит ей. При мне она говорила: «Маска, маска, ха-ха-ха, да кому она нужна».
Ради доказательства подлинности подписи в суд из Шилыкова привозили свидетелей, которые начинали рассказывать, как их научили, что дядя Юра и не болел вовсе, что был розовощёкий и даже играл на гармошке. Но им задавали такие вопросы, на которые не были заготовлены ответы, и они начинали говорить правду. Суд вынес решение в мою пользу. С адвокатом наложили арест на дальнейшую перепланировку дома, чтобы Смирнов больше ничего не строил и не ломал. Он успел перестроить чердак, сделал новую крышу. После Юрия Петровича весь участок был завален железом, чего там только не было, какие-то двигатели, баки, радиаторы. Смирнов сдал 8 тонн металлолома. Дядя Юра был собственником всей земли, по суду земля и дом были поделены между несколькими наследниками. Сумму 17 тысяч рублей, в которую обошлась экспертиза почерка, взыскали со Смирнова. Самолюбие его было задето, он не мог пережить такого удара и перестал ездить в Ступкино. Уже три года как мы его не видели. Перед тем, как всё бросить, он предупредил соседку Голышкину, чтобы «была осторожна с Эльвирой, что она такая же аферистка, как и её тётя». В доме есть и его доля, осталось много его вещей, какие-то чашки, плошки. От этих вещей в сенях пройти и ступить было негде. Завелись крысы. Многое я сожгла. Печку Смирнов сломал. По решению суда образовавшуюся полость он должен был устранить. Заделал плохо, для вида, стена и пол остались с дырами. Иногда свет ночью включаю, крысы начинают метаться по комнате. Многое из вещей дяди Юры Смирнов выбросил под открытое небо, они мокли под дождём. Были там и картины дяди Толи Мутовкина (1918-1991), известного ивановского художника, мужа маминой родной сестры.
К адвокату Николаю Ивановичу обратились по другому делу. Он мне говорил: «Сейчас Смирнову не до твоего дома, он больше не будет чинить тебе препятствий». Рассказал о сложившейся ситуации. У Смирнова жена банкирша, была директором банка «Солидарность», сначала – замом, потом стала директором. Затем перешла работать коммерческим директором в другой банк, где подделала платёжные поручения одного умершего вкладчика, у которого был вклад на 800 тысяч евро. Банки умеют отслеживать своих вкладчиков. Вдова вкладчика по фамилии Баранова хотела вступить в наследство, приходит в банк за вкладом мужа, а ей отвечают: «Да вы что, он при жизни всё получил». Она обратилась к Николаю Ивановичу. В рамках суда была проведена почерковедческая экспертиза, которая определила, что на платёжном поручении подпись поддельная. Где сейчас находится Смирнов и его жена, я не знаю.
В отделе по экономическим преступлениям, когда я была там со своим адвокатом, начальник одного из отделов мне говорил: «Ты думаешь, твой дядя Валера настолько прост, что своей смертью умер? Нет. Он себя отравил». По их версии Валерий Иванович был замешан в какой-то афере и получил крупную сумму. На него наехали чеченские бандиты, они требовали вернуть деньги, под угрозой смерти диктовали условия. Деньги вернуть он не мог или не захотел. Выпив какой-то препарат, дядя Валера умер от сердечного приступа. С покойника взятки гладки, но звонки с угрозами несколько лет продолжались в адрес Люси. Люся отвечала: «Ничего не знаю, я вдова, мне и так очень плохо». Однажды кто-то позвонил ей и сообщил, что её сын Вова попал в аварию. Вова в аварию не попадал. У тёти Люси была стенокардия, её сердце не выдержало, она умерла от инфаркта.
Свидетельство о публикации №225062801299