Гений Карлоса Кастанеды

«Успех одного отважного человека всегда побуждает целое поколение к рвению и мужеству».
— Оноре де Бальзак

«...идя по следам, старайся оставлять свои».
— Нина Шангелая



Осенью, как положено, по улицам большого города гулял ветер. Он по-деловому скручивал листья в спирали и укладывал их в снопы.
А в московском метро в час пик другая сила — столь же безжалостная — закручивала в спирали людские потоки: не собирая их в снопы, а уплотняя до предела «ещё можно дышать». Затем, разделив эти массы на потоки, она отпускала их — чтобы тут же подхватить новые, закрутить, протащить, вытолкнуть наружу.

Такое можно увидеть только глазами «свободного» — если он стоит в стороне.

Был понедельник. И, как и подобает дню с таким именем, он казался серым, каким бы ни было небо.

Лена и Лариса — «дабл Л» или просто «ЛЛ», как их называли друзья — выбрали именно этот день и самое людное время, чтобы практиковать «молчание разума».
Для них понедельник был по-своему прекрасен, а час пик — особенно подходящим.

Они выбрали станцию метро «Парк Победы» — самую глубокую в Москве: 84 метра под землёй, как 27-этажный дом, поставленный вглубь.
Здесь, как и в других центральных станциях, людская плотность достигает максимума.

«ЛЛ» нашли себе крошечную нишу на платформе — островок в бушующем потоке.
Они стояли лицом друг к другу, полуприкрыв глаза. Со стороны их почти не было видно. Если случайный человек вдруг попадал в их укромное место, его мгновенно возвращала назад сама волна.

Обе держались боком к стене, сумочки висели на плечах, прижатые к камню — так было спокойнее.
Упражнение было трудным: расслабиться среди суеты, шума, возможных прикосновений и толчков — и попытаться услышать внутреннюю тишину.

И у них был секрет: любой звук, любое касание — это не помеха, а команда к углублению расслабления.

Они были друг для друга и учителями, и учениками. Многое уже достигли — в том числе, в умении отступить от собственного эго, в умении увидеть грань между добром и злом… и стереть её.

Они вспомнили фразу Александра Солженицына из «Архипелага ГУЛАГ»:
«Если бы всё было так просто! Если бы где-то были злые люди, совершающие злодеяния, и нужно было бы просто отделить их от всех остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, проходит через сердце каждого человека. А кто решится уничтожить часть собственного сердца?»

Они вновь говорили о важности внутренней энергии. О том, что только через её накопление можно избавиться от чувства собственной важности.

Прошло некоторое время. Сколько именно — не имело значения.

Вдруг обе ощутили вторжение в своё поле — как присутствие. Лена повернула голову в ту сторону, куда смотрела Лариса. За спиной стоял её старый знакомый — Арнольд.

Он улыбался. Его лицо, с поседевшими висками и озорной прядью на лбу, сочетало в себе детскую наивность и взрослую мудрость.

— Привет! — первой сказала Лена.
— Привет! — отозвался он с голосом мальчика, ждущего обещанный подарок.
— Ларисочка, это Арнольд. Арнольд — это Лариса. Мы здесь по делу. А ты чего не в толпе? Не спешишь?
— Приятно познакомиться, Лариса! И тебя рад видеть, Лена! Я давно уже не в толпе. Еду к своей стае. Будем коллективно шаманить.
— Шаманить? — переспросила Лариса. — Так ты шаман, Леночка? Интересно! Не бесспорно, но интересно. Приятно познакомиться с шаманом столицы.
— Я не профессиональный шаман. Я — идущий по пути.
— Это здорово. А что это — путь шамана? — спросила Лена. — Расскажешь?

— Шаманизм — часть моего пути, но не цель. Я встретил этот путь и не прошёл мимо.
— Внутренний рост? — уточнила Лена.
— Именно.
— А если шаманство — лишь эпизод, то что тогда твой путь?
— Внутренний рост… и ещё я хочу научиться сдвигать свою «точку сборки».

— Дон Хуан! — воскликнула Лена. — Кастанеда — твой учитель?
— Возможно, я его ученик. Или он мой. Не знаю. Но да — его книги стали для меня путеводными.
— Расскажи про точку сборки, — попросила Лариса.

— Это энергетическое образование, расположенное на расстоянии вытянутой руки за спиной. Представьте ось, проходящую между лопатками — и вот где-то там находится «место осознания». У всех оно есть. Именно оно и фиксирует нашу картину мира.

Мы живём как звери — но не дикие, а клеточные. Мы слепы к чудесам. Мы живём бессмысленно. И умираем — так же.

— Согласна. И ты хочешь пробудиться через накопление энергии?
— Да. Я практикую особые упражнения.

— И только ради сдвига этой точки? — уточнила Лариса.
— Да, ради этого. И ради свободы.

— Расскажи подробнее.
— Наследие Дона Хуана не ограничивается философией. В его книгах есть многое — в том числе подсказки. И для тех, кто идёт этим путём, очень важно иметь нагваля.

— Нагваля?
— Наставника. Настоящего. Он ведёт, сверяет путь, направляет. Без него можно сбиться. Проблема не в том, чтобы найти его — а в том, чтобы он был подлинным.

— Но Карлос оставил учеников, книги?
— Да. Но они не стали настоящими нагвалями. Стадо без пастыря.

— Теперь ясно, почему после его смерти начались нападки на него и его наследие. Мол, был ли он магом — или великим мистификатором?
— А мне безразлично, — спокойно ответил Арнольд.

— А я нет. Это попахивает самозванством. Я не верю во всех этих магов. Разве не страшно ошибиться? Идти за тем, кто утверждает, что знает истину — это быть слепым! — сказала Лариса, в голосе которой уже звучало раздражение.

— А я скажу, почему иду. И скажу прямо...

Лена пожала плечами и мягко улыбнулась:

— Не знаю… Но точно знаю одно: в нём что-то настоящее. Как будто он и правда умеет видеть то, что скрыто от глаз.

— Или… — задумчиво протянула Лариса, — он просто верит в то, что видит. А это, согласись, почти одно и то же. Иногда вера в то, что возможно, и создаёт невозможное.

Они замолчали. За окном кафе медленно клубился закат. Воздух нёс в себе покой и странное предчувствие — будто слова Альфреда открыли нечто большее, чем просто разговор о магии, Карлосе или рекэпитуляции.

Лариса первой нарушила тишину:

— Ты заметила, как он говорил про смерть? Без страха. Без суеты. Как о чём-то обыденном. Это пугает и… вдохновляет.

— Возможно, потому, что он уже живёт с этим знанием. Как с фонариком внутри. Он не ищет ответы — он движется вместе с ними. А мы всё ещё стоим на месте и спорим, куда идти, — сказала Лена, уставившись в кружку с остывшим чаем.

Лариса вздохнула.

— Мы, женщины… Мы ищем смысл через чувства. Через тело. Через заботу, любовь, боль. А они — через действие, путь, структуру. Может, и в этом есть баланс.

Лена кивнула, и в этот момент их взгляды встретились. Что-то тихое и важное промелькнуло между ними, словно проблеск молчаливого понимания.

— Ты думаешь, он вернётся? — спросила Лена.

Лариса подумала. Усмехнулась. И с неожиданной лёгкостью ответила:

— Если он действительно маг — он уже здесь.

Эпилог. Река памяти

Они долго сидели, не заказывая больше ничего. Чай остыл, а за окнами кафе медленно темнело. Внутри — сгущалась тишина. Тишина, в которой слова Альфреда продолжали звучать эхом.

— Ты запомнила, как он говорил об этой практике — «река… рекапитуляции»? — первой нарушила паузу Лариса, аккуратно подбирая слово, словно пробовала его вкус.

— Запомнила. И даже почувствовала, — ответила Лена. — Это не просто про память. Это про возвращение энергии. Про разрыв пут… как он говорил — «канатов к причалу».

Лариса кивнула.

— Словно душа вспоминает, где она оставила свои якоря. Мне кажется, я знаю один такой — и его зовут Сергей…

Лена не ответила. Она слышала это имя уже много раз — в снах Ларисы, в её недосказанных историях и в молчании после некоторых песен.

— Думаешь, стоит попробовать? — почти шёпотом спросила Лариса.

— Я уже попробовала… — ответила Лена так тихо, что Лариса едва расслышала.


В ту же ночь Лена не спала.

Она зажгла свечу. Поставила её на подоконник, словно маяк, указывающий путь не кораблям, а памяти. Воздух был тих, плотный, как перед грозой. Она села на пол, поджав под себя ноги, и закрыла глаза.

Начни с дыхания, — вспомнился голос Альфреда.
Вдох — вспоминаешь. Выдох — отпускаешь.

Сначала перед ней возник образ девочки с белыми лентами — самой себя, стоящей в школьном дворе.
Рядом — строгая учительница, ругающая за почерк.
Вдох.
Страх. Обида.
Выдох.
— Это не твоё, — прошептала Лена. — Отпускаю.

Дальше — юношеское лицо мальчика, впервые взявшего её за руку.
Потом — мать. Слёзы. Невысказанные слова.
Потом — мужчина, ушедший не простившись.

Вдох — вспоминаешь. Выдох — отпускаешь.

Лица, руки, голоса.
Шрамы, прикосновения, обиды.
И вдруг — пауза.
Не потому, что некого вспомнить, а потому, что стало… светло.

В какой-то момент она поняла: тело стало лёгким. Не было тяжести рук, ног, даже мыслей. Как будто её душа на секунду вернулась к себе — чистой, свободной, сияющей. Она словно смотрела на себя издалека, как на актрису, вышедшую из роли.

И тогда она почувствовала: где-то рядом — тишина. Не внешняя, а внутренняя. Та самая, о которой говорил Альфред. В ней не было слов, но было понимание.

Ты — не твои воспоминания.
Ты — та, кто их отпускает.

Когда Лена открыла глаза, свеча всё ещё горела. В комнате пахло воском и чем-то… старым, тёплым, забытым. Как будто она только что провела беседу с самой собой — с той, которую давно не слышала.

На душе было не радостно, не горестно — просто спокойно.
И впервые за долгое время она шепнула:

— Спасибо…
— И что ты почувствовала? — спросила на следующий день Лариса, когда они встретились в парке.

Лена улыбнулась.

— Я почувствовала, что всё только начинается.