Странный пассажир

Видеоспектакль одного актера
       ***
- В советские годы сказали бы "звериный оскал империализма"! А сейчас - Конституция!
Этот дед, что сидел напротив меня в нашем купе двухэтажного поезда, оказался не так уж и прост! Хотя, с виду - ничего особенного. Дед как дед. Седой, как лунь, борода окладистая, неухоженная. Одет просто и очень ворчливый! Впрочем, ... как и многие в его годы!
- Что же вам так нелюбо в нашей Конституции? - осмелился я спросить у него.
- Свободы! - выпалил он, как будто ожидал от меня этого вопроса.
- И что у нас не так со свободами? Чем они вас так достали?
- Не нас! - ответил он мне. - А вас! - и умолк, отстраненно глядя в окно на мелькающую болотистую местность Тверской области, по которой пролетал наш скорый поезд.
Я молчал. Он тоже. "Нас, вас!" - думал я про себя. - "Что за особенность такая у стариков, ставить себя над остальными?" ... Так длилось несколько томительных минут. Наконец, он понял, что я все-таки жду от него неких пояснений, и сказал.
- Свободы, молодой человек, это такое лекарство, которое больной пациент, а в нашем с вами случае, это всё общество, должен принимать очень дозированно. Малыми порциями. И к тому же, на протяжение о-о-очень длительного периода! Сперва лечишь что-то одно. И смотришь, как на эту махонькую свободку люди реагируют. И если видишь, что им свобода слова сносит крышу, то дозировку снижай. В нашем примере, это означает опять закручивай гайки. И так до тех пор, пока общественный организм не начнет на эту свободу адекватно реагировать.
- Но это означает, что те самые гайки, о которых вы упомянули, изначально должны же быть затянуты до упора? - перебил я его. - Вам, вероятно, по душе сталинские времена?
Дед даже и глазом не моргнул на этот мой выпад, и ответил.
- При Сталине было почти хорошо. Почти! Так вот ... Он, конечно, палку перегибал. О чем впоследствии партия и говорила! ... Я, если вы разрешите, продолжу? Потом отпускай экономические свободы. Их много, и все как одна опасные! И в точности по такой же схеме. Потихоньку, маленькими таблеточками. Как вот этот мой глицин!
Тут он вытащил пластину с глицином и выковорил таблетку. А затем привычным движением закинул ее себе в рот.
- И так во всем! - продолжил он, убедившись, что таблетка плотно легла ему под язык. - Во всем! И очень медленно. И под постоянным контролем тех докторов, которые поставлены назирать за общественным здоровьем народа! А то что у вас получилось? Вывалили все таблетки сразу, общество их с радостью проглотило, и что?
- Да, и что? - повторил я за ним его вопрос.
- И с ума сошли все! Вот что! - ответил он. - Поэтому и нужны врачи социальной медицины!
- Так нет же таких! - вставил я свой резон.
- Ага! - ответил он. - И здесь мы с вами подходим к самому интересному! Социальная медицина! Несуществующая здесь и сейчас область клинической медицины на стыке социологии и психиатрии, которая как раз-таки и призвана вовремя распознавать разные диагнозы и вовремя трубить тревогу! А затем, если этого требует ситуация, уже приступают крепкие парни в белых халатах, которые сейчас у вас тут только на спецбригадах в психушке!
- С автоматами наперевес?
- Да нет! Что вы! Какие автоматы! Обычный галоперидол, распыляемый в толпу. Просто, почти безопасно и крайне эффективно. Крайне!..
- Вон оно как у вас! - вздохнул я.
- Ага. У нас! - ответил мне дед. И впервые за всю дорогу совсем слегка улыбнулся. - В России, у нас! И уже почти лет триста как!

Теперь уже я вытаращил на него глаза. А деду, похоже, пофиг! Сидит, как ни в чем ни бывало, и лыбится!
- Так. И ... Если можно, примерчик хотелось бы узнать. Где это у нас в России есть такие доктора и такие структуры? - я не мог бросить этот вопрос без того, чтобы этого старого фантазера не вывести на чистую воду. И настроен был на серьезный спор! Но вместо разъяснений, которых я от него ожидал, он пробурчал.
- Застрял я у вас тут! Четвертый раз уже по этому маршруту катаюсь, и снова мимо Ворот! Только что ведь вокзал в Удомле проскочили! Ведь только что! Гадство какое-то, да и только! ...
- Что это ... О чем это вы?- я всерьез обеспокоился психическим состоянием этого деда!
Но в этот момент к нам в купе заглянула проводница нашего вагона. Она мило нам улыбнулась и произнесла, обращаясь к деду.
- Виенир Ниямалович, вам просил передать Начальник Состава, что ваши Ворота были неисправны. Но сейчас их починили. И немного перенесли вперед. В настоящий момент они находятся в нескольких минутах от Бологое и функционируют нормально! Не желаете чаю? Есть лотерейные билетики в помощь больным деткам, шоколад ...
Дед лишь интенсивно помотал головой и произнес ворчливым голосом.
- Я тут с этими поломками Ворот все деньги уже прокатал! ...
Няшная проводница исчезла, а я сидел, ничего не понимая в происходящем. Дед это, конечно, на моем лице прочел, и сказал совершенно ровным тоном.
- Да не кипятись ты! Не дергайся! Я тебя с собой не заберу! Ворота только на меня настроены. Хотя ... как знать? Может после ремонта опять глюк какой-нибудь случится?
- Ворота? Глюк? Опять? - как попугай повторил я его слова. - И что это вообще значит? Не соизволите объяснить?
- Не соизволю! - ответил он и уставился в окно. - Сколько у нас еще до Бологое?
- Часа два. - машинально ответил я ему.
- Ну, так вот! - сказал дед. - Потрудитесь эти два часа мне не мешать, пока я отчет пишу. И не задавайте ваши детские вопросы про то, что всем давно известно! ...
Так мы и просидели в полной тишине всё оставшееся время. Дед что-то карябал ручкой на бумаге и все время ругался насчет того, что поезд слишком сильно болтает, и такой архаизм, как стальные рельсы, давно бы уже могли заменить на обычные, да-да, совершенно обычные левитационные полосы ... Еще какую-то хрень нес ...
Незаметно пролетело время ... А на подъезде к Бологому я, не сводивший с него уже порядочно уставших глаз, вдруг заметил, как внезапно вокруг деда разразилось яркое фиолетовое сияние. И вслед за этим он просто исчез. Вместе со всеми его бумагами. Я потряс головой и даже глаза зажмурил от удивления!
- Вон оно как! - только и мог промолвить я. А потом просто вышел в коридор нашего второго этажа и быстрым шагом поспешил вниз. Мне срочно нужно было убедиться в том, что у меня самого с мозгами всё в порядке.

Наша проводница о чем-то хлопотала в своем купе.
- Э ... - я решительно не понимал, с чего начать и как объяснить этой молодой и симпатичной девчонке, что у нее из поезда, на полном ходу исчез пассажир? Она, видя мое замешательство, просто мило мне улыбнулась и прощебетала.
- Что, Ниямалович исчез? - а я в ответ лишь покивал головой.
- Извините. Я думал, что у меня глюки ...
Мы стояли через порог друг от друга во внезапно возникшем неловком молчании. А потом она молча взяла меня за галстук и втащила в купе. И я услышал, как щелкнула щеколда запора. Шах и мат!
Я бросил беглый взгляд на ее бейджик и пролепетал, падая спиной на ее диван.
- Мариночка ... Мне бы не х...
- ... сейчас станет легче! - перебила она, резво забираясь ко мне на колени.
- Это что, терапия такая? - сдавленным шепотом произнес я, рассматривая в упор блестящие пуговки на ее блузке.
- Ну, да ... - услышал я тихий шепот ее губ совсем рядом со своим ухом. - Мне вам объяснить нужно. Многое. И утешить ... И это обязательно ... Вы сейчас в таком состоянии, что ...
Я прикрыл глаза и приготовился принять самые лютые, самые невыносимые утехи ... о!о
Да, всё могло бы стать сильно хуже, если бы в этот момент в окне нашего вагона не начали мелькать стационарные фонари. Мы въезжали на стацию Бологое.
- Как некстати ... - прошептала Мариночка и резво соскочила с моих колен, спешно поправляя узкую юбку. - Выходи! Мне нужно запирать купе!
Но я и сам это понимал ... А потом я еще целых пол-часа ходил по замерзшему перрону и нервно курил, перемалывая в себе все события, так неожиданно свалившиеся мне на голову ... Адреналин не впускал в голову никакие мысли. Ничего понимать не получалось. Мариночка никак не шла из головы и из тазобедренного отдела. А поэтому необходимо было просто смириться со всеми фактами и постараться ни о чем не думать ... Даже не пытаться! ...

Однако, почти сорок минут на легком морозе сделали свое дело! И когда нашему составу подоспело время продолжить свой путь, я твердой походкой зашел в вагон, даже не взглянув на Мариночку, стоявшую возле дверей ...
Всю оставшуюся дорогу до Питера я простоял в коридоре рядом со своим купе. Тупо пялясь в окно. И эти два часа показались мне бесконечностью. Но зато я сумел вернуться в себя!
Острое ощущение того, что где-то поблизости с моим диваном еще находятся некие непонятные Ворота, которые могут тебя подхватить и переместить неизвестно куда, это чувство просто вытолкнуло меня в коридор и никак не позволяло вернуться обратно в купе ... Страх? Нет, скорее отвращение. Да, именно отвращение! Мне было крайне неприятно понимать, что со мной обошлись, как с полнейшим дураком. Что я ничего не знаю и ничегошеньки не понимаю в вещах, которые когда-то станут обыденными. Что сейчас и я, и все вообще вокруг мои современники, все мы живем по неким социальным правилам и стандартам, которые когда-то будут классифицироваться нашими потомками, как тяжелые социальные болезни. А нас, как носителей этого, будут лечить методами некой еще никому пока что не известной социальной медицины ... И еще эта Мариночка! ... Я был в разводе и не был ангелом. И в любой другой обстановке даже и разговору бы не было ... Но ... Она тоже самым очевидным образом была замешана во всем этом ... И поэтому мое отвращение ко всему происходящему автоматически распространялось и на нее ...
А за окном, прорезая непроглядную темень ноября, мелькали снежинки. Словно росчерки трассирующих очередей ... Наш поезд неуклонно мчался к конечному пункту ...

В двадцать три ноль семь, точно по расписанию, мы остановились у платформы родного Московского вокзала, и я стал доставать из-под своего сиденья свой чемодан. Тут-то я и заметил в самом углу дивана, на котором ехал дед, порядком затертую книжку. Я приблизил ее к лицу и прочел: "Профилактика и упреждающая терапия острых психозов Общества, как единого мета-организма." Издано ... О! В Питере издано! Я присмотрелся в тусклом свете нашего купе к дате и без труда разглядеть четыре интересные цифры: год две тысячи триста тридцать второй ... Впрочем, это уже меня не удивило! ...
Я чувствовал полнейшую отстраненность и даже отупение от всего, что произошло со мной в этой поездке. Мой рассудок все еще никак не мог принять того очевидного факта, что целых пять часов я ехал в одном купе с человеком из будущего ...
Я положил книгу на столик и только еще сейчас заметил, что из этой затрепанной книженции торчит уголок очень свежего белого листка бумаги. Как будто его вложили туда только что?  Любопытство моё победило, и я одним движением руки выдернул этот листок на свет Божий. Это была записка без указания адресата и без подписи в конце. Складывалось впечатление, что она адресована любому, кто сподобится ее прочесть. Но по тому брюзгливому тону, который чувствовался в тексте, с очевидностью следовало, что написана она моим недавним попутчиком, дедом, и адресуется не кому-попало, а именно мне!

"Привет!" - значилось в ней. - "Меня , конечно, предупреждали старожилы из нашей семьи, что ты зануда, жлоб и непревзойденный тупица! Но не до такой же степени! Я поверить не могу, что тот, кто известен в одной из ветвей истории, как мой четырежды прапрадед, и основоположник новой научной дисциплины, мог оказаться гомункулусом с интеллектом уровня шимпанзе!
Возьми эту книгу, что я оставил, тебе. И не смей ее оставлять в купе, как ты это делал предыдущие пять раз! Иначе, на седьмой раз, когда меня снова пошлют тебя уговаривать, я просто начищу тебе твою гнусную тупую рожу! Итак, по порядку! В среду следующей недели садись в этот же поезд по этому же маршруту по направлению в Кострому и просто сиди в купе до тех пор, пока за Бологим Ворота тебя не подхватят, и ты не окажешься в аналогичном экспрессе в той же точке пространства, но уже в моем времени. Ворота так работают. Энергию на перемещение во времени они черпают из кинетической энергии движущегося состава. А больше тебе знать и не надо! В купе нашего экспресса тебя встретят. И это точно буду не я!
Эта книга, она является кратким введением в современную социальную медицину. Обязательно прочти ее! С пониманием ты справишься, поскольку она и написана в расчете на дебилов, только что закончивших школу. И у тебя будет время обо всем подумать почти десять дней. Когда ты окажешься у нас, и при условии, если это вообще произойдет, ты во-первых, сам увидишь насколько приятно жить в здоровой социальной среде, и во-вторых, получишь исчерпывающие указания в части того, что, где и как ты должен будешь делать, когда мы тебя вернем в твое сумасшедшее прошлое. Для того, чтобы социальная медицина, как естественный этап эволюции общества, вообще стала возможна! Это не займет много времени. Возьми на работе неоплачиваемый отпуск на пару недель. Директрисса твоя, Инна Васильевна, мне обещала, что отпустит тебя в краткосрочный и очень неоплачиваемый отпуск. Потому что как работник - с ее слов, - ты не представляешь никакой особой ценности! Предлог изобрети сам. Надеюсь, с этим-то ты сможешь справиться? Не впервой же с честным лицом врать бабам?
Разумеется, если тебе еще не наскучило жить в обществе безумных политиков, ненасытных бизнесменов и смирившейся, унылой толпы тех, кому не досталось "места под солнцем", если это всё тебе еще любо-дорого, то ты в праве отказаться. В этом случае, купе во встречающем экспрессе в моем времени, останется пустым через неделю. Я и все, кто у нас рассчитывает на твою поддержку, в этом случае будем знать, что ты просто предатель Истории и вообще не способен на мужские поступки. Лично я поспорил на пол-литра коньяка двухсотлетней выдержки, что ты не появишься. Я в тебя категорически не верю! Но мой долг, как наблюдателя, не позволяет мне пустить дело на самотек, и поэтому я пишу тебе это письмо. Наш краткий разговор в купе только лишний раз убедил меня в том, что ты тупица и трус, и не захочешь бросить ваше болото, чтобы помочь выстроить для Истории тот путь, который так или иначе все равно возникнет, но уже стараниями и трудами других. Более умных и несравненно, более смелых! Короче, в следующую среду мы тебя ждем у нас. Ворота за Бологим настроены на твою ДНК. Твоё купе выкуплено нами целиком, так что ты там будешь один. Поезд номер 043А Санкт-Петербург - Кострома, вагон восьмой, место восемьдесят семь (первое купе на втором этаже!) Отправление с Московского в двадцать два десять. Твой билет в электронном виде я уже послал тебе на смартфон. Всё!"
Я перечитал это дедово письмо несколько раз. Когда до меня внезапно дошло, что мы давно уже на конечной! Я спохватился и бегом поспешил к выходу, догоняя последних пассажиров нашего вагона, всё еще толпившихся в тамбуре. Проводница Марина стояла на перроне. Но я прошел мимо нее, не обронив ни слова, и быстро зашагал по направлению к вокзалу. Я чувствовал спиной ее взгляд на себе, но сейчас было не до нее! Текст записки, написанный для меня в столь грубой форме, как это было сделано, не давал мне покоя. И я понимал, что это такой прием - заострить чье-то внимание на смысле. Вывести из зоны комфорта. А потом на этой нервной волне залить в тебя всё таким образом, чтобы оно тебя уже никогда не покинуло!
"Сволочи!" - я скривился в злобной ухмылке.
Я выбросил недокуренную сигарету под вагон, на рельсы, хоть раньше никогда бы так не сделал! Во мне раздражение сменялось способностью рассуждать. По всему выходило, что именно мне ... Нет! Не именно мне, а то, что у меня есть высокая вероятность здесь, в своем родном времени, стать родоначальником новой научной дисциплины! Да! Ни больше, ни меньше! А такой шанс выпадает немногим и вовсе не по предложениям извне. Обычно чтобы что-то новое ввести в обиход целого общества, новаторы тратят десятилетия жизни, проводя их в самых лютых сражениях и подковерных играх! ... Второе - дивиденды! Тот, кто первый, - все равно в чем, - тот всегда в почете. А следовательно, богат. Это же всё, что планируется, произойдет у нас, тут! И соответственно, я не буду в ущербе ни при каком раскладе! И третье. Есть возможность очутиться в будущем. Сгонять, так сказать, в гости к удаленным потомкам, какими бы негодяями они ни оказались. Что-то там сделать и узнать, наобещать им кучу всего, а потом меня вернут обратно с целью навести порядок здесь, в этом обществе. Но последнее всё равно, в любом случае решать мне. И если мне в их планах хоть что-то не понравится, я на всё это просто забью ...
 
Это всё выглядело, как некая вполне себе реальная и выполнимая перспектива. Тревожило только одно: в записке дед обронил фразу о том, что у него не получилось сподвигнуть на все вышеозначенное меня аж целых пять раз. А сегодняшняя попытка была уже шестой! Но, разрази меня гром, почему я об этом ничего не помню?! ...
Я подходил ко входу в метро ...