Подарки

Иногда по утрам, когда особенно рано просыпаешься, или скорее, зыбкий сон сменяется такой же неверной явью, когда на часах четыре утра - ни туда ни сюда, когда пока неясно, что сегодня будет болеть больше - ноги, спина или измученная лекарствами печень, приходят странные воспоминания. Говорят, что это эффект сильных обезболивающих. Но я из последних сил стараюсь в это не верить.

Сегодня сквозь сон возникло имя: Стефания. Сначала я не понял, чье оно. А потом одно потянуло за собой другое, и так по ниточкам, видение приняло форму и объем, зазвучало и развернулось в сознании, как цветной фильм.

Стефания была моей ближайшей соседкой, ее дом стоял вплотную к нашему, поэтому, разумеется, все детство мы с ней провели вместе. Наши родители дружили, ходили друг к другу в гости на все праздники, на Новый год мы вместе запускали салют на берегу озера, в день Летнего солнцестояния жгли один общий костер - то у них, то у нас.

Стефания была сорванцом похлеще любого мальчишки. Именно с ее подачи я прыгал в воду с тарзанки, бегал по крышам и залезал на самые высокие деревья. Она делала все это легко и мастерски. Однажды, мама, вернувшаяся с работы, обнаружила нас на огромном старом каштане, росшем рядом с нашим забором, на самом верху. Она побледнела, понимая, что сами мы не слезем, дети - нам было лет по восемь-девять. Но Стеф, как обезьянка, ловко хватаясь за ветки, стала спускаться, показывая мне дорогу, и через несколько минут мы уже стояли перед моей мамой, и давали клятвенное обещание больше так никогда не делать. И, конечно, нарушили его на следующий же день. Мы гоняли на великах по лесным тропам. Лазили в зоопарк через забор, и нас чуть не поймали. Стеф каждый день придумывала что-то новое, и все более экстремальное. Однажды я слышал, как ее мама говорит моей:

-Не знаю, что с ней делать. Она как парень. Не понимаю, куда ее несет.

У Стефании была целая куча книг про амазонок и в подарок на праздники она требовала себе еще и еще.
-Это моя мечта, - говорила она, - когда я вырасту, то соберу отряд амазонок, таких же, как я.
-И что вы будете делать? - заинтересованно спрашивал я.
-Как что? Воевать, конечно! Скакать на лошадях… Когда-нибудь у меня будет лошадь.

Когда соседи приходили к нам в гости, Стеф одевали нарядно и она демонстративно страдала в платье с бантом, тут же вымазывалась углем из костра или рвала подол о колючки куста, в котором у нас был штаб. После окончания официальной части, пока я под умиленными взглядами взрослых играл на пианино (по настоянию мамы, конечно), Стеф облегченно переодевалась в штаны и мы уносились за новыми приключениями.

Выход к озеру был совсем рядом с нашими домами. Асфальт заканчивался песчаной дорожкой, песок был мелкий и серый, как пыль, на берегу росли старые кривые ивы. Зимой мы прибегали сюда пробовать лед на прочность, пока никто не видит, и добирались аж до середины озера. Летом здесь собиралось довольно много людей. Здесь мы купались, если по каким-то причинам не хотелось уходить далеко от дома.             

Мне было четырнадцать, значит, ей пятнадцать. Купались мы всегда так, что казалось - в яростной битве гибнут два крейсера. Кстати, именно Стеф научила меня по-настоящему нырять. Мы шли к берегу, чуть дыша, наглотавшись воды, снимая с себя водоросли, Стеф еще пыталась брызгаться и ставить мне подножки, но вдруг охнула и согнулась пополам.
-Что с тобой? - испугался я.
-На что-то наступила…
-Покажи.
Она подняла ногу, сначала я ничего не увидел, а потом на ее белой ступне выступила кровь.
-Держись за меня.
Стеф оперлась на мою руку, и неожиданно я почувствовал что-то, что никогда раньше не возникало у меня по отношению к ней. Она больше не была воинственной амазонкой, как сама себя называла, она стала беспомощной девушкой, которую мне надо было спасти. Это было так непохоже на нее! Я все ждал, что она сейчас пнет меня и унесется к берегу, но она только тихо ойкала, наступая на раненую ногу. Я осторожно усадил Стеф на песок и взял в руки ее ступню. Она здорово порезалась чем-то, кровь продолжала течь, и я обернул ее ногу своей майкой.
-Испачкается, - сказала она хрипло.
-Ерунда, - отмахнулся я, - ты как, дойдешь?
-Куда я денусь, - она не двигалась с места и все смотрела на меня. А я на нее. Я видел ее как-то по-другому, не так, как всегда, и от этого было одновременно страшно и захватывающе, как будто летишь на американских горках с закрытыми глазами. Я вдруг увидел не привычного товарища по играм и шалостям, а девушку, голубоглазую, со светлыми, почти белыми волосами, которые она обычно заправляла за уши, а сейчас мокрые пряди падали ей на глаза, с нежной кожей… Заметил, что все икры у нее расцарапаны, а на коленке синяк.
-Все в порядке? Не надо помочь? - к нам подошла какая-то женщина, с тревогой глядя на Стеф.
-Спасибо, мы тут рядом живем, - ответила Стеф, через силу улыбаясь, и подергала ногой, отбирая ее у меня. Я неловко поднялся и принялся поспешно натягивать джинсы.
Путь с пляжа шел в горку - я бережно держал хромающую Стеф и замирал от странного чувства ее близости. Довел ее до ворот и спросил:
-Может, я перевяжу?
-Я сама, - Стеф высвободилась и запрыгала на одной ножке к двери. Остановилась и протянула руку:
-Давай майку, я постираю.
-Ничего, она черная.
-Давай сюда, - рассмеялась она. Я подошел, протянул ей майку. Мы опять уставились друг на друга, словно оцепенев.
-Ладно, пока, - и она исчезла в доме.

Я пошел к себе. Что-то подсказывало мне, что наше время шалостей закончилось. Что мы больше не полезем на наш каштан и не поедем специально зайцами на трамвае, чтобы сбегать от контролеров. Что-то поменялось, вступило в новую стадию. Глупое детство осталось позади. Мы больше не сможем относиться друг к другу, как раньше. Я смотрел на себя в зеркало. Интересно, видит ли Стеф меня так же, как я ее? Длинный худой подросток в отражении пожал плечами. Вряд ли. Мне захотелось еще раз прикоснуться к ней, надо было все-таки настоять и перевязать ей ногу. Я вдруг подумал, что ни разу за всю нашу дружбу Стеф не попадала в такие ситуации. Ни разу не падала с велосипеда (а я летал только так), если ударялась, то не обращала на это внимания, к ссадинам наспех прилепляла подорожник и бежала дальше. Мы смотрели кино в моей комнате, валяясь на кровати (Стеф любила лежать на спине, закинув ноги на стену и смотреть фильм в перевернутом виде), ели мороженое из одной банки, часто засиживались до ночи, а потом Стеф перелезала забор, чтобы не обходить дом. Я никогда не воспринимал ее как девушку. Когда родители заставляли ее надевать платье - мне было смешно, настолько ее это тяготило. Однажды я попытался напугать ее пауком - а она спокойно взяла паука в руки и стала рассматривать. Разве девушки так себя ведут?

Я поймал себя на том, что смотрю на ее окно. Не то чтобы она мне нравилась… Просто было очень, очень непривычно. Надо было освоиться в новом ощущении.

Все вышло так, как я и думал. Неделю мы не виделись, вернее, я заходил к ней пару раз, но что-то поменялось, мы не могли так же беспечно болтать и подкалывать друг друга, как раньше. Чувствовалось какое-то напряжение, оно мешало, и я торопился уйти. Мне не хотелось менять отношение к ней, но это было неизбежно.

А потом был День рождения моей мамы и Стеф пришла, опять в платье, но теперь непохоже было, что ей не терпится сменить неудобную одежду на штаны и майку. Стеф была другая. Ее как будто подменили. Вошла ко мне в комнату, чинно села на кровать. Прежняя Стеф завалилась бы, как попало и кинула бы в меня подушкой.
-Как твоя нога? - я тоже почувствовал, что надо вести себя по-другому.
-Зажила, - Стеф скинула туфлю (туфлю!), и, вывернув колено, показала ступню. Платье задралось, и Стеф поспешно одернула его. Я увидел на ступне розовый шрам.
-Интересно, чем же это ты?
-Стеклом, наверное.
Я непроизвольно придвинулся чуть ближе. Она тоже. И мы вдруг поцеловались. Отпрянули друг от друга -  и поцеловались снова. Не скажу, что мне особо понравилось. Скорее, возникло недоумение - "и это все?"

-Дети, вы где? - позвали нас снизу, - Макс, иди сыграй нам!

Я шумно вздохнул и закатил глаза, как всегда делал при просьбе сыграть, но Стеф первый раз в жизни не подыграла мне, смотрела серьезно и без улыбки. Мы поднялись, и, не глядя друг на друга, вышли из комнаты. С этого момента все закончилось. Мы общались, но как-то по инерции, натянуто. Ни ей, ни мне это больше не было нужно, но мы оба изо всех сил пытались удержаться в безопасном мирке, где еще оставалось ощущение детства.

Однажды договорились покататься на велосипедах, но, когда я вывел велик из гаража, увидел Стеф, нарядную, с накрашенными губами, и с двумя подружками. Раньше она никогда не дружила с девчонками!
-Извини, Макс, забыла тебя предупредить. Давай в следующий раз? Не обижайся, ладно?

И они втроем, вышагивая на высоких каблуках, удалились к трамвайной остановке. А я остался, чувствуя себя лопухом и малолеткой. Поехал кататься один, но настроения не было. А спустя несколько месяцев семья Стеф переехала. Мы договорились звонить друг другу, но не сдержали обещания.
И все равно своим первым поцелуем я считал именно этот - со Стефанией, которая нравилась мне, как друг, и совершенно не нравилась, как девушка.

Зачем мне это вспомнилось? Не знаю. В последнее время я чувствую себя очень старым, и дело не в возрасте. Болезнь подтачивает не только тело, но и сознание. Остаются лишь вспышки памяти, которые я принимаю, как драгоценные подарки, потому что знаю, что скоро мне не останется и этого…