Рыцарь революции, оклеветанный большевиками

РЫЦАРЬ РЕВОЛЮЦИИ, ОКЛЕВЕТАННЫЙ БОЛЬШЕВИКАМИ

– 1 –
Прежде чем читать это моё исследование, прошу учесть мою позицию по отношению к большевистской власти. Я абсолютно убеждён, что Ленин – германский шпион и предатель Отечества – и его приспешники были основателями террористического государства, ставившего своей целью полное уничтожение России и русских, поскольку их «корифей» Карл Маркс считал славян «недочеловеками», «подлежавшими поголовному уничтожению в ходе мировой революции». Кроме того, Ленин ненавидел Россию из-за казни его брата Александра и издевательств над его семьёй крестьянами села Кокушкино, которым они владели. Полагаю, что и нынешняя власть продолжает «славные» большевистские традиции, сохраняя памятники антихристу Ленину и его сподвижникам, а также названия улиц и городов с их именами.
Поэтому тем, кому приятны изверги-большевики и их последователи, рекомендую не читать данный материал, ибо они не смогут понять его патриотической и исторической сути.
– 2 –

«Нет партий…а есть кучки шарлатанов, которые во имя личных выгод…уничтожают трудовой народ» (Н.И.Махно).

Настоящая статья посвящена жизни и революционным подвигам выдающегося революционера Нестора Ивановича Махно, отдавшего всю свою жизнь трудовому народу. Нет необходимости подробно излагать суть лживой большевистской пропаганды, объявившей «батьку» Махно профессиональным бандитом, антисемитом и контрреволюционером, приписывая ему собственные атрибуты.
Вспомните хотя бы советские фильмы, как например, «Хмурое утро». Там показан Н.И.Махно настоящим садистом, расстреливающим из револьвера случайных прохожих просто ради развлечения.
Даже в фильме «Неуловимые мстители» Лев Барашков поёт: «К дорогуше своей я б ушёл давно, но стоит на пути чёрт Махно…».
В СССР даже существовал такой термин как «махновщина», означавший разгул безвластия и беззакония! В то время как и в СССР, да и в современной России, беззаконие, с которым как раз и боролся Н.И.Махно, стало нормой жизни!
Вкратце изложу биографию Нестора Ивановича, которая полностью опровергает большевистскую, просоветскую и современную пропаганду историков-конъюнктурщиков.
Итак, он родился 7 ноября 1888 года в селе Гуляйполе Екатеринославской губернии в семье государственных крестьян. Имел четырёх братьев, трое из которых погибли в борьбе с гайдамаками и белогвардейцами, а четвёртый – Григорий –   был зверски убит большевиками. В расправе над родными Махно большевики и белогвардейцы, и гайдамаки Скоропадского были едины: им не были нужны честные революционеры, боровшиеся за счастье простого народа!
Будучи простым сельским тружеником, Нестор, не имел возможности получить необходимое для него образование (как показала история он обладал исключительными интеллектуальными способностями). Как  и его земляки, он окончил всего-навсего двухгодичное начальное училище в родном Гуляйполе.
Однако и этого оказалось достаточно, чтобы он осознал, в какую эпоху живёт, и активно, с юности, включился в революционную деятельность.
Надо бы отметить, что в то время очень многие будущие исторические деятели не обладали высшим образованием, но творили историю! Так, например, легендарный Ленин, ограничился гимназией и никаких университетов не кончал, а большевики придумали для него «экстернат» в Санктпетербургском университете, но «не заметили», что его диплом, выставленный в музее Ленина, принадлежал другому лицу – Ульянову Владимиру ИВАНОВИЧУ!
Опечатка в такого рода документе тогда была просто невероятна!
Не кончал «академий» и И.В.Сталин, ограничившийся несколькими курсами духовной семинарии. Да и последователь большевиков-вождистов в Германии А.Гитлер тоже не обладал высоким образованием…
Вместе с тем Нестор Махно оказался активным организатором и участником революционных действий!
В августе 1906 года он организовал в Гуляйполе так называемую «Крестьянскую группу анархо-коммунистов», влившуюся в революционный «Союз вольных хлеборобов». Первоначально члены союза принимали участие в террористических актах против богачей и «экспроприациях» их имущества, что сближало сельских революционеров с большевиками.
Такого рода деятельность привела Махно к аресту и суду. Взяв на себя вину за убийство чиновника военной управы, Нестор Иванович был приговорён царским судом 22 марта 1910 года к смертной казни, которую заменили пожизненной каторгой. Уже тогда Махно был готов отдать жизнь за свои революционные идеалы. Пребывая в московской Бутырской тюрьме, он познакомился там с видными деятелями анархистского движения, подпал под их влияние и стал самостоятельно учиться, благо, что царские надзиратели (не в пример советским!) не препятствовали самообразованию заключённых. Там молодой Нестор Иванович не только тщательно изучал труды известных революционеров, но занимался самообразованием и даже освоил французский язык!
Ввиду своей активности, он остро реагировал на беззакония в тюрьме и часто организовывал протесты, в результате чего много раз попадал в холодный карцер, где заболел туберкулёзом и позднее, по выходу из тюрьмы, потерял одно лёгкое…
После Февральской революции был амнистирован, уехал в Бессарабию, где встретился с Г.И.Котовским, известным профессиональным уголовником, который был использован хитрыми большевиками и даже назначен командармом. Махно  сразу же понял, что перед ним не революционер, а бандит, и немедленно прекратив все связи с ним, уехав в Гуляйполе, где занялся активной революционной деятельностью.
В конце марта 1917 года Махно был единодушно избран председателем Совета крестьянских и солдатских депутатов Гуляйпольского комитета.
Он активно боролся за свои революционные идеалы и поддержал требование большевиков о созыве Всеукраинского съезда Советов.
Но в это время германские политики осуществили организацию так называемой Центральной Рады из подготовленных на Западе украинских националистов, и их войска вторглись на Украину.   В декабре 1917 года войска Рады заняли Екатеринослав. Махно уехал в Гуляйполе и объявил о проведении съезда Советов Гуляйпольского района. Там он, поддержанный единогласно, объявил о вражде с Центральной Радой, потребовав её смерти!
В январе 1918 года Махно возглавил Гуляйпольский ревком, в который вошли анархисты и эсеры.
В конце января лидеры прогерманской Центральной Рады  подписали в Брест-Литовске мирный договор с Германией. В развитие этого сепаратного акта германские войска вторглись на территорию Украины.
А вскоре, 1 марта 1918 года, в Бресте, большевики подписали с Германией сепаратный мир, фактически отдав Германии всю Украину и Белоруссию.
Узнав об этом, Махно поехал в Москву,  пытаясь там разобраться в обстановке. Через хаос и беззакония ему удалось туда приехать, где он встретился с Свердловым и Лениным. Свои беседы с ними Махно изложил в своих «Воспоминаниях» и, судя по экспертному анализу, абсолютно достоверных.
И Ленин, и Свердлов оказались просто хитрыми интриганами, а вовсе не такими «гениями», как их выставили советские идеологи…
Но эти жулики попытались использовать Махно в своих целях, подготовив ему необходимые документы для возвращения на Украину.
Их чаяния были вознаграждены.  В июле 1918 года Махно, создав большой вооружённый отряд, совершил успешное нападение на германские войска. После небольшой победы к нему просто хлынули повстанцы. Началось освободительное движение украинцев против австро-немецкой оккупации.
В это время вспыхнула революция в Германии, и немецкие войска ушли из Украины. Но их ставленники образовали новое правительство – Директорию, начавшую борьбу за власть.
Махно уехал в Гуляйполе, не признав прогерманскую власть. Там он организовал «Гуляйпольский революционный штаб». В это же время Директория во главе с Петлюрой попыталась занять Гуляйполе. Тогда Махно заключил союз с большевиками и начал борьбу с петлюровцами.
В декабре 1918 года войска Махно и красногвардейцев разгромили петлюровцев и заняли Екатеринослав. Большевики назначили Махно командиром «советской революционной рабоче-крестьянской армии Екатеринославского района». После этого большевики ушли, оставив в Екатеринославе малочисленный гарнизон Махно на произвол судьбы. Этим воспользовались петлюровцы и, вернувшись, вновь захватили город, зверски расправившись с махновцами.
Нестор Иванович, потеряв больше половины своих воинов, вернулся в Гуляйполе. В дальнейшем война затянулась, и петлюровцы так и не смогли занять Гуляйполе, несмотря на наличие в их рядах немецких и австро-венгерских войск. Не получилась и знаменитая «продразвёрстка» большевиков, когда большевистские бандиты отнимали у крестьян последние средства к существованию. Махно просто не пустил их отряды на контролируемую им территорию.
К началу 1919 года обстановка стала несколько стабилизироваться, но вот началось, поддержанное странами Запада, наступление Деникина и, понимая, что Украине грозит белогвардейская оккупация, Махно, по предложению большевиков, заключил соглашение с командованием Красной Армии о взаимопомощи против Деникина с сохранением автономии Гуляйполя и обеспечил вхождение его 50-тысячной повстанческой армии в состав 1-ой Заднепровской украинской советской дивизии Украинского фронта. Махно был назначен комбригом.
Независимое поведение Махно, его критика репрессивных методов большевиков вызвали беспокойство руководства Кремля и особенно возмущение Махно поведением сотрудников ВЧК и необоснованными репрессиями против всех несогласных с большевиками.
В мае 1919 года по распоряжению Л.Троцкого, председателя Реввоенсовета Советской России, махновцам перестали поставлять боеприпасы в нарушение договорённостей, как это было свойственно большевикам. Оставшись без боеприпасов, войска Махно понесли тяжёлые потери, а белогвардейцы заняли  Донбасс.
6 июня 1918 года Л.Троцкий объявил виновником «развала фронта» Махно и назвал его «врагом народа». Через 3 дня Махно объявил о разрыве отношений с Советской властью, отступив с остатками своих войск в Херсонскую губернию.
Но с началом наступления деникинских войск он поддержал Красную Армию, организовав мощное партизанское движение в тылу у деникинцев. Это сильно ослабило деникинскую армию и помогло Красной Армии отбить наступление на Москву.
1 сентября 1919 года Махно провозгласил создание «Революционной повстанческой армии Украины». Затем его армия заняла Екатеринослав. Тогда Махно выдвинул программу действий для создания самостоятельной крестьянской республики, отменяющей диктатуру пролетариата (фактически группы жуликов-большевиков) и руководящую роль большевистской партии, чтобы привести к власти народ не на основе насилия, а на основе «всенародной воли».
Н.И.Махно разработал конкретную программу справедливой передачи земли крестьянам вопреки ленинскому «Декрету о земле», в котором крестьяне были одурачены.
И все начинания Махно стали сразу же проводиться в жизнь. Но в декабре 1919 года большевики попытались захватить территорию, контролируемую Махно. Туда прибыли красноармейские части. Поскольку до этого махновцы сотрудничали с Красной Армией, да и сами служили в её рядах, они приветливо встретили большевиков. Однако те сразу же повели себя враждебно, не подчиняясь местным властям, бесчинствуя, как это было принято у большевиков, да и последующих коммунистов, чувствующих свою власть. Закончилось это изгнанием красноармейцев из Гуляйполя и расстрелом их командира Полонского в декабре 1919 года.
9 января 1920 года так называемый «Всеукраинский ревком», назначенный из Кремля, объявил Махно «и его группу» вне закона.
И, тем не менее, Махно не вступил в соглашение с прибывшим к нему посланником Деникина против Советской (фактически большевистской) власти.
Посланник Деникина был публично казнён в Гуляйполе.
Большевики, обладая дьявольской хитростью, всё же решили использовать войска Махно до конца. 2 октября 1920 года Махно, по их предложению, подписал так называемое Старобельское соглашение с «правительством УССР».
С помощью махновцев большевики сумели разгромить войска Врангеля и занять Крым. При этом на всех ключевых точках, включая штурм Перекопа и форсирование Сиваша особенно активно действовали повстанцы Махно.
Однако после победы над белогвардейцами коварные большевики решили расправиться с Махно и его повстанческой армией. Первоначально они предложили его войскам перебазироваться на Южный Кавказ, но когда махновцы поняли политику Советов и отказались, началась так называемая «операция по ликвидации партизанщины».
В конце лета 1921 года остатки малочисленной армии Махно были вынуждены отступить перед превосходящими силами Красной Армии и ушли в Румынию.
Но и там Махно не было покоя. Агентура большевиков, страшившаяся того, что Махно станет свидетелем кровавых преступлений Советской власти, устроила несколько попыток его устранения в Румынии. Тогда Махно с помощью друзей сумел бежать в Польшу, но и там его пыталась достичь «рука Москвы». Лишь с помощью анархистов-эмигрантов ему удалось выехать в Германию, откуда он едва сумел спастись от рук агентов Советского посольства.
В апреле 1925 года Махно с помощью друзей выехал в Париж, где поселился в городском пригороде Венсене. Проживая в доме художника-анархиста Ивана Лебедева, он занимался трудовой деятельностью рабочего: подрабатывал столяром, плотником, даже плёл домашние тапочки… Так что легенда советских средств информации о его сказочных богатствах, добытых грабежами, является очередной циничной ложью: Махно не продавался за деньги и был честным человеком.
В последние годы жизни он активно участвовал в жизни анархических организаций Франции, писал статьи в журналах, начал работать над мемуарами (которых очень боялись власти СССР!).
У него была жена – Галина Андреевна Кузьменко – от которой у них была дочь Елена.
Н.И.Махно так и не завершил свои воспоминания и 6 июля 1934 года скончался в возрасте 45 лет в парижской больнице от туберкулёза в полной нищете.
Его прах был похоронен в колумбарии на кладбище Пер-Лашез за деньги еврейской общины, благодарной за то, что в годы лихолетья Нестор Иванович защищал евреев и их семьи от гайдамаков, украинских националистов, что ещё раз опровергает клевету советских идеологов о его антисемитизме!
Вместе с этим, хотелось бы отметить, в какой роскоши проживали и умирали большевистские главари: ленины, сталины, ворошиловы и проч.
Вот вам доказательства того, кто был реальным революционером, отдавшим жизнь за народ и идею, а кто жил ради личного благополучия и власти!
Получилось как в истории с горьковским Данко, горячее сердце которого растоптало подлое быдло!
Его жена Галина развелась с ним ещё в 1927 году, потому как хотела вернуться в Россию и не носить его фамилии. Она с дочерью вернулись в СССР в 1945 году после победы над Германией, но, несмотря ни на что были арестованы и посажены в тюрьмы.
Только после смерти Сталина им вернули свободу, но искалеченные жизни так и остались искалеченными.
– 3 –

«Воспоминания» Нестора Ивановича Махно.

Книга 1. Русская революция на Украине (от марта 1917 года по апрель 1918 года)

Здесь автор сообщает об освобождении из царских тюрем политических заключённых, в числе которых оказался и Н.И.Махно. Он сообщает, что отсидел в тюрьме 8 лет и 8 месяцев, «закованный по рукам  и ногам», приобрёл там тяжёлую болезнь, но, выйдя 2 марта  из ворот Бутырской тюрьмы, сразу же включился в деятельность московских анархистов.
Он лелеял мысль о необходимости «создания своей анархической организации», тесно связанной с широкими народными массами, для построения нового мира с торжеством «свободы и правды».
С этой мыслью он через три недели после освобождения вернулся в Гуляйполе. К тому времени, по его мнению, их анархическая организация потеряла две трети своих членов, пострадавших от царских репрессий. Но идея анархизма, как он пишет, «глубоко пустила корни…среди крестьян не только в Гуляйполе, но и за его пределами». Махно встретился здесь со своими старыми соратниками, среди которых были новые молодые люди, которые занимались распространением анархической литературы среди крестьян, «выпускали прокламации, печатанные на гектографе». Пришло и очень много рабочих и крестьян, «сочувствующих анархической идее». Видя перед собой честных, искренних людей, Махно поставил перед собой задачу вести активную пропаганду анархизма, «разогнать Общественный комитет (правительственная единица коалиционного правительства), милицию, не допустить организации никаких комитетов и взяться за прямое дело анархизма…»
Махно предложил своим соратникам уже назавтра созвать крестьян на сход-собрание, чтобы «положить начало организации Крестьянского союза».
Этот союз, по мнению автора, должен был влить максимум живых, энергичных сил в русло революции». Он считал, что трудовое крестьянство и рабочие должны сами соорганизоваться для защиты своих прав и дальнейшей жизни, а Учредительное собрание, которое готовили все российские партии, объявил врагом «трудящихся села и города». Он назвал Учредительное собрание – «картёжной игрой всех политических партий», как, собственно, и было на самом деле! «Перед крестьянством, как и перед рабочими, – утверждал Махно, – стоят вопросы посерьёзнее. Они должны готовиться к переходу всех земель, фабрик и заводов в общественное достояние…» 
И вот «28-29 марта 1917 года было положено начало организации Гуляйпольского Крестьянского союза». «В комитет союза вошло 28 крестьян» и сам Махно, который, как он пишет, просил крестьян не избирать его. Но они настояли и даже утвердили Махно председателем этого комитета.
В течение 4-5 дней в союз записались все крестьяне, «кроме, конечно собственников-землевладельцев».
Крестьяне настаивали перед общественным комитетом на немедленной передаче им всей земли и на создании самостоятельных земельных комитетов. Но Махно советовал пока не спешить, чтобы не вызвать кровопролития.
1 мая в Гуляй поле под руководством анархистов прошла мощная демонстрация против Временного правительства, расстрелявшего в апреле 1918 года мирную демонстрацию «петроградского пролетариата».
«Демонстранты были настолько многочисленны, пишет Махно, – что их шествию не было видно конца». Это всё говорило о больших организаторских способностях Нестора Ивановича, который в мае провёл большую работу «на съездах крестьян в Гуляйполе и Александровке».
«…съезд в Александровке кончился тем, что  вынес резолюцию о переходе земли в пользование трудового общества без выкупа и избрал уездный комитет».
После работы с крестьянами Махно со своими единомышленниками занялись агитацией идей свободы и справедливости среди рабочих. Войдя в состав гуляйпольского союза металлистов и деревообделочников, анархисты сразу же поддержали требование рабочих об увеличении зарплаты на 80-100%.
Но хозяева предприятий никак не соглашались на эти условия. Тогда Махно предложил осуществить экспроприацию всех денежных касс заводов и начать массовую забастовку.
После нескольких дней борьбы хозяева заводов подписали все тексты условий, выдвинутые Махно и рабочими, и удовлетворили их требованя по зарплате.
«С этого же времени рабочие в Гуляйполе и в районе подготовились и взяли все предприятия, в которых работали, под свой строго организованный контроль», – отметил Махно.
Такая деятельность махновцев обеспокоило власти так называемого «Екатеринославского общественного комитета», созданного буржуазией для защиты своих интересов. «Участилось…появление в Гуляйполе инструкторов, организаторов и пропагандистов».
«Но уезжали они из Гуляйполя, – пишет Махно, – всегда без резолюций и побеждённые действием крестьян и рабочих-анархистов».
Дальше делегаты от Крестьянского союза под руководством Махно изъяли у помещиков все документы на приобретение ими земель в собственность. Махно также предложил упразднить милицию. А когда последовал «нажим из центра», помешавший осуществить это, анархисты обеспечили «лишение прав милиции самостоятельных арестов и обысков и этим свели её роль на разносчиков пакетов от Общественного комитета по району».
На очередном съезде крестьян в Гуляйполе Н.И.Махно выступил с пламенной речью, в которой рассказал о зверствах Временного правительства, расстрелявшего демонстрацию рабочих в Петрограде с 3 по 5 июля 1917 года. Он обвинил социал-демократов в предательстве интересов революции и соучастии в преступлениях.
На этом же собрании неожиданно появился представитель Центральной Рады, созданной в Киеве украинскими националистами в противовес Временному правительству России. Он назвал себя социалистом-революционером и призвал изгнать «кацапив» (то есть русских!) с Украины. Так начинался инспирированный Западом украинский национализм!
«Но труженики  Гуляйполя были глухи к призыву украинского «социал-революционера». Они буквально стащили провокатора с трибуны и вынесли резолюцию с проклятиями Центральной Рады, «как злейшим врагам нашей свободы».
Это – неопровержимое доказательство очередной большевистской лжи, обвинявшей Махно и его соратников в национализме! Дело обстояло совсем наоборот!
В это же время в Гуляйполе пришло известие, что в Петроград вернулся из эмиграции теоретик российского анархизма П.А.Кропоткин, который был торжественно встречен А.Ф.Керенским.
Махно посоветовался со своими соратниками и немедленно подготовил приветственное письмо престарелому вождю анархизма, которое и отослали в столицу.
Но, думая о дальнейшей революционной деятельности, Нестор Иванович заметил, что лидеры анархизма ничего, кроме теоретических выкладок и сочинений, не сделали, не выезжали на встречи с рабочими и крестьянами, словом, были оторваны от народа.  Сам же он поддерживал тесную связь с трудящимися и добивался и положительных результатов, и роста авторитета анархистов, и себя среди населения.
Вскоре в Гуляйполе был созван съезд Крестьянского союза, который постановил послать в Екатеринослав, губернский центр, делегатов на съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов. Делегатами избрали от крестьян – Махно, от рабочих Серегина.
По прибытии в Екатеринослав Махно встретился со своими товарищами-анархистами. Там он, в бывшем Английском клубе, пристанище анархистов, обнаружил полный хаос, мусор на полах и столах. Нестор Иванович был возмущён таким беспорядком, который устранили только после появления в клубе заместителя секретаря федерации анархистов И.Тарасюка (Кабась), заставившего всех заняться уборкой.
Махно удалось побывать и в зимнем городском театре, где он выступал перед рабочими с критикой социал-демократов, пытавшихся, по его мнению, захватить власть с целью укрепления государства. Там ему с напарницей удалось «переговорить» некого Нила Скромного, имевшего влияние на рабочих.
5 –7 августа 1917 года состоялся губернский съезд Советов, постановивший «реорганизовать все крестьянские союзы в советы на местах.
14 августа в Москве открылась так называемое Всероссийское демократическое совещание, инспирированное Временным правительством. Узнав о том, что там присутствовал и даже выступал П.А.Кропоткин, боготворимый анархистами, гуляйпольские анархисты, по словам Махно, буквально остолбенели и восприняли  это, как старческое бессилие.
Обнаружив, что руководство анархическим движением больше занимается «речами» и теорией, оторвавшись от простого народа, Махно и его соратники решили работать с крестьянами. «И группа растворилась среди тружеников подневольной деревни, оставив лишь инициативное и посредническое бюро; словом и делом она помогала трудящейся массе разобраться в моменте и придать своей борьбе большую решительность», – пишет Махно.
Когда в конце августа 1917 года в Гуляйполе пришли сведения о Корниловском мятеже в Петрограде, Махно собрал крестьянское собрание, на котором все единодушно осудили попытку вооружённого свержения Временного правительства дворянством. Тогда же крестьяне потребовали расправы над всеми бывшими царскими служаками. Здесь же, на собрании они хотели совершить самосуд над бывшим царским полицейским приставом Ивановым. Но Махно запретил это делать, разъяснив крестьянам, что настоящие революционеры не убивают бывших приставов, которые не сопротивляются революции и не скрываются от народа!
Это – прямое опровержение обвинений большевиками махновцев в терроризме, чем как раз сами и занимались!
На следующий день после собрания в Гуляйполе прошла массовая демонстрация всех жителей под лозунгами защиты завоеваний революции. Увидев Махно, демонстранты подхватили его на руки и стали кричать: «Да здравствует революция! Да здравствует Махно»!
Выступая перед народом, Махно предложил Комитету защиты революции организовать вооружённые отряды из крестьян по десять-пятнадцать человек, объехать все помещичьи имения и кулацкие хутора и конфисковать всё имевшееся там оружие: винтовки, дробовики и даже шашки. Но при этом «ни пальцем ни словом не оскорблять буржуазии». «Отобрание произведено спокойно, без жертв», – отметил Махно.
Как только пришли вести о разгроме корниловского мятежа, в Гуляйполе состоялся съезд Советов. Во время разбора событий, связанных с упомянутым мятежом анархо-коммунисты предложили провести немедленную конфискацию крупных земельных владений в общественный земельный фонд, а землю перераспределить между всеми тружениками с учётом, что если прежние владельцы захотят трудиться на земле, то и им выделить равные доли со всеми. Однако провести в жизнь это не удалось. И порыв трудящихся, по мнению Махно, остановили «люди, шедшие под флагом социализма, люди, игравшие в социализм»!
Это мудрое предположение Махно затем полностью подтвердилось последующей историей, когда большевики-ленинцы стали строить горе-социализм с дворцами для себя и лачугами для простого народа, что продолжается по сей день, правда уже без лживого ленинского прикрытия фальшивой марксистской идеологии!
А в Гуляйполе  трудящиеся «ограничились лишь тем, что за аренду помещикам не платили денег, взяли землю в ведение земельных комитетов… Да удержали за собой контроль над производством…»
«Трудовое крестьянство и рабочие… организовалось в небольшие – в 50 – 200 человек – свободные сельскохозяйственные коммуны и стали ждать весны».
Лишь в конце ноября 1917 года на Украину дошли сведения об Октябрьском перевороте большевиков в Петрограде.
В этом событии приняли активное участие анархисты, но, будучи разобщёнными организационно, как полагает Махно, отдали все революционные завоевания «мудрому» Ленину, который всех перехитрил.
Анархисты оказались «в хвосте революции», не сумев пойти самостоятельным путём и перестроиться так, как требовало время.
Несмотря на то, что большинство крестьян надеялись, что большевики продолжат революционные действия, среди населения были и умные люди, которые замечали, что складывается новая грабительская и жестокая власть. Эти люди считали, что Ленин продолжает политику «разыгрывания дурачка», как это делали царь Николай и Керенский. Под хитрость Ленина попали и левые эсеры и анархисты и опомнились они лишь «через 7 – 8 месяцев своего лакейства перед мудростью Ленина…»
Трудовое население Гуляйполя и «района в большинстве своём отрицали саму идею Учредительного собрания, однако не всё это большинство…бойкотировало выборы». В результате пропаганды социалистов и националистов в руководящие верхи проникли антиреволюционно настроенные люди.
А в целом, к первым числам декабря в Екатеринославе фактически торжествовал уже блок большевиков и левых социалистов-революционеров.
Крестьяне Гуляйполя под влиянием анархистов усмотрели, «что партия большевиков обнаглеет и будет строить за счёт крестьянства своё большевистское «пролетарское государство», – отметил Махно и гениально предсказал этим будущее превращение крестьянства в рабов большевистской верхушки!
В это же время активизировались украинские националисты Центральной Рады, которые начали борьбу за власть и проповедовали «вечную борьбу с кацапами»!
Будучи председателем Гуляйпольского районного Совета, Махно, в целях выяснения обстановки, направил двух своих соратников в Одессу и Киев, где шла борьба между отрядами Центральной Рады и большевистско-левоэсеровского блока.
Когда же ходоки возвратились, был созван съезд Советов, который вынес резолюцию: смерть Центральной Раде!
Тем временем война разгорелась уже на подступе к Гуляйполю: в Александровске появились войска гайдамаков.
В ночь на 4 января 1918 года Махно, передав свои полномочия председателя Совета товарищу, выехал с вооружённым отрядом в Александровск.
Появившись в городе, махновцы занялись освобождением из местной тюрьмы всех арестованных и после недолгой волокиты с этим успешно справились.
Там же Махно объявил о выходе из революционного комитета, где преобладали большевики и левые эсеры.
По этому поводу он пророчески пишет:  «Для меня лично абсолютно верно то, что недалеко то время, когда эти две ныне царствующие в стране партии не помирятся, столкнутся на своём пути и начнут друг друга уничтожать…»
Не теряя времени, Махно предлагает ввести ряд мер по усилению революционных сил. Одним из первых его требований было изъять у Гуляйпольского кредитного банка 250 тысяч рублей. По этому была принята единодушная резолюция районного революционного комитета. Банк удовлетворил требования комитета и в течение 5 дней передал революционерам деньги, которые, по сообщению Махно, потребовались «на литературу и разъезды пропагандистов и организаторов труда против капитала и власти…»
Одновременно махновцы организовали обмен между московскими фабриками и крестьянами Гуляйполя таким образом, что москвичи поставляли на Украину «мануфактуру», а в ответ получали продовольствие от крестьян.
Однако власти Александровска задержали вагоны из Москвы, пытаясь воспрепятствовать их приезду в Гуляйполе. Тогда Махно направил туда своих людей и потребовал прекратить безобразие. И эшелон с «мануфактурой» прибыл в Гуляйполе.
Но в дальнейшем эсеро-большевистские власти запретили рабочим заниматься товарообменом с крестьянами.
В это же время в Гуляйполе стали организовывать трудовые коммуны с общежитием для их членов, равным распределением продуктов и выборным управлением. Готовилось и обращение к учителям городов, чтобы они приезжали в коммуны организовывать детские школы.
«Свободный коммунистический строй, – пишет Махно, – населением района принимался за высшую форму общественной справедливости. Однако переходить на него сейчас же население в массе не решалось, ссылаясь на наступление немецких и австрийских армий…»
И вскоре революционные начинания Махно и его соратников похоронила Центральная Рада, подписавшее соглашение с германской армией на оккупацию Украины, а затем, там же, 1 марта в Брест-Литовске и большевики предали Россию, подписав унизительный мир с передачей Германии Украины.
В Гуляйполе в это время проходили длительные заседания Революционного комитета, многочисленные демонстрации, в процессе которых начались драки и даже стрельба с убийствами соперников.
Махно использовал всё своё влияние, чтобы остановить террор. За это даже его единомышленники осуждали его, говоря, «что товарищ Махно хочет явных контрреволюционеров переубедить, чтобы они стали революционерами». Это ещё раз доказывает, что Махно был настоящим серьёзным политиком, но ни в коем случае не террористом.
Тем временем германские войска подошли к Екатеринославу и уже обстреливали из артиллерии Александровск (в 80 верстах от Гуляйполя).
Красногвардейские отряды под командованием Егорова шли навстречу немцам и австрийцам. Гуляйпольцы под руководством Махно «организовали свой гуляйпольский вольный батальон, состоявший из шести рот в 200 – 220 человек каждая». Группа анархистов тоже собрала свой хорошо вооружённый отряд из нескольких сот человек. Командиром формирований Махно предложил матроса Полонского, члена революционного комитета. Его и утвердили члены комитета.
Сам Махно выехал в Пологи в штаб начальника резервных красных войск  Юга России Беленкевича, с которым обсудил ситуацию. Последний передал Махно шесть артиллерийских орудий.
Когда же Махно направился на фронт, чтобы помочь отступавшим войскам Красной Армии, ему неожиданно в Царёвоконстантиновке принесли телеграмму из Гуляйполя о том, что там произошёл мятеж с арестом всех революционеров для передачи их на расправу немцам и Центральной Раде.
Но вскоре пришла новая телеграмма из Гуляйполя о том, что революционные крестьяне освободили всех арестованных, и они ушли от мятежного еврейского гарнизона, подчинившегося немцам и Раде.
Вскоре к Махно прибыли из Гуляйполя уцелевшие соратники, которые рассказали, как немцы и гайдамаки занимали их район.
Выслушав их, Махно пришёл в гнев и заявил, что «больше не будет пощады врагам трудящихся!»

Книга II. Под ударами контрреволюции (апрель – июнь 1918 г.)
Глава I. На пути отступления 

«В апреле 1918 года, – пишет Махно, – я вызван был в штаб Егорова – штаб красногвардейских войск».
В это время германо-австрийские войска, воспользовавшись бегством большевиков, занимали всё новые территории Украины, захватили и Гуляйполе.
Вскоре стали прибывать и бежавшие из Гуляйполя соратники Махно, включая его брата Савву. Они рассказали, как прошло вторжение немцев вместе с гайдамаками Центральной Рады. Махно понял, какую ошибку совершил с товарищами, принимая в ряды своих вооружённых отрядов кого попало. Многие из тех лиц были прислужниками немцев. Он также считал, что неправильно отправил на фронт своих анархистов: они бы смогли остановить врага…
Особенно болезненно воспринял Махно переход еврейского отряда на сторону врагов. Он очень лояльно относился к евреям и боялся, что это вызовет в дальнейшем вражду к ним и кровавые погромы, чего он не хотел.
Махно считал, что нужно разъяснять своим сторонникам, что в случившемся виноваты лишь отдельные лица, но не весь еврейский народ. – Если мы не проявим надлежащего действия в этой области нашей борьбы, – говорил он, – то помните моё слово, друзья, трудовое еврейское население будет избиваться…»
Через несколько дней Махно и его соратники отъехали на военном эшелоне большевиков в Таганрог, «под которым красногвардейское командование группировало свои силы с целью дать повторное  генеральное сопротивление немцам и Центральной Раде».
Махно приехал в Таганрог, а в зону военных действий направил своего брата Савву, чтобы искать товарищей-анархистов и направлять их в Таганрог для общего сбора.

Глава II. Разоружение отряда Марии Никифоровой

Махно отмечает плохую организацию анархистов, оказавшихся неспособными противостоять врагам и стремившихся подольше пребывать в отдалённых от фронта районах. По его мнению, такая дезорганизация революционных сил и привела к разгрому большевиками анархистских организаций в Москве и началу похода «против анархистов в других городах и сёлах».
Когда же в Таганрог прибыла анархистка Никифорова со своим отрядом, «украинская большевистско-левоэсеровская власть поспешила действовать» против неё. Красноармейскому отряду Каскина, позорно бежавшего с фронта, было поручено арестовать Никифорову и разоружить её отряд. Каскин это немедленно выполнил. Но анархисты и левые эсеры не поддержали большевиков и потребовали её освобождения. Махно же отправил срочную телеграмму командующему Украинским фронтом Антонову-Овсеенко с просьбой «освободить Никифорову, возвратить её отряду оружие и указать участок боевого фронта, куда отряд должен отправиться по получении своего вооружения и снаряжения».
Антонов-Овсеенко прислал в Таганрог местным властям телеграмму с требованием прекратить заниматься разоружением «революционных боевых единиц».
Но таганрогские большевики не хотели отпускать Никифорову и предъявили ей ложное обвинение в грабежах Елизаветграда.
«Нужно сказать правду, – пишет Махно. – Большевики –  хорошие мастера на измышление лжи и подлости против других. Они насобирали больше, чем нужно было, данных против Марии Никифоровой и её отряда, и дело было создано».
Однако  суд был открытым, «революционным», и, выслушав свидетелей, постановил признать Никифорову невиновной и немедленно освободить.
Затем состоялся общегородской митинг, на котором «тысячные массы рабочих» поддержали Никифорову, а большевиком освистали.
После митингов Мария Никифорова со своим отрядом  отправились на фронт.

Глава III. Наша конференция

Вскоре Савва Махно, брат Нестора Ивановича, прислал в Таганрог многих, встреченных им на фронте товарищей.
В конце апреля 1918 года в доме федерации таганрогских анархистов состоялась конференция. Открывая этот форум, Махно предложил всем участникам высказаться об ошибках анархистов, повлёкших к отступлению из Украины.
Все единодушно признали, что отправка отряда анархистов из Гуляйполя на фронт была ошибкой. Если бы анархисты остались, еврейская рота не осмелилась бы поддерживать немцев и гайдамаков.
Несмотря на то, что измена «делу революции» отрядом евреев привела к гибели многих революционеров, которых даже оплакивали участники конференции, «никто, конечно, не помышлял о погромах, о мести евреям за это гнусное дело некоторых из них».
«Вообще, все те, кто называют махновцев погромщиками, лгут на них, – пишет Махно. – Ибо никто, даже из самих евреев, никогда так жестоко и честно не боролся с антисемитизмом и погромщиками на Украине, как анархо-махновцы».
Конференция приняло три решения:
1. Махновцы возвращаются в свой район и организовывают там боевые группы из крестьян по 5-6 человек.
2. Возвращаются не сразу, а постепенно, чтобы не обратить на себя внимание врагов. Затем организовывают нападения на помещиков и осевших у них врагов с целями: обезоруживания помещиков, конфискации их денежных средств и убийства тех, кто причастен к расправе над революционерами.
3. Добывают оружие и снаряжения у своих врагов.

Глава IV. Отступление сельскохозяйственных коммун и поиски их

Покидая Таганрог, Махно узнал, что через город проследовали эшелоны с отступавшими членами сельхозкоммун, организованных в Гуляйполе и решил найти их.
Тем временем он прибыл в Ростов, где встретился с начальником красных резервных войск Юга России Беленкевичем, который в своё время обеспечил Гуляйполе и анархистов вооружением.
Беленкевич сообщил, что недавно сам распорядился подать отдельный эшелон гуляйпольским коммунарам, но не знает в какой регион России они направились.
Махно был вынужден задержаться в Ростове.

Глава V. Моя встреча с ростово-нахичеванскими и приезжими в Ростов анархистами
 
Ростово-нахичеванские анархисты в 1917 году оказывали «идейное влияние на трудящихся города и окрестностей», издавали «серьёзную еженедельную газету «Анархист»». Но теперь Махно не мог их найти и «натолкнулся на вечернюю газету «Чёрное знамя», публиковавшую недостоверные сведения.
Вместе с тем, большевики произвели очень хитрую политику привлечения анархистов к себе: где подкупом, где видимостью готовности сотрудничать с анархистами, разрешая им издавать газеты, а также умелым убеждением анархистов в том, что их деятельность нелепа.
И анархисты под влиянием большевиков «потянулись целыми вереницами…в большевистские культурно-просветительные отделы консультантами».
Вскоре большевики были вынуждены под давлением германских войск и Белого Дона отступать. Махно «пристроился при артиллерийской красной базе» под командованием Пашечникова и в красногвардейском эшелоне отправился в сторону Тихорецкой. Сторонники Махно были зачислены в команду эшелона и «несли дежурства по охране его». А пока эшелон не отъехал, Махно ещё трижды выступал перед рабочими заводов и фабрик Ростова, объясняя позицию анархистов и сложившуюся ситуацию.
Картина отступления «была поистине кошмарная». Началась неразбериха и массовые грабежи. Махно долго думал: возможно ли преодолеть подобные беспорядки? И пришёл к неутешительному выводу, что эти беспорядки не только стихийны, но ещё и подталкиваются «контрреволюцией»!

Глава VI. В пути с эшелоном Красной артиллерийской базы 

Из-за загруженности путей до Тихорецкого из Ростова ехали около двух суток.
Поскольку не было запасов хлеба, «то в Тихорецкой командир эшелона послал наших товарищей на базар купить…продукты», – пишет Махно.
Пришли на рынок и набрали «всего с расчётом, чтобы хватило до города Царицына».
Однако, когда наступило время платить, и торговцы узнали, «что товар у них реквизируется, они резко запротестовали» и обратились к большевистской власти.
Большевики немедленно среагировали, несмотря на то, что сами жили на «реквизиции», и арестовали Махно и его группу, угрожая им расстрелом.
Арестовавшие их красногвардейцы открыто издевались над махновцами, даже избивали их, как это принято в России по сей день.
Но Махно не смирился и поднял крик:  «Давайте сюда товарища председателя революционного комитета. Я хочу знать, что это здесь за хулиганьё собралось и под знаменем революции проводит здесь гнусные, контрреволюционные дела…»
Тогда их вызвали к председателю революционного комитета.
Тот выслушал Махно и потребовал документы. Махно предъявил старый документ, свидетельствовавший, что он – председатель Гуляйпольского районного Комитета защиты революции…
Как оказалось тогда любая бумажка с печатью означала для большевиков многое!
После размышлений «владыка» извинился перед Махно, сказав, что произошло недоразумение из-за его глупых подчинённых.
В конечном счёте, эшелон поехал дальше без препятствий.
В это же время Махно размышлял о сути деятельности большевиков. Он понял, что большевистская власть, «урезывая права анархической мысли на свободу и связанную с ней творческую деятельность среди крестьян, власть становится на путь контрреволюции».
Вот как получилось! Оклеветанный большевиками революционер абсолютно доказал, что именно они, большевики, были контрреволюционерами!
По дороге в Царицын Махно периодически на длительных стоянках эшелона выступал на митингах перед населением.
Перед станцией Котельниково эшелон был задержан в связи с налётом на ближайший хутор белогвардейского казачьего корпуса. Махно предложил командиру эшелона продолжать движение, но установить у каждого орудия артиллериста, готового к бою. И эшелон пошёл вперёд с редкой пулемётной стрельбой.
По прибытии в Котельниково, большевистская власть предложила немедленно сложить оружие и сдать артиллерию. Махно предложил начальнику эшелона категорически не подчиняться и предупредил большевиков, что, если им воспрепятствуют в дальнейшем движении, они начнут артиллерийский огонь на поражение. Тогда, как пишет Махно, «заправилы по разоружению разбежались».
На станции Сарепта эшелон был остановлен. Здесь Махно выступил с речью на митинге сарептских лесопильщиков-рабочих.
Он и его соратники осудили расправу над анархистами «зарвавшихся» Ленина и Троцкого и призывали осадить их, затягивающих над революцией «петлю новой государственности».
На другой день после митинга эшелон Пашечникова, в котором пребывал Махно, был оцеплен большевистским конным отрядом из Царицына с требованием выдать ему всех анархистов.
Но командир эшелона не выдал анархистов и заявил, что таковых у него нет.
Тогда конный отряд мадьяр уехал назад в Царицын.
Наконец, эшелон прибыл в Царицын. Там сложилась тяжёлая обстановка. Как отметил Махно, «возле Совета пост с автоброневиком, к революционному совету трудно подойти, стоит усиленная охрана». То есть уже тогда проявлялись последующие, типичные методы действий большевистской и советской «охранки»!
Оказывается, большевистские власти были напуганы действиями революционного отряда Петренко, который сумел дать отпор «красным правителям».

Глава VII. Бой отряда Петренко с Царицынскою властью. Хитрость власти и арест Петренко.

Махно сообщает, что во время нашествия германо-австрийцев красногвардейцы под командованием Петренко отступили последними.
«По непроверенным данным, – пишет Махно, – Петренко был из Сибири и получил разрешение из центра переброситься на Сибирский красный фронт, против контрреволюции генералов Дутова – Колчака».
Но большевики боялись настоящих военных (как они боятся по сей день всех выдающихся людей), особенно людей честных и принципиальных!
Отряд Петренко, по указанию большевиков, должен был разоружиться до подступа к Царицыну. Однако Петренко, чувствуя подвох, не только не подчинился, но дал вооружённый отпор большевикам, превосходящим его отряд по численности в 6-7 раз!
Но Петренко не воспользовался победой и не принял никаких мер для наступления. «Тогда власти, – пишет Махно, – прибегли к иезуитской хитрости: они предложили переговоры…» А когда случились переговоры и Петренко нечего было уже остерегаться, власти схватили его, а отряду предложили сложить оружие.
Махно приводит многочисленные цитаты людей, которые требовали освобождения Петренко, как героя революции. Но это на большевистские власти не действовало.
В это же время у сторонников Петренко и его боевых товарищей вызревало желание освободить его силой.
В то время Махно столкнулся с Ворошиловым, который выступал «перед массой портовых рабочих» против контрреволюции.  Его речь понравилась Махно и он поддержал его, рассказав о зверствах германо-австрийцев на Украине и предложил организовать помощь фронту против белогвардейцев.
После этого митинга с Ворошиловым Махно предложил сторонникам Петренко не спешить с мятежом.
Но он настаивал на освобождении Петренко из тюрьмы силой.
Большевистские власти же всегда отвечали так, как и сейчас российская бюрократия: «Петренко предаётся трибуналу. Какие будут решения трибунала, сейчас трудно сказать».
История закончилась тем, что Петренко, выдающегося военачальника времён Гражданской войны, «втихоря», после жестоких пыток, большевики умертвили.

Глава VIII. Встреча с людьми из «революционных» кругов

Как оказалось, часть коммунаров Гуляйполя пребывали в Царицыне. Поселившись там в отеле за счёт какой-то справки, Махно начал искать своих гуляйпольских коммунаров.
В местном отеле от встретил беглецов Александровска. «Из них женщины, – пишет Махно, – торговали своим телом, а мужчины получали от Царицинского Совета для себя и для этих женщин бесплатные номера в отеле и занимались какой-то другой профессией…» Более ярко существовавший хаос вряд ли можно изобразить!
Они рассказали Нестору Ивановичу, что видели гуляйпольских коммунаров на берегу Волги, где остановился их эшелон.
Махно стал искать своих земляков, посетил и местный рынок, где встретил вчерашних «революционеров», занимавшихся спекуляцией.  «Это причиняло мне глубокую боль, мне, веровавшему в революцию как единственное средство освободить трудящихся от власти и капитала», – пишет Махно.
Но, поскольку ни одного крестьянина среди этих людей не было, и это, как отмечает автор, «поддерживало его морально».
Наконец, один из торговцев сообщил Махно, где видел коммунаров. По дороге к ним он встретил одного из них – Василевского, который и довёл его к месту.

Глава IX. Встреча с коммунарами, размещение их на хуторе Ольшанское и мой отъезд от них

Махно был с радостью встречен коммунарами, которые думали, что он на фронте. Здесь же он встретился со своей подругой, беременной от него. Из беседы с коммунарами он узнал, как произошло их отступление, какие беды они претерпели, и предложил им переселиться из эшелона на квартиры.
После недолгих поисков были найдены доступные квартиры для них в Ольшанском.
Подруга Махно, беременная, готовилась стать матерью, она радовалась, что её любовник приехал к ней, но одновременно переживала, что он уедет для дальнейшей революционной работы…
Он уже собирался покинуть свою подругу, как вдруг неожиданно в одном из киосков приобрёл газету «Анархия» «Я её сейчас же купил, – пишет Махно, – и в ней прочёл, что в Москве организовался «Союз идейной пропаганды анархизма».
Он обрадовался этому и вернулся в Ольшанское, где рассказал коммунарам о развитии анархического движения. А на следующий день уехал на пароходе в Саратов.

Глава X. Саратов. Анархисты приезжие и саратовские. Моё бегство с рядом товарищей
 
 По прибытии в Саратов, Махно узнал, что союзная немцам Центральная Рада «29 апреля 1918 года была низвергнута украинской и русской буржуазией…»
«Теперь там «выборный царь» - гетман Павло Скоропадский», – пишет Махно, считая, что это произошло из-за предательства страны большевиками при заключении Брестского мира с немцами, а также отсутствием реальной борьбы с этим предательством левых эсеров.
Вскоре Махно отыскал Саратовский дом коммуны. Это была ночлежка для всех приезжих революционеров. Там он встретил известных анархистов – Льва Озерского и Тарасюка. «Видеть товарищей валяющимися по неделям в ночлежных домах доставляло мне много боли», – сокрушался он.
В те же дни он встретился с гуляйпольской крестьянской группой анархо-коммунистов и организовал в Саратове конференцию, чтобы поддержать местную газету «Голос анархии», «определить более точно своё отношение к позорным актам Ленина и Троцкого, а через них и всей Советской власти, и призвать всех бежавших из Украины анархистов объединиться и начать борьбу за революцию и практические цели. Здесь же с демагогической речью выступил Макс Альтенберг, известный как Авенариус, и предложил якобы революционным силам покинуть Саратов, которому грозит оккупация. Зал единодушно отверг предложение Авенариуса и не поддержал его ни в чём.
В Саратове Махно встретился с известной анархисткой Анной Левиной. Она лежала в больницы, и он её навестил.
 Они много говорили о высоких революционных идеалах. «Наше движение, – говорил ей Махно, – могучее, но дезорганизовано; его нужно организовать и вооружить новыми средствами, свежими и здоровыми волею силами». Разговоры, выступления перед «революционерами» напоминали пустую болтовню, но тогда, в то время, они зажигали, чтобы вспыхнуть и тут же потухнуть.
Вскоре в Саратов прибыла большая хорошо вооружённая группа террористов, которые посетили гостиницу «Россия» с целью найти там своих знакомых. Чекисты узнали об этом, оцепили гостиницу, а террористов и их главаря арестовали. Но по дороге чекисты были атакованы тремя «бомбистами» и, бросив своих арестованных, разбежались. Из этого было ясно, что чекисты проявляли отвагу только тогда, когда у них были преимущества!
Узнав об этом позорном поступке большевиков, Махно с товарищами уселись на один из отходивших пароходов и поплыли в Астрахань.

Глава XI. Астрахань. Мой уход от попутчиков. Поиски работы. Встреча с астраханскими анархистами и выезд из Астрахани

Прибыв в Астрахань, Махно с анархистами обратились в астраханский Совет с просьбой дать им квартиры.
В Совете дали записку на занятие номеров в одном отеле, где Махно переночевал одну ночь.
В краевом астраханском Совете, после обращения Махно с просьбой о работе, ему предложили быть «членом агитотдела на паёк хлеба и на бесплатную квартиру». Но от квартиры Махно отказался, поскольку жил вместе с соратником Любимовым и вёл дневниковые записи, не желая «споров и криков».
«Тут же, в Астрахани, в газете «Мысли самых свободных людей», – пишет Махно, – я поместил первое своё стихотворение, написанное на московской каторге, под названием «Призыв» и за подписью «Скромный» (мой псевдоним на каторге».
Обходя Астрахань Махно обнаружил множество развалин. Оказывается, это было следствием грабежей города революционерами из Кавказа.
Однажды во время встречи с красноармейцами, уходившими на фронт, Махно произнёс революционную речь, которая не понравилась большевистскому руководству агитотдела. За это он «получил особое замечание», в котором ему предложили уехать в Москву.
В это же время в Астрахань приходили известия о расправами над революционерами на Украине.
Махно жаждал деятельности, но прежде чем отправиться на Украину, решил побывать в Москве и изучить там обстановку. Он устремился к Волге, сел на пароход в расчёте прибыть в Саратов, а там уже на поезде – в Москву.

Глава XII. В пути от Астрахани до Москвы

Пребывание на пароходе прошло у Махно в думах. Он беспокоился о том, что революционное движение на Украине приходит в упадок и свобода постепенно заменяется рабством.
По прибытии в Саратов Махно обнаружил, что большевистская власть к тому времени достигла больших «побед»: расправилась с террористам, отправив их отряд в тюрьму и разогнала организацию «матросов Балтики, Черноморья и Поволжья».
Он устремился в саратовский революционный комитет и взял там «бумагу на получение внеочередного плацкартного билета до Москвы».
«На получение такой бумаги, – пишет Махно, – я по своим документам (председатель гуляйпольского районного комитета защиты революции), имел право, и я получил её без всяких промедлений».
В пути случались многочисленные задержки «от разрушенного железнодорожного транспорта, от нехватки угля, дров и т.п.».
На  станции Тамбов он вышел, желая встретиться с анархистами. Но их не было, а знакомые по Бутырке левые эсеры сказали ему, что анархисты давно разбежались. Махно было неприятно слышать это, и он понял слабость анархистов в отсутствии твёрдой организации и серьёзной работы «среди широких трудовых масс деревни и города», в чем социал-демократы и эсеры их явно обгоняли, хотя они думали вовсе не о народе и революции, а только об «интересах своей партии».
Наконец показалась Москва. Махно вышел на перрон. Там было много людей нерабочего вида, предлагавших приехавшим понести их вещи. «...большинство отказывается, – пишет Нестор Иванович, – заявляя: «Боюсь, попаду в Чрезвычайную комиссию по борьбе со спекуляцией и контрреволюцией…»»

Глава XIII. Москва и мои встречи с анархистами, левыми эсерами и большевиками   

Выйдя из вокзала, Махно взял извозчика и поехал на Введенку к А.А.Боровому, у которого, по сообщениям газет, можно было встретить секретаря Московского союза идейной пропаганды анархизма Аршинова, с которым он был знаком по Бутырской тюрьме.
Узнав от Борового, что Аршинов бывает у него по вторникам и пятницам, Махно оставил у него свой чемодан, полный тамбовских белых булок, привезённых с собой, поскольку слышал, что в Москве нет хлеба, и ушёл в город.
Обедал в ресторане «неподалёку от Пушкинского бульвара». Отметил, что «обед плохой и дорого, хлеба мало».
Затем он встретил своего знакомого-анархиста, «некоего Козловского», который работал «на должности милицейского комиссара», сказав, что «революция, дескать, от него этого требует». Этот горе-милиционер рассказал, как добраться до Федерации анархистов, размещавшихся, по «любезному разрешению» большевиков, в каком-то сарае в Анастасьевском переулке.
Рядом с этим «сараем» находился Комиссариат внутренних дел и взад-вперёд слонялись чекисты и их агенты.
После недолгих раздумий Махно зашёл в помещение анархистов. «В Федерации, – пишет Махно, – я застал многих товарищей: одни сидели за низким, широким столом и что-то записывали в большие книги; другие что-то переписывали; третьи перекладывали большие кипы связанной, видимо, нераспроданной ежедневной газеты «Анархия»».
Нестор Иванович спросил там некоего Гордина-младшего об Аршинове. И тот сказал, что «Аршинов не захотел работать с рабочими и ушёл к интеллигенции».
Наступал вечер и Махно обратился к анархистам с просьбой предоставить ему жильё. Анархист по фамилии Середа предложил пойти к нему на квартиру.
В доме, где жил Середа, Махно познакомился «с известным автором «ассоциативного анархизма» Львом Чёрным». Последний советовал анархистам отказаться  от дробления движения «на сотни и тысячи групп и группок» и создать единую организацию. Но по поведению этого мыслителя автор понял, какой тот бесхарактерный и безвольный человек, неспособный к решительным действиям и покорный большевикам…
«Расстался я с особняком и с товарищами Середой и Львом Чёрным, – пишет Махно, –  когда разыскал наконец Петра Аршинова», который жил в одном из отелей на Базарной площади.
Махно узнал, что Аршинов «работает в качестве секретаря и организатора лекций для членов Союза идейной пропаганды анархизма».
Аршинов организовал для публики ряд лекций, на которых выступали А.А.Боровой и Иуда Гроссман-Рощин.
Их лекции пользовались большим спросом и сопровождались аплодисментами. Однако ничего конкретного о практике революционного движения по существу не было сказано.
Затем в том же зале прочитал лекцию «товарищ Гордин». «Он тоже показался мне, – пишет Махно, – с запасом знания анархизма, но незнанием того, что носители его идей должны делать во время революции, где они должны группировать свои силы».
Этим автор, несмотря на свою терпимость и восторженность к лекторам, показал, что они были не революционеры, а просто болтуны!
Как-то «Аршинов затянул» его к Александру Шапиро, хозяину издательства «Голос труда». Последний тоже много говорил «высоких материй», но по существу поддерживал  большевистский режим, поскольку переехал в Москву вместе с большевистской властью.
Махно, встречаясь с разными людьми, стал понимать, что никто из них не способен взять на себя «тяжесть» анархического движения. Мало того, по его мнению, «большинство из них болталось в это время без дела!»
Вот что он пишет на этот счёт:  «Часто тот или другой товарищ, осевши в Москве на более или менее продолжительное время, шатался там совершенно праздно или же находил такое дело, которое посильна была выполнять только организация, а он за него брался лишь с целью показать, что он и вне организации работает, что он и вне организации проводит дело организации».
Таким образом Махно предвосхитил действия российских горе-демократов уже в 90-е годы XX века, которые занимались пустой болтовнёй и созданием «видимости работы», что привело к поражению демократии, как и анархистов времён Махно.
Автор также отметил деятельность Аршинова как совершенно лишённую организованности и бесполезную, поскольку многие его соратники просто «слонялись без дела». Он понял, «как далеко ушёл… с рядом своих друзей и товарищей по гуляйпольской группе анархо-коммунистов в понимании положительных задач… движения в революции от большинства анархистов», особенно московских!
Но, несмотря на разочарование, он с нетерпением ожидал намеченной анархистами большой конференции с прибывающими из Украины товарищами.

Глава XIV. Конференция анархистов в Москве в гостинице «Флоренция»   

«На конференции присутствовали ряд товарищей из Одессы во главе с товарищами Молчанским и Красным, Иуда Рощин (Гроссман), Аршинов, Борзенко…, – отмечает Махно.
«Был ещё и целый ряд товарищей поменьше, – добавляет он, – болтавших попусту много чепухи».
Речи Рощина покорили публику. Но, как обычно в России, речи не сопровождались конкретикой! Когда к Рощину обратились с просьбой связаться с большевистскими властями, чтобы получить  средства… для отправки на Украину, он отказался помогать! Как всегда – пустая болтовня!
Ехать на Украину для подпольной работы были согласны все, но «ограничились лишь общим пожеланием быть бескомпромиссными в своей деятельности, идти в массы и воспитывать их в таком же духе…»
То есть конференция ограничилась пустой болтовнёй, в то время как большевики открыто занимали все ключевые властные посты!
Махно гениально понял, почему у большевиков был успех. Они не руководствовались, как анархисты, целями коммунистическими, которые были туманны для людей, а открыто предлагали некий «государственный социализм», который был потом воспринят А.Гитлером, сподвижником Ленина!
Он очень сильно переживал неудачи анархистов и решил встретиться с легендой анархизма – П.А.Кропоткиным.
Престарелый идеолог анархизма принял Махно. И тот написал, что «на все поставленные мною ему (Кропоткину – К.С.) вопросы я получил удовлетворительные ответы».
Но когда Махно спросил его насчёт намерения пробраться на Украину, Кропоткин сказал: «Этот вопрос связан с большим риском для вашей, товарищ, жизни, и только вы сами можете правильно его разрешить».
А при прощании с Махно он сказал: «Нужно помнить, дорогой товарищ, что борьба не знает сентиментальностей. Самоотверженность, твёрдость духа и воли на пути к намеченной цели побеждают всё…»
Махно на эти слова, которые были очень двусмысленны написал: «Эти слова… я всегда помнил и помню».
Таким образом от двусмысленности маразматика и утописта Махно понял то, что ему нравилось!  И слова Кропоткина стали в его жизни провокационными!

Глава XV. Всероссийский съезд текстильных профсоюзов

«В июне под председательством Максима Горького открылся съезд текстильных профсоюзов».
Махно со своими соратниками отправились туда. Там выступал непримиримый борец с Лениным меньшевик Мартов, речь которого была неубедительна. «Он махал руками, кряхтел, сопел, но остался мало услышанным, мало понятным…» – отметил Махно. А ведь Ю.Мартов был одним из основателей российской социал-демократии!
Махно при этом замечает:»…специально большевиками мобилизованные свистуны своим демонстративным шумом и свистками мешали делегатам слушать этого маститого правоверного социал-демократа меньшевика».
И дальше на съезде нанятые большевиками люди мешали выступать всем, кто пытался противоречить ленинцам!
Точно также, как у нас! Ленинский стиль жизни: ложь и сокрытие правды, что продолжается традиционно по сей день в России!
В вопросах и решениях съезда Махно угнетало то, что за пролетариев выступали партии, а воля самих пролетариев не прозвучала! «Пролетариям же оставалось только выполнять то, что говорили большевики и левые эсеры» – написал Махно.
Не было сказано о союзе пролетариата с крестьянством. А без этого союза, считает Махно, остаётся только «предаться своему исконному врагу – буржуазии».
А вот ещё его гениальное предвидение: «…подчинение пролетариата как класса каким бы то ни было политическим партиям… отдаёт их, пролетариев, в распоряжение этих партий на самое позорное издевательство во всех отношениях: и в экономическом, и в политическом, и в моральном».
Именно так произошло в СССР!
Странно, почему российские СМИ и учёные не упоминают такого гениального предвидения? Уж это намного выше мнений психически больных дурачков Нострадамуса и Ванги!
Махно также осудил идею «диктатуры пролетариата», с которой потом придётся бороться. Эта идея, считал он, ставит вопрос об управлении пролетариата крестьянами, что усугубит недоверие деревни к городу! Опять же мудрая мысль!
Большевики, по заветам Ленина, полностью превратили крестьян в рабов, лишив их даже гражданских прав на выезд из своих концлагерей – колхозов!
Вот так Махно, пророчески, предвидел будущее от большевиков!
Далее он задал вопрос: сознавали ли политические партии, что ведут страну к катастрофе? И ответил: «Можно уверенно сказать, что нет: они его не сознавали и продолжали свою грызню из-за своего партийного престижа в трудовых массах».
А предательство России большевиками 1 марта 1918 года, когда они по Брестскому миру отдали Германии лучшие земли, посеяло разлад большевиков с левыми эсерами, который хитрый Ленин сумел на время сделать незаметным. Но вскоре конфликт опять созрел. Махно совершенно правильно увидел, что левые эсеры и большевики вскоре станут лютыми врагами.
У эсеров, как считал совершенно правильно Махно, не было ни перспективы, ни достойных лидеров, равных Ленину и Троцкому!
Автор осудил обвинение большевиками анархистов в том, что одиночки из анархистов «попадали в ряды анархизма с корыстной целью и вместо работы среди трудящихся для общего дела освобождения разъезжали по стране из города в город, ничего не делая».
Махно, как искренний революционер, просто не мог понять, что таких, как он, единицы! Ведь абсолютно то же самое произошло в России в 90-е годы XX века, когда в ряды «демократов», хлынули вот такие же горе-анархисты, заботившиеся только о себе!

Глава XVI. В крестьянской секции ВЦИКа советов
 
Махно жил в отеле, «который находился в распоряжении коменданта от крестьянской секции ВЦИКа Советов».
Во главе президиума этой секции стояла престарелая эсерка М.Спиридонова. Она была активна на всех конференциях, выступала с яркими речами и готовилась к очередному съезду Советов.
Но речи левых эсеров были очень похожи на большевистские и совсем не содержали понимания роли крестьянства, отдавая лидерство «пролетариату».
Махно пророчески предсказал будущий крах левых эсеров, которых «большевики разобьют… одним авторитетом Ленина и Троцкого, укреплению которого в массах левые эсеры до сих пор содействовали столько же, сколько ему содействовали сами большевики».
Он понял, что большевики полностью используют левых эсеров в деле укрепления своей власти, а потом отбросят, как ненужный хлам! После чего, по предвидению Махно, большевики займутся «более решительно экспериментом «научного» государственного социализма-«коммунизма»!
Иногда Махно, выслушивая речи ораторов и обдумывая их, приходил к неутешительному выводу о перспективе гибели революции. Так, он пишет: «Подчас казалось, что все революционные завоевания народа гибнут по вине самого же народа и что помешать этому процессу окончательно развиться уже поздно»…
Заметив, что комендант отеля «товарищ Бурцев» тяготится проживанием у него анархистов, Махно отправился в Моссовет с просьбой дать ему «ордер на занятие бесплатной комнаты». Но там ему дали только пропуск в Кремль во ВЦИК Советов за разрешением на жильё.

Глава XVII. Кремль, Свердлов и моя беседа с ним

У ворот Кремля располагалась «дежурная комнатушка». Здесь осматривали документы и, приложив к ним «маленький ордерок», пропускали желающего пройти в Кремль. Сбоку от «комнатушки» стоял часовой из латышского полка. Пройдя немного, Махно натолкнулся на другого часового, у которого спросил, куда идти. После чего он уже мог свободно ходить по всему Кремлю.
Дойдя до двери с надписью «ЦК партии» он постучал и вошёл. «В комнате сидело три человека». Махно спросил, как пройти во ВЦИК Советов. Один из присутствующих, по предположению Бухарин, встал и повёл его по коридору, по дороге расспрашивая об Украине. Затем он указал Махно на какую-то дверь и ушёл.
Нестор Иванович оказался в комнате, где его «встретила девица». Махно сказал, что хотел встретиться с председателем ВЦИК Свердловым. Девица осмотрела документы Махно, написала ему «карточку и указала номер другой двери, куда» он должен зайти. В этой комнате  сидел секретарь Свердлова, «крупный мужчина, видно выхоленный, но с изнурённым лицом».
Этот человек подробно расспросил Махно о том, откуда он, является ли он эсером, и Махно ответил, что прибыл с Украины и эсером не был. Он также, отвечая на вопросы, сообщил, что знаком со многими видными большевиками и назвал их фамилии. Затем секретарь куда-то позвонил по телефону и тут же предложил «пройти в кабинет председателя ВЦИКа товарища Свердлова». 
Махно убедился в ложности слухов о недоступности большевистских лидеров и их «огромной охране».
Свердлов сам открыл ему дверь «и с мягкой, казалось, товарищеской улыбкой подал мне руку и провёл меня к креслу, – отмечает Махно.
Свердлов сразу спросил:   «Вы чем там занимались?» (имея в виду Украину).
Махно ответил, что вовлекал в революционную деятельность трудовое крестьянство. Свердлов в разговоре показал полное незнание обстановки на Украине. Он даже считал, что «крестьяне на Юге в большинстве своём кулаки и сторонники Центральной рады». На это Махно рассмеялся и подробно рассказал ему о действиях крестьян против немецких войск и отрядов Центральной Рады.
«Почему же они не поддержали наших красногвардейских отрядов?» – спросил Свердлов, считая, что южное крестьянство «заражено крайним украинским шовинизмом и всюду встречало экспедиционные немецкие войска и отряды Центральной рады с особенной радостью, как своих освободителей».
Махно отметил, что стал нервничать, но, тем не менее довольно подробно рассказал, как реально боролось украинское крестьянство за революцию, а красногвардейцы, как раз, постоянно прикрывались эшелонами и уходили вместе с ними на восток, оставив крестьян на произвол судьбы.
Свердлов, выслушав собеседника, сказал, что красногвардейцев уже нет, а из их отрядов создана «могучая Красная армия», которая вскоре с южным крестьянством, если оно революционно, разгромит врага, «и власть Советов на местах восторжествует…»
Махно на это ответил, что для победы необходима подпольная работа, «которая помогла бы массам выйти на путь открытого восстания по городам и деревням против немцев и гетмана». Пока он говорил, Свердлов делал «какие-то отметки для себя». Затем он задал Махно вопрос о его партийной принадлежности, что смутило Нестора Ивановича, и он заколебался… Однако, в конце концов сказал: «Я – анархист-коммунист бакунинско-кропоткинского толку».
«Да какой же вы анархист-коммунист, товарищ, когда вы признаёте организацию трудовых масс и руководство ими в борьбе с властью капитала?! Для меня это совсем непонятно! – воскликнул Свердлов, товарищески улыбаясь.
Как бы между прочим отмечу, что насмешка Свердлова над революционной наивностью Махно была не в пользу маститого большевика: он и сам толком не знал куда большевики ведут страну и, по сути, был одним из создателей тоталитарно-вождистского террористического государства, не имевшего ничего общего ни с марксизмом, ни с реальным коммунизмом, ни, тем более, с идеалами равенства и свободы!
Выслушав подробный анализ обстановки на Украине, Свердлов предложил Махно встретиться с Лениным и позвонил тому. Затем он сказал, чтобы Махно пришёл завтра в час дня к нему в кабинет, и они вместе пройдут к Ленину, пообещав устроить гостю квартиру завтра же и вручив ему пропуск за своей подписью.   
Пришлось Махно идти «к заведующему Домом профсоюзов, к анархисту Маслову», с которым он был знаком по Бутырской тюрьме. Маслов радушно принял его.

Глава XVIII. Моя встреча и разговор с Лениным

На другой день «ровно в час дня» Махно был у Свердлова.
«Он провёл меня к Ленину, – пишет Махно. – Последний встретил меня по-отцовски и одной рукой взял за руку, другой, слегка касаясь моего плеча, усадил в кресло. Затем попросил Свердлова сесть, а сам прошёлся к своему, по-видимому, секретарю или переписчику и сказал ему: «Вы, пожалуйста, закончите это к двум часам», и лишь тогда сел против меня и начал расспрашивать».
Умел Владимир Ильич встретить выгодных ему людей, чтобы потом с успехом их использовать! Видимо, Свердлов уже заранее подготовил его к этой встрече. Настоящие революционеры-фанатики были очень нужны большевикам.
Ленин интересовался поведением крестьян при вторжении немецких войск на Украину, он хотел знать, «чего недоставало, чтобы крестьянские бунты вылились в повсеместные восстания и не слились с красногвардейскими отрядами…?»
На это Махно отвечал кратко, но Ленин по нескольку раз его переспрашивал, добиваясь подробностей. Так, вождю большевиков хотелось знать как крестьяне воспринимали лозунг «Вся власть Советам!». Махно объяснил, что все органы, по мнению крестьян, должны быть единицами «революционного группирования и хозяйственного самоуправления на пути жизни и борьбы трудящихся с буржуазией и её прихвостнями – правыми социалистами и их коалиционной властью…»
Далее Ленин спросил: «Думаете ли вы, что это понимание крестьянами нашего лозунга «Вся власть Советам на местах!» – правильное понимание?»
Махно сказал: «Да».
«В таком случае крестьянство из ваших местностей заражено анархизмом, – добавил Ленин».
«А разве это плохо?» – возразил Махно.
«Я этого не хочу сказать, – ответил Ленин. – Наоборот, это было бы отрадно, так как это ускорило бы победу коммунизма над капитализмом и его властью».
«Для меня это лестно», – сказал Махно, «полуусмехаясь».
«Но я только думаю, – сказал Ленин, – что это явление в крестьянстве неестественно: оно занесено в его среду анархистскими пропагандистами и может быть скоро изжито. Я готов допустить, что это настроение, будучи неорганизованным и подпав под удары восторжествовавшей контрреволюции, уже изжило себя».
Махно на это сказал, «что вождю нельзя быть пессимистом и скептиком».
В разговор вмешался Свердлов. «Так, по-вашему, нужно развивать это анархическое явление в жизни крестьянства?»– спросил он.
«О, ваша партия развивать его не будет», – ответил ему Махно.
«А во имя чего нужно его развивать? – вмешался Ленин. – Во имя того, чтобы раздробить революционные силы пролетариата, чтобы открыть путь росту и развитию контрреволюции и в конце концов пойти самим и повести весь пролетариат на её эшафот?»
Махно возразил, что «анархисты к контрреволюции не стремятся и не ведут к ней пролетариат».
«А разве я это сказал? – спросил Ленин и пояснил, что анархисты, не имея своей серьёзной организации «широкого масштаба», поэтому не смогут повести крестьянство и пролетариат на защиту революции.
Затем Ленин попросил рассказать о действиях мужественных, по его мнению, отрядов красногвардейцев.
Махно сказал, что Ленин сильно преувеличил «мужество» красногвардейцев. Конечно, были эпизоды мужественного поведения красногвардейцев, но были и «моменты в борьбе красногвардейцев с гайдамаками Центральной рады и в особенности с немецкими полками, когда революционность и мужество и самих красногвардейцев, и их командиров были очень бледны и ничтожны». Они осуществляли нелепую тактику укрытия возле эшелонов и двигались только возле железных дорог. И «население деревень их не видело. И только поэтому оно не могло их поддержать…»
«Что же революционные пропагандисты делают по деревням? – удивился Ленин. – Разве они не успевают подготовить деревенских пролетариев к тому времени, когда красногвардейские части проходят мимо них, чтобы пополнять их свежими борцами или создавать новые самостоятельные красногвардейские отряды и занимать новые боевые участки против контрреволюции?»
«Не нужно увлекаться, – возразил Махно. – Революционных пропагандистов по деревням так мало, и они там так беспомощны!» В то время как вражеские пропагандисты приезжают туда ежедневно. Поэтому необходимо единство всех  революционеров в этой борьбе.
Свердлов, как пишет Махно, слушал беседу и «с нескрываемым восторгом улыбался». «Ленин же, сложивши палец меж палец кисти своих рук и нагнувши голову, о чём-то думал. Затем выпрямился и сказал: «Обо всём, что вы мне сейчас осветили, приходится сожалеть». «А далее, поворачивая голову к Свердлову, добавил: «Реорганизовав красногвардейские отряды в Красную Армию, мы идём по верному пути, к окончательной победе пролетариата над буржуазией».
Затем Ленин спросил Махно: «Чем вы думаете заняться в Москве?»
Махно ответил, что по решению Таганрогской повстанческой конференции он «должен быть к первым числам июля на Украине».
«Нелегально?» – спросил Ленин.
«Да!» – ответил Махно.
Тогда Ленин, обратившись к Свердлову, сказал: «Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдалённого будущего…»
Этим Ленин показал, что коммунизм он не считает достижимым в ближайшем будущем, а, видимо, это  будущее – в безграничной власти большевиков и их процветании! Впрочем, так в дальнейшем и получилось!
Повернувшись к Махно, Ленин попросил не принимать ему на свой счёт это высказывание. «Вас, товарищ, я считаю человеком реальности и кипучей злобы дня , – подчеркнул он, – Если бы таких анархо-коммунистов была хотя бы одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известные условия и совместно работать на пользу свободной организации производителей».
Махно пишет, что после этих слов начал «благоговеть перед Лениным, которого недавно убеждённо считал виновником разгрома анархических организаций в Москве… и в душе начал стыдиться самого себя, быстро ища подходящего ответа ему».
«Анархисты-коммунисты все дорожат революцией и её достижениями! – «выпалил словами» Махно. – А это свидетельствует, что они с этой стороны все одинаковы…»
«Ну, этого вы нам не говорите, –  сказал, смеясь, Ленин. – Мы знаем анархистов не хуже вас. Большинство из них если не ничего, то, во всяком случае, мало думают о настоящем; а ведь оно так серьёзно, что не подумать о нём и не определить своего положительного отношения к нему революционеру больше чем позорно… Большинство анархистов думают и пишут о будущем, не понимая настоящего; это и разделяет нас, коммунистов с ними».
«При последней фразе, – пишет Махно, – Ленин поднялся со своего кресла и, пройдясь взад и вперёд по кабинету, добавил:  «Да, да, анархисты сильны мыслями о будущем; в настоящем же они беспочвенны, жалки исключительно потому, что они в силу своей бессодержательной фанатичности реально не имеют с этим будущим связи…»
«Свердлов усмехнулся, – пишет Махно, – и, обращаясь ко мне, сказал: «Вы этого отрицать не можете. Замечания Владимира Ильича верны!»
«А разве анархисты когда-либо сознавали свою беспочвенность в жизни «настоящего»? Они об этом никогда и не думают!» – подхватил Ленин.
На это Махно ответил: «Я полуграмотный крестьянин и о такой запутанной мысли об анархистах… спорить не умею!»
Вот именно «запутанной»! Товарищ Ленин умел искусно так «запутать» не только Махно, но и весь российский народ, который по сей день верит в его «путаницу» и белиберду, изложенных в его 55-томном собрании сочинений, которые до сих пор никто не может толком прочитать!
Далее Махно откровенно высказался на тот счёт, что именно анархисты- коммунисты начали реальную борьбу за свободу народа от ига германских оккупантов и их сподвижников-гайдамаков, и «почти все сельскохозяйственные коммуны и артели на Украине были созданы по инициативе анархо-коммунистов».
Он перечислил имена выдающихся деятелей анархизма, сражавшихся за идеалы революции. «Всё это достаточно убедительно говорит о том, – сделал вывод Махно, – как ошибочно ваше, товарищ Ленин, утверждение, что мы, анархисты-коммунисты, беспомощны, жалки в «настоящем», хотя любим много думать о «будущем». Выше мною сказанное не подлежит сомнению, оно верно, и оно говорит обратное вашим заключениям о нас…»
«В это время я взглянул на председателя ВЦИКа Свердлова, – пишет Махно. – Он покраснел, но улыбался мне».
«Ленин же разводил руками и говорил: «Возможно, что я ошибаюсь…»
На это Махно заметил: «Да, да, вы, товарищ Ленин, в данном случае жестоко осудили нас, анархистов-коммунистов, только потому, я думаю, что вы плохо информированы об украинской действительности и о нашей роли в ней!»
«Может быть. Я этого не отрицаю. Ошибаться свойственно каждому человеку, в особенности в такой обстановке, в какой мы находимся в настоящий момент, – твердил, разводя руками, Ленин».
«И тут же, – отмечает Махно, – видя, что я немного разнервничался, старался по-отцовски успокаивать меня, с утончённым мастерством переводя разговор на другую тему».
Но обиженный Нестор Иванович почувствовал, как «изменилось его настроение» и «во мне что-то оборвалось, мне стало тяжело», – отметил он.
Ленин, великий актёр и хитрый политик, сразу же заметил перемену настроения в госте и стал отвлекать его от неприятной беседы «разговорами на совершенно отвлечённые темы». Заметив, что Махно стал «оттаивать» «перед его красноречием», Ленин «вдруг совершенно неожиданно… повторно спросил: «Итак вы хотите перебраться нелегально на свою Украину?»
Махно сказал: «Да».
«Желаете воспользоваться моим содействием?» – сказал Ленин.
«Очень даже!» – ответил Махно.
«Тогда Ленин обратился к Свердлову со словами: «Кто у нас непосредственно стоит теперь в бюро по переправе людей на Юг?» Свердлов ответил: «Товарищ Карпенко, не то Затонский лучше всего справится».
«Позвоните, пожалуйста, и узнайте, – попросил его Ленин, а сам повернулся» к Махно.
Пока Свердлов звонил и выяснял, Ленин «убеждал меня, – пишет Махно, – что из его отношения ко мне я должен заключить, что отношение партии коммунистов к анархистам не так уж враждебно».
«И если нам, – сказал Ленин, – пришлось энергично и без всяких сентиментальных колебаний отобрать у анархистов с Малой Дмитровки особняк, в котором они скрывали всех видных московских и приезжих бандитов, то ответственны за это не мы, а сами анархисты… Впрочем, мы уже их теперь не беспокоим. Вы, вероятно, знаете: им разрешено занять другое место…, и они свободно работают».
«А имеются ли у вас данные, которые уличали бы анархистов с Малой Дмитровки, что они скрывают у себя бандитов? – спросил Махно.
«Да, Всероссийская чрезвычайная комиссия их собрала и проверила. Иначе наша партия не позволила бы ей действовать! – ответил Ленин».
Вскоре пришёл Свердлов с информацией и, выслушав его, Ленин сказал Махно: «Так вот, товарищ, зайдите завтра, послезавтра или когда найдёте нужным к товарищу Карпенко и попросите у него всё, что вам нужно для нелегальной поездки на Украину. Он вам укажет и надёжный маршрут через границу».
«Какую границу?» – спросил Махно.
«Разве вы не знаете? Теперь установлена между Россией и Украиной граница. Она охраняется немецкими войсками, – нервно заметил Ленин».
А «нервно заметил» он потому, что все знали о его позорном Брестском мире, по которому он отдал все западные русские земли немцам!
«Да вы же считаете Украину Югом России», – заметил Махно.
«Считать – одно, товарищ, а в жизни видеть – другое», – ответил Ленин.
В этом всё лицемерие и двуличность Ленина и большевиков!
В заключение Ленин сказал: «Карпенко вы скажите, что я направил вас к нему. Если будет сомневаться, пусть справится по моему телефону».
«И мы все трое поднялись, пожали друг другу руки, сердечно, казалось, поблагодарили друг друга, и я вышел от Ленина, – пишет Махно, – забыв даже напомнить Свердлову о том, чтобы он распорядился по своему секретариату сделать нужную отметку на моих документах на право получения от Моссовета ордера на занятие бесплатной квартиры».
Теперь подытожим то, что случилось на встрече. Не зря Свердлов краснел, когда Махно возражал Ленину! Ведь такое тогда было недопустимо! Но Ленин проявил терпение именно потому, что «раскусил» Махно, как настоящего, фанатичного революционера, которого он сможет использовать для укрепления большевизма. И Ленин, как всегда, не прогадал!

Глава XIX. Мои встречи с новыми людьми и новые тяжёлые впечатления. Мои приготовления к отъезду на Украину

Бурцев, у которого в отеле жил Махно, тяготился присутствием анархистов ибо «свихнулся» в сторону левой эсеровщины.
Но, зная, что у Бурцева часто бывает один из лидеров анархистов – Аршинов – Махно пошёл к нему в отель, которым тот заведовал.
К радости Нестора, Бурцев был в хорошем расположении духа, охотно принял его и накормил.
В разговоре с Махно Бурцев назвал анархистов бездельниками и даже отнёс к ним Аршинова, несмотря на то, что тот издавал книги Кропоткина.
Слова Бурцева не понравились Махно, но он почувствовал, что в них что-то есть правдивое!
Вскоре Нестор нашёл Аршинова, побеседовал с ним и получил от него рекомендацию не забывать «поддерживать его движение в финансовом отношении» при возможности.
Потом Махно стал искать возможность получить «паспорт из Украины» и направился к рекомендованным Лениным большевикам из местного революционного комитета. Большевик Михайлевич, председатель Александровского уездного ревкома отвёл его к Затонскому, о котором говорил Свердлов. Затонский подробно расспросил Махно, куда он собирается ехать, и предложил придти к нему на следующий день.
В ожидании этого дня Махно провёл несколько встреч со своими знакомыми по Бутырке и узнал, что чекисты обратились ко всем бывшим политическим узникам московской тюрьмы с просьбой сообщить им данные «о деспотах-надзирателях каторги». Вспомнив о творимых надзирателями злодеяниях, Махно хотел самолично пойти в ВЧК и выдать их имена. Но совесть помешала ему сделать это, потому что он считал, что анархисту-революционеру негоже питать чувство ненависти «к тем, которые побеждены революцией»! Это доказывает тот факт, что Махно был справедливым и немстительным человеком!
Отказавшись от мщения, Махно «поспешил отправиться на митинг Л.Троцкого, речи которого он обожал. «Его речей нельзя было равнять ни с речами шелкопёра Зиновьева, ни с речами Бухарина», – отмечает Махно.
Придя на следующий день к Затонскому, Махно предложил ему подготовить документы на имя Ивана Яковлевича Шепеля, родившегося в Екатеринославской губернии..
Затонский удивился: а почему в отдалении от Запорожья? На это Махно ответил: «Чтобы отвести всякое желание у пограничных властей подозревать меня, что я из тех районов, где революция имела наиболее яркое своё политическое выражение, и чтобы не погибнуть прежде достигнутой цели».
Затонский «попросил» его «зайти к нему за паспортом через два дня». Махно боялся, что выдача документов затянется, и он втянется «в пошлый омут» Москвы, где вчерашние революционеры превращаются в пустых болтунов и бездельников! А большевики и левые эсеры, по его мнению, встав во главе революции, полностью лишили «возможности развиваться в духе подлинной революционной хозяйственности» профсоюзы, фабрично-заводские комитеты и производственные кооперативы трудящихся. Короче говоря, Махно увидел, как формируется вовсе не социалистическое и демократическое, а вождистско-диктаторское государство!
Он гениально предсказал как большевики «увлекают за собой слепо им доверившиеся трудовые массы, увлекают часто в такой омут сумятицы и неопределённостей, которого и сами не в состоянии ни понять, ни расхлебать…»
Вот мы и по сей день живём в этой «сумятице и неопределённости»!
Считая, что популярные вожди из всех партий неспособны решить вопросы революции, Махно полагал, что народ должен сам решать свои проблемы, а революционеры должны «стараться, чтобы трудовое крестьянство и пролетарии города заботились о себе сами, непосредственно у себя на местах».
Эта анархистская идея общественного самоуправления намного превосходила по своим революционным последствиям диктаторские идеи большевиков!
Затонский сдержал своё слово и предоставил Махно все необходимые документы, но перед расставанием высказал своё сомнение в способности анархистов созидать что-либо реальное. Махно возразил, но, уходя, мысленно согласился с ним, считая, что анархистское движение пока не проявило созидательных способностей…

Глава XX. В дороге на Украину 

29 июня 1918 года Махно в сопровождении Аршинова прибыл на Курский вокзал в Москве.
Махно пишет, что с нетерпением ждал того часа, когда вернётся в Гуляйполе и организует борьбу крестьян за идеалы революции.
Так, в мыслях о родине и борьбе он доехал до Орла. Здесь поезд задержался. Махно решил прогуляться: «ведь это город, в котором при самодержавии глупого Николая II существовала каторга». Здесь тогда царил антисемитизм. Даже уже одно подозрение, что осуждённый – еврей – было поводом для надзирателей издеваться над ним: зверски избивали и раздевали, осматривая половой член убедившись, что он не еврей. «Но и в этом случае били, только теперь уже за то, что не носит креста…» Анархистов Махно не нашёл в Орле и вернулся на поезд.
«На другой день, ночью, – пишет он, – я был уже в Курске».
На станции Беленкино, где высадился Махно, он по дороге встретил нескольких «мешочников» из Гуляйполя. Один из них – сын хорошо знакомой ему еврейской семьи Шапиро –  так обрадовался встрече, что буквально бросился ему на шею. От него Нестор узнал, что дом его матери был сожжён «немецкой и украинской властями», старший брат Емельян, инвалид войны, расстрелян, а другой брат – Савва – был схвачен и посажен в Александровскую тюрьму». За время отсутствия Махно в Гуляйполе «немцами совершено много расстрелов, главным образом крестьян-анархистов». А его мать «скитается по чужим квартирам…»
От этих вестей Махно почувствовал глубокую горечь и пришёл «в смятенное состояние». Гуляйпольцы советовали ему не ехать на Украину, ибо это было опасно… Но Махно нельзя было остановить. «Я нанял по примеру других подводу, положил свой чемодан, – пишет Махно, – сам уселся в неё и спокойно, по праву гражданина гетманско-немецкой Украины, проехал пикеты Красной Армии и немецкие пикеты».
По дороге, когда Махно подходил к станции, ему встречались многие пешеходы, которые на его русский язык вообще не реагировали. «И я, не владея своим родным украинским языком, – пишет Махно, – принуждённо должен был уродовать его так в своих обращениях к окружающим меня, что становилось стыдно…»
Он долго думал, кому на Украине нужно было отказываться от русского языка и пришёл к выводу, что эти «фиктивные украинцы» «народились из-под грубого сапога немецко-австро-венгерского юнкерства…»
Вот откуда украинский национализм, который до сих пор преобладает на Украине и даже стал основной государственной политикой и идеологией! А догадки Махно, до которых наши горе-учёные только сейчас дошли, говорят об его остром уме!
Махно был убеждён, что националистам «нужен был только украинский язык, а не полнота свободы Украины, и населяющего её трудового народа!»
Вот так и получилось, что полуграмотный революционер-анархист оказался намного умней и выше наголову большевиков, да и будущих ельциных, горе-депутатов Российского Совета и Госдумы, подло отдавших Украину и Прибалтику в руки своих лютых врагов – Запада!
С трудом Махно доехал до Белгорода, забравшись на крышу вагона. Здесь, в Белгороде, он переоделся в офицерский костюм и потом беспрепятственно доехал до Харькова. Наконец он прибыл в Синельниково («в 60 –-70 верстах от Гуляйполя»).
 Здесь он нигде не видел русских надписей а по перронам слонялись солдаты их родного «Deutsch Vaterland».
Махно посмеивался над чужеземными надписями, но вскоре был напуган тем, что ему встретился «один из гуляйпольских евреев», который протянул ему руку и назвал по фамилии. Пришлось быстро уходить, переодеться в штатскую одежду и первым попавшимся поездом выехать в Гуляйполе.
В поезде его узнавали. Прошёл слух, что вести дошли до немецких жандармов, которые стали его искать.
Махно «быстро передал Когану (знакомому еврею) свой чемодан с вещами; сказал, кому сдать его в Гуляйполе, а сам, накинув на себя плащ, вышел из вагона в поле и скрылся в зарослях».
Пройдя 25 вёрст, он пришёл в село Рождественка, от которого в 20 верстах находилось его родное Гуляйполе. Пришлось там задержаться из-за сложной обстановки, чтобы потом сделать Гуляйполе «центром операционной базы», «на основе которой гуляйпольское трудовое население первое восстало против палачей революции – немецко-австро-венгерского юнкерства и гетманщины».
О своей борьбе Махно пообещал изложить в последующих третьей и четвёртой книгах.

Книга III. Украинская революция (июль – декабрь 1918 года)

Предисловие

Здесь редактор В.М.Волин сообщает, что при редакции этой третьей книги он «старался по возможности сохранить язык подлинника». Здесь было несложно, потому что Махно ярко, живописно излагает события, будучи одарённым оратором и рассказчиком.
Книга исключительно интересна, отмечает редактор не только правдивым и живым описанием событий крестьянской войны (1918 – 1921 годы), но и насыщенностью «живым бытовым и драматическим материалом, захватывающим читателя».

Глава I. Под гнётом гетманщины

«Июль 1918 года, – пишет Махно. – Я снова на Украине, в своём родном Гуляйпольском районе».
К тому времени «пресловутая рада», как считал Махно, была свергнута «буржуазией» «при поддержке юнкерства» и на её место назначила гетмана Павла Скоропадского. Махно же пребывал в селе Рождественки, окружённый заботами крестьян, которые осуществляли связь между ним и Гуляйполем.
Сидя на чердаке в крестьянском доме Махно обдумывал, как начать серьёзную революционную деятельность против гетманщины.
«Глубокая вера  в то, что революционное крестьянство, такие силы в себе таит, – думал он, – отвлекала меня от того факта, что я встречаю крестьян физически изнурёнными… и как-будто совершенно отчаявшимися».
Эта вера подсказывала ему, что именно эти крестьяне станут боевой  силой революции.
4 июля Махно написал воззвание к крестьянам и рабочим Гуляйполя, призывая их начать революционную борьбу за землю и волю.
«Письмо это в Гуляйполе переписывалось в десятках экземпляров и ходило по рукам крестьян и рабочих».
Но ехать в Гуляйполе пока было опасно, о чём Махно предупреждали многие сторонники, сообщавшие о том, что село наводнено гетманскими шпиками, которых поддерживает еврейская рота, полностью перешедшая на сторону контрреволюции.
Среди лиц еврейской национальности было множество немецких агентов. А агроном Дмитриенко «разъезжал с кавалерийским отрядом по всему району и вылавливал анархистов и большевиков с целью выдать их немецким палачам для казни».
В письме к Махно его соратники-крестьяне спрашивали, стоит ли убить всех предателей? Он ответил, что пока не следует убивать изменников и, тем более, евреев, чтобы не вызвать волну антисемитизма. Одновременно Махно запрашивал сведения о численности немецко-австрийских войск, наличии у них оружия и о том, как много «развелось местных шпионов».
Крестьяне ответили, что шпионы и провокаторы действуют в основном в центре Гуляйполя, и больше всех шпионов «развелось среди богатых евреев».
Махно помнил, как в годы еврейских погромов гуляйпольские крестьяне не позволили расправляться над евреями и поэтому рекомендовал им придерживаться этой линии и дожидаться освобождения от «гнёта гетманско-немецкой власти», чтобы потом на общей сходке разобраться с причинами предательства революции рядом евреев. Инструктируя крестьян, Махно в своём письме от 7 августа 1918 года предложил им создавать боевые сотни из самых смелых и начать нападения на помещичьи имения, где стояли немцы, но эти «нападения не должны носить характер грабежа». Когда же, по его мнению, крестьянские отряды обретут силу, можно будет разоружить немецко-гетманский гарнизон. А заняв Гуляйполе, последует воззвание «ко всем крестьянам и рабочим Украины с разъяснением целей и задач восстания и предложением присоединиться к махновскому движению «по всей Украине».
Вскоре Махно получил от старушки-матери несколько писем из Гуляйполя.
В одном из них крестьяне предупреждали его воздержаться пока от возвращения в родное село, где идут повальные обыски с целью найти Махно. Крестьяне также сообщили Нестору, что немцы арестовали его брата Михаила и собирались расстрелять, но местные помещики, наслышанные, что сам Нестор Махно находится неподалёку, испугались и уговорили немцев отпустить Михаила «за час до расстрела». Тогда Махно решил отправиться в Гуляйполе.

Глава II. Моё первое нелегальное пребывание в Гуляйполе

«В одну ночь два крестьянина, – пишет Махно, – вооружившись винтовками (я имел при себе две бомбы и хороший револьвер системы «кольт»), повезли меня по направлению к Гуляйполю. В трёх верстах от Гуляйполя я соскочил с подводы и, крикнув «Прощайте!», скрылся промеж копен ржи…»
В два часа ночи Махно уже был в Подолянах в крестьянской семье, которая стала для него  центром связи с революционерами. Крестьянка Харитина напросилась ему в помощницы.
В это время Гуляйполем руководили агенты Украинской Центральной рады, которые, с помощь еврейской роты, разоружили и арестовали местных анархистов с целью выдать их на расправу «немецко-австрийскому командованию».«Переворот удался». «Начались погромы революционных организаций», приветствуемые буржуазией.
А бюро анархистов разгромил некий Лёва Шнейдер, называвший себя анархистом и обращавшийся на украинском языке к «шовинистическим бандам».
 А когда «немцы и австрийцы окончательно здесь осели», этот горе-анархист перебежал к большевикам в Харьков.
Махно почувствовал, что среди крестьян Гуляйполя царит лютая ненависть к евреям. Махно не хотел развития антисемитизма и решил посмотреть, как ведут себя евреи в центре Гуляйполя. Для этого он переоделся в женское платье.
Там он увидел «свободно гуляющими только тех, кто жил в центре». В основном, евреев. «Приходящих же из окраин патрули разгоняли, записывали, нередко арестовывали, избивали прикладами и указывали им дорогу к дому».
На одном из собраний с крестьянами Махно подчеркнул «громадную опасность антисемитских настроений». Он также предупредил не спешить с расправами над провокаторами и шпионами, пока не будет накоплено достаточно сил.
Как только будет покончено с немецким и гетманским режимом, утверждал Махно, – «мы всех уцелевших провокаторов притянем к всенародному суду через сходы и собрания революционных крестьян и рабочих».
Крестьяне рассказали Махно о том, как свирепствовали гайдамаки в Гуляйполе: сжигали дома и «дворы всех крестьян, сыновья которых были активными революционерами и ушли в подполье, и жгли их дворы, грабя и насилуя». Был сожжён дом матери самого Махно, сожгли дом его брата-инвалида Емельяна, а его самого арестовали и расстреляли. Зверски убили и замучили они «славного еврейского юношу» Горелика и многих других.
Махно красочно описал зверскую расправу немецкими солдатами над анархистом Моисеем Калениченко, когда в него прилюдно стреляли по нескольку раз, чтобы насладиться его страданиями. Таким же образом немцы и гайдамаки жестоко расправились с ещё одним сторонником Махно – Степаном Шепелем.
На собрании крестьян Махно предложил создать «по районам в Гуляйполе инициативные группы в три-пять человек каждая». Эти группы должны были тайно провести массовую работу среди населения, чтобы поднять его на борьбу. Так была основана «крестьянская революционная организация для борьбы с контрреволюцией».
Махно планировал с помощью восстания в Гуляйполе вовлечь в революционную крестьянскую войну всю Украину. «Я отыскал несколько бомб, – пишет он, – и решил взорвать в Гуляйполе штабы немецко-австрийского командования и гетманской державной варты».
К себе в помощь он стал готовить двух человек – мужчину и женщину – хотя акт террора готовился совершить сам.
Но ему помешали новые события. Как оказалось, письма Махно широко распространились по ряду деревень, и Воскресенские крестьяне, создав боевой отряд и назвав его «Махновским»,  совершили организованное нападение «на карательный немецкий отряд, разбили его, убили командира и нескольких солдат».
В ответ немцы начали повальные обыски, и Махно был вынужден «перебраться на 80 вёрст далее от Гуляйполя, в деревню Терновку».

Глава III. Деревня Терновка и заговор убить меня

«В деревне Терновке (она же Протопопово) я поселился, – пишет Махно, – у своего дяди, брата моей матери, Исидора Передерия под видом родственника…по имени Иван Яковлевич Шепель. Документ на это был сделан мне раньше по моей просьбе Затонским…»
Родственники Махно пустили по деревне слух, что к ним приехал гость, «с целью уйти подальше от прифронтового шума и неурядиц».
Здесь часто появлялись немецко-гетманские карательные отряды, поэтому Махно вынужден был днём «прятаться в поле, в лесных посадках или кукурузах и возвращаться домой по ночам».
Его такая жизнь вызвала подозрение у местной молодёжи, что он – шпион.
В один из воскресных дней молодёжь затевает попойку возле дома, где жил Махно, а затем готовится схватить его, убить и зарыть в поле.
Они извлекли из земли оружие  и с «нетерпением ожидали ночи», « а потом и казни – дикой, звериной казни…» В их компании был и племянник Махно, который не знал о замыслах товарищей, и когда ему предложили вызвать Махно к ним, он согласился.
Махно сразу же согласился пойти на встречу с молодёжью. Его появление в сарае «кое-кого смутило, но кое-кого явно обрадовало».
Когда ему предложили пива и сыграть в карты, он отказался, объяснив, что сейчас время, когда «труженикам есть о чём подумать  несравненно более серьёзном, чем картёжная игра». И Махно произнёс перед ними яркую речь, какую все слушали «с разинутыми ртами». А когда он рассказал о злодеяниях немцев и гетмановцев, молодёжь не выдержала его последних слов. «Многие повскакали с мест и начали кричать, что «у нас знают только играть в карты!»
После восторженных криков молодые люди подходили к Махно и пожимали ему руку. Они сказали, что сначала приняли его за врага, но теперь раскаиваются.
Затем они подвели Махно к куче оружия и сказали, что подготовили это, чтобы расправиться с ним!
Это расстроило Нестора и он ушёл домой в плохом настроении.
На другой день Махно написал прокламацию для крестьян «и расклеил по всей деревне», возле сельского управления перед сельским сходом. Её читала почти вся деревня». Многие подозревали, что это написал Махно, но пустили слух, что в деревне побывали какие-то матросы… Но один кулак заявил, что думает, что это написал недавно приехавший к Исидору Передерию гость. Там его так избили крестьяне, что он отрёкся от своих слов!
Постепенно Махно стал встречаться с активными крестьянами села «и организовал из них боевую группу». В задачу группы входило не только принятие участия в восстании против оккупантов, «но и беспрерывные нападения теперь же…на помещичьи усадьбы, на немецко-австрийские военные транспорты…»   
Молодёжь рвалась в бой, а Махно отговаривал их дожидаться выгодной для начала борьбы ситуации.
«И мы решили связаться с Гуляйполем», – пишет Махно. Оттуда он узнал, что гайдамаки заставляют крестьян свозить все свои урожаи помещикам, после чего Махно отдал приказ молодёжи Терновки начать нападения на помещичьи имения.
В одном из имений повстанцы наткнулись на вооружённую защиту из немецких солдат, с трудом обезоружив их, они подошли к дому, где забаррикадировались помещик с офицерами.
Помещик выкрикнул из дома, что сообщил по телефону немцам, и они скоро прибудут. Когда же повстанцы приступили к дому, началась стрельба. Тогда Махно с помощником подползли с двух сторон к окнам и метнули туда бомбы. Наступила тишина, но грабежом имения повстанцы заниматься не стали.
Вскоре власти узнали, что в Терновке пребывает «некий учитель», устраивающий беспорядки. «Начались розыски, –  пишет Махно. – И это принудило меня перебраться в Славгород, а затем в Ново-Гупаловку».
В последнем пункте Махно едва избежал ареста. Он с товарищем с трудом отстрелялись от наседавших карателей.
С помощью товарищей Махно удалось перебраться «на правый берег Днепра, в район Звонецкой Вовниги». Там он оказался среди опальных гайдамаков, которые были «пробольшевистски настроены». Махно быстро договорился с ними, получил их поддержку, оружие и вернулся опять в деревню Терновку. Здесь он оставил пулемёты, а сам прибыл в Гуляйполе. А по дороге туда выступал с речами перед крестьянами окрестных деревень.

Глава IV. Второе тайное моё пребывание в Гуляйполе. Встречи со старыми товарищами и первые решения по ряду важнейших вопросов организации восстания крестьян и рабочих

Когда Махно второй раз тайно прибыл в Гуляйполе, он встретился с приехавшими туда соратниками: Исидором Лютым и Алексеем Марченко. Они предлагали дожидаться помощи от большевиков.
Встреча с ними привела Махно к выводу, что пора начать партизанскую войну.  Он объяснил им, что большевики не признают крестьянство революционным классом, поэтому нужно действовать самостоятельно.
Это ещё раз подчёркивает презрение большевиков к крестьянству, навязанное мстительным Лениным, и совершенно ошибочное, что доказывает глупость Ленина, а не его гениальность!
Говоря с А.Марченко, Махно чётко определил необходимость собственной борьбы крестьянства за свои права.
Соратники Махно полностью согласились с ним, но настаивали на уничтожении «руководителей весеннего контрреволюционного переворота».
С этим Махно согласился. Но он боялся расправ над предателями до начала восстания. Он отстоял, например, артиллериста Шаровского, которого считал отличным специалистом и не замешанным в предательстве.
Через неделю «члены нашей группы, – пишет Махно, –  выследили старого и опытного шпиона царского сыска, некоего Сопляка, и убили его».
Это положительно повлияло на местных крестьян.
Это вдохновило на поход против помещиков деревень Марфополь и Степановка. Их постигли смерть и разрушения.
Махно с товарищами вернулись в Гуляйполе. Но туда нагрянули гайдамаки-убийцы.
Махно спас один из гайдамаков, которого он когда-то отпустил и тот поклялся отблагодарить за спасение жизни. Этот воин внезапно крикнул у дома, где пребывал Махно: «Ты кого у себя придерживаешь?»
Махно с товарищем немедленно выскочили в окно и убежали. Затем начались бесчисленные нападения гетмановцев на повстанцев, их постоянные побеги и, фактически, «игра в прятки».
Желая отомстить немцам за злодеяния, Махно переоделся в женскую одежду «и с товарищем Лютым в качестве его барышни пошёл в центр села» Гуляйполе.
Он планировал взорвать весь штаб немецко-австрийского командования, но это не получилось. В штаб входили женщины и дети, а Махно с ними не воевал! Опять же вопреки лжи большевиков!
Позже Махно возглавил отряд террористов на пути к штабу врагов. Однако им встретился вражеский патруль, который был ими схвачен. Но поскольку среди патрульных оказались осведомители Махно, их отпустили, а вот теракт против штаба врага пришлось отложить.
Из-за возникшего «шума» Махно и его сподвижники покинули Гуляйполе.

Глава V. В пути по районам и вокруг Гуляйполя

Махно вместе с товарищами отправился «по районам». Этот поход был очень опасен. По дороге два его соратника нарвались на немецкий карательный отряд и были расстреляны. Тем не менее, махновцы сумели, «переходя пешком из села в село», наладить связь с «инициативными группами».
По прибытии к берегам Днепра Махно отыскал склад с оружием и выступил на собрании крестьянской молодёжи в селе Васильевка, объявив о начале открытой борьбы «против гетмана и немецко-австрийских армий».
После его речи молодёжь поклялась, «что она при первом же выстреле из Гуляйполя восстанет повсеместно…»
«22 сентября 1918 года, – пишет Махно, – мы, приготовив нужные нам ручные пулемёты и пулемёты системы «максим»…и выехали в направлении Гуляйполя…»
По дороге махновцы встретили вооружённый отряд местных помещиков и задержали их. Махно сказал, что прибыл с товарищами из Киева для борьбы с революционерами. Начальник помещичьего отряда подробно рассказал, доверяя Махно, о немецких воинских частях, их вооружении, о маршрутах карательных отрядов. Затем он предложил Махно поужинать с ним и поохотится на уток. 
Тогда рассерженный Махно назвал своё имя и сказал правду о том, что прибыл сражаться «с негодяем-гетманом» и «всей контрреволюционной сволочью…»
Услышав это, «начальник бросился на колени, делая попытку схватить меня за ноги, чтобы поцеловать, – пишет Махно. – Его подчинённые тоже упали на колени».
Затем напуганные помещики стали предлагать Махно деньги.
Соратники Махно смеялись при этом, а потом спросили: «Вы думаете этих негодяев пощадить?»
Махно сказал им, что убивать этих людей нельзя, ибо неизвестно, как они себя вели до задержания и виновны ли они в преступлениях перед народом. Он предложил связать их всех и бросить в поле. Пока они разберутся, махновцы уже будут далеко.
Но тут вдруг «разоруженные наёмные слуги гетманщины в это время кинулись убегать во все стороны».
Махновцы бросились за ними вдогонку. «Кого легко настигали, тех хватали и сводили к подводам, а кого трудно было поймать, тех пристреливали».
После этого, убедившись, что беглецы были верными сподвижниками гетмана, махновцы хладнокровно их расстреляли». И, зная теперь, где сосредоточились немецкие войска, Махно с соратниками, «пустились далее по дорогам к Гуляйполю».
Когда проезжали мимо одной из помещичьих усадеб, оттуда вдруг выскочил офицер-поручик, «голова Лукашевской державной варты».
Махно спросил его: «А вы кому служите?»
«Державе и её главе Павлу Скоропадскому!» – последовал ответ по-украински.
Махно повернулся к товарищам и приказал: «Обезоружьте его и повесьте, как собаку, на самом высоком кресте на кладбище!»
23 сентября 1918 года махновцы прискакали в Гуляйполе. Но там оказалось множество немецких войск. Однако крестьяне радушно приняли повстанцев, «в мгновение ока спрятали и нашу подводу, и людей, и лошадей,» – пишет Махно.   
Оставаться в посёлке было опасно, и махновцы поехали в деревню Марфополь, в 5 – 7 верстах от Гуляйполя.
Деревня была пуста. Видимо, каратели вывезли всех крестьян в Гуляйполе.
Махно с товарищами пошли в степь и расположились с лошадьми в небольшой степной балке. Неожиданно появились пастухи. Они с ужасом смотрели на махновцев. Нестор Иванович стал рассказывать им, что прибыл сюда для освобождения крестьян. И вот пастухи рассказали ему, что гайдамаки распространили среди крестьян слух, что Махно, ограбив крестьян и, добыв много денег, «убежал в Москву. Купил там роскошный дом» и живёт припеваючи!
Ну, прямо-таки информация в стиле большевиков-коммунистов, которые уже больше столетия дурачат народ сказками о «гениальном и бескорыстном» Ленине, а его соперников поливают бездоказательной грязью!
Пастухи молча выслушали доводы Махно и со слезами на глазах признались, что не верили ни одному слову гетмановских провокаторов!
Ну, вот один из отряда Махно, Лютый, решил припугнуть пастухов, показывая им револьвер и требуя, чтобы они молчали. Те страшно перепугались, но Махно успокоил их и заставил Лютого извиниться.
Затем отряд Махно, ввиду начавшегося дождя, направился в деревню Степановку.
Здесь Махно, окружённый крестьянами, подробно рассказал им о целях и задачах его отряда. Через пару дней махновцы прибыли в деревню Марфополь. Здесь Махно организовал революционный штаб, связался через курьеров с гуляйпольцами и получил от них послание, в котором они призывали Махно прибыть в Гуляйполе.
В это время в Марфополь нагрянул карательный отряд из немцев и гайдамаков. Махно вскочил на тачанку, а его товарищи, выхватив винтовки, стали стрелять. Во вражеском отряде было около 25 человек. Часть из них погибла под пулями повстанцев, а кто смог, побежали в панике спасать свои жизни. За ними устремились махновцы. Сам же Махно «кинулся к телеграфным и телефонным столбам, ведущим к Гуляйполю, и перерезал на них провода».
Во время погони в плен попал «начальник гуляйпольской варты». Его тут же «пристрелили». «Солдат и рядовых вартовых… забрали на свои подводы».
Трупы врагов были вывезены «в помещичий лесок», где их закопали, чтобы не вызвать репрессий на местных крестьян.
Опросив пленных галичан, служивших в австрийской армии, Махно поручил им написать под диктовку письмо немецко-австрийским солдатам с призывом не подчиняться приказам палачей офицеров, убивать их и уезжать на свою родину, чтобы там «освобождать своих угнетённых братьев и сестёр». «В противном случае, – написал Махно, – украинские революционные труженики… будут убивать и вырезать всех вас поголовно вместе с вашими офицерами и агентами гетмана как убийц и палачей…» 
Отпустив пленных с этим воззванием, махновцы устремились к деревне Шанжаровке, что в 17 верстах от Гуляйполя.

Глава VI. Немецко-австрийские войска в деревне Марфополь после уничтожения нами их отряда. Мы в Гуляйполе

Как только Махно с отрядом уехали, в Марфополь прибыли вражеские войска.
Начались зверские расправы, почти большевистские.
Хозяина дома, где пребывал Махно, немедленно расстреляли. «Затем согнали сельский сход». «Перепороли шомполами тех из крестьян, чья физиономия не нравилась озверевшим офицерам».
Спрашивается: тогда чего же хотели лживые большевики от махновцев, истинных защитников крестьян! У крестьян не было никого, кто бы их защищал! Большевики сделали ставку на промышленный пролетариат, который был  для них наиболее подходящим «классом» в деле одурачивания и захвата власти. Но вот о крестьянстве не подумали! И это в стране, где крестьяне составляли 90% населения!
Вот вам и большевики! Да против них даже Гитлер – ангел!
И только один Махно взял на себя бремя заботы об обезличенном крестьянстве, почему потом и «испил горькую чашу»…
Вернёмся к событиям на Украине.
Страдания крестьян села Марфополь дошли до Махно и он с соратниками решили, что прощения врагам не будет!
Махно послал своих людей по всем районам с призывом к восстанию, а поскольку гетмановско-германские силы выехали из Гуляйполя, махновцы вошли в посёлок. Здесь Махно вынес решение собрать все свои вооружённые силы в открытом поле, чтобы «видеть этих бойцов и поговорить с ними».
Несмотря на риск, «съехалось более четырёхсот человек».
Здесь  Махно подробно изложил свой план, как расположить повстанцев, чтобы перекрыть врагу все пути в Гуляйполе.
Когда же немецко-австрийские войска попытались войти в посёлок, их сразу же выбили.
Так Махно занял Гуляйполе. Сразу же по занятии, Махно установил «своих контрольных на почте, телефонной станции и на станции железной дороги».
В местной типографии начался процесс печатания революционных листовок.
Крестьяне после прихода Махно оживились и «воспрянули духом и взялись за дело своего освобождения».
В это же время «австрийско-немецкое командование не дремало». К Гуляйполю подтягивались войска.
«Это обстоятельство, –  пишет Махно, –  заставляло нас все ночи напролёт разъезжать вокруг Гуляйполя, ставить секреты и заградительные заслоны, ожидая наступления врага».
Неожиданно в Гуляйполе позвонил некий «революционный комитет».
Махно взял трубку и услышал  о предложении  разрешить ввести в Гуляйполе батальон немецко-австрийских войск. Махно ответил, что этого не должно быть и если «вздумаете вступать в Гуляйполе сами, произвольно, то встретим с оружием в руках».
Далее последовала угроза «двинуть» войска  на Гуляйполе и «уничтожить его вместе с жителями…»
«Двигайтесь! – ответил Махно. –  Посмотрим, как вы будете подмазывать свои пятки и удирать…»
Прошло несколько дней. И вот Махно вновь получил звонок от немецко-австрийского штаба. Там спрашивали, почему он считает немецкие войска  и их командиров убийцами. Разговор затянулся…
Было ясно, что немцы просто «затягивают время».
Тем временем поступили сведения, что немцы выгрузили два эшелона военных перед Гуляйполем.
Махно выехал навстречу врагу с небольшим отрядом. «Мы подпустили их ещё ближе и обстреляли метким пулемётным огнём, – пишет Махно. – Тем самым мы заставили их сперва лечь, а затем развернуться фронтом и открыть бешеный огонь со своей стороны».
Тем временем к повстанцам подходили всё новые силы.
Вместе с тем неприятель ввёл в Гуляйполе такое количество военных, что отряды Махно были вынуждены отступить в Юзово и Мариуполь.
Отступая, махновские войска отчаянно сражались с гайдамаками и немцами, уничтожали  помещиков и жгли их усадьбы.
Остановились они лишь поздно ночью в селе Дибривки.

Глава VII. Наша остановка в селе Больше-Михайловке. Встреча с отрядом Щуся и присоединение этого отряда к нам

Отряд Махно, после разведки, вступил в село Больше-Михайловка. Разведка показала, что немецко-австрийских войск нет, и его отряд спокойно вошёл и расположился по избам, оставив часовых.
На другой день к Махно присоединился со своим отрядом известный ему революционер Щусь.
Махно описывает, как крестьяне поддерживали их движение, как помогали раненым, как обеспечивали питанием бойцов.
Выступая перед крестьянами, Махно подробно рассказывал о своих замыслах дать полную свободу крестьянам, но и нацеливал всех не только на борьбу с гетманщиной и немцами, но и с движением Деникина, недавно появившимся и пытавшимся возродить царскую Россию.
После речи Махно его первые сподвижники стали критиковать его за то, что он открыто говорит крестьянам правду о ситуации, чем может напугать их и оттолкнуть от общей борьбы, но Нестор Иванович разъяснил им, что «кровь уже пролилась», и люди должны знать правду и за что борются!
Вот именно этого не было у большевиков, стремившихся захватить власть и обеспечить своё материальное благополучие!
Его соратники согласились с доводами, но всё ещё боялись, что крестьяне их не поддержат. Однако крестьяне буквально заполонили деревню, записываясь в отряд Махно. В рядах повстанцев за время пребывания в селе Дибровки оказалось «до полутора тысяч человек».
Периодически Махно обходил сторожевые посты и проверял боеготовность часовых. Вскоре раздались выстрелы застав. Махновцы подскочили и стали готовиться к обороне.
Махно приказал готовить тачанки с лошадьми за домами. По ним началась пулемётная стрельба. Разведчик повстанцев установил, «что между нападавшими есть солдаты в австрийской форме и есть не военные, штатские люди.
«Когда подводы были выхвачены из-под обстрела и  лошади в них запряжены», Махно с отрядом направились в сторону леса. По дороге они встречали множество крестьян, которые просили не бросать их на расправу «угнетателям».
Но отряду никак не удавалось проскочить сельские ворота: отовсюду следовали выстрелы. Тогда Махно приказал поставить на один из домов пулемёт «максим» и после успешной стрельбы неприятель бежал, оставив повстанцам 8 осёдланных лошадей и 2 -3 ящика патронов.
Когда махновцы провели разведку, они узнали, что в селе было «около батальона австрийцев, затем отряд человек в 80 – 100 из помещиков, немцев-колонистов и кулаков» и около сотни гетманских гайдамаков. «Противник расположился на церковной площади, а его штаб во дворе Совета».
Махно предложил своим товарищам Щусю и Петренко «сделать партизанский налёт на противника сейчас же, не дожидаясь, пока он начнёт своё наступление на лес». Но его товарищи вначале не поддержали, считая атаку на врага безумием!
Тогда Махно выступил с яркой речью, и «все присутствующие вооружённые и невооружённые крестьяне заявили: – Мы с вами, товарищ Махно!»
А один из крестьян сказал: «отныне ты наш украинский Батько, и мы умрём вместе с тобою. Веди нас в село против врага!»
Итак сам Махно с основными силами двинулись на село, а Щусь должен был совершить обходной манёвр и быть в нужном месте, когда основной отряд начнёт атаку.

Глава VIII. Дибривский бой. Роль дибривских крестьян в нём. Последствия этого боя

«Мы рассыпались цепью, – пишет Махно, – и шли вместе с бойцами через дворы, перелезая, часто с затруднением, через заборы и загаты (соломенные загороди), теперь уже молча, в направлении расположения неприятеля».
Зайдя на базарную площадь и дождавшись гонца от Щуся, Махно отдал приказ: «Огонь!» Австрийцы были на расстоянии 80 – 100 шагов и выстрелы махновцев были губительными. Затем последовала атака, и враги стали в панике убегать.
Крестьяне преследовали беглецов и поймали 20-25 человек, готовясь их линчевать. Но Махно проявил милосердие: приказал накормить всех, перевязать раненых и, предупредив, чтобы они больше им «не попадались», отпустил в сторону Малой Михайловки.
Вартовых или местных полицейских гетманской службы, «в особенности если они были из среды крестьян или рабочих», объявили предателями  и расстреляли сами местные крестьяне.
После боя Махно организовал митинг, призвав крестьян вступать в его повстанческую армию.
На следующий день в село хлынули массы крестьян, которые стали называть Нестора Ивановича «батькой Махно». И с той поры это прозвище прицепилось к нему. Но Махно был скромным человеком и не считал себя достойным этого прозвища, однако товарищи уговорили его отзываться на «батьку», чтобы не обижать крестьян.
Но через два дня к селу стали подходить австрийские войска с гайдамаками. Имея численное превосходство и артиллерию, враги вытеснили махновцев в лес, подожгли село и стали обстреливать из артиллерийских орудий лес, где засели повстанцы. В результате и сам Махно, и его товарищи получили ранения и вынуждены были «только с боевыми силам выезжать из леса».

Глава IX. В пути по Дибривскому и другим районам

Отряд Махно выехал из леса и перебрался через речку, незамеченный врагами. Впереди шла разведка, которая «осматривала каждый кустик. Огонь горевшей деревни Дибривки позволял видеть всё, как днём.
Так отряд добрался до села Гавриловки, что 12-15 верстах от Дибровки, пожар которой был виден даже там!
Жители выбежали на улицу, спрашивая, что случилось, и кто это едет. Махновцы договорились прикинуться отрядом гетмана Скоропадского. Сказали, что якобы ищут «банды Махно». Но, услышав это, крестьяне отказались даже разговаривать с ними. Следовало лишь одно: «Мы таких банд не знаем и о них ничего не слыхали».
Тогда махновцы, увидев, что жители им сочувствовали, открыли всю правду. После этого Махно приказал схватить всех кулаков и отнять у них оружие. Затем махновцы расстреляли всех арестованных и провозгласили беспощадную смерть всем  за убитых революционеров и крестьян!
После расправы над кулаками в Гавриловке махновцы отправились в село Ивановку, где также перебили всех кулаков и их пособников, участвовавших в нападении на Дибривки, а их усадьбы сожгли.

Глава X. Наша остановка в помещичьем имении и дальнейший путь по районам. Наши действия против помещиков и кулаков – участников нападения на Дибривки

Подъехав к одному имению, махновцы оцепили все постройки и опросили батраков-сторожей о помещике. Оказалось, что хозяин имения никуда не убегал и с восстановлением «царства гетманщины», живёт «по барски, за счёт батраков».
Пока разведчики выясняли обстановку, в имении раздался шум. Часть прислуги бросилась бежать, «но неудачно: заставы их частью задержали; частью перестреляли уже вдогонку…»
Первоначально хозяин дома принял повстанцев за своих, ибо Махно был одет в офицерскую форму, но когда узнал правду, страшно перепугался и упал на колени, умоляя не убивать его.
Соратник Махно, Лютый, хотел расстрелять помещика, аргументируя это тем, что он бы их не пощадил. Но Махно успокоил рыдавшего помещика, предложил ему с семьёй освободить залу для размещения повстанцев и пообещал никого не трогать, если не будет попыток сбежать.
Барыня спросила Махно, кто они такие, и он ответил, что они –революционеры, освобождающие простой народ от гнёта помещиков и гетманских прихвостней. Затем махновцы изъяли у помещика, плакавшего навзрыд, всё наличное оружие, а сами вышли во двор, где повстанцы, «зарезав двух барских бычков, занимались приготовлением завтрака для всего отряда».
Тем временем барыня впала в истерику и пыталась выхватить у часового револьвер, при этом выкрикивая: «Вон из моего дома!»
«Махнув на неё рукой и поставив вокруг дома часовых, – пишет Махно, – мы ушли во двор и там легли, чтобы немного поспать».
Тем временем дежурные разведчики во время разъезда задержали тачанку с тремя вооружёнными немцами-кулаками из немецкой колонии Мариенталя».
При допросе пленные сообщили, что участвовали в сожжении села Дибривки.
Но когда Махно назвал себя, они упали на колени, прося пощады и обещая ему верно служить. Махно так разгневался, что даже заплакал и «выбежал на просторный двор барской усадьбы».
Между тем, повстанцы расстреляли взятых в плен кулаков, а когда в плен попали ещё несколько возвращавшихся из сожжённой Дибривки кулаков, Махно приказал: «Убейте и этих собак! Никому и никакой пощады из вооружённых врагов революции с сего дня мы не дадим!»
После этого Махно стал отдавать распоряжения повстанцам о следовании дальше, но тут к нему «подвели ещё одну тачанку с тремя вооружёнными колонистами, которые везли избитого и связанного крестьянина из  Дибривки,  «заподозренного ими в революционности» для дальнейших пыток.
Избитый крестьянин узнал Махно и разрыдался, рассказывая о зверствах гетмановцев в его селе.  Крестьянин сообщил, что «в селе наиболее свирепствовали немцы-колонисты из колонии Красный Кут».
«Записав эту колонию и определив её месторасположение», Махно спросил крестьянина, что он хочет сделать со своими мучителями, но тот ответил, что они дураки, и он не хочет им «ничего худого».
Но тут прибежали другие крестьяне из этого же села, набросились на кулаков и отрубили им головы.
«Тяжёлая эта была картина, – пишет Махно, – но это было необходимо…»
Затем отряд Махно направился в село Комарь, где «разогнали гетманскую варту и созвали всё население на митинг». Махно и его помощник, Марченко выступили и призвали крестьян к всенародному восстанию. После чего отряд пополнился новыми добровольцами.
Оттуда махновцы двинулись «на татарское село Богатырь и провели в нём большой митинг. Затем повернули на греческое село Большой Янисель и Времьёвку.
И всюду несли смерть «гетманской варте» и немецко-австрийским карателям, а затем проводили перед крестьянами революционные митинги.
Во Времьёвке Махно хотел передать крестьянам мельницы и маслобойни, отняв их у кулаков, но крестьяне не были к этому готовы и хотели всё сжечь. Это не понравилось Махно, и он, поговорив с владельцами этих промыслов, потребовал, чтобы они снизили плату с крестьян и забыли о несправедливой эксплуатации. И предупредил их, что если они обратятся за помощью к немцам, то поплатятся за это своими жизнями… «Хозяева предприятий поклялись, что они останутся верны народному решению и будут подчиняться ему».
Тут же Махно узнал «подробности о колонии Красный Кут». Как оказалось, это был хорошо вооружённый немецкий центр, откуда разъезжали карательные отряды по всему району. Крестьяне сомневались, что Махно справится с ними.
Но это не испугало повстанцев, и они двинулись в Красный Кут. На подступах к поселению их встретили оружейным и пулемётным огнём, и хотя кавалерийский отряд Махно ворвался в колонию, поселенцы почти всех перебили.
Тогда Махно объявил штурм, и его люди отважно, не взирая на потери, заняли колонию и стали обыскивать дома в поисках оружия, которое нашли в изобилии. Затем Махно приказал вывести всех попавших в плен колонистов в поле, а все дома колонии сжечь в месть за сожжённую деревню Дибривки.
Когда вспыхнуло пламя, начались массовые взрывы снарядов и патронов, которые были спрятаны колонистами. И те, кто спрятался от повстанцев, погибли во время пожара и взрывов.
Уцелевшие жители колонии спрашивали повстанцев, что с ними будет. Махно произнёс яркую речь и даже извинился перед женщинами, «что не нашли данных, чтобы можно было их колонию оставить в неприкосновенности». Затем он объявил, что они свободны и могут следовать за крестьянами из Дибривки, которую уничтожили их отцы и сыновья.
«Уничтожением этой колонии и последовательно ряда других кулацких хуторов по возможности вместе с их хозяевами, – пишет Махно, – … мы должны были сделать последнее наше предупреждение буржуазии». 
Теперь отряд Махно был хорошо вооружён и имел сытых, здоровых лошадей, конфискованных у кулаков.
Узнав от крестьян, что в сожжении села Дибривки участвовали крупные землевладельцы из Фесуновских хуторов, Махно повёл свой отряд туда.
По пути они встретили кулаков из Дибривки, которые преподнесли Махно хлеб с солью и сказали, что помирились с немцами, австрийцами и всеми собственниками земли и просят мира у Махно.
Но Махно не принял их хлеб и спросил, кто прислал их с предложением мира. Они ответили, что местный священник. Махно посоветовал передать ему, «чтобы он дурака не валял и глупостями не занимался», иначе будет выпорот!
Когда махновцы прибыли к Фесуновским хуторам, они узнали, что все участники нападения на Дибровки бежали ещё за два часа до их прибытия.
Отдохнув и накормив лошадей, отряд двинулся дальше, предварительно предав огню хутора. По дороге они поймали двух помещиков. У одного из них оказалась фотография Щуся, помощника Махно. При допросе помещик показал, что снял фотографию со стены в доме матери Щуся, а дом сожгли.
Разъярённый Щусь набросился на него, а напуганный помещик вырвался и убежал. Его с большим трудом поймали и зарубили, а другого помещика отпустили.
Затем Махно повёл отряд назад в сожжённое село Дибровки, где едва уцелело несколько домишек. Там они встретили крестьян, которые не стали жаловаться на своё бедственное положение, но наоборот высказали Махно слова поддержки. Они сообщили, что всего было сожжено 608 дворов, и сжигали постройки не столько немцы, а «украинские буржуи из хуторов да из немецких колоний».
На вопрос, куда делись каратели, крестьяне ответили, что враги уехали в погоню за махновцами. Проезжая село, Махно встретил группу крестьян, возглавляемых местным попом. Махно отказался вступать с попом в беседу и предупредил его через Щуся, чтобы тот никогда не выводил навстречу ему крестьян и не подходил к нему с крестом в руке. Вернувшись, Щусь передал слова попа, обещавшего больше этого не делать.
По пути Махно встречал осиротевших крестьянских детей, лишившихся крова, и с трудом сдерживал рыдание.
«Между тем немецко-австрийские войска не спали». Узнав о местопребывании Махно, они спешно готовили окружение его отряда.
Махно собрал совет и было вынесено постановление: впредь при занятии помещичьих хуторов налагать на землевладельцев контрибуцию и конфисковывать оружие. А если оружия у хозяев нет, то хозяев оставлять в покое.
Также подлежали конфискации лошади, но не все. У кого их было 4 – 5, «одна-две лошади берутся безвозмездно», у кого было «от двух до четырёх – одна-две берутся взамен другой, худшей лошади». «Все активные вооружённые враги нашего движения и революции, – пишет Махно, –… расстреливаются на местах их действия и сейчас же после сбора о них сведений через население». Революционный суд, предложил Махно, может состояться после предварительного опроса крестьян на крестьянских сходах.
После принятия постановления этот документ был отпечатан на машинке «в многочисленных экземплярах» и его, с помощью крестьян, отправили по всем окрестностям.
Неожиданно возле одной из застав раздались выстрелы и взрывы. Махновцы встревожились, но оказалось, что это был бой с местными помещиками, которых быстро рассеяли. А вот австрийцы не решились пойти на Махно и ограничились стрельбой из Дибровок, в 5 – 7 верстах от повстанцев.
И, тем не менее, шрапнельные снаряды стали взрываться вблизи махновцев, в результате погибло несколько человек, и отряд Махно был вынужден отойти из зоны обстрела.

Глава XI. За сбором оружия и в новых боях

Конфискация оружия у врагов было непростым делом. Однако это было необходимо. Поэтому повстанцы стали быстро перемещаться по району, не останавливаясь надолго в сёлах и почти не устраивая митинги. Своими неожиданными рейдами они наводили ужас не только на местных помещиков и кулаков, которых они называли «буржуазией», но и на австро-германских солдат.
Появившись в имении, махновцы наскоро определяли степень благосостояния «буржуя», налагали контрибуцию и отнимали оружие.
«В течение полутора-двух недель, – пишет Махно, – мы собрали большие денежные суммы и громадное количество огнестрельного оружия…»
За отрядом Махно следовали обозы с боевым снаряжением.
Постепенно имения помещиков и кулаков пустели: они перебирались туда, где имелись «большие скопления немецко-австрийских войск».
Наконец, повстанцы приняли решение пойти на Гуляйполе. По дороге они разгромили батальон австрийцев, действовавших вместе с одним из первых деникинских формирований под командованием офицера Шаповала. Те бежали сломя голову даже за пределы Старого Кременчика, «куда мы и не думали вступать», – отмечает Махно.
Эта победа воодушевила крестьян, которые стали активней помогать повстанцам, поставляя им информацию о местонахождениях и передвижениях врагов.

 Глава XII. Наша стоянка в деревне Темировке. Налёт на нас одного из карательных отрядов Мадьярских частей австрийской армии и его победа над нами

По прибытии в деревню Темировку махновцы, наконец, сумели нормально отдохнуть. Но в 4 часа утра Махно был разбужен «дежурным по гарнизону Марченко, который доставил в штаб захваченного невдалеке от деревни помещика Цапко. Разъезды посчитали подозрительным его «шатания» «в ночное время возле деревни».
При допросе Цапко сказал, что ехал к Махно просить разрешения пропустить через Темировку жениха и невесту для венчания в церкви недалёкого села Санжаровки.
Несмотря на подозрительность слов Цапко, Махно отпустил его, сказав, что он с отрядом скоро отбудет и никакого разрешения для проезда молодых не надо.
Но через 30 – 40 минут после отъезда Цапко с двух сторон от деревни «затрещали… неприятельские пулемёты».
Пока Махно давал распоряжение отряду, неприятель быстро наступал и в рассветном тумане были видны мадьярские стрелки, бросавшие бомбы и стрелявшие из карабинов.
Сам Махно расположился у пулемёта и стал стрелять, разрывая мадьярские колонны. А в это время один из его командиров, Марченко, предпринял атаку на врага. Но мадьяры сражались отважно. «Они хотя и теряют товарищей из своих рядов, – пишет Махно, – … но не останавливаются».
«Учитесь, учитесь, сынки, у этих отважных стрелков, как нужно брать сёла у неприятелей», – кричал Махно своим друзьям-повстанцам.
Во время перестрелки был тяжело ранен Щусь. Его потащили к обозу, а сам Махно выскочил на главную улицу деревни и, стреляя из пулемёта, осадил на время неприятеля. Потери повстанцев были огромные. И если бы не один из командиров, Подгорный, не помог, бросившись с кучерами обозов на фланг мадьяр, их бы не удалось остановить.
Сам Махно был ранен в руку и, едва живой, был вынесен из боя товарищами. Все  они сели на подводы в обозе и там Махно увидел свою боевую подругу, которая стала осматривать его рану.
Затем собравшийся, сильно поредевший отряд повстанцев двинулся в сторону Гуляйполя. По дороге они встретились со свадьбой, о которой хлопотал Цапко. От крестьян они узнали, что мадьяры ночевали в имении Цапко, и тот приходил в Старую Темировку на разведку. Махно распорядился немедленно конфисковать весь транспорт «весёлой кулацко-помещичьей толпе» и пустил их пешком.
Двигаясь к Гуляйполю, махновцы вели непрерывные бои с помещиками и кулаками, хорошо вооружёнными и подготовленными не только к обороне, но и контратакам. При этом повстанцы несли большие потери.
Но никакие вражеские усилия не помогали «контрреволюции»: махновское движение привело едва ли не всю Украину в состояние революционной войны: началось народное восстание.
И вот, когда отряд махновцев «в третий раз осуществил чистку окрестностей Гуляйполя от контрреволюционных сил», наступила пора вступить в Гуляйполе.

Глава XIII. Требование-манёвр к немецко-австрийским и гетманским властям. Первые командиры боеучастков. Провокаторы и шпионы. Наши планы дальнейшей борьбы с возвратившимися помещиками и кулаками. Мой объезд районов

В октябре 1918 года «отряд вступил в Гуляйполе. Был созван большой митинг, на котором Махно и Марченко рассказали крестьянам, как ведётся борьба с «буржуазией» и какие задачи стоят перед повстанческим движением.
Население Гуляйполя «целиком одобрило задачи» махновцев.
«С этого времени, – пишет Махно, – наши подпольные инициативные участковые группы стали открытыми органами формирования революционно-боевых единиц повстанчества».
Как только махновцы заняли Гуляйполе, они начали активную работу по освобождению своих людей из тюрем Александровска.
В работу подключили телеграф. «Мы выработали телеграмму немецко-австрийским и гетманским властям в городе Александровске, – пишет Махно, – которая предъявляла требование об освобождении наших товарищей из тюрьмы».
В телеграмме врагов предупредили, что если перечисленные в ней махновцы не будут освобождены, «штаб принужден будет двинуть все свои силы на Александровск…Восставший народ не даст им пощады!» Подписали телеграмму Батька Махно и его адъютант Щусь.
Комендатура Александровска на это ответила, что сама неправомочна освободить «требуемых лиц из тюрьмы», но гарантирует их неприкосновенность.
Стало ясно, что враги были вынуждены считаться с махновцами.
Об этом Махно сообщил на митинге жителям Гуляйполя.
Здесь же он предложил создать четыре повстанческих фронта: «1) против немецко-австро-гетманской вооружённой контрреволюции; 2) против казачьих отрядов Белого Дона; 3) против Дроздовского отряда со стороны города Бердянска и 4) против помещицко-кулацких отрядов под предводительством агентов генерала Тилло со стороны Крыма».
Для настоящей революционной борьбы Махно предложил создавать повсеместно не только хорошо вооружённые отряды, но и сочетать открытую борьбу с партизанской «по всей Левобережной Украине».
Эти задачи вызывали недоумение у «некоторых товарищей», не веривших в столь грандиозный размах борьбы.
На их реплики Махно произнёс яркую речь, в которой разъяснил сомневающимся, что при отважном самопожертвовании и решимости победа вполне достижима. Необходимо самим создавать кадры офицерства и опытных бойцов, отметил он.
«После меня, – пишет Махно, – выступали многие товарищи и высказывались в положительном смысле по этому вопросу».
«В результате совещания по вопросу о командирах были утверждены: П.Петренко, младший Тыхенко и матрос Красковский». Им было приказано стягивать повстанческие отряды в одну «известную местность», для своевременного нанесения главного удара. После этого назначенные командиру уехали в трёх направлениях готовиться к боям.
«Совещание целиком одобрило мой доклад о реорганизации наших инициативных повстанческих групп в подотделы основного штаба повстанческих войск», – пишет Махно, и поручило ему заняться этим делом.
Кроме того «чрезвычайное совещание вынесло решение об уничтожении агронома Дмитриенко, командира еврейской роты вольного батальона Леймонского, Прокофия Хундай-Коростелёва и Тихона Быка. Все они активно сотрудничали с контрреволюцией.
Вместе с тем Махно предложил не спешить с расправой над упомянутыми предателями, чтобы не вызвать недовольства части населения Гуляйполя.
Тем временем повстанческие заставы задержали «в одном из поездов» Прокофия Коростелёва и привели его на совещание. Он признался, что занимался шпионской деятельностью  «в пользу немецко-гетманских властей». Упоминая Леймонского, задержанный заявил, что именно он ввёл его в шпионскую организацию. «Затем Коростелёв раскрыл… целую группу лиц, занимавшихся шпионским делом по выслеживанию скрывающихся крестьян-революционеров и провокациями разного рода».
«Несмотря на чистосердечное признание Прокофия Коростелёва и на раскрытие шпионской организации, революционеры-крестьяне не пощадили его. Он был тут же вывезен к месту свалки падали – дохлых лошадей, свиней и т. д. – и расстрелян».
После этого, распределив всех раненых по крестьянским избам на излечение, штаб, «сняв главные силы… с Гуляйполя и хуторов выехал по районам для изучения обстановки.
При объезде районов отряд Махно вёл ожесточённые бои с немецко-австрийскими и гетманскими отрядами, которым помогали будущие деникинцы – местные помещики и немецкие колонисты.
В районе Синельниково произошёл серьёзный бой с немецко-австрийскими войсками. «Мы потеряли здесь много сил убитыми и ранеными», – пишет Махно.
Повстанцы даже попали в окружение, но их выручили подоспевшие на подмогу крестьяне, бывшие солдаты, сбежавшиеся со всех сторон.
Проезжая через «линию железной дороги Синельниково-Александровск», повстанцы наткнулись на немецкие эшелоны и   приняли с ними бой. Разгромив врага, махновцы овладели большим количеством оружия, продовольствия и даже обувью и сырьём для обуви, вывозимыми в Германию, как результат грабежа Украины. Махно распорядился передать продовольствие населению и «распределить в общественном порядке, между беднейшими в первую очередь».
Подъехав к Днепру, махновцы с помощью опытных крестьян-лоцманов, извлекли со дна «около восьми» пулемётов, пригодных к стрельбе.
Вместе с тем неожиданно, на митинге в селе Васильевке, Махно узнал от крестьян, что два повстанца опозорили их отряд, ограбив местную мельницу и прихватив 3000 рублей. Испытав чувство горечи, Махно приказал вывести грабителей и прилюдно расстрелять. После чего было принято решение «не останавливаться ни перед чем, чтобы с корнем вырывать» «грабительский элемент» «из повстанческих рядов и уничтожать».
Это ещё раз доказывает, что у Махно была настоящая повстанческая революционная армия, а не «пьяный сброд», как называли махновцев большевики да и последующие советские историки!
В дальнейшем, при следовании назад в Гуляйполе, махновцы допустили ошибку и не обратили внимания на следовавший неподалёку от них небольшой поезд в 3 – 4 вагона. В результате, из приблизившегося поезда началась стрельба и повстанцы потеряли многих лучших бойцов, а у самого Махно была ранена лошадь.
Подобрав убитых и раненых,  махновцы отъехали на 15 вёрст от станции Новогупаловки и в одной из деревушек оставили раненых и убитых, поручив их местным крестьянам.
Прибыв в деревушку Алеево, Махно послал людей за местным хирургом, который провёл успешные операции раненым бойцам. Здесь же Махно узнал, «что в Киеве совершён переворот. Гетман Скоропадский низвергнут. Организовалась Украинская Директория под председательством В.Винниченко. Директория объявила всем политическим узникам амнистию…»
Это первоначально сильно обрадовало местных жителей, а сельский учитель прямо задал вопрос Махно, как он относится к новоиспечённой власти.
Махно испытал затруднение при ответе, но, подумав, сказал, что лично не знает Винниченко, однако осведомлён, что он идёт  «рука об руку…с Петлюрой», военным министром бывшей Центральной рады, который участвовал в расправе над революционными рабочими и крестьянами. В пламенной речи Махно объяснил, что задачей революционеров является полное освобождение Украины от остатков немецких войск и гайдамаков, а не в поддержке сиюминутного правительства Украинской Директории.
Крестьяне деревни Алеево, выслушав его сказали: «Вы, Батько Махно, наш неизменный друг. Мы пойдём все в повстанчество и будем бороться с буржуями и их властью…»
А вот один из командиров, Каретник, посоветовал не спешить с приготовлениями к борьбе с Украинской Директорией. Он утверждал, что власть Винниченко не распространится дальше Киева. По его мнению следует пока ограничиться выпуском листовок «против Украинской Директории как власти вообще и как власти предателей интересов революции в частности».
Это мнение было поддержано «большинством товарищей».
После чего отряд Махно отправился в Гуляйполе.

Глава XIV. «Махно убит». Напрасное злорадство врагов революции

Когда произошла стрельба на станции Ново-Гупаловка, и повстанцы потеряли многих бойцов, прошёл слух, что погиб и сам Махно.
Эта весть вызвала в стане врагов ликование. «Все кулаки и помещики, – отмечает Махно, – теперь снова рассыпались по уезду».
Разгневанный Махно двинулся в поход, чтобы отомстить бестолковым кулакам и помещикам. Повстанцам очень помогали крестьянки, прибывавшие из разных деревень и сообщавшие о передвижениях врага.
На их пути «в колонии номер 4 находился  кулацкий отряд под командованием помещика Ленца. Несмотря на ожесточённое сопротивление, Махно взял колонию, перебил всех, кто не сумел сбежать, и сжёг «гнездо контрреволюции».
После этого Махно отдал приказ двигаться маршем по всем хуторам, где праздновали его якобы гибель враги.
«Многие кулаки и помещики, – пишет Махно, – увидев меня во главе отряда, столбенели и не скоро приходили в себя!»
Но его отряд не свирепствовал и расправлялся только с теми, кто запятнал себя кровью невинных крестьян. А в основном у кулаков отнимались оружие, боеприпасы, «хорошие лошади и тачанки под пулемёты». «Хутора теперь уже не сжигались». А их хозяевам «делалось серьёзнейшее предупреждение о том, чтобы они… занялись мирным трудом» и прекратили опираться на немецко-австрийские войска.
В селе Рождественке крестьяне дали сведения о роли местного «священника, действовавшего заодно с кулаками и провокаторами в пользу гетманщины и против бедноты». «Священник был опрошен, – пишет Махно, – а затем как собака был самими крестьянами и повстанцами повешен». Это также говорит о «глубокой набожности» крестьянства!
Это было второе убийство священника. Первого ликвидировали в Семёновке за то, что тот, нарушая тайну исповеди, выпытывал у глупых женщин сведения об их мужьях, а потом передавал врагам.
После второй казни священники прекратили свою провокационную деятельность и занялись только церковными делами.
«Теперь священники, – пишет Махно, – или совсем молчали, или же становились ярыми сторонниками только церковной правды…»
Завершив набег, повстанцы вернулись в Гуляйполе.

Глава XV. Освобождённые из тюрем Гуляйпольцы. Положение повстанческого штаба. Его фронты. Рост контрреволюции. Недостаток в анархических силах. Переговоры с екатеринославскими военными властями войск директории. Объявление директорией мобилизации. Наше отношение к директории и начальные методы борьбы с ней. Недоразумение с немецко-австрийским командованием

Вступление отряда в Гуляйполе было особо радостным для всех: и повстанцев и жителей. Из александровской тюрьмы были освобождены целые группы анархо-коммунистов, среди которых были А.Калашников, Савва Махно, Филипп Крат и другие.
Однако Директория не освободила из тюрьмы левую эсерку Каховскую, которая в своё время была организатором убийства «палача революции немецкого фельдмаршала Эйхгорна!».
 Это укрепило Махно во мнении, что Директория тоже готова «душить всё, связанное с революцией».
Повстанческие отряды получили задание разъяснять населению на местах контрреволюционную сущность Директории.
Теперь повстанческий фронт имел уже три боевых участка.
«Момент борьбы был напряжённый, – пишет Махно. – Немецко-австрийское командование, не выдержав наших повсеместных атак по сёлам и деревням, группировало свои силы по линиям железной дороги». Пришлось вести «рельсовую войну». В это же время начало расти деникинское движение. Махно был в постоянной работе: «ночью сидеть в штабе… а днём выезжать то на один, то на другой боеучасток фронта…» А вот среди анархистов он так и не мог найти подходящих помощников.
Рассуждая, Махно стал убеждаться, что анархисты ни в деятельной работе, ни даже в своих философских взглядах были несостоятельны. Особо он отмечал роль провокаторов и предателей из евреев-анархистов, однако весь народ виновным в этом не считал.
Бестолковщина и оторванность от жизни многих анархистов были, по его мнению, причиной, что росло деникинское движение.
«Анархизм, – пишет Махно, – не имея в наличии достаточного количества сил, способных понимать момент и своевременно отвечать на запросы дня в революции, первым попал под удары чёрных сил и оказался наиболее разбитым ими».
Здесь сыграл свою роль и большевизм, «пошедший по чуждым революции путям».
Поэтому повстанцы не надеялись на помощь города и сами громили «немецко-австрийские и гетманско-деникинские отряды». Однажды им удалось перехватить посланца Белого Дона к Украинской Директории. И вот после разгрома нескольких групп «белых»» в Гуляйполе пришли две телеграммы от атамана «Екатеринославского коша войск Украинской Директории Горобца». Он предлагал Махно прислать к нему делегацию, чтобы «сговориться о совместной борьбе за «Украиньску державу». Также он просил Махно отпустить к нему задержанного посланника генерала Краснова.
«Обсудив телеграммы, повстанческий штаб решил послать от себя Делегацию в Екатеринослав», в составе двух человек –  Алексея Чубенко и Миргородского.
В задачу делегации входило выяснение, чего от них хочет Горобец, а также прощупывание почвы среди тамошних солдат, «нет ли среди них противоденикинского настроения», чтобы установить с ними связь.
В отношении посланца генерала Краснова Махно просил делегатов сообщить, что тот «будет расстрелян как сознательный, активный и злостный враг революции и трудящихся».
Вскоре, в декабре 1918 года, из Екатеринослава пришла телеграмма от делегатов Махно. Они сообщили, что «атаман Горобец отказывается от того, что он вызывал из Гуляйполя повстанческую делегацию».
В это время Махно находился в разъездах по фронтам, а когда вернулся, получил ещё одну телеграмму от своих делегатов. Они просили пока не отзывать их, поскольку один из атаманов – Руденко – опротестовал с другими командирами решение кошевого атамана.
«Более демократическая часть» командиров Украинской Директории устроили банкет в честь махновцев. На этом банкете А.Чубенко, не взирая на присутствие представителей немецко-австрийского командования и белогвардейцев, заявил, что махновцы борются с ними, равно как и с войсками Директории, назвав их «контрреволюционной силой».
На это ряд командиров из Екатеринославского коша вскричали: «Слава, слава, слава Батьку Махно, его штабу и восставшим под его руководством широким трудовым массам!»
Это вызвало переполох среди контрреволюционеров, а махновские делегаты, распропагандировав местных военных, найдя среди них себе сторонников, «установили нужную повстанческому штабу связь и возвратились в Гуляйполе.
Махно понимал, что Украинская Директория – серьёзный враг, но старался не воевать с ним, ибо знал, что невозможно при этом одолеть немецко-австрийские и деникинские войска, превосходящие повстанцев численно и вооружением. Поэтому в отношениях с Директорией он соблюдал осторожность.
В это время Директория объявила мобилизацию, и Махно, не желая ввязываться в конфликт, разрешил пропускать новобранцев через свою территорию, но в местах скопления новобранцев организовал митинги с разъяснением истинного лица Директории.
В конечном счёте махновцы вступили в прямую конфронтацию с Екатеринославом и оказались в окружении контрреволюционных сил…
Для борьбы в этой обстановке Махно был вынужден создать оперативный отдел, которым руководил его помощник И.Чучко.
С той поры, фактически началась борьба повстанцев на три фронта…

– 4 –
Заключение

На этом оборвались «Воспоминания» Нестора Ивановича Махно, пламенного революционера, который повторил подвиг легендарного Данко, воспетого А.М.Горьким. Царская тюрьма, туберкулёз лёгких, 12 боевых ранений, потеря родных и близких… И это всё – за простой народ, близкое ему, родное крестьянство!
За что же его так ненавидели большевики и советские горе-историки? Ответ прост: именно за его честность, принципиальность, бескорыстие и любовь к своему народу!
В российской историографии есть одна печальная и грязная традиция: угодливая ложь во славу сию минутных правителей и обливание грязью достойных людей, которые не вписывались в рамки их обывательских интересов!
И ещё – зависть, лютая, чёрная зависть к тем, кто сумел переступить общечеловеческие низменные стремления к пожизненной власти за счёт одураченного народа!
Как можно сравнивать всех этих ворошиловых, маленковых, молотовых, окружённых роскошью и пожизненной славой, с человеком, которого они сумели использовать в своих корыстных целях, ради захвата власти и форменного издевательства над народом?
И пример в этом хитром, дьявольски хитрым использованием фанатично преданных идеалам революции людей подал России основатель большевизма В.И. Ульянов (кличка – «Ленин»).
Достаточно прочитать главу из «Воспоминаний» Н.И.Махно о его встрече с Лениным, чтобы понять, каким ловким политиком был горе-вождь пролетарской революции! Ленин сразу же увидел в лице Махно человека, преданного идеалам революции, готового отдать свою жизнь за простой народ! И ловко использовал его, оказав помощь в нелегальном въезде Махно на Украину, где тот, фактически, полностью разрушил националистическую предательскую конструкцию Украины, строившуюся под диктовку стран Запада. Крестьянская армия Махно совершенно деморализовала немецко-австрийские оккупационные власти, разгромила гайдамаков Скоропадского, петлюровцев и даже затормозила движение Деникина против Советской власти!
Н.И.Махно оказался не просто фанатичным революционером, но ещё и прекрасным организатором! Из простых запуганных крестьян он создал более чем 50-тысячную армию, которая стала несокрушимым препятствием на пути немецких оккупантов и прозападных петлюровцев.
Сколько лжи обрушили большевики на голову Махно и его соратников! Но это уже будет потом! Когда же Красная Армия оказалась неспособной справиться с врагами, им потребовался Махно! А ведь большевики всегда умело использовали для захвата власти кого угодно, не гнушаясь отпетых уголовников! Например, Григория Ивановича Котовского, одно имя которого вызывала ужас не только в Причерноморье и Бессарабии, а по всей России, в своё время, когда было выгодно, даже назначили командармом Красной Армии! Правда потом, когда он стал невыгоден большевикам, его убили при до сих пор неясных обстоятельствах!
Вместе с тем, имя Котовского большевики не запятнали, а наоборот приукрасили, и он по сей день считается одним из выдающихся полководцев Гражданской войны, развязанной большевиками. Возможно, так бы случилось и с Махно, если бы он в своё время погиб «при невыясненных обстоятельствах»!
Мало кто сейчас знает, что махновская армия в годы гражданской войны была одной из самых организованных, боевых и бесстрашных армий! Именно союз Красной Армии с боевыми частями Махно позволил большевикам разгромить Деникина, а затем и Врангеля! А кто знает, что именно 50 - тысячная армия Махно штурмом взяла Перекопские укрепления Врангеля и перешла Сиваш, ударив и в лоб, и в спину белогвардейцам! Именно боевые части Махно внесли решающий вклад в разгром большевиков, а Махно даже был назначен одним из командармов Красной Армии! Он получил от большевистского руководста орден боевого Красного Знамени, высшей награды тогда!
Но вот наступило время, когда большевики увидели в Махно своего политического противника! Да, Нестор Иванович после разгрома врагов стал проводить свой курс профессионального анархиста, а, фактически, настоящего коммуниста, ибо отдал на территории, где стояла его крестьянская армия, все земли крестьянам, но не так, как Ленин и большевики, обманувшие крестьян и загнавшие их в дальнейшем в концлагеря – колхозы, а так, как хотели крестьяне на своих сходках! Махно выдвигал реальные лозунги – «Вся власть народу!», «Земля – крестьянам!», «Заводы и фабрики – рабочим!», а не те, которые были только на словах у большевиков. Махно не пустил в Гуляйпольский район большевистские отряды с так называемой «продразвёрсткой», придуманной Лениным с целью ограбления и уничтожения крестьянства, не позволил большевистским отрядам хозяйничать на его родной земле. Он гениально предвидел, что большевики строили не социализм и, тем более, не коммунизм, но страшное террористическое государство, уничтожившее за время их господства половину населения и почти весь здоровый генофонд!
А Ленин смеялся над Махно при встрече и критиковал его за якобы фантастические, несбыточные мечты об общественном управлении, говоря, что это далёкое будущее! А вот Ленин «строил» близкое «будущее» – гигантский концлагерь с полуфеодальными порядками и полным отсутствием реформирования и государственного строительства! Ведь по сути, что изменилось в государственном строе после революции? Названия государственных учреждений! Отменили сословия, их заменили родственные связи, кумовство, взяточничество, которые постепенно теперь вновь начинают переходить не просто в сословия, но касты!
Как было при царе невероятное богатство вельмож и полная нищета простонародья, так и осталось! Для чего тогда «забор городили?!» Для чего погибли лучшие люди России? Получается, что большевики «потоптались» на крови и сдали измученную, экономически несостоятельную страну нынешней власти, которая никак не может отказаться от прежних, большевистских кумиров!
Вот вам и предвидение того самого «бандита» и «полудурачка», каким выставили большевики Махно! Вот они сами и были бандиты и дурачки!
Пророчества Махно о будущем большевистской России не стали достоянием широкой публики, их скрыли от народа! Зато белиберду чужеземных болтунов Нострадамуса и Ванги повторяют во всех СМИ изо дня в день!
Становится ясно, почему большевики так ненавидели Махно. Они боялись, что он расскажет  всю правду о них! И он знал очень много!
После разгрома Врангеля большевики, боясь настоящего коммунистического движения, организованного Махно, решили с ним расправиться, но долго не могли победить его армию! Они предлагали Махно «передислоцироваться на Кавказ», но он понял их коварный замысел и отказался. Тогда огромная Красная Армия двинулась на Гуляйполе. Но даже значительно поредевшая от многочисленных сражений армия Махно оказала ожесточённое сопротивление.
Лишь к концу лета 1921 года Армия Махно была прижата к румынской границе, и уцелевшие махновцы вынуждены  были эмигрировать.
Израненный, тяжело больной Нестор Иванович с трудом, спасаясь от покушений советских террористов, которые охотились за ним в Румынии, Польше и Германии, сумел приехать во Францию, где и умер далеко не стариком в больнице для бедных в полной нищете!
А в СССР этого удивительного и честного человека выставили в таком негативном свете! Так, в Большой Советской Энциклопедии (третье издание 1969-78 гг.) опубликована вот такая статья о Несторе Ивановиче Махно:
«Махно Нестор Иванович [17(29).10.1889, Гуляйполе, ныне Запорожской области, – 6.7.1934, Париж], один из главарей мелкобуржуазной контрреволюции на Украине в 1918 – 21 во время Гражданской войны (см. Махновщина).
Родился в крестьянской семье, окончил церковно-приходскую школу. Во время революции 1905-07 вступил в анархистскую группу, участвовал в террористических актах и «экспроприациях». В 1909 за убийство полицейского пристава был приговорён к смертной казни, заменённой, как несовершеннолетнему, 10 годами каторги
Освобождённый Февральской революцией 1917, он уехал в Гуляйполе и в апреле 1918 создал вооружённый анархистский отряд. Этот отряд начал партизанскую борьбу с австро-германскими оккупантами и гетманскими властями и приобрёл большую популярность среди крестьян.
Отличался личной храбростью и жестокостью. В 1919 – 20 воевал против белогвардейцев и петлюровцев, а также против Красной Армии. Трижды вступал в соглашение с Советской властью и трижды нарушал его и поднимал мятеж. В 1921 отряды М. окончательно превратились в банды грабителей и насильников.
26 августа 1921 бежал в Румынию, в 1922 переехал в Польшу, а в 1923 – во Францию, где работал сапожником и типографским рабочим. Написал 2 тома воспоминаний, проникнутых враждой к Советской власти».
И это – максимально корректный текст, содержащий совокупность правды и лжи, что как бы создавало общую убедительность для одурачиваемым «масс», как называли россиян или советских людей большевики, якобы «коммунисты».
Далеко не надо идти, чтобы увидеть реальную ложь!
Надо же, назвали Махно одним из главарей мелкобуржуазной контрреволюции! Как раз по ленинской терминологии! Ленин ведь считал крестьян «мелкой буржуазией», хотя это – полнейшая глупость! Надо же было ему как-то оправдать террор против российской деревни в отместку за обиды на крестьян в его юности! Как раз Махно был ярым борцом против буржуазии, в том числе и кулачества, которое очень условно можно назвать мелкой буржуазией! Какая подлая ложь!
Недостоверность и в том, что Махно учился не в «церковно-приходской школе», а в двухгодичном техническом училище!
И никакого полицейского пристава он не убивал, а взял на себя вину одного из товарищей-анархистов, расправившегося с преступником в полицейской форме, который не только издевался над местным населением, но насиловал девушек и взимал с простых людей поборы! Несведущий человек, поверив в эти псевдоисторические глупости, посчитает Махно молодым убийцей!
«Отличался жестокостью»! А Ленин и его присные не отличались жестокостью? Это было революционное время, и иной раз приходилось действительно жестоко карать врага! Но не по-ленински, когда на убой был поставлен весь народ и перебиты лучшие люди России, а крестьяне превращены в колхозников-рабов!
Махно расправлялся только с лютыми врагами простых людей, убийцами и насильниками, причём, в большинстве случаев, судьбу злодеев решали крестьянские сходки… А ведь именно Ленин призывал «заменить буржуазный суд революционным правосознанием масс»! Махно так и поступал, как раз не в пример большевикам-ленинцам, истребившим половину России!
«Воевал против Советской власти!» Да, но только тогда, когда Красная Армия, нарушая соглашения с Махно, вторгалась на земли Гуляйполя! 
«Трижды поднимал мятеж» против Советской власти? Конечно, когда большевики пытались провести грабительскую продразвёрстку против крестьян Гуляйполя, а затем вели себя на земле украинских крестьян не как добрые гости-союзники, а как оккупанты! Что оставалось делать Махно, защитнику обездоленных крестьян?
«В 1921 отряды М. окончательно превратились в банды грабителей и насильников». Ну это с точки зрения большевиков, которым махновцы не подчинялись. На самом же деле, Махно никогда не занимался грабежами, а конфисковывал лишь оружие, продовольствие и фураж только у врагов революции!
А вот большевики как раз действовали не просто, как грабители, но как мародёры и террористы. Они отнимали у крестьян, посредством ленинской «продразвёрстки», последнее, заставляя их умирать от голода! Ведь всё это спровоцировало потом страшный голод на Украине и в Поволжье! Ну за Украину понятно: мстили так называемой «махновщине», искореняя всех, кто знал и помнил легендарного рыцаря революции – Нестора Ивановича Махно! А за что погубили крестьян Поволжья?
Дикий, ужасный террор, прокатившийся по России, а потом СССР в 1918 – 1953 годах – это ли не проявление невероятной жестокости, неслыханной доселе нигде в мире!  Да, собственно говоря, даже после смерти Сталина люди открыто боялись говорить правду и, тем более, критиковать власть!
В заключении статьи БСЭ сообщается, что Махно «написал 2 тома воспоминаний, проникнутых враждой к Советской власти».
А за что эту власть любить? За уничтожение великой России? За расправу над основными производителями сельского хозяйства – крестьянами? За пожизненную диктатуру вождей и «затыкание» ртов простому народу? За политику государственного терроризма? За вывоз национальных богатств из страны в ущерб своему народу?
Всего не перечислить! И вывод здесь один: не имеют права предатели России и убийцы давать свою оценку жизни и  деятельности выдающегося революционера, отдавшего свою жизнь в борьбе за счастье простого народа, потерявшего в этой борьбе всех родных и близких и умершего в нищете, а не в роскоши, как властные большевистские и советские деятели, разорившие свой народ!
 
А теперь повторно вспомним горьковскую легенду о «горячем сердце Данко», которое растоптали спасённые им люди, и увидим, что именно так поступили с Нестором Ивановичем в СССР, на Украине и в России, первоначально облив грязью, а потом и предав забвению! Ну как не вспомнить слова великого проповедника христианства Иисуса Христа, сказанные Им в Нагорной проповеди: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Евангелие от Матфея 7:6).

17.06.2025 г.

Приложение 1

Н.И.Махно

Гуляйполе в русской революции

Село Гуляйполе – одно из самых больших и, пожалуй, одно из популярнейших среди трудящихся сёл на весь Александровский уезд Екатеринославской губернии. Село это имеет свою особую историческую известность. В нем трудовое крестьянское население не допустило в 1905 году еврейских погромов, когда небезызвестные в Екатеринославской губернии организаторы и вдохновители «черной сотни» и еврейских погромов – судебный следователь Александровского 1-го участка Майдаческий и молодые представители александрийского купечества, некие Щикотихин и Минаев – присылали специально своих гонцов в Гуляйполе для организации погрома против евреев. Из этого же села, благодаря многолетней в нем пропагандистской работе группы хлеборобов-анархистов-коммунистов, был подан крестьянству в 1906–1907 годах сигнал к борьбе со столыпинским закреплением земли в собственность. Борьба эта, начавшись с пропаганды, вскоре превратилась в сожжение помещичьих усадеб и кулацких хуторов. И отсюда же, из села Гуляйполе, был подан и в 1917 году сигнал крестьянству обширнейших районов Александровского, Мелитопольского, Бердянского, Мариупольского и Павлоградского уездов к борьбе против Временного правительства, не решавшегося начать разрешать земельный вопрос до Учредительного собрания, к недопущению на его место никакого другого правительства, а также к прекращению арендной платы помещикам за землю, к отнятию земли у помещиков и монастырей, а фабрик и заводов у фабрикантов и заводчиков.В этом же самом Гуляйполе был выработан в 1917 году и утвержден крестьянским съездом исторический акт, в согласии с которым трудовое, не эксплуатирующее чужого труда крестьянство посылало своих делегатов в города к фабрично-городским рабочим, чтобы сговориться с последними об объединении в общий союз, о совместном провозглашении земли, фабрик и заводов общественным достоянием и о совместном построении нового общества на началах подлинного самоуправления трудящихся, без опеки государства и его органов власти.
В Гуляйполе родился и воспитывался в крестьянской семье и пишущий эти строки. На мою долю выпало счастье подпасть еще юнцом под идейное влияние анархиста-революционера Владимира Антони (известного в революционных рядах под именем «Заратустры»). Благодаря влиянию этого революционера, с одной стороны, а также благодаря тому правительственному террору, который носился в 1906–1907 годах по русской земле против просыпавшегося народа, я быстро занял не последнее место в боевой Гуляйпольской группе хлеборобов-анархистов-коммунистов Екатеринославской организации и долго и упорно боролся с царско-помещичьим строем, и хотя в конце концов я все-таки был схвачен сатрапами этого строя и судим, но в силу моего несовершеннолетия избежал казни, которая постигла лучших из моих идейных друзей… Смертная казнь была заменена мне пожизненной каторгой.
Революция 1917 года открыла для меня в ночь с 1 на 2 марта ворота московских Бутырок (Всероссийская центральная тюрьма). И дело революции на Украине заставило меня быстро переброситься из Москвы в родное Гуляйполе, где я и отдался снова – и с той же любовью, с какой до заточения меня в тюрьму 9 лет назад, – делу организации трудящихся для борьбы за новую свободную жизнь.
В этом самом Гуляйполе по моей инициативе был созван съезд крупных и мелких собственников-землевладельцев, у которых были отобраны бумаги-купчие на землю и сожжены. А во время корниловского похода на Петроград против Временного правительства и революции по инициативе из Гуляйполя была обезоружена вся буржуазия на большом пространстве уездов, которая сочувствовала корниловщине. Из Гуляйполя же была подана крестьянству инициатива для организации боевых отрядов, которая полностью была проведена в жизнь, по разоружению всех казачьих войск, сымавшихся с внешнего противогерманского фронта и направлявшихся на Дон, на помощь атаману Каледину, боровшемуся против революции, за реставрацию.
Гуляйполе, первое почти на всю Украину, провело уже в это время в жизнь конфискацию заводов в общественную пользу, проводило на них работы и сбывало их продукты под контролем тех, кто на них работал…
А когда правительство Ленина, с одной стороны, и правительство Украинской Центральной рады, с другой, заключили союз с немецким и австро-венгерским правительствами, согласно которому правительство Ленина должно было оттянуть из Украины вооруженные силы революции, скомплектованные из русских тружеников, а правительство Украинской Центральной рады вводило на Украину немецко-австро-венгерские экспедиционные полчища для ликвидации революции, Гуляйполе первое подало пример организации вольных батальонов защиты революции. И по инициативе Гуляйполя батальоны этого рода были созданы в целом ряде районов. И хотя в Гуляйпольском батальоне благодаря тому, что я лично отсутствовал в то время в Гуляйполе (я отлучался по военным делам на несколько дней), шовинистам удалось внести раздор и некоторые его роты повести на измену революции, в пользу немецко-австро-венгерского и Украинской Центральной рады командования, но основное ядро гуляйпольцев и большинство батальонов по районам оставались до конца на своих революционных постах, и много сотен из их рядов пали смертью храбрых в неравной борьбе с насильниками и убийцами, оккупировавшими революционный край.
Такова в общих чертах роль села Гуляйполя и его трудового, политиканством политических партий не отравленного населения до и во время революции, до конца апреля 1918 года. А какова была их роль в последующие годы революции, об этом читатели узнают как из моих записок, так и из других материалов.
Париж. 1929 год

Приложение 2

/Из книги П. Аршинова «История махновского движения» (1918–1921 гг.)./
Краткие сведения о некоторых участниках движения

Собранный о них биографический материал пропал в начале 1921 года, в силу чего мы теперь можем дать о них лишь крайне скудные сведения.

Семен Каретник.
До революции безземельный крестьянин Гуляйполя, батрак. Образование начальное, одногодичное. Участник движения с первых дней. Анархист-коммунист со времени революции 1907 года. Выдающийся военный талант. В бою с деникинцами был несколько раз ранен. С начала 1920 года стал заместителем Махно; в качестве такового командовал Крымской против Врангеля армией. Член Совета революционных повстанцев Украины. После ликвидации Врангеля был вызван советскими властями якобы для военного совещания в Гуляйполе, но дорогой был изменнически схвачен и расстрелян, в городе Мелитополе. Остались жена и несколько детей.

Марченко.
Крестьянин Гуляйполя. Сын бедняков. Образование начальное неполное. Анархист-коммунист с 1907 года. Один из первых повстанцев Гуляйпольского района. Был в плену у деникинцев и ранен несколько раз. Последние два года – командующий всей кавалерией армии. Член Совета революционных повстанцев. Убит в январе 1921 года в бою с красными в Полтавской губернии. Осталась жена.

Григорий Василевский.
Крестьянин Гуляйполя из бедной семьи. Образование начальное. Анархист до революции 1917 года. Участник движения с первых дней. Личный друг Махно и соратник во всех его выступлениях. Замещал Махно в разных делах. Убит в бою с дивизиями червонного казачества в Киевской губернии в декабре 1920 года. Остались жена и дети.

Б. Веретельников.
Крестьянин Гуляйполя. Литейщик на местном заводе, а также на Путиловском заводе в Петрограде. Сначала был социалистом-революционером, а с 1918 года – анархист. Опытный организатор и агитатор. Принимал активное участие во всех фазах русской революции. В 1918 году приехал в Гуляйполе, где работал как агитатор, приобрел широкую популярность в районе. Последнее время был начальником штаба армии. В первых числах июня 1919 года, когда деникинцы ворвались вовнутрь района, он во главе свежего, наспех сформированного полка пошел задерживать неприятеля; в 15-ти верстах от Гуляйполя, под селом Святодуховка, Александровского уезда, был окружен со всех сторон и погиб со всем полком, выдержав бой до последнего удара. Остались жена и дети.

Петр Гавриленко.
Сын крестьян Гуляйполя. Анархист с революции 1905–1907 годов. Один из активнейших участников махновского движения. В разгроме Деникина осенью 1919 года сыграл выдающуюся роль, командуя третьим корпусом войск повстанцев-махновцев. Весь 1920 год находился в заключении у большевиков в Харькове. На основании военно-политического соглашения махновцев с Советской властью был освобожден и сразу же поехал на Крымский фронт против Врангеля, заняв пост начальника полевого штаба армии махновцев. После ликвидации Врангеля был изменнически схвачен Советской властью в Крыму, находясь на посту начальника полевого штаба, и, по сообщениям, расстрелян в городе Мелитополе. Выдающийся революционный и военный руководитель.

Василий Куриленко.
Крестьянин села Новоспасовка. Анархист. Образование начальное неполное. Командир кавалерийских полков. Член Совета революционных повстанцев. Как опытный кавалерист в 1919 году, после объявления махновцев вне закона, был все же приглашен красным командованием на пост командира конных частей. С согласия Махно и других товарищей принял это предложение и задерживал наступление Деникина в районе Екатеринослава. В момент военнополитического соглашения махновцев с большевиками был уполномоченным от махновского лагеря по ведению переговоров. До 1920 года был пять раз ранен в боях с белыми и красными. Массовый агитатор. Убит в боях с красными войсками летом 1921 года. Осталась жена.

Виктор Белаш.
Крестьянин села Новоспасовка. 26 лет. Образование начальное. Анархист. До 1919 года был командиром полка и ходил на Таганрог. С 1919 года является начальником штаба армии. За его участие в махновском движении деникинцы убили его отца, деда и двух братьев и сожгли все хозяйство. Член Совета революционных повстанцев. Великолепный военный стратег, разрабатывающий все планы движения армии и за них ответственный. Захвачен большевиками в 1921 году. Угрожал расстрел. Судьба неизвестна.

Вдовиченко.
Крестьянин села Новоспасовка. Анархист. Образование начальное. Командир особой группы повстанческих войск. Один из активнейших деятелей революционного движения. Пользовался огромной популярностью и любовью среди крестьян всего Приазовья, а также во всей повстанческой среде. Играл выдающуюся роль в разгроме Деникина осенью 1919 года. В 1921 году при тяжелых ранениях был захвачен большевиками и находился накануне расстрела, с презрением отвергнув предложение последних поступить к ним на службу. Судьба неизвестна.

Петр Рыбин (Зонов).
Рабочий-металлист из Орловской губернии. Во время царской реакции эмигрировал в Америку, где сразу же вошел в революционное профессиональное движение и играл в нем большую роль, состоя членом Союза русских рабочих Соединенных Штатов и Канады. В начале революции 1917 года он возвращается через Японию и Владивосток в Россию и останавливается в Екатеринославе. В последнем он целиком уходит в профессиональное движение и пользуется большой популярностью среди рабочих. В конце 1917 года екатеринославские рабочие посылают его на всеукраинскую конференцию представителей фабрично-заводских комитетов и профсоюзов. На этой конференции была принята схема Рыбина – схема объединения промышленности и восстановления транспорта. После этого по предложению большевиков Рыбин остается в Харькове, работая в союзе металлистов и других центральных учреждениях промышленности и транспорта. Летом 1920 года он приходит к заключению, что работать с большевиками абсолютно невозможно, т. к. большевизм весь свой фронт повернул против рабочих и крестьян. Следует заметить, что Рыбин работал с большевиками в качестве кропотливого, усидчивого профессионального работника и совсем не предъявлял Советской власти анархических требований. Однако оставаясь только профессионалистом, он нашел невозможным честно служить рабочему классу в условиях коммунистической диктатуры. Осенью 1920 года его мысль обращается в лагерь Махно, он едет туда и становится энергичным работником в культурной области этого движения. Через некоторое время его выбирают в Совет революционных повстанцев в качестве члена, и секретаря совета. Рыбин проявляет огромную энергию, работая организационно и культурно. В январе 1921 года он временно выходит из лагеря махновцев и заезжает в Харьков. В Харькове у него было намерение вызвать по телефону Раковского, назваться ему и заклеймить позором его и остальных виновников изменнического нападения на махновцев и анархистов. Возможно, что он выполнил это свое намерение, и возможно, что это привело его к гибели; через 5 дней по прибытии в Харьков он был арестован, а через месяц после этого расстрелян по постановлению ЧК – расстрелян большевиками, которые не так давно пророчили ему большую будущность, как самородку, из низов вышедшему организатору и теоретику рабочего движения.

Калашников.
Очень молодой повстанец. Сын рабочего, с образованием низшего городского училища. До революции был прапорщиком в армии. С 1917 года – секретарь Гуляйпольской организации анархистов-коммунистов. Необычайно смелый и талантливый командир. Главный организатор переворота среди красных войск на Новом Буте летом 1919 года. Командовал вначале 1-й бригадой повстанческих войск, а затем 1-м донецким корпусом махновской армии. Летом 1920 года в бою с красными был убит попавшим в него артиллерийским снарядом. Осталась жена с ребенком.

Михалев-Павленко.
Сын крестьян из Великороссии. Член Петроградской организации анархистов. Приехал в Гуляйполе в начале 1919 года. Был организатором и командиром инженерных железнодорожных войск армии махновцев. Необыкновенно чистая и деликатная душа юноши-идеалиста. 11 или 12 июня 1919 года, находясь на боевом поезде и не выходя ни на минуту из боев с наступавшими деникинцами, был вместе с Бурбыгой изменнически схвачен Ворошиловым, командиром 14-й армии, и казнен 17 июня 1919 года в Харькове.

Макеев.
Рабочий города Иваново-Вознесенска. Член Иваново-Вознесенской организации анархистов. Приехал в Гуляйполе в конце апреля 1919 года в числе 36 человек рабочих-анархистов Иваново-Вознесенской организации. Первоначально вел пропагандистскую работу. Вскоре был избран комендантом штаба армии. В конце ноября 1919 года, командуя повстанческим отрядом в районе станции Запорожья, был убит в бою с генералом Слащевым.

Василий Данилов.
Сын бедной крестьянской семьи Гуляйполя. Кузнец, солдат-артиллерист. В рядах революционного повстанчества состоит с первых дней его зарождения. В армии повстанцев-махновцев занимал ответственный пост начальника артиллерийского снабжения.

Чернокнижный.
Сельский учитель из села Новопавловка Павлоградского уезда. На втором гуляйпольском съезде крестьян, рабочих и повстанцев был избран председателем Военно-революционного совета Гуляйпольского района и на этом своем посту находился до разгрома большевиками и деникинцами повстанческого района в июне 1919 года. За участие в повстанческом движении неоднократно объявлялся Советской властью вне закона.

Щусь.
Крестьянин села Большая Михайловка, из бедной семьи. Матрос. Один из первых и активнейших партизан Юга Украины. Еще в апреле 1918 года руководил повстанческими отрядами, боровшимися с нашествием австро-германцев. Проявил исключительную энергию и смелость в борьбе с властью гетмана и австро-германцев. Его имя в повстанческой среде и во всем районе Юга Украины почти столь же популярно, как и имя Нестора Махно. В армии повстанцев-махновцев занимал ответственные посты в качестве члена штаба армии и, наконец, в качестве начальника штаба особой группы повстанческих войск. В июне 1921 года был убит в бою с красными кавалерийскими частями в Полтавской губернии.

Исидор Лютый.
Крестьянин Гуляйполя. Образование начальное. Маляр по профессии. Анархист. Один из первых и активнейших деятелей революционного повстанчества. Член штаба армии махновцев и ближайший помощник Н. Махно. Убит в боях с деникинцами под Уманью в сентябре 1919 года.

Фома Кожин.
Крестьянин. Беспартийный. Командир пулеметного полка в армии махновцев, а затем командир особой группы войск. Сыграл видную роль в разгроме Деникина осенью 1919 года, в ликвидации Врангеля в 1920 году. В боях с Деникиным и Врангелем был несколько раз ранен. В августе 1921 года в боях с красными был тяжело ранен. Судьба неизвестна.

Братья Лепетченко – Иван и Александр.
Крестьяне села Гуляйполе. Анархисты. Одни из первых поднявших восстание против гетманщины на Украине. Активнейшие работники революционного повстанчества как на фронте, так и внутри района. Александр Лепетченко был расстрелян большевиками весной 1920 года в Гуляйполе, как активный и ответственный махновец. Иван Лепетченко до последнего времени нес ответственный пост в армии повстанцев-махновцев.

Серегин.
Крестьянин. Анархист с 1917 года. Участник повстанческого движения с первых дней его. В армии повстанцев-махновцев нес ответственный пост начальника снабжения армии.

Григорий и Савва Махно.
Родные братья Нестора Махно.

Григорий Махно в 1918 году и начале 1919 года участвовал в боях против контрреволюции на Царицынском фронте, занимая ответственный пост начальника штаба 37-й красноармейской бригады. В армию повстанцев-махновцев вошел весной 1919 года. Выполнял должность помощника начальника штаба армии. Убит в боях с деникинцами под Уманью в сентябре 1919 года одновременно с Исидором Лютым.

Савва Махно – старший из всех братьев Махно – принимал участие в рядах повстанчества с начала австро-германской оккупации. В начале 1920 года был взят большевиками из дома в Гуляйполе и расстрелян, главным образом, за Нестора Махно. Осталась большая семья.