Высокая температура

Сегодня Андрей Дмитриевич ставил градусник со смешанным чувством. С одной стороны, при таком подогреве ни телевизор не посмотришь, ни в интернет не поглазеешь, да и не поспишь к тому же. С другой стороны, лет пять назад, когда температура в последний раз переваливала через 38, ему даже понравилось.

В молодости у него был приятель, который умел отдыхать. Если выдавалось свободных полчаса он садился на диван и… сидел. Просто глядел в одну точку или разглядывал смычку потолка со стеной вдоль и поперек. Андрей Дмитриевич так не мог. Ему надо было дергать пульт телевизора, стучать по клавишам ноутбука или просто ходить из угла в угол, передвигая предметы. И только болезнь могла заставить его наслаждаться покоем. Несколько раз во время той недолгой простуды он просто брал в руки книжку и читал один абзац по нескольку раз, делая большие перерывы между попытками, чтобы насладиться прочитанным, а заодно и дать отдохнуть глазам. Но главное, что градусник, пересекая тридцать восьмое деление, превращался в кувалду, разбивающую стены, которые отделяли реальность от подсознания, настоящее от прошлого, имеющееся от желаемого.

Термометр не обманул ожиданий и выдал на-гора хороший жар. Андрей бросил на пол неизвестно как оказавшийся в руках журнал, помял руками подушку и улегся на бок. Начал с политической повестки. Она быстро сбилась в кучу пиджаков, галстуков, каблуков и физиономий, на которых были не по размеру натянуты гримасы важности. Вскоре это месиво слепилось в огромный мяч, который запрыгал по брусчатой поверхности, скорее всего центральной площади какого-нибудь большого города. Мячик старался прихлопнуть как можно больше праздно шатающегося народа, отдавая предпочтение молодым мужчинам.

Андрей сделал усилие, чтобы переключиться на другое. Выбрать какое-то определенное другое, когда температура лезет к сорока довольно трудно. Фильтр мыслей расплавился и в образовавшуюся дыру бессистемно сыпалось все вперемешку. С неоплаченными счетами за газ ломился в дверь Штирлиц, ведущая Новостей в телевизоре кричала голосом галапагосского тюленя из передачи “В мире животных”, лицо, похожее вроде на паспортистку из конторы, то исчезало, то появлялось, настойчиво интересуясь углом наклона Земной оси.

Только с помощью невероятной концентрации имеющихся нейротических резервов Андрей Викторович смог выбраться из этого хаоса и прорваться туда, куда он, собственно, и стремился. Первым признаком удачного приземления был работающий черно-белый телевизор “Рекорд”. Он показывал, конечно же, “Сельский час”, поскольку был день и вечерняя сногсшибательная программа с “А ну ка девушки”, а то и с “Кабачком 13 стульев” еще не началась. Как ни старался главный телевизионный аграрий, его не было слышно, поскольку все звуковое поле занимал сосед Сашка Луговской. Своим вполне зычным для третьеклассника голосом он рассказывал обо всем, что случилось в школе за пропущенный Андреем день.

Событий было так много, что за время рассказа бабушка два раза приносила молоко, сначала с маслом, а потом с содой. Затем Сашка вырвал из середины новой тетрадки по русскому развернутую страницу, и они стали играть в танки, очень популярную среди младшеклассников игру, где чернильные кляксы служили снарядами для подбития чужой бронетехники. Потом его мамаша постучала в окно, и Сашка нехотя поплелся домой обедать.

Воспользовавшись Сашкиным уходом, Андрей Дмитриевич встал с кровати и сходил на кухню попить воды, поскольку бабушки уже давно не было, и молоко в постель никто не носил. Он даже хотел было перекусить, но аппетит вел себя по-хулигански, и относительный голод быстро сменялся отвращением к пище. К тому же, очень хотелось обратно к бабушке.

Спать как-то не получалось. Читать серьезные книги тоже. Поэтому Андрюша взял с полки зачитанную до дыр и местами разрисованную детскую книжку “Птичка-невеличка”, которая была сборником болгарских сказок и украшалась такими шикарными иллюстрациями, что купить ее можно было только в магазине облисполкома, где дедушка работал лет пять назад. Неизвестно понравилось ли свидание с дошкольной книжкой Андрюше, но Андрей Дмитриевич провел с десяток счастливых минут, перелистывая рисунки, которые в большинстве своем помнил до сих пор.

Кажется, на сказке про осла и крысу он отключился, но ненадолго, однако за эти несколько минут он позабыл координаты детства и, вернувшись долго тыкался в закрытые двери. Наконец, он нашел открытую комнату, которую принял за больницу, но она, как будто почувствовав его негативное отношение к медицине, принялась трансформироваться без ясной конечной цели. Уставший Андрей Дмитриевич уселся в кожаное кресло, к нему тут же подскочил человек в усах и белом халате и принялся делать ему укладку, орудуя огромной расческой. Андрей Дмитриевич внимательно наблюдал, как брадобрей чешет его длинные черные волосы, которые образовались на месте привычной плешины.

Пришлось перевернуться на другой бок, поскольку подоткнутое одеяло давило на ребра. Движение стоило ему потери парикмахера и кресла. Теперь он сидел на пластмассовом стуле за столом с металлическими ножками и мешал вилкой суп. По некоторым неприглядным признакам он узнал столовку, в которую работяги с его цеха бегали в рабочий перерыв. Столик был у окна, и пока он ждал подхода вожделения к супу, мог наблюдать, как к бордюру подкатил белый Мерседес и из него вышла молодая артистка, которую он видел в сериале. Она ворвалась в столовую и бросилась к столику с Андреем Дмитриевичем. Вырвав стул из-под бригадира Сомова, она уселась рядом и начала громко признаваться Андрею Дмитриевичу в чем-то хорошем. К сожалению, он не мог разобрать слов, но огорчало не это, а то, что шевелюра исчезла, и на ее месте воцарилась привычная плешь. 

Сцена признания, как и положено, переросла в постельную, только на другой половине кровати лежала не артистка, а Сомов в замасленном комбинезоне. Андрей Дмитриевич собрался с силами, уперся ногами в стену и столкнул храпевшего бригадира на пол. Отдышавшись, он заглянул вниз, чтобы проверить жив ли пострадавший, но на полу сидел Сашка Луговой и кричал: “Нет не убил, только ранил! Видишь клякса даже половины танка не накрыла”.

Прохладная рука потрогала его лоб, и мягкий, родной голос предложил принести чаю. Андрюша обрадовался, открыл глаза, но увидел другую женщину, возможно, жену или изредка забегавшую соседку, но точно не бабушку, поскольку бабушка была моложе.