Наш нежный Снежный человек

- Мам, а правда, что аисты детей носят? - мечтательно рассуждает Женечка, наблюдая с крыльца за парой изящных чёрно-белых птиц с тонкими оранжевыми клювами, которые соорудили гнездо на старом деревянном столбе. - Может, и нашу Дашеньку унесут... туда, откуда взяли?
В свои семь лет Женя прекрасно осведомлена о том, откуда берутся дети. Понятно, опять поссорились две сестрёнки. Это такой троллинг - настолько тонкий, что младшая на него не ведётся.
 - Детей не аисты носят, а черти! - возражает она со знанием дела. - К баб Мане вчера Пашка на неделю приехал, а она сказала, что его черти принесли!
 - Так, дети, хватит мне мозг выносить!  Мириться немедленно! - начинаю сердиться я. -  Аисты детей не носят. А чертей не бывает! Ни привидений, ни русалок, ни домовых...
 - Почему не бывает домовых? - огорчается Дашенька. - А как же наш Ёся?

С этим трудно спорить. Кошка Екатерина иногда по вечерам шипит и бросается на пустой угол в доме, вздыбливает шерсть и молотит лапами по воздуху. В углу нет ничего, кроме старого веника. Даша утверждает, что под ним живет  "селый пусыстый ёзык" ( поэтому и "Ёся"). Недавно выучив буквы, Дашенька повесила на ручку веника табличку с надписью "ДАМАВЙ"  ("В одном слове три ошибки! - громко возмущалась Женя. -  Садись, Даша, ДВА тебе!...Маама! А чего она опять дерётся, я же правду сказала!")
Но Ёся, в отличие от двух маленьких разбойниц, ведёт себя тихо, не гремит и не хулиганит. Разве что сердито скинет ложку со стола, когда  сестрички в очередной раз затеют потасовку.

- Ёся хороший, - убеждённо сказала Даша. - Он молнии не испугался!
Август в этом году выдался жарким и щедрым на грозы. С юго-запада огромными валами накатывались лиловые тучи, бывшие совсем недавно волнами Атлантического океана, вдребезги разбившимися о прибрежные камни и злые от этого. День за считанные минуты становился тёмным, как ночь, струи ливня с шипением гасили раскалённое солнце. Раскаты грома были зловещими, словно где-то совсем рядом грохотал каменной лапой о землю страшный одноглазый динозавр.
Мы сидели в тот вечер на крыльце, заворожённо наблюдая за прозрачным водопадом, который низвергался с крыши домика и вспенивал фонтанами чёрные лужи. Внезапно яркая белая вспышка резанула по глазам, и почти одновременно с ней загремело так, будто небо раскололось на куски и рухнуло на землю.
А потом стало тихо.
Дождь словно застыл в воздухе. Яблони, только что сгибавшиеся под ветром, настороженно замерли. А над огуречной грядкой легко, словно танцуя, поплыл по воздуху маленький сияющий шарик. Синие язычки света срывались с него, с треском гасли в мокрой траве...
Шаровая молния!
Я физик, я знала, что это такое. В соседней деревне тоже знали. В прошлом году такой шарик сжёг в пепел женщину, стоявшую у окна во время грозы. В оконном стекле осталось круглое оплавленное отверстие...
Всерьёз испугаться мы не успели. Из-за угла дома вылетел маленький чёрный камушек, по идеальной параболе пересёк огород - и попал точнёхонько в шарик. Вспышка была похожа на бенгальский огонь! Влажный воздух мягко хлопнул по ушам. И тут же ливень с ветром вновь обрушились на ошеломлённый мир, будто изо всех сил стараясь отстирать его как следует и прополоскать!
 - Это Ёся подбил молнию! - сказала  Даша тоном, не терпящим возражений.
В тот вечер мы поставили возле веника блюдце молока, а рядом положили печеньку. Даша что-то шёпотом объясняла домовёнку, а кошка Катя нервно расхаживала рядом  и возмущённо била себя хвостом по бокам. К утру молоко из блюдца пропало, а печенье, слегка надкусанное, долго лежало, пока не засохло.

Прогнозы и сегодня не сулили ничего хорошего: всё те же "кратковременные дожди, местами с грозами и шквалистым ветром".  Но - хочешь не хочешь - надо было отправляться за водой в ближайшую деревню. Единственный колодец на краю хутора  "приватизировали" недавно поселившиеся там Оксана и Андрей. "Наша хата ближе всех - значит, и колодец наш! Хотите воды - платите грОши!"  На деревянную дверцу прибили тяжеленную щеколду и повесили замок, а вокруг обещали протянуть проволоку и пустить по ней ток. В остальных колодцах вода была жёлтой и вонючей, пригодной разве что для поливки огорода, но спорить с этой парочкой, похожей на семейство двух злющих горилл, никто не решился.
 - Дядя Андрей работал сиделом, - сообщила мне однажды Дашенька.
 - Кем?! Ты ничего не путаешь?
 - Я сама слышала, как баб Маня сказала: "Ксанка - бывшая торговка, а ёйный мужик сидел"! 
 - Ну, наверное, это такая профессия, вроде сторожа. Сидит себе и охраняет...
 - Ага! Или его охраняют! - фыркнул не по годам мудрый Пашка, слушавший наш разговор.

Связываться с "сиделом"  и бывшей торговкой  у меня смелости не хватало. Вот и приходилось несколько раз в неделю шагать через поле до деревни Павлово с ведром и большой канистрой - два километра туда, два - обратно. Хорошо ещё, что в гости приехала моя сестра Татьяна: вдвоём и дорога легче, и воды принесём больше.

Топ-топ... Топ-топ...
Мягко, почти неслышно ступали наши пыльные босоножки по бесконечной дороге, змеёй вьющейся по дикой, бесплодной земле, заросшей травой и сорняками. Небо широко распахнулось над ней, и облака самых причудливых форм плыли, клубились, сталкивались упрямыми лбами, возводили крепости и города - и тут же разрушали их, утробно ворча друг на друга. Это небо, эта земля видели и помнили очень многое. Они помнили, как почти восемь веков назад широкой чёрной лентой ползло на восток войско Ливонского ордена и Дерптского епископства - закованные в железо огромные рыцари в глухих шлемах с прорезями для глаз. Шли мрачные эсты, шли рослые датские воины. Они ещё не знали, что найдут смерть на этой земле, сражённые мечами дружины Александра Ярославича, что холодные воды Чудского озера уже ждут их... Кони, тоже покрытые железными доспехами, горячими от солнца, жадно впитывали ноздрями речную прохладу. В те древние времена здесь текла неглубокая река - теперь лишь еле уловимый запах камышей, свежей воды и рыбы таял призраком над стеблями сухой травы. Да перед рассветом в едва заметную ложбину опускалось облако, прижимаясь пушистой щекой к горестной, осиротевшей земле.

Топ-топ... Топ-топ...
От нагретой земли поднимался горячий воздух, словно повторяя колыхание бескрайнего золотого поля спелой пшеницы. Казалось бы, совсем недавно солнце смеялось и щедрыми горстями плескало живое тепло вниз, на эти тугие высокие колосья, на голубые озерца нежного льна...
А потом по выжженной, чёрной стерне загрохотали немецкие танки, и земля сжалась, окаменела от грубого топота сапог, от резких, лающих звуков чужой речи. Земля помнила, как двое несмышлёных малышей измазали белилами серо-зелёную танковую броню, как фашист закричал на них:  "Кляйне швайне!" - и вскинул автомат. Их старшая сестрёнка, восьмилетняя Нюрка, бросилась, закрыв собой от пуль...
Топ-топ...

Мы по дорожке топ-топ-топ,
Что нам четыре километрика!
Пройдём полтысячи Европ -
И дальше, покорять Америку!
Через Урал перемахнём,
Как через горочку покатую -
Как здорово, вот так, вдвоём
Пройти всю Землю по экватору!

Страна покоряла космос и сеяла кукурузу, догоняла и перегоняла Америку - а деревни и земля вокруг тихо умирали. На мрачном, чернеющем позади хуторе (смотри, Тань, как мы уже далеко ушли!) до войны стояло больше сорока домов. Под огнём и взрывами Великой Отечественной войны уцелело только пятнадцать. В шестидесятые годы осталось всего три.

Внезапно поднявшийся ветер принёс откуда-то тревожный запах гари - предчувствие пожаров и беды. Всё было зря, подумала я с тоской. Зачем сражались воины Александра Невского, зачем от зари до зари трудились колхозники, зачем бились насмерть за каждую пядь наши солдаты, прогоняя фашистов? Чтоб зарастала дикой травой оскудевшая, ставшая ненужной земля, чтоб приехавшие неизвестно откуда Оксаны и Андреи оставляли детей без воды? Чтоб спивались и зверели немногочисленные деревенские жители, объявляя меня  "Эткой-ведьмой"  и обещая "пожечь" вместе с детьми? Откуда взялась и почему завладела миром тупая, клыкастая, обезьянья злоба?..
 - Да ладно тебе! - сказала Таня. - Смотри, мы почти пришли! А обезьянок не обижай, они хорошие. Получше некоторых людей...

Гроза всё-таки поймала нас уже на краю деревни. Мы переждали короткий ливень под крышей бывшего зернохранилища. А когда вышли наружу - невольно зажмурились. Мир вокруг был похож на ювелирную лавку. В чистом, прозрачном, как хрусталь, воздухе блестели алмазные капли на изумрудной траве, переливаясь всеми цветами радуги. На бесхозном кусте красной смородины полыхали рубинами крупные ягоды, словно драгоценные серьги на лаковых зелёных ушках. Земля нежилась и вздыхала, тихонько фыркая, как большая тёплая лошадь во сне.

В деревне было безлюдно. Мы набрали воды из колонки и решили зайти за молоком к Вале-алкоголичке. Валя, краснолицая полная женщина лет пятидесяти (отчества её никто в деревне не знал),  впустила нас во двор - и, охая и придерживая двумя руками непослушную голову, отправилась в хлев, шлёпая шерстяными носками по грязным навозным лужам. Минут пять оттуда доносилось недовольное мычание рыжей Зорьки и забористый Валин мат;  наконец, она вынесла нам трёхлитровый бидон тёплого вспененного молока. Получив деньги, Валя, как была - в носках, отправилась в направлении магазина: не иначе, за лекарством от головной боли.

Обратная дорога показалась короче и легче. Безоблачное небо было невесомым и спокойным, капли недавнего дождя прибили дорожную пыль - дышалось легко. Вот и холм под названием Могильник уже виднеется вдали, а значит - до дома меньше десяти минут неспешной ходьбы.
Внезапно мы с Танькой замерли одновременно, как по команде.
 - Ты это видишь?!

Видимость, надо сказать, была превосходной. В чистейшем после дождя воздухе, словно под увеличительным стеклом, можно было разглядеть каждую травинку - не то что ЭТО, огромное, лохматое, стремительно движущееся вверх по холму!
Не сговариваясь, мы назвали это существо "ОН".
Он был ростом больше двух метров, раза в полтора выше обычного человека. Он был покрыт коричнево-бурой шерстью - длинной и пушистой, развевающейся на ветру. У него была большая, лобастая голова с выступающей вперёд челюстью. Длиннющие руки двигались плавно, волнообразно и даже, казалось, красиво. Или это лапы?! Кто он вообще такой?!
Он шёл стремительно, словно не касаясь земли, он как будто бы летел на невидимых лыжах. Я машинально взглянула на часы. Ровно сорок восемь секунд занял у него подъём на вершину холма. У меня на утренней пробежке уходило на эту дистанцию примерно три минуты
- Ты видела?! - хором спросили мы с Танькой друг у друга. И замолчали, поняв, что это не галлюцинация и не сон. "Только гриппом болеют все вместе, а с ума сходят поодиночке". Значит - не показалось! Но тогда... Что это? Кто это?!
 - Ничего страшного. Обычный Снежный человек! - авторитетно заявила я на правах старшей сестры. -  Его многие встречали. Я читала!..
 - Бежим домой!! - закричала Танька. - Там дети!

Мы рванули с низкого старта, чудом не расплескав по дороге молоко и драгоценную воду. Дома, слава Богу, всё было спокойно. Девчонки безмятежно дрыхли, убаюканные дождиком, прямо поверх одеяла, обнявшись и забыв все недавние ссоры. Мы слегка отдышались, убрали в холодильник бидон с молоком и уселись на крылечке.
 - Пошли сфоткаем следы! - сказала я. - Снежного человека ещё зовут  "Биг фут" - большеног! От него следы воот такие!
Танька кивнула и кинулась в дом за фотоаппаратом. И в этот самый момент с неба обрушился ливень!
Это был не просто дождь, а настоящий водопад. В ярко-синем небе белела единственная тучка, похожая на длинную гриву, расчёсанную исполинским гребнем до самой земли. Сумасшедшие потоки хлестали, захлёбываясь, перемежаясь мелким градом; струи дождя причудливо изгибались под ветром. Минут через пять всё стихло. Картофельное поле тихо и обиженно стонало: в нём, похоже, не осталось ни одного целого кустика.
Мы натянули сапоги и добрели до Могильника. Разумеется, никаких следов не обнаружили - только глубокие лужи, пересыпанные белыми пригоршнями града.

Вернувшись, мы всё подробно и честно рассказали проснувшимся девчонкам. И взяли с них торжественное обещание не шастать на Могильник  "никогда, ни шагу, даже до той берёзки". Кем бы таинственный незнакомец ни оказался - Снежным человеком, Лешим или просто учёной обезьяной, сбежавшей из цирка - маленькую, худенькую девочку он мог запросто поймать и утащить к себе в берлогу на веки вечные. А то и обеих сразу! Дети прониклись серьёзностью момента и пообещали быть умницами, но с одним условием: сейчас, вот прямо сейчас взять бинокль (ничего, что он игрушечный, в него можно всё-всё на свете разглядеть!) - и пойти к "вон тому бойсому камню" у дороги, ведущей на Могильник. Ведь "Нежный человек" наверняка не успел ещё как следует спрятаться.
 - Хорошо, сходим обязательно все вместе. Но только после полдника! Мы с Таней вам парного молочка принесли!
Девочки принялись раскладывать на тарелке печенье и ягоды ещё не спелой малины, а я достала из холодильника бидон с молоком. Открыла его  - и не поверила своим глазам! Свежайшее, только что из-под коровы, молоко превратилось в густую, плотную простоквашу! Обычно ему для этого нужно дня два-три постоять в тепле, не меньше! То ли сумасшедшие грозовые электрические поля виноваты, то ли колдовские чары нашего нового знакомого - как его? "Нежный" леший? Человек-большеног? Грозовой призрак?
Пить странный молочный  продукт мы не стали, хотя простокваша выглядела идеально: гладкое белоснежное желе, блестящее, как сахарный пломбир. Женя с Дашей деловито и аккуратно перелили это богатство в старый тазик из-под рассады и выложили по центру цветик-семицветик из квадратных печенек (малину, не утерпев, схрумкали сами).
 - Отнесём Лёшеньке покушать! - объявила Даша. - Чего он там голодный по Могильнику бегает!
 - Кому?! - не поняли мы с Таней.
 - Ну если он лесной-снежный Леший, то пусть будет Лёша! Да ты не бойся, мы на Могильник не пойдём. Оставим полдник у камушка, он сам выйдет на прогулку - и увидит!
Но первой нас увидела соседка Марья Семёновна. Не знаю, что решила бедная старушка, встретив странную процессию, возглавляемую Татьяной с большим тазиком в руках. В тазу плавно колыхалось что-то белое и яркое, украшенное печеньем и веточками укропа, сорванными в огороде...

Вечер прошёл тихо и даже романтично. Мы растопили печку и испекли в золе только что выкопанную, мелкую, совсем молодую картошку, заварили свежий чай. Таня тихо перебирала гитарные струны, вспомнив любимую когда-то в детстве  песню Юрия Левитанского:

 - Что-то случилось, нас все покидают.
Старые дружбы, как листья, опали....
Что-то тарелки давно не летают.
Снежные люди куда-то пропали...

 - Ничего и не пропали! - откликнулась Даша, занятая важным делом: она рисовала в альбоме портрет Лёшеньки - что-то среднее между лохматым снеговиком и белым ёжиком с печальными глазами. -  Завтра утром ему хлебушка отнесём!
Таня улыбнулась и кивнула. Когда она брала гитару, то моментально из рыжей вредины, насмешливой и острой на язык, превращалась в тихую девушку из стихотворения Блока, ту, что "пела в церковном хоре". Даже что-то ангельское появлялось в её лице!

 - Снежные люди, ну что ж вы, ну где вы,
  О белоснежные нежные девы!
  Дайте мне руки, раскройте объятья,
  О мои бедные сёстры и братья!

- А Лёша точно мальчик? - вдруг заинтересовалась Евгения, занятая плетением изящного браслета из бисера.
Таня хихикнула и хлопнула ладонью по струнам.
 - Был бы девочкой - хоть какую-то юбочку себе придумал бы из лопухов, а не носился голышом по холмам! Сто пудов - пацан!
 - Значит, у него жена должна быть. И детёныши! - продолжила фантазировать Дашенька, дорисовывая рядом с Нежным Лёшей многочисленных наследников и уютный домик с трубой.
 - Ну что ты выдумываешь! - скептически поморщилась Женя. - Он же сказочный, фантастический! Какие детёныши?!
Мне стало немного обидно за Лёшу. Во-первых, сказала я, даже сказочным персонажам никто не запрещает иметь дом и семью. А во-вторых, никакой фантастики в мире нет. Просто наука ещё не всё объяснила.
 - Вот смотри! Представь, что на большом-большом столе живут люди-тени. Ползают они по своему столу и головы поднять не могут. А мы им - раз! - что-то на стол роняем... - и я уронила на середину стола бусинку, взятую у Жени. - Люди-тени в крик:  "Ах, чудо! Ах, что-то неведомое возникло из ниоткуда!" А мы смотрим на них сверху - и смеёмся. Вот и Лёша из своего четырёхмерного мира наблюдает за нами! Появляется и исчезает, когда захочет.
Даша нахмурилась, сбегала к шкафу - и грохнула на стол большую книгу со сказками, чуть не опрокинув Женино рукоделие.
 - Вот, люди-тени, вам подарок! Читайте! Вы такого никогда ещё не видели!

Раз уж в мир явилось нежданное чудо - делать нечего. Пришлось вместе с необразованными  "людЯми-тЕнями" прочитать вслух несколько сказок на сон грядущий.

Быстро стемнело. Дети сдвинули две кровати и втроём - вместе с Татьяной - улеглись на них спать. Четвёртым пристроился с краю плюшевый заяц Антошка, которого родители подарили мне к знаменательной круглой дате - пять лет. Я полюбовалась на четыре похожие друг на друга безмятежные мордашки - и тихонько устроилась на диване с заветной синей тетрадкой. В такие сказочные звёздные ночи приходили на цыпочках и сами собой опускались на страницы строчки стихов.

Ах, ночь, волшебней ночи нет!
Стемнело поздно.
От стрекота кузнечиков
Мерцают звёзды.
И Лебедь, словно Южный Крест,
Застыл в зените.
Повисла ночь так трепетно
На тонких нитях...

Внезапно я насторожилась. Кузнечики и правда стрекотали за окном, заходились в азарте, как оркестр сумасшедших скрипачей. Но даже сквозь эту музыку проникали совсем непонятные звуки. Это натужно постанывали два толстенных бревна, вкопанных в землю возле крыльца. На них была надёжно укреплена железная перекладина с доской на верёвках - наша замечательная качель. Она спокойно выдерживала не только детей, но и Таньку, и меня - ни разу не треснув и не заскрипев. А сейчас тяжёлые брёвна, похоже, ходили ходуном, словно на качель взгромоздились разом два африканских слона!
Я дёрнулась к двери - но воздух вдруг оказался плотным, как вода, и мягко надавил на голову, будто большая подушка.
 - Сойти с ума не хочешь? - спокойно, без выражения сказал чей-то голос внутри, прямо между ушами. - Ну тогда сиди тихо...
Даже не голос это был, а ясная, пришедшая извне чья-то мысль, чей-то мягкий, но властный приказ.
 - Ну и ладно, - ответила я шёпотом, почему-то совсем не испугавшись. Наверное, потому, что в этом приказе не было угрозы. Вдруг стало как-то спокойно и безразлично. И очень-очень захотелось спать...

Утром мы, разумеется, первым делом направились к "бойсому камню" у дороги. Издалека увидели желтеющий в траве тазик - пустой, вылизанный дочиста. От простокваши с печеньем не осталось ни крошки. Девчонки возликовали (Лёшеньке полдник понравился!) - и тут же бросились составлять снежно-человеческое меню на грядущие завтраки, обеды  и ужины.
 - С ума сошли?! - взмолилась я. - Мы ж его не прокормим! Все запасы сожрёт, а потом за нас примется!
 - Да мы же немножко! У нас батон засох, неделю уже лежит. И борщ остался в кастрюле...

Снежному Лёше нравилось всё: и размоченный в молоке батон, и борщ, и прошлогодняя картошка, сваренная прямо в мундире, и даже серые дешёвые макароны с половинкой котлеты (вторую половинку отдали кошке Екатерине, чтоб не вздумала, обидевшись, пугать впечатлительного йети). Тазик с едой неизменно оказывался пустым, а высокая трава вокруг камня теперь была примята к земле - аккуратным большим кругом, стебелёк к стебельку, по часовой стрелке. Однажды Лёшенька изрядно напугал нас, оставив возле камня большое розовое свиное ухо. Что стало с бывшей хозяйкой уха, оставалось только догадываться.
 - Алексей! - гневно провозгласила Татьяна в сторону Могильника, сложив руки рупором. - Чтоб мы здесь больше такого не видели! Хочешь холодец - иди в столовую!
Мне очень явственно послышалось чьё-то виноватое то ли сопение, то ли кряхтение. Впрочем, возможно, это ветер зашумел в листьях старых яблонь за нашим домом. Несколько спелых яблок стукнули по крыше - наступало время августовских звездопадов и "яблокопадов", по выражению Дашеньки.

Немногочисленные жители хутора коротали тот вечер возле дома Марьи Семёновны. Собрали несколько вёдер упавших яблок - и, устроившись на широкой скамейке, чистили и резали их для осенних заготовок. Попутно обсуждали самые животрепещущие темы: телесериалы, политику, растущие цены и Вальку,  которая  "опять налакалась, как свинья, и, ох ты тошно, уснула прям в канаве у магазина". Правда, гораздо бОльшему порицанию подвергся  "Ху.ян Карлос"  из семнадцатой серии: этот мексиканский негодяй  "спружил Марьяну-ту, а жениться не стал".  В разгар дискуссии появилась непривычно смирная Оксана из "крайней хаты", на этот раз одна, без своего мужа Андрея.
 - Ой, бабоньки, шо творится-то! Не тихо у нас, ой, ня тихо!
Из её сбивчивого рассказа - то срывающегося на крик, то переходящего в панический шёпот - мы узнали, как Оксана, выйдя вчера на крыльцо покурить перед сном, увидела такое, что "от страха чуть ижаку не родила". Вначале ей показалось, что в ночном лесу, среди елей и кустов, громоздится огромный, чёрный стог сена. Но внезапно стог зашевелился, рыкнул утробно и двинулся прямо к ней!
 - А я и шевельнулся не могу! Ни крикнуть, ни убечь - заледенела вся! Ну, думаю, допилась! Да как? Мы ж не пили вчерась!
Но самое ужасное было впереди. Чудовище, наполовину показавшись из мрака, уставилось на неё страшным, пристальным взглядом, полным ненависти.
 - И смотрит, и смотрит! Как будто  убить хочет! А глаза-то, бабы, глаза у него! Прям красные, горят, что угли!
 Мы с девочками переглянулись. Кажется, мы начинали понимать, что за странный гость явился прошлой ночью к бывшей торговке.
 - И что в итоге? - заинтересованно спросила Женя. - Он вас так и не съел?
В её голосе явно слышалось сожаление.
 - Да ну тебя! - рявкнула Оксана. Опасливо оглянулась по сторонам и продолжила уже другим, жалобным голосом. - Вот за что он на меня-то как на врага пялился? Что я вам всем сделала? Чи ково обидела?!
 - А нефиг было колодец закрывать! - неожиданно выпалил Пашка . - Мы всю жизнь оттуда воду брали, а вы на него замок! Да ещё проволоку с током!!
 - Шо ты, хлопчик! Каку таку проволоку? Да ходите вы на колодец, вот ей-богу, мне что, жалко?! - и Оксана, махнув рукой, обиженно зашагала прочь.
 - А глаза у него красные из-за борща, - прервала Дашенька затянувшееся потрясенное молчание. - Мы же его борщом кормили, помнишь, мам?
 - Ну что ты сочиняешь, малАя! - хохотнул Пашка. - Такого не бывает! От борща только ссс... Ходят в туалет красным. А глаза от него никогда не краснеют!

... Вскоре мы уехали в город на несколько дней. Там, соскучившись по новостям, купили свежие газеты - и в некоторых из них нашли короткие заметки, где рассказывалось о встречах людей с непонятным существом - огромным, волосатым и недружелюбным. Несколько военнослужащих, находившихся на учениях недалеко от деревни Павлово, "оказали посильное сопротивление" неизвестному субъекту, который пытался проникнуть на территорию полевой кухни. Ночной гость удалился, но от обиды опрокинул несколько тяжёлых деревянных столов и сильно напугал часового злобным, пристальным взглядом красных глаз.
 - Лёшка за холодцом приходил в столовку, - сказала Таня с сожалением. -  А они зажилили! Ну понятно: сами голодные.

Оксана и Андрей действительно сняли с колодца замок. Но вода в нём, как оказалось, застоялась и протухла. Гладкие чёрные булыжники, которым было, наверное, тысяча лет, покрылись зелёной тиной, а на поверхности воды плавали какие-то опилки и дохлая разбухшая крыса.
 - А всё ты, Этка, ведьма! - злобно шипела Марья Семёновна. - Ты колодец спортила, ночью на воду нашептала! Ужо вас!..
 - И крысу тоже я утопила? - спросила я язвительно. - Я б лучше кого другого - а крысу жалко!
 - А кто тя знат! Ведьма и есть!  И с лешаками якшаешься! - Марья Семёновна вдруг тоненько вскрикнула, указывая на что-то за моей спиной. - Это что такое?! Тьфу ты, нечисть!
И она бодрой рысцой потрусила к своему дому, громко матерясь. Я с опаской обернулась.
На лужайке возле крыльца Женя и Даша, в белых балахонах из кружевных занавесок и огромных зелёных венках из травы, кружились в диковинном танце под мелодию вальса Венского  леса. Наверное, они изображали детёнышей Снежного Лёши.
Потому что даже у сказочных героев должны быть дом, семья и детёныши!