Культурные коды экономики

В 2022 году вышла книга известного российского экономиста Александра Аузана «Культурные коды экономики: Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа». Приведу ряд фрагментов из нее.
В конце 1990-х у меня возникла опасная мысль, что некоторые наши отечественные экономические успехи и столь же очевидные экономические неудачи могут объясняться нашими культурными особенностями. Еретические мысли нередко проходят несколько фаз развития, когда сначала все говорят «что за чушь», потом «что-то в этом есть», и, наконец, «кто же этого не знает». За прошедшие двадцать лет возникло целое направление в мировых социальных науках под лозунгом «культура имеет значение», возникли исследования – как кабинетные, так и полевые, в том числе и в России – о воздействии культуры на экономику, политику, социальное развитие.
В зависимости от того, на какой ресурс будет опираться страна, образ будущего будет формулироваться по-разному. Либо это «самая большая страна мира», которая развивает инфраструктуру и коммуникации между Европой, Азией и Америкой, либо это «страна умных людей», которая делает ставку на высококачественный человеческий капитал, доказавший свои способности в самых разных странах, либо это «военная супердержава», которая опирается именно на наследие империй и военно-промышленные возможности.
Выбор зависит, в частности, от того, в каком горизонте принимается решение, потому что человеческий капитал дает реальные плоды за пределами десятилетнего срока. Вложения в инфраструктуру тоже требуют значительного времени, хотя и чуть меньше. А вот военно-технические разработки, хотя они нередко закладывались в прошлые десятилетия, при больших инвестициях в оборонно-промышленный комплекс могут дать яркие результаты за несколько лет, и мы наблюдали, как это происходило в 2010-е годы. На основе анализа, проведенного в 2015 году, мы сделали прогноз, что с высокой вероятностью Россия пойдет по пути государственного, а не частного или народного капитализма, и что наиболее вероятный образ будущего страны – «военная супердержава», а не «страна умных людей», которую, надо заметить, представители самых разных взглядов и слоев населения считали бы наиболее счастливым будущим для России. Этот прогноз очевидным образом подтвердился. Механизм принятия решений в условиях короткого горизонта планирования приводит иногда к очень заметным результатам, но не к тем, которых реально хотелось бы достичь.
В соответствии с представлениями институциональной экономической теории институты бывают двух видов – это всегда правила, но с двумя разными механизмами поддержания. Один вариант – внешнее принуждение, когда за соблюдением правил следят специально обученные люди: налоговый инспектор, полицейский, таможенник. Другой вариант – выполнение правил обеспечивается вашим окружением, референтным кругом, представлением о том, как надо себя вести, чтобы с вами не сократили или даже не прекратили общение. Похоже, теперь появился третий вид институтов, которого никогда не было, с особым механизмом принуждения, основанным на технологиях искусственного интеллекта. Я говорю о цифровых платформах с агрегаторами и рейтингами. Появление этих новых институтов как раз и стало ключом к массовому распространению распределенного доверия, когда человек пользуется AirBnB или BlaBlaCar, общается с совершенно незнакомыми людьми и при этом убежден в своей защищенности, потому что он верит тому, что агрегатор сработал правильно, что рейтинг выставлен справедливо, потому что он сам участвовал в составлении этого рейтинга. И в результате возникает эффект, который не только порождает доверие на платформах, но и заставляет целые государства и правительства действовать определенным образом. Сейчас попробую объяснить, почему.
Итак, доверие – доказанный важный фактор экономического роста. Ключ к доверию – это некоторые институты, которые позволяют людям доверять друг другу. Вот появились частные цифровые экосистемы – американские, российские, китайские. Ими могут пользоваться все, в отличие от узких персонализированных институтов типа наших бизнес-сообществ с предоплатой в 1990-е годы. В это включается правительство, потому что выяснилось, что возник эффект вытеснения и теперь сопровождение бизнес-трансакций, деловой активности переходит от государства к частным цифровым сервисам.
Причем, вы не поверите, в каких вопросах государство проигрывает конкуренцию. В вопросах полиции и суда! Рейтинг – это не что иное, как судебная функция. Он определяет статус человека на цифровой платформе, делит рынок.
А удаление с платформы – это полный аналог изоляции человека полицией, потому что он теряет доступ к тем благам, которые несет цифровая платформа. И правительства по всему миру зашевелились: они пытаются создать свои сервисные платформы, изменить подход к клиенту, сделать из всевластного налогового ведомства сервисную компанию и т. д. – для того, чтобы не утратить контроль, который начинает смещаться в сторону частных цифровых систем. Я бы сказал, что в целом пошло активное движение от создания новых институтов к росту доверия на основе этих новых институтов и их тиражирования.
Теперь посмотрим, что происходит в России. Мы же говорим о попытке запустить рост именно в нашей стране. Да, в общем, примерно то же самое и происходит. Однако у нас другая стартовая позиция. Есть ли надежда на то, что мы можем использовать этот мировой тренд, значительно повысить уровень доверия в стране, чтобы стимулировать экономический рост?
Давайте начнем с геномики, потому что изменяемость того или иного свойства мы теперь можем исследовать самыми разными способами. Исследования генетической составляющей доверия с помощью анализа характеристик близнецов показывают, что фактор наследственности в общем уровне доверия составляет от 5 до 20 %. Это очень мало, потому что интеллект, например, наряду с аутизмом и шизофренией, – на 80 % наследуемое свойство. (Что меня как человека, занятого образованием, настораживает и пугает. Я начинаю думать: чем мы занимаемся в сфере образования? Мы просто отбираем тех, у кого наследственно определенный интеллект, или мы все-таки меняем генетическую предрасположенность и позволяем подняться тем, у кого такой предрасположенности нет?) Черты личности, такие как экстравертивность, например, на 40 % наследуются. Политические и религиозные взгляды, согласно этому анализу – на 25 % наследуемые свойства. А у фактора доверия обусловленность наследственностью – всего от 5 до 20 %.
То есть это очень изменчивый фактор. Правда, есть и обнадеживающие результаты всемирного и европейского исследования ценностей, которые сравнивают динамику по разным странам. Так вот, соседней с нами республике – Эстонии – удалось за 15 лет в два раза поднять уровень доверия. В два раза!
Сейчас в России доверие примерно в два раза ниже, чем в Швеции, которая выступает как эталон. У нас 25 % респондентов положительно отвечают на вопрос о том, можно ли доверять большинству людей. В основном это жители мегаполисов, потому что трудно общаться с большим количеством незнакомых людей, исходя из предпосылки, что все тебя могут обмануть, – в мегаполисе построить жизнь на недоверии нельзя. По уровню доверия мы проигрываем и восточным, и западным нашим конкурентам: более высоким уровнем доверия обладают не только шведы, но и США, Германия, Южная Корея, Япония, Китай (хотя в Японии и Китае структура доверия отличается, она связана с большим доверием в родственных кругах).
Однако есть обнадеживающие результаты полевых исследований, которые мы провели в 2020 году вместе с Российской венчурной компанией и Институтом национальных проектов. У нас в стране очень большой потенциал роста доверия. Вот, например, по понятным причинам люди больше всего доверяют семье – 82 % респондентов, а готовы были бы доверять при определенных условиях 97 %. Соседям доверяет 21 % респондентов, но готовы были бы доверять 76 %. Людям, с которыми лично знакомы, сейчас доверяют 27 %, а готовы – 88 %. И даже впервые встреченным людям сейчас доверяют всего 2 %, а готовы доверять до 30 %. Я бы сделал вывод, что готовность к повороту, к росту социального капитала, норм честности и доверия есть, и потенциал очень высок – доверительные отношения в стране могут вырасти в два-три раза.
За счет чего произойдет этот рост, мы тоже вполне можем сказать. Кто больше доверяет? Либо люди старше 45 лет, либо люди с высшим образованием. Это можно интерпретировать следующим образом: опыт и образование дают большее доверие, потому что доверие – это субъективная оценка вероятности того, что тебя не обманут контрагенты. Эта оценка сильно зависит от частоты общения. Опыт – это частота общения, а образование – это как у Пушкина: «Учись, мой сын, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни», это некоторое воспроизведение общения с другими людьми, с другими культурами, обобщение чужого опыта. Если говорить о развитии ключевых институтов, влияющих на доверие, то у нас в России положение примерно такое же, как в ведущих странах, то есть правительству у нас доверяют больше, чем муниципалитетам, судам, губернаторам – 49 %, это не так мало. Но цифровым платформам доверяют 59 %. Власть проигрывает на этой площадке, как и в других странах, поэтому будет стараться двигаться вперед и каким-то образом менять ситуацию.
Что нужно сделать для того, чтобы рост доверия стал реальностью, причем не очень отдаленной от текущего момента? Первое направление – поддержка развития цифровых платформ. (Хотя проблема злоупотребления их доминирующим положением может возникать и потребует дополнительных мер, например, поддержки саморегулирования открытости таких систем). Процесс, связанный с распространением новых институтов, идет – и идет успешно. Доверие растет и будет расти благодаря шеринговым цифровым платформам, причем это будет давать экономический эффект, потому что доказано: снижение издержек общения (а рост доверия – это именно снижение издержек общения) приводит к росту объема рынка. Скоро будем подсчитывать результаты роста товарооборота на шеринговых платформах – уже сейчас этот рост заметен. Индустриальные цифровые платформы тоже будут давать почти автоматический эффект, если промышленные компании будут одновременно менять механизмы менеджмента, использовать сетевой менеджмент, потому что тогда будут сниматься некоторые барьеры между разными группами, работающими в компании, облегчатся коммуникации между ними, и через рост производительности труда запустится экономический рост. Это что касается автоматического воздействия доверия на рост.
Второе направление – барьеры, связанные с государством. Власти очень трудно их преодолеть. Межстрановые сопоставления показали, что доверие правительствам зависит не столько от качества услуг, которые оказывают правительства (а именно это они сейчас пытаются сделать). Доверие к правительству очень тесно коррелирует с доверием полиции. Люди интуитивно воспринимают государство как идеального насильника, то есть организацию со сравнительными преимуществами осуществления насилия. Это классическое определение государства, данное еще Максом Вебером, по-прежнему используется в экономической теории, после Дугласа Норта дополненное тем, что государство распространяет свою власть на территорию, которую оно способно облагать налогом для оплаты производства общественных благ.
Идеальный насильник должен вызывать доверие в функциях насилия. А первая осуществляющая функцию насилия инстанция, с которой чаще всего сталкивается человек, – это полиция. Поэтому здесь у власти начинаются проблемы: можно сделать очень хорошие сервисы, очень удобное обслуживание, но если не решить проблему недоверия силовым структурам, то в конкуренции с частными цифровыми системами государство будет проигрывать. Соответственно, здесь начинается блокировка роста доверия, и нужно суметь перешагнуть через определенный рубеж, чтобы преодолеть эту блокировку.
Наконец, третье направление – это образование и культура. Доверие – это не только результат построения институтов, но и результат того, как мы понимаем этот мир, как мы обучены выстраивать взаимодействие с другими людьми. Полагаю, что наиболее масштабный экономический рост связан с инновациями, а инновационные результаты прирастают благодаря человеческому капиталу в образовании. Этих эффектов, в отличие от цифровизации, думаю, придется ждать, как полагает теория человеческого капитала, лет десять.
Итак, в отличие от многих моих коллег-макроэкономистов, я полагаю, что значимый экономический рост в России возможен, если мы начнем опираться на факторы культуры и использовать их не только для изменения страны, что действительно займет много времени, но и для построения экономики доверия, которая дает нарастающий эффект уже сейчас.
Чтобы поменять себя, нужно менять и двигать культуру. А это дело, во-первых, небыстрое, во-вторых, тонкое и, в-третьих, сложное, потому что менять ее нужно одновременно с институтами, которые сопровождают культуру и нашу жизнь. Очень бы хотелось, чтобы к новому окну возможностей, которое обязательно возникнет (в истории не бывает такого, чтобы не возникали окна возможностей), мы подошли с четким пониманием того, как двигаться вперед и как строить на годы и десятилетия, потому что иначе остается одно – выброситься в открывшееся окно возможностей. А вот этого как раз не хочется.