Может, мы встречались?

Утро в овощном отделе пахло не свежестью, а бесконечным, утомляющим повторением. Вот снова эта мятая пачка картошки, вот яблоки, глядящие пустыми боками, и чьи-то сморщенные пальцы, проверяющие помидоры на спелость. Мои мечты, если они ещё были живы, прятались где-то глубоко, как скисшее яблоко в дальнем углу холодильника — незаметное, пока не начнёт пахнуть. Иногда, в короткой тишине между покупателями, я чувствовал себя не винтиком, а скорее грязным отпечатком на чужом конвейере — движущимся только потому, что его никто не стёр. 

Тот вечер начинался так же. Я вышел из удушливого запаха прелых овощей в промозглый городской воздух. Вокруг мельтешили люди, каждый со своей целью, каждый спешил. А я? Я просто шёл к трамваю № 7, чьи полупустые вагоны всегда отражали мою собственную внутреннюю пустоту. Старый трамвай с потёртыми сиденьями и дребезжащими окнами, сквозь которые огни города расплывались в туманные пятна, был лишь промежутком между четырьмя стенами дома и четырьмя стенами работы. 

Дверь вагона со скрипом отъехала, и в салон ворвался сквозняк, пахнущий свежим дождём. А следом за ним — она. Высокая, с целым ворохом рыжих волос, которые ярким пятном выбивались из-под такой же рыжей шапки, словно осенний лист, принесённый ветром. В руках она прижимала толстую, зачитанную до дыр книгу. 

Она устроилась прямо напротив, и я почему-то почувствовал, как воздух вокруг уплотнился. Моё внимание, привыкшее скользить мимо всего, вдруг зацепилось. Я наблюдал, как она поправляет волосы кончиком пальца, как её тонкие пальцы нежно касаются страниц. Она вздохнула — тихо и глубоко, словно вспомнив что-то потаённое. Улыбка тронула её губы, и на щеке появилась ямочка. В эту секунду она была не просто девушкой в трамвае, а ярким пятном, прорвавшимся сквозь серую ткань моей повседневности. 

Я поймал себя на мысли, что не могу оторвать взгляд. Было в ней что-то необычное. Она напевала себе под нос какую-то песенку, а правая нога слегка постукивала в такт. 

Как будто заметив мой взгляд, она повернулась. 

— Мы с вами нигде не встречались? — Её голос, чуть хрипловатый, с неожиданной ноткой искренности, словно тёплый ветер, заставил меня вздрогнуть. 

Я посмотрел в её глаза. Они были зелёные, как трава после майского дождя, и смотрели на меня с таким любопытством, что я ощутил себя под невидимым прожектором. 

— Вряд ли, — выдавил я, чувствуя, как уши наливаются жаром. — Разве что в прошлой жизни. 

Она запрокинула голову и заливисто рассмеялась. Этот смех, лёгкий и чистый, наполнил вагон, и даже старый трамвай, казалось, зазвучал иначе. 

— В прошлой жизни я, наверное, была кошкой, — глаза её озорно блеснули. 

— А я, скорее всего, дворником, — ответил я, сам удивляясь своей внезапной откровенности. 

— Почему дворником? — её интерес был неподдельным. 

— Потому что дворники видят город в четыре утра. И он тогда... другой. Настоящий. Без прикрас. 

Её смех снова наполнил воздух, а в глазах зажглись искорки, похожие на далёкие звёзды. 

Подошёл кондуктор, пожилой мужчина с добрыми глазами. Он молча взял деньги, пробил билеты и так же молча удалился, оставив нас в нашем маленьком островке. Для меня не существовало больше ничего, кроме её голоса и её улыбки. 

— Вы до конца? — спросила девушка, слегка наклонив голову. 

— Не знаю. Сегодня, кажется, нет. 

В голове мгновенно созрел план. Я должен был что-то сделать. 

— Я обычно считаю остановки, — она улыбнулась. — Но сейчас что-то сбилась. Мне нужна шестая. 

— С момента, как вы зашли, уже четыре было, — сказал я, пытаясь продолжить разговор. — Впрочем, я могу и ошибаться. 

Трамвай резко дёрнулся, и её книга, как живая, соскользнула с колен. Я успел подхватить её, наши пальцы на мгновение соприкоснулись. От этого лёгкого касания мне показалось, будто я вдохнул морозный воздух после долгой духоты. 

— Спасибо, — она покраснела, и её щёки приобрели оттенок той самой рыжей шапки. 

Я вернул книгу. «Сказки братьев Гримм». Старенькая, с выцветшим рисунком замка и леса. 

— Хорошая книжка. Любите сказки? 

— Только старые. В них больше правды, чем в газетах. Вот смотрите… — она перелистнула страницу, и я увидел поля, испещрённые пометками. — Каждая сказка — шифр. Нужно только разгадать. 

— Может, сказки лучше слушать, чем читать? — предложил я. 

— А вы часто слушаете сказки? — её улыбка была такой открытой. 

— Только те, что рассказывает мой начальник про премии, — усмехнулся я. 

Она хихикнула, прикрывая улыбку рукой. И мне вдруг стало так легко, словно тяжёлый камень, который годами давил на сердце, чуть сдвинулся. Я поймал себя на мысли, что хочу слышать этот смех снова и снова. 

Трамвай снова дёрнулся, на этот раз сильнее. 

— Ой, кажется, это моя! — она вскочила, и её взгляд был устремлён куда-то сквозь меня, в будущее. 

Я инстинктивно поднялся. 

— Вы уверены? — вырвалось у меня. Голос прозвучал слишком решительно. 

Она уже стояла на перроне, её шапка горела под фонарём. Она повернулась ко мне, и её глаза, такие зелёные, словно весенняя листва, улыбнулись. 

— Это лишь начало. Вторая глава начинается здесь, — сказала она, и звук её голоса был почти заглушён шумом закрывающихся дверей. 

Она не ждала ответа, просто исчезла в вечерней толпе. 

Дверь трамвая захлопнулась с глухим стуком, отрезая её от меня. Я замер, пытаясь осмыслить её слова, а трамвай уже набирал ход. Внутри меня всё сжалось от непонимания и упущенного момента. 

Только когда её фигура растворилась в мареве огней, я опустил взгляд на сиденье. Там, где она только что сидела, лежала книга. Она была раскрыта на странице, где кто-то обвёл строчку: «Тот, кто найдёт эту книгу, найдёт и меня». А ниже — адрес, знакомый до боли: крошечный книжный магазин на углу, который я проходил каждый день, но никогда не заходил.

Кондуктор посмотрел на меня: 

— Оставишь себе? 

Я перевернул книгу в руках. «Если я сейчас не выйду, всё останется по-прежнему: трамвай, овощной отдел, жизнь, которая катится по рельсам, как этот вагон». Двери уже начинали закрываться. — Я её верну! — крикнул я кондуктору и выскочил на перрон. 

Я вышел на следующей остановке. Ноги сами понесли меня назад, к той остановке, где она вышла. Город за окном трамвая, который ещё недавно был размытым пятном, вдруг обрёл чёткие очертания. Каждый фонарь, каждая витрина казались новыми. Книга в моих руках, тяжёлая и пахнущая старой бумагой, была единственным компасом. Мне не нужна была ниточка, я чувствовал — это целый канат, который тянет меня к ней. 

И впервые за долгое время, шагая по улицам, я не просто переставлял ноги. Я шёл. Сквозь темноту, наощупь, но шёл. 

И, кажется, знал куда.