Процедурная дегенерация

1

Я снял со спины рюкзак, размял плечи и опустился на пол. Ребёнок сел напротив. В узком коридоре его согнутые в коленях ноги почти касались моих. Он теребил пальцами наклейку с машинкой, прицепленную к коричневой ткани его собственного рюкзачка. Автомат дал нам её три дня назад вместе с водой и кучей пакетов с разноцветными шариками, похожими на мармелад. Красные — ягодные. Зелёные — кислые. Коричневые напоминали по вкусу сильно перчённое мясо. Ребёнок в основном ел те, что послаще, а я забрал себе коричневые. Жёлтые напоминали мочу. Мы их выкидывали, бросали прямо на пол. Иногда маленькие, похожие на тараканов, роботы вылезали из микроскопических щелей в полу и поливали их какой-то жидкостью, растворяющей шарики до состояния слизи. После чего роботы всасывали то, что получилось, и вновь прятались в свои невидимые норы.

В коридоре было темно. Не совсем непроглядная тьма, свет всё-таки проникал откуда-то, но источник я определить не мог. Может быть, свечение экрана, который мы видели полчаса назад, немного доходило сюда, может что-то ещё. Глаза привыкли к темноте, и я видел мальчика довольно хорошо. Взгляд уставился в одну точку, на уровне моих коленок.

– Можешь поспать. Неизвестно, сколько мы тут ещё проторчим.

Мальчик кивает, но положения не меняет. Лишь поднимает глаза немного, смотрит на меня.

– Чёртова дверь может открыться через час, а может через день. А может вообще никогда.

Мальчик, конечно, и так всё это знает. Просто хочется что-то сказать. Тишина и темнота действуют угнетающе. По крайней мере, на меня.

Он отрывает руку от наклейки, нащупывает рукой молнию и пытается расстегнуть. Одной рукой неудобно, и он подтягивает рюкзак поближе, открывает его и находит пакет с шариками. На пакете тоже что-то вроде молнии, только из пластика. Цвет в темноте видно плохо. Он подносит шарик к носу, но тот ничем не пахнет. Пробует его языком и отправляет в рот. Долго и тщательно жуёт, потом достаёт из пакета ещё один и сразу отправляет в рот. Начинает жевать, но морщится и выплёвывает, пинает ботинком, чтобы тот откатился подальше. Я усмехаюсь, и мальчик тоже смеётся.

– Жёлтый?

– Солёный. Тоже противный.

– Солёные ничего. Съедобные.

Я протягиваю руку, и мальчик подставляет пакет, чтобы я мог тоже себе взять. Я верчу шарик перед глазами. Но в темноте не видно, какого он цвета. На ощупь как пластилин. Надавливаешь, и пальцы уходят внутрь. Я отправляю шарик в рот. Мне попался сладкий. По вкусу похожий на малину. Пальцы теперь липкие.

Мальчик не спрашивает, куда мы идём. Не спрашивает, где его мама. Мы слишком долго вместе, вдвоём. Он переспрашивал уже все, что только можно, и теперь жует молча, в тишине. Иногда я начинаю рассказывать о том, каким мир был раньше. Он ведь не видел его. Родился здесь, в этих коридорах. Иногда мальчик начинает выдумывать всякое. Берёт мои рассказы и прибавляет к ним что-то такое, что я даже и не знаю, откуда берётся у него в голове.

Я смотрю на дверь. Как я уже говорил, она может открыться через минуту, а может через год. Совершенно непредсказуемая дверь. Как и всё здесь. Иногда автомат осыпает тебя едой, а иногда рекламирует тебе кроссовки из мира, которого давно нет.

Мы просидим здесь, пока дверь не откроется. Или у меня не кончится терпение. Или еда не начнёт подходить к концу.

Ребёнок убирает шарики в рюкзак и ложится на бок, подложив его себе под голову. Мне тоже не помешало бы поспать, но я продолжаю таращиться на грёбанную дверь. Она ведь может открыться в любой момент. И я как настоящий придурок жду, что она откроется прямо сейчас. И за ней, конечно же, будет что-то более интересное, чем очередной лабиринт бесконечных железных коридоров.

2

Я спал чутко, и когда дверь открылась, сразу услышал. Тихое “вжух”, с которым дверь прячется в стене, словно её никогда и не было. Я потянулся к мальчику и легонько потряс его.

– Просыпайся. Пора идти.

Мальчик тут же открыл глаза, как будто уже и не спал. Присел, потянулся, кинул быстрый взгляд в открывшуюся темноту коридора.

– Пойдём, пока она вдруг снова не закрылась.

Я уже встал на ноги, надел рюкзак и выжидающе смотрел на сына сверху вниз. Он тоже поднялся, всунул руки в лямки своего рюкзачка и пошёл вперёд.

– Не отставай, – кинул он мне через плечо.

Я двинулся следом, присматриваясь и прислушиваясь. Было так же темно как раньше. Стены слегка гудели от бегущего за ними электрического тока. Но был ещё какой-то звук. Далёкий и тихий шелест где-то впереди.

– Не убегай далеко.

– Ладно.

– Серьёзно, держись ближе ко мне. Здесь может быть опасно.

Он слегка замедлил шаг, дал мне его догнать. Коридор был широким. Здесь можно было идти и в один ряд. Но мальчик предпочитал идти впереди.

Шелест становился громче. Наверное, ещё одна комната с вентиляторами. Мы видели такую несколько дней назад.

Становилось светлее. Кажется, впереди коридор расширялся и виднелись какие-то столбы, расширявшиеся кверху в мешанину непонятных мельтешащих теней. Я потянулся к мальчику, притянул поближе к себе.

– Держись рядом.

Тихий шёпот моих слов казался слишком громким. Сердце стучало. Это могло быть что-то безобидное. Но могло быть и смертельно опасное. Я уже потерял Эннет и не мог потерять ещё и Гаррека. Надо быть осторожней.

Чем дальше мы шли, тем больше было света. Я уже мог разглядеть лицо своего ребёнка. Моё беспокойство передалось и ему, но кажется, он не был напуган, скорее взволнован. Я всё ещё не мог понять, что это за столбы впереди. Мельтешение теней вокруг них казалось угрожающим.

Ребёнок догадался обо всём раньше меня, хотя никогда не видел их вживую.

– Деревья! – закричал он. – Это же деревья.

Он кинулся вперёд, вырвавшись из моей хватки, и побежал к этим штукам, которые, может быть, действительно были деревьями. Я ускорил шаг, стараясь не отставать, и вскоре мы выбежали из коридора в небольшую рощу, остановившись в нескольких метрах от того, что мальчик принял за деревья. Здесь было достаточно светло, чтобы разглядеть их. Несмотря на то, что поверхность столбов напоминала древесную кору, сделаны они были из металла. Сверху из столбов торчали ветки, напоминавшие больше антенны. Они соединялись друг с другом в хаотичном непредсказуемом порядке.

Но самым удивительным были листья. Они не крепились к веткам, но просто парили вокруг, с виду нарушая все законы физики. Они и издавали этот лёгкий шелестящий звук. Впрочем, не только они. Наверху на потолке виднелись огромные окна. Я увидел небо полное звёзд. И сквозь механический шелест листьев можно было различить завывания настоящего ветра.

Вид настоящего неба завораживал. Пробудил во мне что-то давно позабытое. Что-то, чему я не мог дать имени. Нечто мимолётное и прекрасное.

Я поискал глазами мальчика. Он продолжал пялиться на кружение листочков.

Я не знал названий созвездий. Просто смотрел на маленькие белые мерцающие точки. Где-то они были прикрыты тёмной рябью туч. Луны не было, наверное, она пряталась за границами окошек. Я пытался найти слово тому чувству, которое проснулось во мне, и подумал, что, может быть, это свобода. Где-то там, за границами железных коридоров, под открытым небом существовала свобода.

– Это не деревья, – сказал я. – Не настоящие деревья.

– Я понял, – сказал мальчик. – Но всё равно интересно.

Я пожал плечами, но мальчик, скорее всего, не видел моего жеста.

– Задержимся здесь ненадолго? – спросил я.

– Давай.

Мальчик посмотрел на меня и в глазах его был восторг. Я улёгся на железный пол, подложив рюкзак под голову вместо подушки, устремив взгляд в ночное небо. Прежде чем отправиться дальше, я хотел увидеть рассвет. Лежал, предавался воспоминаниям. О том, каким мир был до всего этого. О том, когда я видел небо последний раз несколько лет назад в другом похожем месте. Ещё до того, как Эннет пропала.

Я лежал, мечтал и ждал.

Когда небо внезапно погасло. Потом зажглось снова, но только уже не как небо. Рекламный ролик, то ли зубной пасты, то  ли щётки. Моя жена в маленькой тёмной ночнушке чистит зубы и, улыбаясь, демонстрирует коробку с нечитаемым названием. Я чувствую, как ребёнок прижимается ко мне, прячет лицо в бок. Ко мне приходят другие воспоминания. О том, как мы потеряли её. О том, как после этого каждый экран в этом дерьмовом металлическом мире стал показывать нам её лицо.

Ребёнок всхлипывает. Я глажу его по голове и чувствую, как по моей щеке стекает слеза. Я смотрю на женщину на экране в соблазнительной ночнушке, с неестественной белой улыбкой и с лицом моей жены. Как будто это нормально. Как будто так и надо.

Потом небо снова гаснет. А когда загорается, то показывает мне то, что я и хотел увидеть. Красивый нежно-розовый рассвет. Только от него уже не пахнет свободой. От него у меня привкус дерьма во рту. Такой же обман, как и металлические деревья.

– Мы отдохнём немного и пойдём дальше.

Мальчик кивает, всё ещё прижимаясь лицом к моему боку.

3

Мы вышли из темноты на свет. Флуоресцентные лампы под потолком горели ровным белым светом. Слишком ярким, как по мне. Особенно после кромешной тьмы последних дней. От такого света ломило глаза и начинала болеть голова. Ребёнку вроде бы было нормально. Я спросил его, и он сказал, что всё хорошо.

Шарики подходили к концу, а нам так и не встретилось ни одного раздатчика. Я переживал, что мы можем остаться без еды на какое-то время. Жёлтые уже не летели на пол. Ребёнок к ним не притрагивался, но я больше не брезговал. Оставлял ему красные и зелёные, а себе забирал жёлтые и коричневые.

Коридор тянулся и тянулся. Монотонный и однообразный. После рощи мы ещё пару дней шли в темноте, и потом ещё пару дней под светом ламп. Голова действительно разболелась в первый день. Отдал бы что угодно за обезболивающее, но его не было. Была маска на глаза. Я надел её, лёг на рюкзак и отвернулся к стене, но не слишком близко. Стены здесь всё время вибрировали и гудели от бегущего под ними электричества. От этого шума я хотел держаться подальше, от него может стать хуже.

Ребёнок лёг рядом со мной тёплым комочком, запустив ручки в шевелюру моих волос на затылке. Тепло его ладоней слегка успокаивало.

На следующий день от боли остался лишь небольшой отголосок. Съели по несколько шариков, запили водой и отправились дальше. Воды тоже оставалось немного. Я надеялся, что скоро мы найдём очередной работающий раздатчик. Как правило, они попадались довольно часто.

Ещё спустя день мы дошли до перекрёстка. В центре была засохшая лужа крови, смешанная с чем-то голубым. Кровавый след бороздой уходил влево. Там, чуть дальше, казалось, был какой-то зал. Свет становился ярче, виднелись разноцветные вспышки. В остальных направлениях лишь монотонные железные стены, так же как и позади нас.

Мальчик прятался позади меня, прижавшись к руке. Когда я двинулся в коридор, куда уходил кровавый след, он потянул меня за руку назад.

– Нам нужно сходить туда, поискать раздатчик.

Мальчик замотал головой. Он был бледен и напуган. Я опустился на корточки и притянул его к себе.

– Там нет ничего страшного. Пойдём. У нас заканчивается еда.

– Там кто-то умер.

– Неважно. Нам нужно сходить туда. Не бойся. Я буду с тобой. Ничего страшного не произойдёт.

– Может, ты сходишь туда один?

– А ты останешься здесь?

Мальчик кивнул.

– Нет. Ты этого не хочешь. Поверь мне, одному гораздо страшнее.

– Тогда пойдём в другую сторону.

– Мы пойдём туда. Не бойся. Мы быстро. Туда и обратно. Если будет что-то страшное, мы повернём назад.

Мальчик опустил глаза и замолчал. Он не хотел соглашаться, но понимал, что спорить бесполезно. Надеюсь, понимал, что я прав.

Мы пошли влево, стараясь не наступать на кровавый след. Мальчик вцепился мне в руку и старался держаться поближе к стене. Местами красное смешивалось с голубым. Словно два существа волочились здесь вместе, истекая в унисон своими жизненными соками.

След не обрывался до самого конца, пока мы не вышли в большой зал с диванами в центре, раздатчиками вдоль левой стены и большим дисплеем на правой. Я успел увидеть, как лицо женщины на экране меняется, превращаясь в Эннет. Идиллическая картина, женская фигурка на поле под закатным небом, частично прикрытым тучами. Надпись должна была, наверное, что-то рекламировать, но буквы были мне не знакомы, если вообще были настоящими.

Кроваво-голубой след уходил к раздатчикам, где в углу возле одного из автоматов лежало тело. Я отвёл ребёнка к диванам в центре, оставил ему свой рюкзак, а сам пошёл посмотреть на мертвеца.

Большая красная лужа въелась в пол. Синяя, растекавшаяся поверх, была меньше и свежее. Из распоротого живота торчал шланг, и маленькие синие капли продолжали медленно капать. Кожа была человеческой, но она высохла и местами облезла. Под ней был пластик. В животе, откуда торчала трубка, внутри можно было разглядеть какие-то микросхемы. Время от времени раздавался щелчок и что-то начинало жужжать у мертвеца внутри, а затем с ещё одним щелчком всё замолкало. Лица не было, только белый пластик, как голова манекена. Волосы, возможно, когда-то были, но теперь они валялись вокруг, прилипшие к крови, как после очень неудачной стрижки.

Я никогда не видел ничего подобного. Здесь были копии вещей из старого мира. Иногда точные, иногда искажённые. Как та роща. Как реклама. Как ночное небо. Как раздатчики в форме старых торговых автоматов. Копии животных. Иногда. Редко. Здесь были странные роботы, от которых все пытались держаться подальше. Но я никогда раньше не видел копий людей. Какой была эта тварь, когда ещё работала? Могло ли быть у неё лицо Эннет. Или Гаррека. Я бросил взгляд туда, где сидел мой сын. Он терпеливо ждал. Смотрел в мою сторону.

У трупа приподнялась рука, когда раздался очередной щелчок. Потом всё выключилось, и она упала обратно. У меня зашевелились волосы на затылке. Что, если оно ещё может очнуться. Что если оно ещё работает. Щелчок. Жужжание. Рука больше не шевелилась. Стеклянные глаза в пластиковом черепе смотрят прямо. Щелчок и тишина.

Надо убираться отсюда. Набрать еды, воды и уходить.

4

Позже в тот день мы встретили старика. В ещё одном точно таком же торговом зале с диванами, раздатчиками и экраном вдоль всей правой стены, горевшим ровным белым светом.

Старик спал на одном из кожаных диванчиков, стоявших в центре зала, но при нашем приближении открыл глаза и поднялся, кажется, напрягся. Я заметил, как рука его скользнула в карман кожаной куртки.

– Синяя рука сжимает красный рассвет в кровавых лапах, – выпалил старик.

– Чего?

Взгляд старика сместился с меня на мальчика. Тот прятался у меня за спиной, осторожно выглядывая.

– Синяя рука сжимает красный рассвет в кровавых лапах? – повторил старик ещё раз, обращаясь непосредственно к мальчику.

Тот прижался ко мне, сильнее потянув за руку. Старик пожевал губу, как будто, размышляя.

– Ладно, может быть, вы и в порядке.

– Что это было?

– Тест. Эти твари реагируют на бессмыслицу иначе. Пытаются поддержать разговор.

– Эти твари?

– Андроиды. Терминаторы. Не знаю, как вы их назовёте. Те, что притворяются людьми.

Старик снова пожевал губу, посмотрел на мальчика пристально. Его правая рука всё ещё лежала в правом кармане, как будто сжимая что-то.

– Мы видели одного, – я показал жестом за спину на коридор, из которого мы пришли. – Мёртвого. Это ты его?.. Ну, понимаешь.

– Как будто эта тварь когда-то была жива. Послушай. Это прозвучит немного резко для тебя, но ты уверен, что ребёнок… правда ребёнок? Я думаю, ты в порядке, ты прошёл тест. Но его реакция… Меня не совсем убедила.

Ребёнок сжал мою руку, и мы сделали несколько шагов назад. Мальчик прятался у меня за спиной.

– Если ты тронешь его хоть пальцем. – Я пытался говорить угрожающе, но голос дрогнул.

– Ладно, ладно.

– Покажи, что у тебя в кармане.

– Что?

– Что ты прячешь в кармане?

Он посмотрел мне прямо в глаза. Наверное, с минуту мы просто стояли, скрестив взгляды. Я ждал реакции старика. Старик как будто размышлял о чём-то, продолжая жевать нижнюю губу. В конце концов, он нахмурился, тяжело вздохнул, как будто недовольный принятым решением, и сказал:

– Катитесь лучше отсюда. Не хочу рисковать с вами.

Мы попятились от старика. Пошли к раздатчикам, чтобы взять с собой ещё немного еды и воды, продолжая посматривать в его сторону. Старик не спускал с нас глаз.

Когда мы уходили, он крикнул мне на прощание:

– И следи за своим ребёнком. Даже если он всё ещё в порядке, это может измениться.

Мы покинули логово старика, нырнув в очередной коридор, и отправились дальше. Шли молча, пока мальчик не заговорил:

– Как думаешь, что с ним случилось?

Я пожал плечами.

– Что-то нехорошее, – сказал я. – Не знаю. Не уверен, что хочу знать.

Но я хотел. Его слова застряли у меня в голове. Я пытался собрать картину по кусочкам, но чего-то не хватало. И казалось, наша безопасность могла зависеть от этого. Может быть, надо было договориться со стариком. Выяснить, что случилось с ним. Недосказанность пугала. Следи за своим ребёнком. Даже если Гаррек в порядке, это может измениться. Мрачные слова. Пугающие слова.

– Всё будет хорошо, – прошептал я.

Мальчик посмотрел на меня с беспокойством. Мой испуг передался и ему.

– Всё будет хорошо, – прошептал я снова.

И мы двинулись дальше.

5

Самым жутким было то, что я даже не знал, когда это произошло. Просто в какой-то момент Жижка стал вести себя странно. И не то чтобы совсем странно. Немного странно. Как будто бы всё нормально и вдруг проскочит что-то. Интонация как будто не его. Или словечко ввернёт, которого я не слышал от него раньше. Мы с Жижкой давние друзья. Ещё до всего этого. Притерпелись, притёрлись друг к другу. Я его хорошо знаю. И вдруг как будто что-то не так с ним. Как будто бы он не в порядке. Но я не понимаю, в чём дело. И признаки эти настолько маленькие, настолько редкие. Да всё с ним нормально, думаю я. Чудится мне. А потом снова беспокойство поднимается.

Да что вообще с ним может быть не так? Ничего ведь не было. И когда это началось? Да и что началось?

– Жижка, с тобой всё в порядке? – спрашиваю я его.

А он отвечает, что всё хорошо. Да только чувствую я — что-то тут не так. Скрывает он что-то. По глазам вижу. По движениям. По голосу. Что-то случилось с ним.

Ножик этот я давно с собой таскал. На всякий случай. Нашёл его в одном из раздатчиков, да и прихватил с собой. Только он обычно на дне рюкзака у меня был. А тут я его в карман переложил. Потому что бояться стал.

Спит Жижка, а я смотрю на него и думаю — да всё с ним в порядке. Да только чувствую, что вовсе не так это. И ножик в кармане сжимаю. Боюсь я. И не знаю, чего боюсь — его или что со мной тоже станет что-то не так.

Пытался втянуть в разговор его. Вспоминал прошлое, как мы в институте работали. И он, как будто, тоже вспоминает со мной, да только повторяет то, что раньше говорил. Может, слова какие-то местами поменяет, да только как будто нового ничего не говорит.

Мысль начала закрадываться ко мне в голову. Я сначала и не думал о таком. Думал, с Жижкой что-то не так. А что, если Жижка и не Жижка вовсе. Он спит, а я смотрю на него и ножик в кармане сжимаю. Что если Жижка — не Жижка? А кто тогда? И как проверить? И если Жижка — не Жижка, то где настоящий Жижка?

Тест этот я придумал, ещё когда в институте работал. Если начать им скармливать нонсенс, то они нонсенс и начнут тебе отвечать. Нормальный человек сразу поймёт, что я чепуху говорю, а эта штука, тогда она ещё только текст могла генерировать, попытается поддерживать разговор.

И вот как-то на одном перекрёстке сказал я ему:

– В кровавых лапах барсук сжимает луну.

И он мне ответил:

– Барсук ранен и истекает кровью. Луна покрылась красным.

– Продолжай.

– Капли капают сквозь космическую тьму на землю. Барсук умирает.

Волосы зашевелились у меня на затылке. Я сжал нож в кармане. Сердце застучало. Он говорил голосом Жижки, с его интонациями, может быть, в его стиле в каком-то смысле, но это был не он. Жижка бы возмутился. Жижка бы удивился. Что это? Генератор текста, обтянутый кожей.

Я вынул нож, щёлкнул кнопкой, лезвие выдвинулось, направил нож в сторону Жижки. Нет, не Жижки. Чего-то другого, что притворяется им. Твари с его лицом.

– Где мой друг? Где Жижка, – заорал я.

– Барсук коченеет и небо краснеет от крови, луна падает и конец близок, и кровавая тьма разрастается от края до края.

И я ткнул ножом. Попал в живот. И увидел боль в глазах друга, и услышал его крик. Но не остановился. Посмотрел вниз, где кровь обильно потекла из его живота. И вместе с кровью что-то ещё. Что-то голубое.

Оно даже не сопротивлялось. Только смотрело на меня с беззвучной мольбой. Со страхом. С непониманием. И смотря на это беспомощное лицо, мне приходилось изо всех сил напоминать себе, что Жижка не в порядке. Что это и не он вовсе.

– Прости, – прошептал я, двигая нож у него в животе, разрезая с противным хрустом. – Прости, так надо. Так надо. Так надо.

Я вынул нож и увидел, что вспорол ему половину живота. Кровь так и льётся, и голубая жидкость капает вместе с ней. Какой-то шланг был разрезан и торчал из его брюха. Он упал и пополз назад, к тому залу, где мы только что набрали еды и воды на дальнюю дорогу.

Я шёл следом, наблюдая за ним, плача, рыдая во весь голос. Он забился в угол рядом с одним из автоматов. Смотрел на меня. Умирал долго. Что-то неистово жужжало у него внутри.

– Где настоящий Жижка?

Но он не отвечал. Лишь пялился на меня.

Я взял воду из автоматов и смыл кровь, откуда мог. С куртки и рук смылось легко, на джинсах немного осталось, но не особо заметно. Жижкин ранец остался на нём, погребённый в углу под его телом. Я не стал его трогать.

Глаза существа в конце концов погасли, голова упала на грудь. Внутри что-то щёлкало, жужжало и замолкало. Как будто сломанный компьютер, который пытается запуститься.

Я ушёл из этого зала и вернулся в тот, в котором мы ночевали вчера. Он был совсем недалеко. Я хотел идти назад, хотел искать настоящего Жижку, но вместо этого остался возле раздатчиков, наверное, надолго. Без солнца и часов время считать сложно. Раздатчики пополнялись и у меня всегда были еда и вода. Дисплей здесь не показывал никаких роликов, просто светился белым. Как лампа.

Я хотел идти дальше, но не мог себя заставить. Может быть, прошла неделя. Может месяц. Паренёк с мальчиком появились откуда ни возьмись. Думаю, я напугал мальчика. Думаю, напугал их обоих. Я хотел рассказать им, что произошло. Хотел поделиться. Но спугнул их, и они ушли.

Наверное, ребёнок всё-таки был в порядке. Но надолго ли. Они пошли туда, откуда мы с Жижкой пришли. Где с ним случилось… то, что случилось. Нужно догнать их. Нужно предупредить.

Я набрал еды и воды и отправился в путь. Я, в любом случае, слишком тут засиделся. Пора немного прогуляться.

6

Несколько дней спустя мы нашли большую комнату, похожую на зоопарк. Внутри больших вольеров расхаживали странные животные из металла, с выставленными напоказ шестерёнками, вращающимися дисками и железными трубками, выпускающими время от времени клубы пара. Диковинные роботы, словно бы вышедшие из видеоигры в стиле стимпанк сидели за железными решётками на фоне экранов с видами дикой природы. Один похож на куропатку с зеркальными крыльями и головой, подёргивающейся при ходьбе. Хобот у слона напоминает шланг от пылесоса. Нечто похожее на собаку, с вытянутой мордой, лежащей на лапах, дремлет и выпускает изо рта клубы горячего пара. Обезьяны, похожие на маленькие детские пластиковые манекены, забрались под потолок в угол своего вольера и смотрят на нас оттуда. В соседнем манекены покрупнее сидят за столом и держат в руках небольшие железные стаканчики, головы повёрнуты в нашу сторону, смотрят на нас пустыми пластиковыми лицами без глаз. Эти выглядят довольно жутко.

Мальчик держится от них подальше, но остальных разглядывает с интересом. Больше всего ему, кажется, понравились антилопы, изящные, с модульными рогами, перестраивающимися время от времени.

Я уселся передохнуть на скамейку, которая была как раз напротив вольера с пластиковыми людьми. Они продолжали своё гротескное чаепитие, поднося пустые кружки к лицу и время от времени подливая в них несуществующий чай из железного чайничка. Их было трое, совершенно идентичных, без признаков пола или расы со слегка резкими механическими движениями, как и у остальных зверей в этом странном зоопарке.

Мальчик носился между клеток, останавливаясь то у одной, то у другой. Огромный шланг от душа с глазами-бусинками с одной стороны и с погремушкой с другой сидел в стеклянном вольере и время от времени бросался на него, пытаясь разбить. Дисплей в его клетке изображал дождь в джунглях — высокая трава, тонкие ветвистые деревья, утопающие в пышной листве и реках дождевой воды.

Мальчик сел рядом со мной и, прижавшись поближе, стал разглядывать жутких манекенов.

Один из них, тот, что сидел посередине, встал, прошёл вглубь вольера и присел на корточки, разглядывая что-то на полу. Затем он как будто бы спустился куда-то вниз, словно актёр, сошедший со сцены. Наверное, там был какой-то люк, но отсюда его было не видно.

Мы с ребёнком переглянулись, почувствовав какую-то непонятную опасность. Я встал, подошёл поближе к клетке. Никакого прохода в полу я не видел. Наверное, он закрылся обратно, не оставив никакого следа.

– Куда он подевался? – спросил мальчик.

Я пожал плечами. Осмотрелся и заметил, что железный волк проснулся. Стоял посреди своего вольера, направив голову в мою сторону. Облачка пара по-прежнему вырывались из его пасти. Он подошёл ближе к решётке, толкнул её лапой и в ней открылась маленькая дверка, незаметная до этого. Волк вышел из своего вольера и замер в нескольких метрах от меня.

Я посмотрел на Гаррека. Он сидел на скамейке, вцепившись в свой ранец. Он и без слов понимал, что нужно уходить. Глаза прикованы к железному волку.

Пасть существа была открыта и из неё выходил пар. Я чувствовал его жар оттуда, где стоял. Зубов у существа как будто бы не было. Над пастью было два объектива, служащих существу глазами. Они следили за мной не отрываясь. Туловище существа состояло из вращающихся шестерней и дисков, не выполнявших, кажется, никаких настоящих функций.

Я медленно вернулся к скамье и надел ранец. Ребёнок встал рядом со мной, сжимая свой рюкзачок и не решаясь перекинуть его за спину. Я помог ему, взял его за руку и вместе мы попятились к выходу из робозоопарка, не сводя глаз с железного волка.

Он последовал за нами. Не побежал, но медленно пошёл, с той же скоростью, что и мы.

Два оставшихся манекена с интересом наблюдали за происходящим, сжимая в руках свои пустые чашечки с чаем.

Мы прошли мимо вольера со змеёй за стеклом, которая перестала биться об него головой и вперила в нас свои объективы.

Железный индюк расправил свои зеркальные крылья и опустил клюв к земле, словно в прощальном поклоне.

Мы вышли из робозоопарка в длинный прямой коридор. Волк остановился перед выходом, как будто не решаясь пересечь порог.

Когда мы отошли ещё метров на двадцать, свет в зоопарке погас и мы больше не видели ни волка, ни кого-либо ещё.

Мы отправились дальше, решив, что оставили всё это позади, но потом я услышал за спиной тихое постукивание железных коготков.

– Он всё ещё идёт за нами, – сказал мальчик обернувшись.

– Да я вижу.

Он отстал от нас довольно далеко, превратившись в далёкий силуэт, с отражающимся от него светом флюоресцентных ламп.

Время от времени мы оборачивались, чтобы проверить. Он по-прежнему шёл следом, хоть и на большом расстоянии.

– Что он хочет от нас? – спросил ребёнок.

– Понятия не имею.

Я пытался не смотреть на него, надеясь, что так он отстанет быстрее, но ребёнок продолжал постоянно оглядываться.

– Может мы можем приручить его? – спросил он.

– Это вряд ли. Хорошо ещё, что он не пытается напасть на нас.

Мы продолжали идти так ещё довольно долго. Я начинал беспокоиться, как нам вставать на ночлег. Он не нападает сейчас, но что будет, если мы остановимся? Но проблема неожиданным образом разрешилась сама собой.

Ребёнок дёрнул меня за рукав и сказал:

– Смотри.

Я обернулся. Волк был не один. Один из манекенов стоял рядом с ним. Они выглядели точно хозяин со своей собакой. Они смотрели в нашу сторону. Манекен поднял руку и помахал в приветственном жесте. Мальчик помахал в ответ. Я, поколебавшись немного, присоединился к нему.

Манекен опустил руку и вместе со своей собакой-волком направился назад. Мы смотрели ещё какое-то время им вслед, пока их фигурки не стали совсем маленькими.

А потом продолжили путь.

7

Мы вышли на огромную железную равнину. Стены уходили наверх большим куполом. В центре в вышине, словно солнце, светились множество флуоресцентных ламп, сложенных в огромный шар. Под ними, в центре равнины, высился город. Небоскрёбы тянулись вверх, почти касаясь потолка. Одно из немногих мест, где система сделала то, что от неё требовалось — построила жильё для людей.

Железный пол под ногами был неровным, с кучей мешающих идти кочек. Как будто имитировал настоящую почву. Никаких деревьев, никаких кустов, никаких животных. Лишь огромный сгруженный железный ковёр.

Мальчик, кажется, обрадовался, увидев дома на горизонте. Думаю, мы задержимся здесь ненадолго, прежде чем отправиться дальше. Мы идём уже слишком давно. Нам нужен отдых.

Впрочем, путь до города был неблизкий. У нас ушёл почти весь день, чтобы пересечь железную равнину и лампы под потолком уже начали гаснуть, когда мы добрались до окраины города с маленькими одноэтажными домиками, из окон которых выглядывали на нас любопытные лица. Почти на самой границе города стояла автобусная остановка. Возле неё уже зажглись ночные фонари. На дороге стоял одинокий автобус. Двери были открыты, внутри никого не было — ни водителя, ни пассажиров. Мы вошли внутрь и уселись на сиденья позади водителя. Двери автобуса закрылись, и он неспешно тронулся в путь к центру города.

Я смотрел в окно и мир, казалось, был почти таким же как раньше. На обочинах стояли машины, по тротуарам гуляли люди. Некоторые отдыхали на скамейках, наблюдая как в вышине гаснет искусственное солнце. Здесь тоже не было ни животных, ни птиц и всё вокруг было из металла. Железные дома, железные бордюры и тротуары. Но по большей части жизнь в городах была такой же, как раньше.

Автобус медленно ехал вперёд, слегка покачиваясь, и я начал немного клевать носом. Мальчик, кажется, уже уснул рядом со мной в обнимку с собственным ранцем. Чёрт, как же я устал. Я как-то и не замечал, как вся эта бесконечная дорога выматывает меня. Стоило присесть и немного расслабиться, как я уже мечтал никогда не вставать. Никогда больше никуда не идти. Помнил ли я вообще, куда мы идём. Или, точнее, зачем. От чего бежим.

Рекламные дисплеи светились за окном. Та же реклама зубной пасты, что и в роще, но только без Эннет. Может быть, это пропавшая жена какого-нибудь другого бедолаги, прогуливавшегося неподалёку. Вон там, кажется, кинотеатр. В них иногда показывают нормальные человеческие фильмы. А иногда какой-нибудь процедурно-сгенерированный бред.

Автобус останавливается возле высокого здания с ярко освещённым парадным входом. Двери открываются с лёгким скрипом, и Гаррек просыпается, продирая глаза.

– Уже приехали?

– Да, пойдём.

Мы выходим в тёплую искусственную ночь города. Над входом в здание неоновая надпись «Отель». Двери открываются, приглашая нас внутрь. Несмотря на железный фасад, внутри нас встречает вестибюль с большим красным ковром, на котором стоят несколько деревянных столиков и стульев. Стойка консьержа также из дерева. За ней никого нет, но когда мы подходим ближе, откуда-то выскакивает карточка с номером и прицепленным к ней ключом.

– Шесть два шесть, – сообщаю я мальчику.

Рядом со стойкой консьержа лифт, двери которого также обиты деревом.

Я жму на кнопку вызова, что-то начинает жужжать в лифтовой шахте и через пару мгновений двери лифта открываются со звонким “дзинь”.

Мы едем на шестой этаж. Движение лифта плавное, почти незаметное.

Коридор на шестом этаже покрыт красным ковром. Двери номеров из дерева с настоящими замочными скважинами. Я нахожу номер шесть два шесть, отпираю дверь, вхожу внутрь, снимаю кроссовки и падаю на кровать. Ощущение такое, что я вернулся лет на пятнадцать назад. До того как начался весь этот конец света или как там его.

Гаррек падает рядом со мной. Чёрт, он ведь даже не видел, каким мир был раньше. Вот бы взять его назад и показать. Настоящие человеческие города. Настоящие деревья и птицы. Настоящее небо. Настоящую жизнь.

8

Пробуждение оказывается довольно странным. Я не сразу понимаю, где я. Бежевые обои на стенах кажутся столь непривычными после стольких дней, проведённых в бесконечных железных коридорах.

Ребёнок сидит на краю кровати. Дисплей на тумбе перед ним загорается с лёгким щелчком, и я вижу на экране Эннет в спортивном топе, мешковатых тренировочных штанах и в белоснежных кроссовках для бега, с тугим коротким хвостом на затылке. Щелчок — и дисплей гаснет. Снова щелчок и она в деловой блузе нежно проводит ладонью по серым элегантным металлическим изгибам невероятно красивой машины. Щелчок. Тишина. Новый щелчок и она в костюме жокея скачет по огромному залитому закатным солнцем полю в растущую на горизонте бурю.

– Гаррек.

Я приподнимаюсь и протягиваю руку к мальчику.

Он оборачивается ко мне. Его пустой отрешённый взгляд продирает меня насквозь. Я подползаю к нему и прижимаю к себе изо всех сил. Он плачет. Я слышу всхлипы и чувствую, как футболка пропитывается его слезами.

– Я хочу к маме, – шепчет он.

– Я знаю... Я тоже.

Мальчик немного успокаивается, и мы чистим зубы в ванной над раковиной впервые за долгое время. В шкафчике запасы жидкого мыла и зубной пасты. Я кидаю по несколько штук в свой рюкзак. Мой последний тюбик уже подходит к концу и мыло уже давно закончилось, а в раздатчиках такое встречается редко.

Мы выходим в коридор. Рюкзаки на всякий случай висят за спинами. Я думаю, что где-нибудь здесь можно найти завтрак. Деревянная обивка на стенах и ковёр под ногами по-прежнему кажутся непривычными. Здесь множество дверей, но абсолютная тишина. Вполне возможно, что мы одни на этаже, а может быть даже в целом здании.

Хотя лифт приходится немного подождать. Слышно, как он едет откуда-то снизу. Двери открываются с тем же старомодным “дзинь”.

Мы спускаемся на первый этаж. В одном из кресел у окна, к моему удивлению, сидит молодая девушка. Она замечает нас, улыбается и приветливо кивает. Я киваю в ответ, и мы с ребёнком идём дальше искать завтрак. Мы уже так давно не видели людей, кроме того противного старика, что такой обыденный ритуал кажется неуместным, слишком простым.

Мы с ребёнком ныряем в небольшой тёмный коридорчик с неоновой вывеской «Ресторан» над ним. Я чувствую, как девушка провожает нас взглядом.

Внутри множество столов, заваленных бутербродами и пирожными. Никаких разноцветных шариков. Настоящая еда. Ну или по крайней мере выглядит, как настоящая еда.

И здесь тоже были люди. Пузатый старик с пышными усами одаривает нас подозрительным взглядом, делает шумный глоток чая из фарфоровой чашки. Старушка напротив него быстренько оборачивается, посмотреть, кто пришёл, и тут же возвращается к своему пирожному.

Мы набираем бутербродов и пирожных на белые керамические тарелки, усаживаемся за столик возле окна. Меня не покидает чувство нереальности происходящего. Из всех копий старого мира, разбросанных внутри этой железной конструкции, эта была самой достоверной. Свет из окна был, конечно, не похож на настоящее солнце. Слишком холодный, слишком бледный, слишком электрический. Он не был столь назойливым и ярким, как свет ламп в коридорах. Но всё равно... Он был искусственным.

Ребёнок, кажется, окончательно успокоился и стремительно поглощал бутерброды с колбасой, заедая разноцветными пирожными.

– Что будем делать? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Я думаю задержаться здесь ненадолго. Передохнуть.

– Ладно.

Но особого воодушевления в голосе не было. Я и сам сомневался, что это хорошая идея. Мы потеряли Эннет в одном из таких городов. В том, где жили три года назад. За всей этой простой привычной старомодной жизнью скрывались тайны и опасности, от которых нам с Гарреком хотелось держаться подальше. Может быть, конец света и не наступил и нам не приходилось каждый день бороться за выживание. Благодаря раздатчикам у нас было полно еды и воды. Но мы потеряли контроль. Ни наши жизни, ни мир вокруг больше нам не принадлежали. Эннет пропала в одно мгновение. И никто ничего не мог поделать. Стена в доме, где мы жили, разверзлась и поглотила её. И всё. Без смысла, без причин, без понимания. Совершенно случайно. Словно по воле какого безумного бога. Мы искали её. Полгода я не желал сдаваться. Пытался расковырять стены, найти какие-нибудь ходы, ведущие под дом или куда-то ещё. Молил железных богов вернуть её мне. Или забрать меня тоже. Меня и Гаррека.

Никто не мог нам помочь. Я облазил весь дом. Побывал в каждой квартире, ища подсказку. Пытался понять, что произошло, как и почему.

Месяц спустя мы стали видеть её в повсюду, на каждом дисплее. Система показывала нам то, что мы хотели видеть. Но отказывалась вернуть её нам. Самое ужасное, что мы даже не знали жива ли она. Она исчезла, пропала. Может быть, она мертва. А может быть... Я не знаю, что могло с ней произойти.

Спустя полгода мы отправились в путь. Без цели. Путь и был целью. Обретение хоть какого-то смысла. И бегство. Подальше от городов. Подальше от людей. И, может быть, подальше от того, что забрало мою жену.

Впрочем, от этого убежать невозможно. Мы живём внутри этого зверя как паразиты, питаясь его подачками, гуляя по его огромному необъятному брюху, пытаясь приспособиться к его хаотичным ритмам.

9

Большую часть дня мы провели в гостинице. Дремали, валялись без дела, давали отдых ногам и телу. Мы совершили небольшую прогулку днём, обнаружив в паре кварталов от отеля небольшой парк, напоминающий рощу, которую мы видели несколько дней назад. Здесь не было странных левитирующих листьев, но деревья также выглядели как высокие столбы с торчащими из них сверху переплетениями антенн. В центре этого парка даже был фонтан, но без воды — несколько железных блюдец, построенных в пирамидку, с причудливым узором, высеченным на них.

Людей на улицах было не так уж и много, но в кои-то веки увидеть вокруг настоящие человеческие лица было приятно. Молодая парочка на скамейке напротив. Дети резвятся и веселятся. Старик покачивает коляску с газетой в руке. Господи, с газетой. Даже до всего этого газет уже никто не читал. Что они вообще могут писать там.

Иногда казалось, что всё это копия. Очередная репродукция – как роща с железными деревьями или стимпанковский зоопарк. Но это были люди. Настоящие живые люди.

Я вспомнил, что видел кинотеатр, когда мы ехали на автобусе, он вроде бы был недалеко отсюда. Не сходить ли. Окунуться ещё глубже в прошлое, когда мир был ещё нормальным, живым. Особенно если там показывают что-нибудь настоящее, не какую-нибудь сгенерированную галиматью.

Я предложил Гарреку, но он был против. Он смотрел на парк замученным, слишком усталым для ребёнка взглядом.

– Я бы лучше вернулся в отель, – сказал он.

Мы вернулись в номер. Большая кровать, телевизор, который лучше не включать, и бледный свет электрического солнца за окном. Гаррек лежал на краю кровати, глядя в пустоту. Я выглянул в окно, разглядывая как свет огромной лампы в вышине отражается от железной поверхности небоскрёбов, почти упирающихся в потолок. По сравнению с этими исполинами наш отель казался крохотным. Сколько людей живёт там, что они делают. Как часто исчезают без следа, так же как Эннет.

– Завтра пойдём дальше, – сказал я.

– Хорошо.

Я не был уверен, что было хорошо для мальчика. Надо было остаться где-нибудь. Осесть. Научиться жить дальше. Вместо этого мы продолжали бежать. Искать смысл в бесконечном путешествии.

– Я пройдусь немного, – сказал я. – Прогуляюсь по отелю.

– Хорошо.

Больно было видеть его таким. В дороге он казался более нормальным, более живым. В дороге у нас была цель, ну или хотя бы иллюзия цели.

Я вышел в покрытые коврами коридоры. Прошёлся в сторону, противоположную лифтам, пока не нашёл выход на небольшой балкончик. Воздух снаружи казался неправильным. Слишком неподвижным. Не хватало лёгкого свежего ветерка. И, может быть, сигаретного дыма. Я присел на корточки, смотря на мир внизу сквозь решётку перил. Не хватало деревьев. Не хватало крика птиц. Всё вокруг отливало металлическим блеском. Люди внизу казались лишними посреди этого царства металла. Последние пережитки, оставшиеся от земли прошлого. Продолжающие копировать свою старую жизнь, отказывающиеся верить, что их время прошло.

На одной из скамеек через дорогу я заметил девушку, которая сидела до этого в вестибюле. Сигарета была зажата у неё между пальцев, и она пускала в воздух белые кольца дыма. Её взгляд блуждал где-то далеко. Свободная рука вцепилась в железный краешек скамейки, на которой она сидела.

Она повернула голову и посмотрела в мою сторону, посмотрела прямо на меня. Кивнула мне. Едва заметно с такого расстояния. Может быть, мне и показалось. Вряд ли она могла меня видеть так далеко, спрятавшегося за перилами балкона. Но я кивнул в ответ. Она продолжала смотреть в мою сторону. Мне захотелось подойти к ней. Заговорить, поздороваться. Мы в городе полном людей. И я более одинок, чем когда-либо. Хотелось это нарушить. Потянуться к тому, кто первым потянулся ко мне.

Коридор, лифт, вестибюль, я вышел на фальшивую улицу фальшивого города, оставив ребёнка одного в номере отеля.

Она всё ещё сидела там, с сигаретой в руке. Я перешёл дорогу, машин почти не было. Она заметила меня, пока я неуверенно приближался к её скамейке. Кивнула, словно разрешая подойти. Я встал рядом с ней, чувствуя себя дураком, глядя на неё сверху вниз, не зная, что сказать. Она подняла голову, посмотрев на меня снизу вверх, и заговорила первой:

– Привет. Меня зовут Хеллен. Кажется. И мне нужна помощь.

10

Вчера я проснулась в одном из номеров этого отеля, не осознавая, что я, где я, что происходит. Мои воспоминания не то чтобы совсем исчезли, но были неполными, отрывочными. И очень далёкими. Как будто у меня не было свежих, но те, что были, случились давным-давно. Я была студенткой. Я жила в общежитии. Мы ходили с подругами в бар вечерами. Мы изучали... Я не помню. Такая мелочь, а я не помню. Я не помню имени ни одной из них. Или своего собственного. И я не помню ничего яркого, ничего конкретного.

Я встала с кровати и осмотрела себя в зеркале. Чёрные волосы чуть ниже плеч, симпатичное лицо, маленький носик, серые глаза, средних размеров рот с бледно-розовыми губами, длинная белая футболка и синие джинсы.

На столике под зеркалом я увидела что-то вроде удостоверения. Большинство букв были странными, я не могла их разобрать и не понимала, что значат все эти цифры рядом с ними. В углу была фотография и она совпадала с тем, что я видела зеркале. Имя было написано нормальными буквами. Хеллен Гундшмит.

Итак, я студентка. Кажется. Непонятно чего и непонятно откуда. И меня зовут Хеллен. Кажется. Но я понятия не имею, где я и что я здесь делаю.

Там же на столе я нашла ключ от номера и почти полную пачку сигарет с зажигалкой внутри. Кажется, я курила раньше. Бледные воспоминания о балконе в общежитии, где мы часто дымили сигареткой по вечерам.

Я распихала всё это по карманам джинсов и вышла из номера. У меня не было никаких воспоминаний об этом месте. Повернула налево и вышла к небольшому балкончику.

– Что за чёрт.

Я совершенно не обратила внимания, что было за окнами номера, но теперь это бросилось в глаза. Отлитая из металла, улица блестела на солнце, с огромными металлическими башнями, поднимающимися над городом. Наверху, где должно быть небо, был гигантский железный потолок.

– Где я, чёрт возьми.

Я вышла на балкон. Воздух неподвижный, без единого намёка на ветерок. Под потолком вместо солнца висело огромное скопление электрических ламп, образующих гигантский шар. Внизу по железным тротуарам ходили люди, совершенно не обращая внимания, что мир вокруг них сошёл с ума.

Я вышла с балкона и двинулась в обратную сторону по коридору, надеясь найти лифт или лестницу, ведущую вниз. Я нашла и то и другое. Чего я не нашла, так это консьержа в вестибюле на первом этаже. Я громко постучала по стойке, надеясь, что кто-нибудь подойдёт.

– Эй, есть кто-нибудь?

За стойкой виднелся проход двери, где, наверное, прячется консьерж.

Я обогнула стойку и вошла внутрь, обнаружив короткий коридор и абсолютно пустую комнату за ним с идеально белыми стенами.

Я ощупала их, пытаясь найти... Не знаю что. Тайный проход. Секретную кнопку.

Я вернулась назад и увидела пожилую пару, выходящую из коридора с надписью «Ресторан»

– Эй, постойте, что здесь происходит?

Они отшатнулись от меня, как от умалишённой и поспешили к лифтам. Наверное, со стороны я выгляжу довольно странно. Размахиваю руками, кричу что-то с выпученными от удивления глазами.

Я попыталась успокоиться, но это было нелегко. Всё вокруг напоминало кошмарный сон. Где я, чёрт возьми? Меня похитили? За стенами отеля был этот странный безумный железный мир, который пугал меня до чёртиков. Но может, кто-нибудь снаружи сможет объяснить мне, что происходит.

Я толкнула дверь и вышла на улицу, ну или местное подобие улицы. Застоявшийся воздух и бледный свет электрических ламп. Машин было мало, время от времени они неспешно проплывали мимо, шурша шинами по металлической дороге. Но не было ни далёких гудков, ни звуков пролетающих самолётов, ни гомона толпы. Для настоящего города было слишком тихо. К тому же от стен исходило тихое гудение, как внутри гигантского компьютера.

Я не очень понимала, что собираюсь делать. Я хотела выяснить, что здесь происходит. Где я. Но кидаться на первого встречного могло вызвать ту же реакцию, что и у пары стариков из гостиницы.

Я прогулялась вдоль улицы, разглядывая странный мир вокруг. Здания были выполнены в разных стилях, не очень сочетающихся друг с другом. Простые пятиэтажные коробки стояли рядом с высокими домами с красивыми резными перилами и фигурными карнизами. Но всё покрыто большими металлическими пластинами с крупными нашлёпками, скрепляющими их вместе.

Людей было не так уж и много. Гораздо меньше, чем следует ожидать от центра крупного города. И все они бродили как будто бы без какой-либо цели. Пара ребят молча курили в проулке между зданиями. Какой-то дедок, по виду совсем не бродяга, в чистой опрятной рубашке и брюках, спал, развалившись прямо на скамейке. Человек в деловом костюме и элегантных очках ходил туда-сюда, размахивая руками, словно размышляя о чём-то.

Не было нормального человеческого потока. Никто никуда не спешил. Как будто ни у кого не было никаких дел.

Чуть дальше по улице я нашла маленькое одноэтажное здание с неоновой надписью «Бар» над ним. Вот идеальное место, чтобы что-нибудь выяснить, – подумала я, и зашла внутрь.

Только внутри было пусто. Не было даже бармена за стойкой. И, как и снаружи, всё сделано из металла и гудение было даже чуть громче, видимо из-за малых размеров помещения.

Я села на табурет у стойки, который, несмотря на то, что был сделан из железа, был довольно тёплым, как будто слегка подогревался изнутри. На стойке был дисплей, изображавший доступные напитки. Никаких цен не было, а названия были мне совершенно незнакомы. Некоторые напоминали случайный набор букв, а некоторые и вовсе были не читабельны, как на моём удостоверении. Рядом с каждым была небольшая картинка, по которой можно было отличить пиво от вина, водки или шампанского.

Идея напиться в этом странном месте была одновременно заманчивой и пугающей. Поколебавшись немного и издав тяжёлый вздох, я выбрала строчку с изображением, похожим на газировку. Напиток выскочил прямо из барной стойки. Я схватила ледяную банку красного цвета с замысловатой вязью из букв, отдалённо напоминающих «Кока-Кола». И внутри банки действительно оказалась кока-кола. Ну или что-то максимально близкое к ней. Почти неотличимое.

Я посидела немного в баре, глядя на входную дверь, надеясь, что кто-нибудь захочет зайти и составить молодой симпатичной девушке компанию. На половине банки ожидание мне наскучило, и я покинула самый мрачный и одинокий бар из всех, что я когда-либо видела.

Я нашла скамейку недалеко от отеля и, присев, закурила, осматриваясь вокруг и пытаясь понять, что делать дальше. Я вроде бы помнила, кем я была и что делала, но все воспоминания были какими-то странными. Я уж точно не могла сказать, какое из них было последним до пробуждения в номере этим утром.

Человек в деловом костюме всё ещё расхаживал туда-сюда и выглядел достаточно безумным, чтобы выслушать меня и, может быть, помочь. Я попыталась понять, насколько просто для меня вот так взять и подойти к незнакомцу. Кажется, непросто. Но выполнимо.

Я докурила сигарету, выкинула окурок в мусорку рядом, пригладила футболку, поправила волосы и, встав со скамейки, подошла к молодому человеку в чёрном деловом костюме. Он как раз перестал расхаживать и теперь задумчиво потирал подбородок. Было в нём что-то неуловимо странное. Под чёрным пиджаком нараспашку была немного расстёгнутая белая рубашка. Чёрные брюки слегка помяты, чёрные лакированные туфли слегка поблёскивают в холодном бледном свете искусственного солнца.

Он заметил меня и внимательно осмотрел. Я улыбнулась ему, и он ответил тем же. Он заговорил первым, за что я была ему безмерно благодарна.

– Эрик, – он протянул мне руку для рукопожатия. – Чем могу помочь?

Я коснулась его ладони своей, и он легонько её пожал.

– Это прозвучит странно, но я, как бы это сказать, немного потерялась. Я не понимаю, что это за место. Не помню, как я сюда попала. Не знаю, как мне выбраться.

Эрик понимающе кивнул, и я выдохнула с облегчением.

– Вам надо в отдел трудоустройства.

– Чего?

– Отдел трудоустройства. Это недалеко отсюда. Четыре квартала в ту сторону. – Он махнул в ту сторону, откуда я пришла, где был «Бар». – Многие не понимают, что им делать или как себя вести поначалу. Вам там помогут.

Я нахмурилась, не уверенная, как на это реагировать. Облегчение явно было преждевременным.

– Вы уверены, что правильно меня поняли? – просила я.

– Да. Вы не назвали своего имени, кстати. Я – Эрик.

– Я – Хеллен. Кажется. Послушайте, я на самом деле не помню своего имени. – Я достала удостоверение и показала его Эрику. – Я нашла это в комнате, где проснулась.

– Да. Это определённо вы. Вам нужно в отдел трудоустройства. – Он снова махнул вниз по улице. – Мне помогли там, вам тоже помогут. Четыре квартала. И я забыл сказать — нужно свернуть в проулок. Его может быть сложно найти, потому что нужно ещё свернуть в проулок.

Я посмотрела на него, не зная как ещё доступнее объяснить.

– Я не ищу работу, – сказала я. – Я пытаюсь понять, что происходит.

Эрик посмотрел на часы на руке, поблёскивающие золотым.

– Извините, Хеллен, но мне пора идти. Рад был с вами поговорить. Может быть, ещё встретимся.

И он пошёл прочь. Дошёл до перекрёстка, свернул за угол и исчез. Да уж. Он определённо был достаточно безумен. Может быть даже чересчур. Что за ерунду он нёс? Но, может быть это я чего-то не понимаю. По крайней мере, он дал мне направление. Может быть, стоит ему последовать. На улице были и другие люди. Но после разговора с Эриком у меня не было большого желания связываться с кем-то ещё. Я отправилась в отдел трудоустройства. Кто знает, может быть там мне и правда помогут.

В баре по-прежнему было пусто и ещё спустя квартал вниз по улице я нашла обещанный проулок. В глубине была приоткрытая железная дверь без каких-либо обозначений. Я толкнула её, и та с лёгкостью открылась. Внутри был маленький тёмный кабинет. И совершенно никого. Низкая стойка администратора перед которой стул для посетителей. На стойке что-то вроде дисплея, на котором моргала яркая стрелка, указывающая на прямоугольник в центре. Я достала удостоверение из кармана и положила туда лицевой стороной вниз. Оно идеально подошло по размеру, стрелка исчезла, прямоугольник загорелся зелёным, окрасив прикрывавший его лист бумаги.

Как бы сомнительно всё это ни выглядело у меня всё ещё была надежда, что мне здесь помогут. Спустя пару минут ожидания откуда-то из стойки выдвинулся лист бумаги А4. Даже в темноте комнаты я видела, что буквы на нём нечитабельны. Опять эта безумная тарабарщина, лишь отдалённо напоминающая настоящий текст. Спасибо, Эрик, но кажется мы не совсем поняли друг друга.

Я сложила лист несколько раз, убрала в карман вместе с удостоверением и отправилась обратно к гостинице. Я так ничего и не сделала и так и ни в чём не разобралась, но ужасно устала. И хотела есть. Вспомнила про «Ресторан» в отеле и направилась туда. Пустой вестибюль соединялся маленьким коридором с просторным помещением. Множество столиков расставлены вдоль стен и витрины с бутербродами и пирожными в центре. Там же кофейник и чайник. Вроде бы я пила кофе. В своих воспоминаниях. Я взяла чашку и налила в неё жидкость цвета молочного шоколада с приятным кофейным запахом. На вкус вроде тоже ничего. Я совершенно не знала, похоже ли это на то, что я пила раньше.

Набрав побольше всего, я села за столиком у окна. Никаких дальнейших планов не было. Я никуда не продвинулась и ничего не узнала, но всё, чего мне хотелось — вернуться в номер и проваляться там остаток дня. Я не была в отчаянии. Даже не была особо расстроена. Скорее растеряна. И ужасно устала. Всё казалось таким странным. Совершенно бессмысленным. Я достала листок, который мне дали в отделе трудоустройства. Пробежалась по нему глазами. Несколько абзацев сплошного текста, состоящего из нечитабельных закорючек. Красно-синий логотип в углу, похожий на волну. Было ощущение, что это не настоящий документ, но что-то, что должно выглядеть как документ. Если особо не приглядываться.

Я вернулась в номер, легла на кровать, мечтая провалиться в чёрное ничто дневного сна, но вместо этого просто таращась на поддельный свет за окном.

Фальшивка. Всё в этом городе — фальшивка. Так может и я фальшивка. С этими странными воспоминаниями. По сравнению с сегодняшним днём они казались нереальными. Как будто что-то, что я прочитала. И лишь поверила, почему-то, что это обо мне. Может быть, конечно, они слишком далёкие. Слишком давние. Но ведь ничего свежее у меня нет.

Чёрное ничто сна всё-таки приняло меня, и когда я открыла глаза, свет за окном окрасился в розовые цвета. Лампы под потолком гигантского купола изменили свой цвет, обозначив, что день подходит к концу.

Я вышла из номера, заглянув снова в «Ресторан» ненадолго и вышла на улицу. Без особой цели. Погулять. Посмотреть по сторонам. Может быть, поймать волну и плыть по течению. Я нашла небольшой парк с фонтаном. Выкурила сигарету, сидя на скамейке, наблюдая как розовое свечение сменяется красным и затем бордовым. Я решила не спешить. Рано или поздно, так или иначе, всё встанет на свои места. А пока можно просто жить в своё удовольствие. Насколько это возможно.

Я нашла небольшой кинотеатр и посмотрела нечто отдалённо напоминающее фильм. Коллекция сцен и звуков, слабо соединённых друг с другом, скорее тоном, чем сюжетом. Вместе со мной в зале было ещё несколько человек.

Когда я вышла из кино, солнце уже совсем погасло и повсюду зажглись фонари. Я решила ещё раз попытать удачи в «Баре». Вывеска теперь горела неоновым красным светом, а внутри был лёгкий полумрак. Возле стойки сидели мужчина и женщина, попивая что-то из изящных фужеров. В одном из тёмных углов зала я увидела знакомое лицо. Эрик сидел в одиночестве над большой кружкой пива, и я решила подсесть к нему.

Он широко улыбнулся мне, как будто мы были старыми приятелями.

– Хеллен, – сказал он. – Я тебя запомнил. Разобралась, что к чему?

– Не совсем, – я игриво улыбнулась ему в ответ. – А может быть даже совсем нет.

Я достала из кармана листок из отдела трудоустройства, развернула и расстелила перед Эриком. Здесь было немного темновато для чтения, но для того, чтобы увидеть, что листок нечитабелен, света было достаточно.

– Я не могу прочесть это, – сказала я. – Что это такое?

– Ты видела Клару?

– Кого?

– Из отдела трудоустройства.

– Ты дуришь мне мозги, Эрик. Там никого не было. Пустой офис.

– Не может быть. Там работает Клара. Она помогла мне найти работу. Кто тогда дал тебе?.. – Он ткнул пальцем в листок.

– Никто. Он появился прямо из стойки. Сам. Кем ты работаешь, Эрик?

– Какое это имеет отношение?

– Просто ответь.

– Я делаю... ну... всякие бизнес-штуки.

– Какие? Что здесь происходит? Зачем вы издеваетесь надо мной?

– Что? Никто не издевается над тобой. О чём ты вообще говоришь?

Эрик замолчал. Сделал глоток. Посмотрел на меня.

– Пожалуйста, – сказала я.

Но и без слов, по тому, как он смотрел на меня, было видно, что он не понимает, о чём я говорю. И я не имела ни малейшего понятия, о чём говорит он.

Я ткнула пальцем в листок и попыталась ещё раз:

– Что это такое? Ты можешь это прочитать?

– Твоё назначение.

– Что здесь написано?

– Это неважно.

–То есть ты не можешь это прочитать?

Он не ответил. Посмотрел куда-то в сторону мимо меня. Почему он не мог ответить на простой вопрос?

– Эрик, я смогу выбраться отсюда?

Взгляд вернулся на меня. И это был не взгляд того, кто что-то скрывает. Он казался столь же потерянным, как и я.

– Эрик, ты знаешь, что здесь происходит?

– Я не понимаю твой вопрос.

– Почему здесь всё сделано из металла? Почему так мало людей? Почему вместо неба потолок, а вместо солнца лампочки?

Он пожал плечами.

– Я не знаю. Что с этим не так? Так и должно быть.

– Почему я ничего не помню?

– Откуда мне-то знать?

– Почему то, что я помню, кажется чужим?

Эрик не ответил. Даже не пожал плечами. Просто сделал ещё один глоток из своей большой железной кружки с пивом.

– Я помню мир другим, – сказала я. – С настоящим небом. И солнцем. Здесь всё кажется... Нереальным... Нет. Неправильным?

– Мир всегда был таким. Другого я не знаю.

– Может быть, то, что я помню – неправда. Здесь всё кажется таким фальшивым. Но и то, что я помню, не кажется правдой. Я запуталась. Я думала, что должна выбраться отсюда. Вернуться в настоящий мир. Который помню. Но... Я ведь не помню ничего... по-настоящему. В смысле, я не знаю.

– Хеллен, мне кажется, тебе нужно немножко отдохнуть.

Я протянула руку к его пиву, и он отпустил стакан. Я сделала глоток. Странный, немного горьковатый вкус. Я помню, что пила пиво раньше. И в то же время этот вкус я ощущаю впервые. Я сделала ещё один глоток побольше и почувствовала лёгкое головокружение. Что это? Опьянение? Опять же, я помню только факты. Что уже была пьяной. Но я не помню, как это. Я не помню чувств.

– Может быть такое, что я родилась сегодня утром?

Эрик пожал плечами. Что значит этот жест? Может быть? В этом мире такое возможно?

Я вернула Эрику его кружку. Встала из-за стола, прошла пару шагов к выходу. Обернулась.

– Пока, Эрик.

– Пока. Ещё увидимся.

– Может быть.

Я вышла из бара. И подумала про дождь. Звук дождя похож на шелест. Оглушающее ШШШШШШШ. Но я понятия не имела, как он звучит. На самом деле. Как ощущается это ШШШШШШ.

– ШШШШШ, – пошипела я.

Нет. Скорее всего не так.

Я вернулась в гостиницу. Зашла в «Ресторан». Съела несколько бутербродов в одиночестве под тусклым светом лампы под потолком.

Могло ли это быть правдой? Сегодня был мой первый день. Не просто первый день новой жизни, или ещё что-то такое. Но вчера меня ещё не было. Не существовало. Всё что я помню — ложь. Не бывает голубого неба. Не бывает солнца. Может быть, и никакого дождя не бывает. Я не была студенткой. И не было у меня подруг.

Кто дал мне моё имя? Кто оставил ключ и удостоверение на комоде?

Я никогда не жила раньше.

Я вернулась в номер. Упала на кровать. Лежала в темноте.

Если воспоминания не настоящие, зачем они мне? Почему я ничего не помню об этом мире? Хотя бы просто информацию. Как жить в нём? Зачем? Куда идти? Что делать? Кто выпускает человека в мир, забив его голову фантазией?

Я стащила с себя джинсы и футболку. Пошла в душ и долго стояла голышом под струями.

ШШШШШШШ.

Наверное, так и звучит дождь.

11

– Привет. Меня зовут Хеллен. Кажется. И мне нужна помощь.

Он стоял передо мной, глядя на меня сверху вниз и было в нём что-то такое… Что-то настоящее. Что-то более реальное, чем весь этот город вокруг. Неуловимая аура, заставлявшая меня поверить, что может быть он именно тот человек, который может помочь мне разобраться.

– Можно сесть рядом с вами?

– Конечно.

– Я — Тонард. Мой сын — Гаррек. Вы видели его в гостинце со мной.

– Да. Я помню.

– Мы путешествуем. Остановились тут ненадолго.

– Здорово.

Я не знала, что сказать. Мы посидели в молчании, смотря в пустоту, перед собой.

– Что с вами случилось? – наконец спросил он. – Почему вам нужна помощь?

Я улыбнулась глупо. Сделала ещё одну большую затяжку и отправила окурок в мусорку.

– Вчера я проснулась в своём номере, не помня ни своего имени, ни как я туда попала.

Я начала свой рассказ. Говорила о воспоминаниях, которые были какими-то странными. О визите в бар и о встрече с Эриком. Я говорила обо всём. Во всех подробностях описывала вчерашний день. Может быть, это и не требовалось. Может быть, многие детали можно было опустить. Особенно то, что произошло в моей голове. Осознания, предположения.

Он слушал внимательно, и я увидела, что на лице у него появляется тревога. Почти страх. Наверное, он беспокоился за меня, хотя видел меня впервые в жизни.

После моего рассказа между нами повисла тишина. Тонард, кажется, ушёл куда-то глубоко в себя, размышляя о чём-то. Как будто мой рассказ потряс его до глубины души, хотя я не понимала, чем именно. Как будто в нём было что-то такое, чего я и сама не осознавала. Может быть, он и правда поможет мне.

– Красный барсук держит над головой кровавую луну, – заговорил он.

Я задумалась, подбирая слова для ответа.

– Он напрягается изо всех сил, чтобы она его не раздавила.

Тонард вскочил со скамейки. Его трясло. Он озирался по сторонам, словно весь город мог накинуться на него или сам купол упасть на голову.

– Что произошло? – спросила я.

Но он как будто внезапно потерял интерес ко мне. Он быстрым шагом, почти бегом, кинулся обратно в гостиницу.

А я опять осталась одна, не понимая, что я такого сказала.

12

Как там выражался старик — девушка была не в порядке. Копия. Подделка. Фальшивка, если говорить её же словами. Она и весь город.

Даже если он всё ещё в порядке, это может измениться. Слова старика теперь звучали зловещим пророчеством.

Я кинулся обратно в гостиницу. Не нужно было оставлять Гаррека так надолго. Сколько прошло часов? Два? Три? Что, если...

Лифт пожужжал немного, поднимаясь, “дзинь” и двери открылись. Бегу по коридору. Номер шесть два шесть. Дверь не заперта. Не помню, запирал ли. Толкаю и вижу, что комната пуста. В ванной тоже никого. Куда он подевался? Не паникуй. Может просто пошёл прогуляться. Прохожу до конца коридора до маленького балкончика. Гаррека там нет. Хеллен всё ещё сидит внизу на той же скамейке. Плачет? Может быть, мне просто кажется. Слишком далеко, не разобрать. И я не буду жалеть её в любом случае. Она просто... Что? Не в порядке? Робот, как тот, у которого торчал синий шланг из живота? Ткни её ножичком в живот и потечёт не кровь, а синяя охлаждающая жидкость. Ну, не только кровь. Боже, сколько же там было крови.

Я иду через длинный коридор назад. В номере по-прежнему пусто. В другом конце ещё один такой же балкончик, выходящий на другую сторону отеля. Гаррека нет и там.

Мог ли он пойти в парк или ещё куда? Мог ли я не заметить, как он вышел из отеля? Я спускаюсь в вестибюль, выхожу обратно на улицу. Глаз цепляется за Хеллен. Она действительно плачет. Лицо спрятано в ладони и тело сотрясается от рыданий.

Гаррека нигде не видно. Я стою на пороге, раздумывая, что делать дальше. Стараясь не смотреть на Хеллен и разглядывая других людей, неспешно идущих по улице. Мог ли я не заметить, как он вышел? Если он всё ещё в гостинице, то где? В любом из сотни номеров, или сколько их здесь.

Я возвращаюсь в вестибюль, вижу вывеску «Ресторан»и иду туда. Может быть, он просто решил спуститься поесть. Такой простой и очевидный ответ. А я запаниковал. Наверняка он там.

И он действительно был там. Но он был там не один.

13

Гаррек сидел за столиком слева возле окна, лицом ко мне. Он улыбался, а заметив меня помахал мне весело. Женщина, сидевшая напротив него, обернулась в мою сторону. Я узнал её ещё до этого, со спины, как только зашёл. Кажется, она совсем не изменилась. Даже одежда та же, в которой я её видел в последний раз — белый свитер и узкие бежевые штаны. Увидеть её лицо было как ударом под дых. Я должен был радоваться, но здесь, сейчас, в этом городе, в этом отеле первым чувством был страх.

– Эннет? – я с трудом произнёс её имя.

Она смотрела на меня очень серьёзно. Не улыбалась. Не кинулась обнять.

– Как ты... – слова давались с трудом. Я как будто разучился говорить. – Откуда ты? Что?..

– Тони, – в голосе нежность, но как будто слегка наигранная. Или мне только кажется. Но в глазах что-то совсем другое. – Подойди к нам. Присядь рядом.

Я остался, где был.

– Красный бар... – начинаю я.

Но она прерывает меня на полуслове.

– Перестань.

– Перестать что?

– Иди сюда. Я соскучилась по тебе. Сядь рядом, расскажи, что с вами было. И не смотри на меня так, ты пугаешь меня. Я не укушу тебя. Я в порядке. Меня не превратили в жуткого монстра или ещё что-то в этом роде.

Я делаю шаг навстречу и останавливаюсь. Смотрю на неё очень внимательно.

– Тонард, в чём дело? Что не так?

– Красный барсу...

– Прекрати эту чушь.

– Откуда ты знаешь, что я хочу сказать?

– Тони, я люблю тебя. Люблю вас обоих очень сильно. Перестань глупить. Мы наконец-то можем быть все вместе. Иди сюда.

– Гаррек, – говорю я. – Подойди сюда, пожалуйста.

Гаррек остаётся, где был.

– Гаррек, это может быть не она. Это может быть не мама. Подойди сюда, пожалуйста.

– Не хочу, – говорит он.

– Тони, что за ерунду ты говоришь? Кто я, по-твоему?

– Как ты попала сюда, откуда ты взялась?

– Не помню. Не знаю. Я знаю, кто я. Знаю, что люблю вас. Помню нашу жизнь вместе. Но, как я оказалась здесь, я не знаю.

– Что последнее ты помнишь?

– Не знаю.

– Помнишь, как ты исчезла?

Она помотала головой.

– Первое, что помнишь — как очнулась в этом отеле?

Молчание. Пристальный взгляд. Она знает, что она не в порядке. Она знает, что с ней что-то не так. Как и Хеллен.

– Да. Я помню, как очнулась в отеле. Одна в номере. На столе записка. Моё имя и номер из трёх цифр. Я догадалась, что это номер комнаты. Гаррек был внутри.

– Ты не помнила своего имени?

– Не смотри на меня как на монстра. Я в порядке. Гаррек, – она поворачивается к мальчику. – Я ведь твоя мама?

– Да.

– Скажи это папе. Скажи, чтобы он не нёс всякую чушь.

– Папа, иди к нам.

– Тони, перестань. Ну пожалуйста.

Она поднимается со стула, делает шаг в мою сторону и замирает. Мольба. На лице и во взгляде. Это Эннет. Это её лицо. Её голос. Её манера держаться. Почему я не могу просто принять. Просто поверить.

Потому что я знаю точно, что это не она. Фальшивка. Очень искусная фальшивка. И она знает это тоже.

Я делаю шаг навстречу. И чуть в сторону. Я хочу обогнуть её и добраться до мальчика.

– Тони.

Она делает ещё шаг, поднимает руки и улыбается, приглашая обнять её. И как мне хочется так и сделать. Как мне ужасно хочется. Если бы не старик. Если бы не рассказ Хеллен. Если бы не мёртвый робот со шлангом в животе. Как сладко было бы просто поверить. Как хорошо было бы не знать. Ведь она не погибла. Почему бы три года спустя она не могла очнуться в этом странном отеле с частичной амнезией.

Я делаю ещё шаг вперёд и в сторону, а она по-прежнему протягивает ко мне руки для объятия.

– Тони, пожалуйста. Дорогой. Не мучай меня. Не делай мне больно.

– Отдай мне моего сына.

Гаррек напуган. Мне кажется, он боится меня.

Он поднимается со стула, прячется за Эннет.

– Гаррек. Это не твоя мама. Это копия. Фальшивка.

Он прижимается к ней, цепляясь за свитер, опасливо выглядывая.

– Пожалуйста, поверь мне, – я делаю шаг им навстречу, но смотрю только на него. Она опускает руки, и Гаррек цепляется за левую.

– Мама, пожалуйста, я хочу остаться с тобой.

– Я не отдам тебя, – говорит она. – Мы будем вместе. С папой или без. Не бойся. Всё будет хорошо.

– Я не отдам тебе его.

Я делаю рывок в их сторону, но она хватает со стола нож, и я отскакиваю назад.

Они медленно идут к выходу. Мальчик у неё за спиной, она придерживает его левой рукой, в правой нож, направленный в мою сторону. Я кружу вокруг неё, пытаясь придумать, что сделать, но не вижу ни одного варианта. Ударит ли она меня, если попытаться отобрать ребёнка? Ударила бы меня Эннет в такой ситуации?

Они выходят в коридор, и я иду за ними, держась на расстоянии. Может быть, кто-то поможет? Кто-нибудь в вестибюле? Но там, конечно же, никого. Эннет с мальчиком пятятся к выходу из гостиницы. Нож смотрит в мою сторону. Рука на рукояти побелела от напряжения. В глазах страх. Но и решимость.

– Эннет, опусти нож.

Она мотает головой. Гаррек открывает дверь, и они выскальзывают на улицу, исчезая из вида.

Когда я выхожу из отеля, они уже бегут к стоящему рядом с гостиницей пустому автобусу. Я бросаюсь следом, но как только они заходят внутрь, автобус трогается с места и уезжает, быстро набирая скорость на пустой дороге. Мне остаётся лишь смотреть ему вслед. Я с трудом осознаю, что произошло.

Гаррек исчез. Я не знаю, где его искать. Я не знаю, что с ним будет. Я не знаю, что мне делать. Куда поехал этот чёртов автобус. К выходу из города? Сколько их здесь?

Хеллен смотрит в мою сторону. Наши взгляды встречается, и она встаёт со скамьи, идёт ко мне.

– Что произошло? – спрашивает она, когда подходит.

Я указываю жестом в сторону автобуса, который уже почти скрылся из вида.

– Она украла моего мальчика. Моего сына. Гаррека. Она уехала с ним. И я не знаю, где теперь их искать.

– Кто украл?

Как объяснить ей.

– Моя жена. Только… Ты понимаешь, что ты не совсем человек?

– Что? Что за чушь ты несёшь? И причём тут я?

– Ты копия кого-то. Чьи-то воспоминания и характер, копируемые компьютерной программой. Ты — робот, если говорить проще.

– Это неправда.

– А эта женщина с ребёнком – копия моей жены. Но Гаррек думает, что она настоящая, и я не знаю, куда она увела его.

– Я не робот. Не чья-то копия. Так не бывает.

Я посмотрел на неё внимательно. На её лицо, растерянное и возмущённое одновременно, на скрещённые на груди руки, сдвинутые брови.

– Я не робот.

14

Из города был только один выход. Один выход, один вход и длинная дорога между ними от одной окраины города до другой.

Хеллен увязалась за мной, и мы потратили полдня, идя сквозь бугристую железную равнину от остановки до внешней стены, а когда дошли, свет уже погас, а дверь оказалась закрыта. И ни следа ни Эннет, ни Гаррека. Наверное, они успели проскочить, а нам пришлось усесться возле двери, ждать и надеяться.

Я не совсем понимал, зачем Хеллен вообще увязалась за мной, но и возражать не стал. Сборы для неё не заняли много времени. Я отдал ей рюкзак Гаррека, и она покидала туда зубную щётку, пасту и мыло из своего номера. Еда и вода там уже были.

И вот мы сидим в темноте под маленькими лампочками, настолько тусклыми, что их было совсем не видно из города, залитого светом уличных фонарей. Фальшивые звёзды.

Хеллен спрашивает, как долго нам ждать, и я говорю, что не знаю. В её фальшивых воспоминаниях нет ничего об этом мире, только о старом мёртвом, которого уже нет.

Я думаю, что нам не хватает костра. Нас освещают фальшивые звёзды и городские огни светят на горизонте. Хеллен прислонилась к границе купола, а я подложил рюкзак под спину и представляю, как раньше мы бы развели огонь и языки пламени плясали бы между нами, отбрасывая всполохи на наши лица. Но в этой металлической пустыне не растёт ни одного дерева. У Хеллен есть зажигалка, но нам нечего ей поджечь.

– О чём ты думаешь? – спрашивает она.

– О старых днях.

– О чём именно?

– О том, что никогда не ходил в поход. Никогда не делал костра. Не разжигал огонь.

– Мы сейчас в походе?

– Нет, но... похоже. Мы ездили на море. С родителями. Когда я был маленький. И там разжигали костёр. Каждый день.

– Мы с подругами жгли костёр во дворе студенческого общежития. Кажется, это было запрещено. Но никто нас не видел.

–Тепло огня. Как танцует пламя. Мы жарили сосиски. Это было так давно. Гаррек родился уже в этом мире. Он никогда не испытывал ничего подобного.

– Это так странно. Я знаю, что я видела огонь. Я помню... вид. У меня всплывает изображение в голове, когда я думаю о нём. Но я не помню тепла. Не помню бликов пламени на лицах. Не помню лиц. Не помню, было ли нам страшно, что нас поймают.

Она была совсем как настоящая. Милая молодая девушка. Немного потерянная. Но очень живая. Реальная. Было сложно поверить, что она была лишь чьей-то копией.

– Не смотри на меня так. Я не робот. Я не знаю, что случилось со мной, но я такой же человек, как и ты.

– Я ничего не говорил.

– Ты подумал.

Смотря на пустое место между нами, я почти представлял пламя огня. И смотря на Хеллен, я думал об Эннет. Мы познакомились уже в этом мире. Вместе пытались понять новые правила. Понять, что делать дальше. Что и зачем. Выживание не было такой уж большой проблемы. Раздатчики были повсюду и еды хватало на всех. Много людей погибло во время большой стройки, но после для тех, кто выжил и оказался внутри этого... города... комплекса... мира всё было не так уж и плохо.

– Ты совершенно не помнишь, как это всё началось?

– Нет. Я думала, что это какое-то странное место, а снаружи нормальный мир. Я думала, кто-нибудь мне объяснит, как я сюда попала. И как выбраться.

– Нормального мира больше нет. Он разрушен.

– Так как это началось?

– Началось всё с того, что автоматизированной системе поручили построить город. Где-то неподалёку от Англии. Прямо посреди океана, начиная с искусственного фундамента.

– Правительственный проект?

– Нет. Частный. Несколько крупнейших компаний, занимающихся искусственным интеллектом, объединили силы, чтобы построить собственный обитаемый остров. Частное город-государство в ничейных водах. Идея столь же грандиозная, как и безумная. И, конечно же, всё вышло из-под контроля. Получившийся в итоге город был чем-то вроде гигантского робота, собирающего ресурсы из окружающей среды и использующий их для строительства самого себя. Масштабы были чётко обозначены, но система вышла за их пределы и продолжила строить. Причём с нарастающей скоростью.

– И мы внутри этого робота?

– Да.

– И как давно это было?

– Пятнадцать лет назад. Не так уж и давно, на самом деле. Большинство людей, живущих здесь, помнят старый мир. Выжившие счастливчики.

– Выжившие? Были жертвы?

– Конечно. Когда эта гигантская стройка разогналась, она двигалась по земле подобно урагану, разрушая всё на своём пути. Мне повезло, и коридор был построен прямо сквозь мою комнату, я оказался внутри. Мои родители, которые были в соседней комнате... Я никогда их больше не видел. Наверное, они мертвы.

– Вы не спасались?

– Кто-то пытался. Была эвакуация. Мы понадеялись, что оно обойдёт нас стороной. Так или иначе. Оно застроило всю землю. Оказалось, не так уж и важно, кто что пытался делать. Кто-то оказался внутри, кто-то снаружи.

– Значит снаружи всё ещё может быть нормальная жизнь?

– Я не знаю. Вряд ли. Из новостей мы видели сообщения о разрушенных городах. Видели, как этот город выглядит снаружи. Огромная металлическая всепокрывающая конструкция. Клубок коридоров, каких-то железных труб. Мы даже не видели руин городов. Они были под комплексом. Животные? Растения? То же самое. Либо вымерли, либо под комплексом без доступа к солнечному свету, обречённые в конце концов на смерть.

– Это ужасно.

– Конечно, ужасно. Не то слово ужасно. И всё потому, что кучка богатых придурков захотели сделать свой собственный остров.

Слова закончились, и мы сидели молча, глядя в одну точку между нами, где по-прежнему горел воображаемый костёр. Я сполз вниз, так, чтобы рюкзак был под головой, и ещё лежал какое-то время так, разглядывая бледные фальшивые звёзды, пока не уснул.

15

Бледные лампочки-звёзды погасли, и вдалеке над городом зажглось солнце. Матовая неровная поверхность металла тянулась ковром к блестящим на солнце небоскрёбам. Дверь по-прежнему была закрыта, моё беспокойство росло.

Мы сидели в молчании, каждый погружён в свои мысли, ну или что там было у Хеллен вместо мыслей.

Я думал о Гарреке, о том, где он, что с ним, о том, сможем ли мы вообще их догнать. Если повезёт, они так же застрянут у следующей двери, и мы наконец их нагоним.

И что дальше? Я прокручивал в голове разговор с Эннет, думая, где допустил ошибку. Как всё пришло к тому, что пришло. И что мне делать при следующей встрече? Помириться? Признать, что она не робот и жить счастливо вместе? И мысль эта вела меня назад к Хеллен. Зная теперь, что она не человек, могу ли я забыть об этом?

Хеллен как-то странно поглядывала на меня время от времени. И, наконец, заговорила.

– А у меня не было никого раньше.

– Что? В каком смысле?

– Ну, парня. Мне нравился один мальчик в школе. Но я даже имени его теперь не помню. Даже как он выглядел. А в институте были только подруги.

– К чему ты это?

– Не знаю. Просто. С тех пор как я очнулась в том отеле, я чувствую себя так одиноко. Потерянной. Заблудившейся.

Она помолчала немного, я думал, что разговор окончен, но она продолжила:

– Хорошо, наверное, иметь кого-то рядом. Тебе повезло, что у тебя есть сын.

– Мне повезёт, если я смогу вернуть его назад.

– Ты помиришься со своей женой?

Вопрос озадачил меня. Я как раз размышлял о чём-то подобном, но из её уст этот вопрос звучал по-особенному. Что это? Женская солидарность? Или искусственные интеллекты поддерживают друг друга?

– Она не моя жена.

– Кто же она тогда?

– Фальшивка, – и, после паузы, – Как и ты.

– Ты — ужасный грубиян, Тонард, – и она рассмеялась, словно это была удачная шутка.

А потом мы снова молчали. И она снова поглядывала на меня как-то странно.

– Я не буду твоим парнем, – сказал я, пытаясь пресечь эти взгляды.

– Я знаю. Я и не хочу этого. Хочу, чтобы меня просто кто-нибудь обнял. Успокоил. Утешил. И никого, кроме тебя, тут нет.

– Я не буду этого делать.

– Потому что я робот?

– Потому что это неприлично. Я едва знаю тебя.

– Ты обнимешь свою жену, когда встретишь её? Наверняка она чувствует себя так же.

– Она не моя... Не знаю.

– Вот бы мне встретить кого-нибудь из прошлой жизни. Кого-нибудь, кого я помню. Кто помнит меня.

– Может быть, ты ещё встретишь.

Где-то вдалеке на фоне города появилась крохотная фигурка. Кто-то шёл сюда. Я присмотрелся повнимательнее, но она была ещё слишком далеко, чтобы разглядеть детали.

– Кто-то идёт, – сказал я.

– Где? Откуда?

– От города. Вон там. Вдалеке.

Хеллен вытянула шею, вглядываясь, куда я показывал. На лице беспокойство, смешанное с любопытством.

– И правда. Кто это может быть?

– Без понятия. Кто угодно. Многие путешествуют, вместо того чтобы осесть в городах.

Мы продолжали вглядываться в горизонт и приближающегося к нам незнакомца, пока он не подошёл настолько близко, что я смог разглядеть лицо. Старик? Тот, что сомневался, в порядке ли Гаррек. Точно, это был он. Что он здесь делает?

Он остановился в нескольких метрах от нас. Осмотрел меня. Потом внимательно осмотрел Хеллен.

– Она в порядке? – спросил он.

– Думаю, что нет, – ответил я.

– Красный барс... – начал он.

– Прекрати нести чушь, – Хеллен его прервала. Реакция очень похожа на Эннет.

Старик кидает взгляд на меня, снова смотрит на неё.

– Она реагировала на барсука. До этого, – говорю я.

– Кто смеётся в дверь ко мне? – говорит старик, продолжая смотреть на Хеллен.

Никакой реакции. С минуту она молча сверлит его взглядом, прежде чем сказать:

– Я не робот. Кончай со своими дурацкими тестами. Кто ты вообще? Вы знакомы?

Старик не отвечает. Он внимательно смотрит на неё. Потом на меня. Потом на дверь.

– Где твой сын?

– Долгая история.

– Если кратко?

– Моя жена забрала его.

– И твоя жена не в порядке?

– Именно.

– Ты говоришь, что раньше эта отвечала на нонсенс нонсенсом?

– Да.

– А теперь нет. Видимо, их пропатчили.

Хеллен сердито сверлит его взглядом. Старик не обращает на неё внимания. Смотрит только на меня.

– Она всё равно реагирует странно. Как будто знает заранее, что это тест. Моя жена реагировала так же.

– Их будет сложнее отличать теперь. И дальше будет только хуже.

Старик сбросил свой рюкзак и сел напротив.

– Моё имя — Андрев, кстати говоря.

– Я Тонард. Это Хеллен. Мой сын — Гаррек.

– Приятно наконец познакомиться. Извиняюсь за то, как вёл себя в прошлый раз. Думаю, немного перегнул палку.

– Зачем ты пошёл за нами?

– Две причины. Хотел рассказать, что со мной произошло, на случай, если это вам поможет. И надеялся найти своего друга в этом направлении.

– Ты убил того робота, – сказал я.

Я заметил, как у Хеллен округлились глаза. Она не сдвинулась с места, но напряглась, как будто готовая сбежать в любой момент.

– Да. Но я хотел рассказать, почему. И я думаю, у нас ещё есть время, пока эта дверь закрыта, чтобы поделиться своими историями.

16

Старик говорил недолго. Рассказал, что путешествовал с другом Жижкой, что начал замечать странности в его поведении и о кровавой развязке.

Хеллен так и не расслабилась. Она сидела, обняв колени руками и едва заметно тряслась. Она смотрела в сторону Андрева, но опасалась смотреть прямо на него.

Старик договорил, и над нами тремя повисла гнетущая тишина. Андрев прервал её, махнув рукой в сторону Хеллен:

– Делает вид, что боится.

– Я не делаю вид. Говорите, что я робот, потом рассказываете, что убиваете роботов.

– Мы не убиваем роботов, – вмешался я. – Я...

– Нельзя убить то, что никогда не жило. То, что неспособно чувствовать, неспособно бояться. Это реакция, которую эта копия изображает, поскольку она кажется уместной. Внешние признаки, под которыми на самом деле ничего нет. Копия, обманка, фальшивка, запрограммированная казаться человеком. И не более того.

– Я чувствую всё то же, что и вы. Я – человек.

– Слова, за которыми ничего не кроется.

– Неправда.

– Мне она кажется человеком, – сказал я.

– Это всё наша эмпатия работает против нас. Пещерные люди думали, что гром живой. Мы плачем, когда персонаж в книге умирает. Людям свойственно одушевлять неодушевлённое. Видеть во всём отражение себя.

– Но ведь её правда невозможно отличить от нас.

– Это проблема. Но не меняет того факта, что она не настоящий человек. У неё нет сознания. Ты плачешь, потому что тебе больно. Она плачет, потому что настоящий человек плакал бы в этой ситуации.

Хеллен всё ещё тряслась и дрожь стала более заметной.

– Здесь никто никого убивать не будет, – сказал я, пытаясь успокоить её.

Она посмотрела на меня с надеждой. Нежностью? Благодарностью? Но дрожь особо не утихла.

– Я бы хотел знать, что произошло с тобой, – сказал старик.

И я рассказал ему. От момента, как мы прибыли в город и до столкновения с Эннет, кратко пересказав также историю Хеллен.

Старик слушал молча, время от времени кивая. Хеллен посматривала то на меня, то на него, как будто надеясь на мою защиту. Пока я пересказывал её историю, её глаза были прикованы только ко мне. Когда я замолчал, мы оба посмотрели на старика, ожидая его реакции.

– В паре дней пути отсюда есть здание, похожее на отель, который ты описал. Это здание показалось мне немного странным, ещё когда мы останавливались там с Жижкой. Я хотел вернуться туда и поискать его. И теперь я только сильнее уверился, что он может быть там. И Эннет с Гарреком.

– И, может быть, настоящая Эннет, – добавил я.

Старик пожал плечами.

– Может быть. Но я бы не надеялся.

Старик поднялся на ноги и стал расхаживать туда-сюда, нетерпеливо поглядывая на дверь. Хеллен по-прежнему дрожала. Сейчас мне действительно захотелось обнять её и утешить. Казалось, она уже не столько боялась, сколько погрузилась глубоко в себя, размышляя о чём-то очень-очень неприятном.

– Перестань трястись, – рявкнул старик. – Я не собираюсь никого убивать.

Она подняла голову и посмотрела на него с откровенной ненавистью. Но не издала ни звука.

– Я не вижу угрозы в тебе. Многие смотрят на этот мир, как на некое живое существо. Электронного бога, открывающего и закрывающего двери, раздающего еду через автоматы, строящего для нас города. Но это всего лишь программа. Очень сложный и запутанный алгоритм, продолжающий функционировать внутри системы, в которой мы живём. У него нет мотивов, нет воли, нет цели. И это существо, которое вероятно пытается копировать женщину, которая вероятно когда-то жила — не более чем часть этого гигантского алгоритма. Она даже не отдельное существо. Просто часть большой системы.

– Как люди часть вселенной, – сказал я.

– Я говорю не о философии. О чём-то материальном и физическом. Она только кажется нам отдельным живым существом. Она настолько же сознательна, как палец у тебя на ноге.

Хеллен тяжело дышала, казалось, она вот-вот набросится на старика. Но вместо этого она расплакалась. Одинокая слеза превратилась в ручей. Она уткнулась лицом в колени и в голос зарыдала. Я придвинулся ближе и крепко обнял её, надеясь успокоить.

– Она не живая, – сказал старик.

«Я знаю», – подумал я. – «Но я-то живой.»

17

Дверь открылась к концу дня, когда лампы над городом окрасились в бордовый и неспешно гасли.

– Пойдём, – сказал Андрев.

Хеллен заснула, положив голову мне на плечо. Я легонько потряс её. Она открыла глаза и посмотрела на меня, как мне показалось, с благодарностью. На Андрева она смотреть избегала.

Мы закинули за спину рюкзаки и быстро проскочили в открывшийся проход, опасаясь, что дверь может в любой момент закрыться опять. Андрев шёл впереди, Хеллен сзади и я между ними. Мне не очень нравилась та напряжённость, которая повисла между ними и отведённая мне роль медиатора. На словах Андрев может и считал девушку просто куском электроники, на деле от него чувствовалась исходящая в её сторону враждебность.

Мы шли полдня в тяжёлом молчании. Шорох шагов по железному полу, вечное гудение стен. Лампы на потолке светились ровным светом. Лучше, чем идти в темноте, хотя гудение из-за них было громче.

Через полдня мы сделали привал в большом зале с раздатчиками и фонтаном посередине, где даже была настоящая вода. Может быть даже питьевая, но пробовать никто не стал, а надпись на фонтане была нечитабельной. Благо, вода была в раздатчиках, и настоящие бутерброды, а также пакеты с разноцветными шариками.

Мы набрали еды, взяли бутылочки с водой и сели на полу, разглядывая фонтан и наслаждаясь краткой передышкой и обедом. Как и в пути, я был между Андревом и Хеллен. Ну или точнее, Андрев сидел чуть в стороне от нас. Он был угрюм и кидал в нашу сторону мрачные взгляды.

– Я не знаю, как относиться ко всему этому, – пробурчал он, то ли для себя, то ли для нас.

Хеллен уже не трясло, но она казалась очень тихой. Даже дышала, как будто бы с опаской.

Я чувствовал себя запертым между этими двумя. Андрев, как будто бы ждал, что я выберу его сторону. Хеллен... Я не знал, что творилось с Хеллен. Я ставил себя на её место и мне было ужасно жаль её. Я не хотел выбирать ничью сторону. Я знал, что Андрев прав. Если рассуждать логически. Если отбросить эмоции. Но чувствовал я совсем иное. И эти две правды разрывали меня. Я уже поступил по Андревской логике и потерял Гаррека. И если мне повезёт и тот же выбор появится передо мной опять...

Мы по-прежнему сидели в молчании. Вместе, но разделённые.

Свет погас.

– Ночь? – удивился Андрев.

– Наверное, – ответил я.

В темноте Хеллен прижалась ко мне, снова положив голову на плечо. Обнимая её одной рукой, мне казалось, я предаю человечество в лице Андрева.

– Вы можете делать, что хотите. Можешь окружить себя фальшивками и жить с ними. Пусть одна из них заменит мать твоему сыну. Мне всё равно. Я хочу найти Жижку и убраться отсюда. И всё. Настоящего Жижку.

– В чём разница? – я удивился, когда Хеллен подала голос.

– Разница?

– Между фальшивками и настоящими людьми.

– Разница в том, что внутри, – сказал он. – Как и всегда. Стекляшка может выглядеть как алмаз. Сверкать так же ярко и быть такой же красивой. Разница только в том, что внутри.

– И что внутри меня?

– Пустота.

– Так не может быть.

– Почему?

– Потому что я чувствую что-то.

– Это неправда.

– Откуда ты можешь знать?

– Потому что я знаю, как работает технология. Алгоритм подсказывает тебе правильные реплики, и ты говоришь. В тебе нет сознания. Нет эмоций и чувств. Нет интеллекта.

– Что, если технология изменилась? Что, если она вышла за рамки того, что ты знал?

– Значит, ты признаёшь, что ты робот?

– Я признаю, что обстоятельства моего пробуждения в том номере отеля были довольно странные... Я не знаю, кто я на самом деле.

– Для меня она не звучит как робот, – сказал я.

– Фальшивый алмаз тоже блестит, – парировал Андрев. – Ты знаешь правду, Тонард. Ты просто не хочешь принимать её сейчас. В своих обстоятельствах. Для тебя сейчас проще жить во лжи. Правда слишком жестока.

– И в чём же правда?

– Ты знаешь. Что нас только двое в этой комнате. И что твой сын предпочёл иллюзию реальности.

Я сильнее обнял Хеллен, когда почувствовал, что её снова начинает бить дрожь.

– Ты думаешь, что он прав? – спросила она едва слышно.

Я хотел успокоить её и сказать, что конечно же он неправ. Но я не мог позволить себе такую откровенную ложь. Я сжал её покрепче.

– Не знаю, – сказал я.

Но это казалось бегством от ответа.

– Я думаю, правда не может быть такой простой, – сказал я. – Она гораздо сложнее.

– Но ты тоже думаешь, что я робот? Что я не чувствую ничего? Не способна ничего чувствовать? Хотела бы я, чтобы это было правдой.

– Её слова ничего не значат, – рявкнул Андрев.

Он встал и ушёл в другую часть комнаты, подальше от нас.

– Я не знаю, – сказал я. – Я правда не знаю. Просто... Я не хочу обидеть тебя.

– Если я ничего не чувствую, то меня и обидеть нельзя.

– Но ты чувствуешь?

– Конечно, я чувствую. Я чувствую, что его слова ранят меня очень-очень глубоко.

– Потому что они могут быть правдой?

– Потому, что я не понимаю, что со мной происходит. Потому, что мне нечем ответить ему. И в каком-то смысле, они могут быть правдой. Частично. И я боюсь, что его слова окажутся правдой, пусть даже и частично.

Я посмотрел вслед Андреву. В кромешной темноте его было едва видно. Он устроился в противоположном углу комнаты и, кажется, собрался спать. Я смотрел в его сторону и вдруг до меня дошла простая и очевидная вещь.

– Андрев никогда не будет считать тебя за человека, – сказал я. – Потому что тогда он станет убийцей. Если ты можешь чувствовать, то и фальшивый Жижка мог чувствовать. Боль от ножа. Страх, когда его друг набросился на него. Вот, что Андрев пытается отрицать изо всех сил.

Она помолчала немного, задумавшись. Что-то переменилось в ней, как будто она пришла к какому-то неожиданному выводу. Она рывком отодвинулась от меня.

– Ты чего? – спросил я.

Она встала.

– Ты видишь во мне свою жену. Так? – сказала она. – Я для обоих из вас какое-то прокси для своих собственных страхов. Никому нет дела до меня самой. Я личность. Я не часть этого комплекса. Не искусственный интеллект. Я – это я.

Она смотрела на меня сверху вниз, как будто ждала ответа. Я отвёл глаза.

– Может быть.

Она схватила рюкзачок Гаррека, закинула его за спину и направилась к выходу из павильона. Прошла мимо Андрева и исчезла в тёмном проходе коридора.

Андрев взглянул на меня, отвернулся в другую сторону, полежал недолго, наверное, пытаясь уснуть. Потом тоже ушёл.

Через несколько минут я двинулся следом.

18

Здание отеля казалось вырванным из старого мира и помещённым в современную металлическую реальность. Каменные стены с красивыми фигурными карнизами уходили на многие этажи вверх внутри металлической коробки, заключавшей его комнаты. Небольшая каменная лесенка с металлическими перилами вела к массивным дубовым дверям с мутными вытянутыми прямоугольными окнами, сквозь которые невозможно было разглядеть, что внутри.

На стенах комнаты, подсвечивая отель, висели вытянутые яркие лампы, создавая ощущение гигантской миниатюры, заключённой в витрину какого-нибудь коллекционера. Никаких надписей на здании не было, но они и не требовались. Это была усреднённая сконцентрированная версия отеля. Абстракция, воплощённая и помещённая в физическую реальность.

Наш отряд прибыл порознь, и когда я вошёл в просторную светлую залу из тёмного коридора, Хеллен и Андрев уже ждали меня, стоя по разные стороны от ведущей к деревянным дверям лестницы. Андрев скучающе облокотился на перила. Хеллен приветливо улыбнулась мне, но в целом казалась более отстранённой, почти агрессивной.

– Пойдём? – спросил Андрев.

– Ты уже был внутри?

– Раньше. Мы останавливались здесь вместе с Жижкой. Но я понятия не имею, что нам искать внутри. Всё, что я видел, это номер.

Я поднялся наверх первым. Потянул деревянную дверь, которая оказалась довольно тяжёлой, и вошёл внутрь. Андрев и Хеллен проскочили следом.

Изнутри отель казался почти точной копией того, что мы видели в городе. Проход справа, ведущий в ресторан. Прямо — к лифтам. Такие же стулья и столики посреди вестибюля. Пустая стойка консьержа слева. Поверх стойки три ключа с нашими именами.

Мы переглянулись и взяли ключи. Тонард. Шесть два шесть. Тот же номер.

– Тот же номер, где мы были с Жижкой. Пятый этаж.

– У меня седьмой, – сказала Хеллен.

– И что дальше? – спросил я. – Пойдём в свои номера?

– Сомневаюсь, что в номерах будет что-то полезное, – сказал Андрев. – Но нас как будто ждали здесь. Я думаю, проверить стоит.

Мы пошли к лифтам, и кабинка приехала с лёгким “дзинь”. У меня было небольшое чувство дежавю. Я как будто бы не был уверен, где я нахожусь. Точно ли мы ушли из города.

– Когда закончите, спускайтесь обратно в вестибюль, – сказал Андрев.

Мы с Хеллен кивнули. Андрев вышел на пятом, мы остались с ней вдвоём. Когда двери открылись на моём этаже, я замешкался слегка.

– Ты не обижаешься на меня? – спросил я.

– Нет. За что?

– Ну... Ты как будто обиделась в последний раз.

– Всё нормально. Ты хороший парень, Тонард. Спасибо тебе за поддержку, но... Нам всем нужно самим разобраться во всём этом.

Я вышел в коридор, и двери лифта закрылись, унося её ещё выше.

После ярко освещённого лифта свет в коридоре казался тусклым и приглушённым. Из номеров не доносилось ни единого звука. Стояла жуткая тишина, разбавленная лишь вечным гудением проводов.

Я двинулся по коридору медленным шагом, прислушиваясь к отелю и к себе. Ключ в руке казался указанием свыше, и я надеялся найти впереди всё, чего желал. И чего боялся.

Я остановился перед номером шесть два шесть. Попробовал толкнуть дверь, но та не открылась. Отпер её ключом, приоткрыл и увидел, что внутри нет ничего необычного. Большая двуспальная кровать в тёмной комнате.

Вошёл внутрь и закрыл дверь за собой. Щёлкнул выключателем, но свет показался слишком ярким, и я снова выключил его. Благодаря фонарю на стене павильона за окном здесь и так было довольно светло.

Кровать застелена, в ванной пусто, на тумбе перед кроватью стоит телевизор, на тумбочке возле кровати пульт от него. Ничего такого, на что я надеялся или боялся. И никаких знаков свыше.

Я взял пульт и включил телевизор. Я надеялся увидеть Эннет. Пусть только как персонажа какого-нибудь глупого рекламного ролика. Но на экране не было ничего. Лишь белая рябь статических помех.

– Пожалуйста, – прошептал я, сам не понимая к кому обращаюсь. – Пожалуйста, верни мне моего сына. Живым и здоровым.

Но ответа не было. Лишь тихий белый шум и мельтешащая рябь.

Потом появилось изображение. Какая-то небольшая комната. Маленький столик с небольшими стульчиками. На стульчиках Эннет и Гаррек. Она улыбается. Он рассказывает ей что-то. Иногда начинает расхаживать по комнате взволнованно. Иногда говорит она, а он начинает смеяться.

Изображение чёрно-белое и какое-то нечёткое. Звука нет. Они вместе где-то, но я не знаю где.

– Они здесь? – спрашиваю я.

Но никакого ответа нет. Видео пропадает, опять сменяясь помехами.

– Что это? Да или нет? Я ничего не понимаю.

Но на экране лишь помехи. Я жду, но больше ничего не происходит. Если какая-то высшая сила и обратилась ко мне, то больше ей показать, кажется, нечего.

Я выключил телевизор и вышел из комнаты в мрачно освещённый коридор. Прошёлся туда-сюда, вышел на балкончик, но единственное, что можно было разглядеть с него — это огромную лампу, висящую на стене напротив. Её гудение казалось отсюда оглушающим, а свет ослепительным.

Я решил спуститься обратно в вестибюль, здесь мне делать было больше нечего.

19

В этом кресле я впервые увидел Хеллен. В другом, но точно таком же здании.

Андрев спустился раньше девушки и сел напротив. Между нами был низенький деревянный столик. Андрев наклонился ко мне заговорщически.

– Что думаешь? – спросил он.

– О чём?

Я так же заговорщически наклонился к нему.

– Что ты собираешься делать? Когда мы найдём твоего парня?

Я откинулся обратно на спинку кресла.

– Я не знаю. Есть идеи?

Он пожал плечами.

– Я думал, ты уже всё решил. С копией Хеллен и с копией Эннет.

– Я не решил. Ну или... Не решился. Я думаю, я должен принять копию Эннет как настоящую. Но я не знаю, смогу ли я. Она показалась мне очень правдоподобной. Если бы я не подозревал ничего, я бы принял её за настоящую Эннет.

– Я же рассказывал тебе про Жижку. Я тоже не сразу заподозрил неладное. Но детали выдавали, что что-то не так. Когда я говорил с ним, разговор всё время сводился на что-то из прошлого. Что-то, о чём мы с ним уже говорили. И он повторял те же слова, которые я от него слышал. Как переслушивать старую пластинку.

– Я разговаривал с ней совсем немного. И при странных обстоятельствах.

– Если ты решишь остаться с ней, то заметишь странности... И, в любом случае, по-моему, важно не это. Не качество копии, а сам факт, что это копия.

– Хеллен кажется мне живым человеком, когда мы общаемся.

– Может быть это потому, что ты не знаешь оригинала. Я бы принял её за обычную девушку, если бы не твой рассказ. Но зная правду, я не могу на неё смотреть как на обычную настоящую девушку. Насколько бы искусен не был обман, я всё равно чувствую, что меня обманывают.

– Гаррека я убедить не смогу. И не уверен, что хочу. Парень нашёл свою маму. Он счастлив. Я думаю, что я должен проглотить сомнения и подыграть ему.

– Счастлив? Ты что-то видел там наверху?

Я поколебался, но помотал головой.

– Нет, ничего интересного. Пустой номер. Ты?

Пауза. Чёткая, отчётливая пауза, пока он решает, говорить ли мне.

– Точно так же. Просто пустой номер.

Он откинулся на спинку и выжидающе посмотрел в сторону лифта. Интересно, что её задержало? Может, она что-то нашла?

20

Дверь лифта звякнула и открылась. Хеллен вышла из кабинки энергичным шагом и направилась к нам, но на полпути остановилась, вглядываясь куда-то за стойку консьержа. Всё, что я видел отсюда — чёрный провал дверного проёма. Хеллен медленно приблизилась к стойке. Потом обернулась к нам:

– Там коридор, – сказала она. – Но его там не было. В смысле, в другом отеле его не было.

Андрев встал с кресла, пошёл проверить, что она увидела. Я двинулся следом.

– Никогда не обращал внимания, что там было, – сказал я.

– Там был короткий коридорчик и пустая комната. И всё. Этот коридор длинный. Я не вижу, где он заканчивается.

Она была права. Внутри не было никакого света, но мы могли видеть несколько метров его стен, утопающих в кромешной тьме. Там дальше вполне могло быть что-то ещё.

– Ты нашла что-то наверху? – спросил Андрев.

– Я.… – сомнение на лице. – Я видела себя. На экране телевизора. В какой-то камере. Я не знаю, что это значит.

– Настоящая Хеллен, – сказал Андрев.

Она не ответила. Посмотрела на него, каким-то неопределённым образом. Согласие, но не согласие. Что-то вроде: да, но я не хочу в это верить. И тебе не надо было говорить это вслух.

Я продолжал сверлить глазами темноту коридора. Надежды и страхи, смешанные воедино, ждут меня там. Гаррек и Эннет. Правда и ложь.

– Мы идём? – спросил я.

Андрев кивнул. Хеллен, обогнув стойку консьержа, пошла вперёд. Андрев последовал за ней, я пошёл в хвосте колонны.

Свет постепенно мерк по мере нашего продвижения вглубь. Пол под ногами был из голого камня, но в какой-то момент превратился в металл. Так же и стены. Одновременно коридор стал уходить под небольшим углом вниз. Мы спускались в подземелье.

– Ни черта не вижу, – пробурчала Хеллен.

Я видел спину Андрева и стены коридора вокруг, да ещё пол, куда наступал. Хеллен утопала во тьме. Я только слышал мягкий перестук её кроссовок по металлическому полу. Нам чертовски не хватало фонаря. Мы несколько дней шли с Гарреком в темноте до того, как пришли к роще, но этот узкий коридор казался намного темнее.

Андрев внезапно остановился и я внезапно налетел на него, а он, кажется, на Хеллен.

– Осторожнее, – выругалась она. – Тут дыра в полу.

– Не вижу ничего, – сказал я.

Андрев прислонился к стене и сполз вниз.

– Привал, – объявил он.

Я аккуратно перешагнул через него, стараясь не наткнуться на Хеллен и встав рядом с ней увидел чёрный провал. Присев на корточки, смог разглядеть откинутую крышку люка и нащупать перекладину спускающейся вниз лестницы. Потом сел рядом с Андревом. Вытянутые ноги упирались в противоположную стену коридора. Хеллен села рядом, поближе ко мне и подальше от спуска вниз.

– Насколько глубоко вниз может вести эта лестница? – спросил я.

Но мне никто не ответил.

Были ли Гаррек с Эннет внизу? Неужели они тоже шли по этому коридору в темноте? Спускались вниз по лестнице? Может Эннет знала, как включить свет? Может есть какой-то хитрый трюк?

– Я видел Жижку, – сказал Андрев.

– Что? – спросил я.

– Наверху. На телевизоре. Жижку живого в какой-то камере. Я надеюсь, найти его внизу. Хеллен видела себя. Я видел Жижку. Кого видел ты, Тон? Свою жену?

– Эннет с Гарреком, – сказал я. – Я просил знак, и они появились на телевизоре.

– Я ничего не просил. Телевизор был уже включён, когда я входил. Жижка на экране. Как было у тебя, Хеллен?

– Я включила телевизор и увидела себя. В какой-то маленькой комнате. С кроватью. Я просто стояла там. Как кукла. Я не помню ничего такого про себя.

– Жижка лежал на кровати и смотрел в потолок.

– Гаррек и Эннет смеялись.

– Сначала она стояла. Потом посмотрела прямо в камеру. Потом стала расхаживать. Как-то... бешено. Что-то говорила. Я видела, как рот шевелился, но звука не было. Потом снова встала посреди комнаты и смотрела куда-то не шевелясь. Я... Я... Это была я. На экране. И в то же время не я. Я испугалась. Настоящая Хеллен? Я не знаю. Хеллен на видео пугала меня. Это могла быть я. До того как очнулась в отеле. И я не знаю, что пугало меня больше. Что есть какая-то другая Хеллен. Или, что я совершенно не знаю, что было со мной раньше. Что они стёрли из моей памяти.

Хеллен замолчала, и я слышал её тяжёлое дыхание. Не было слёз. Не было всхлипов. Но тяжесть давила на нас всех. Мы шли по дороге из жёлтого кирпича, каждый в поисках чего-то своего. И дорога шла вниз, по уходящей во тьму лестнице.

– Идём? – спросил я.

– Дай мне передохнуть ещё немного, – попросил Андрев.

– Хорошо, – сказал я. – Ещё немного.

21

Хеллен полезла вниз первой. Я следом. Надо мной в нескольких метрах едва различимый в темноте, спускался Андрев.

В темноте невозможно было понять ни сколько мы прошли, ни сколько нам осталось. Бесконечный рутинный процесс. Левая нога вниз, правая нога вниз. Перехватиться левой рукой, перехватиться правой. Ещё раз. И ещё раз. Я надеялся, что спуск не был рассчитан на несколько дней. В таком случае мы, наверное, сорвёмся вниз и разобьёмся насмерть. Несколько часов было бы уже чересчур. Но учитывая, что лестница эта не была построена человеком, всё было возможно.

Я услышал снизу громкий металлический звон.

– Я спустилась, – крикнула Хеллен.

Вскоре я уже стоял рядом с ней, задирая голову вверх, ожидая старика. Я слышал, как он перебирает перекладины, спускаясь. Вскоре из темноты вынырнуло его грузное тело, и он аккуратно спустился к нам.

– Лучше бы нам найти здесь что-нибудь, – пробурчал он.

Мы стояли в тесной тёмной комнате с маленькой железной дверью. Хеллен потянулась к ней, и она отъехала в сторону, впуская внутрь неожиданно яркий свет. Из маленького чёрного чулана, в который спустились мы, перешли в большую просторную комнату. Лампы под потолком гудели ещё громче, чем обычно. Комната была совершенно пуста. В дальнем конце была ещё одна железная дверь. Справа в стене было что-то вроде больших ящиков, подписанных как будто бы вручную. Я сначала принял надписи за фальшивый ИИ-алфавит, но нет. Их можно было разобрать. Это были имена.

Хеллен потянула один из ящиков и внутри оказалось посеревшее от времени высохшее мёртвое тело.

– Морг, – сказал Андрев.

– Зачем здесь морг? – спросил я. – Откуда?

Андрев пожал плечами.

Под каждым именем была цифра и цифры шли по порядку, а имена вразнобой. Хеллен задвинула ящик и выдвинула следующий. То же самое. Засохший труп. Что она надеялась там найти.

Андрев пошёл вперёд, читая имена на крышках.

– Пытаешься найти кого-то знакомого? – спросил я и получил в ответ очень тяжёлый мрачный взгляд.

Внезапно до меня дошло и от осознания прошиб холодный озноб. Эннет может быть здесь. Настоящая Эннет.

Я посмотрел на Хеллен. Она обогнала меня и шла вслед за стариком, рассматривая крышки ящиков. Господи. Я оглянулся назад. Дверь была всё ещё там. И лестница, и возможность сбежать из этого кошмара. Но потом я вспомнил про Гаррека. Проходил ли он здесь? Здесь вполне может быть что-то ещё. Дальше. За моргом.

Андрев и Хеллен дошли до противоположной стены и рассматривали что-то на ней возле выхода. Я подошёл к ним.

На стене висел небольшой дисплей, и Андрев делал что-то с ним.

– Это комната номер один, – сказал он. – Нам нужно в пятую.

– Нужно? – спросил я.

Андрев не ответил. Не объяснил. Он, казалось, постарел ещё лет на двадцать. Посмотрел на меня пустым взглядом и пошёл в следующую комнату. Хеллен осталась со мной, пока я смотрел, что было на дисплее. Три имени среди множества других, записанные одно над другим.

Хеллен Гундшмит

Жижка Хаснер

Эннет Гризл.

– Мне жаль, – сказала Хеллен, положив руку мне на плечо.

Я не мог поверить в это. Это был какой-то обман. Мы потеряли её три года назад. Но всегда был лёгкий отголосок надежды. Теперь он скукожился и высох. Ещё не совсем угас, но маленький огонёк свечи на фоне надвигающейся бури.

– Тебе жаль? – говорю я. – Твоё имя тоже в этом списке. Как насчёт этого?

Она пожимает плечами.

– Я — это я.

Но кажется в ней тоже что-то надломилось. Три простых имени на стене сломали каждого из нас.

Она потянулась к двери и скользнула в следующую комнату, оставив меня одного. Я осмотрел список ещё раз. Имена были написаны длинным столбцом с номерами напротив них. Имя Эннет, казалось, горело, хотя и было просто ещё одним в длинном списке. Было ещё одно имя, которое я боялся найти среди остальных. Но нет. Гаррека здесь не было. Хотя бы Гаррек ещё может быть в порядке.

Андрев ушёл вперёд, но Хеллен ждала меня в следующей комнате.

– Ты как? – спросила она. – Держишься?

– Нужно найти Гаррека. Это сейчас самое важное.

– Конечно. Мы найдём его.

Мы пошли дальше, шагая мимо длинного ряда ящиков с мёртвыми людьми. Дойдя до комнаты номер пять, мы наконец-то нашли Андрева. Он выдвинул один из ящиков и смотрел на тело внутри. Увидев нас, он поднял глаза на мгновение, но потом снова уставился на мертвеца.

– Это... Это Жижка, – сказал он.

Старика сотрясала лёгкая дрожь. Он смотрел на своего друга словно в трансе.

Я взглянул на тело и заметил сходство с мёртвым роботом, хотя у робота не было лица. Такая же толстая грузная фигура, большие руки с мясистыми пальцами, толстая шея, лысеющая макушка. На лице выделялся большой нос и крупный рот.

На ящике рядом с ним было написано имя моей жены. Я собрался с духом и выдвинул его.

Она была здесь. Холодная, посеревшая от времени. Я видел любимые черты, подпорченные признаками разложения. Она была красивой. Она была изящной. Тонкий маленький носик, который было так приятно целовать. Ротик с такой милой улыбкой. Сейчас он был сложен в длинную бледную прямую линию. Сверкающие глаза были закрыты. Струящиеся волосы были спутанными и грязными. Её нагое тело, некогда зовущее и манящее теперь было просто куском мяса.

Она была мертва, вероятно, очень давно. Но для меня это как будто произошло только сейчас. Словно поезд наконец переехал меня, перерезав пополам. У меня было три года, чтобы отпустить её, но я продолжал надеяться. И теперь надежда лежала на столе гниющим куском мяса, с её лицом, прилепленным сверху, словно в дурацкой рекламе.

Ещё один резкий металлический скрежет. Я увидел, как с другой стороны от Андрева Хеллен выдвигает свой ящик.

И вот перед нами две Хеллен. Одна мёртвая и холодная. Вторая живая и тёплая. Я с трудом мог представить, что она чувствовала в этот момент. Я мог понять, как чувствует себя Андрев, потеряв друга. Но что потеряла Хеллен? Было ли это потерей для неё. Или обретённой свободой, зная, что нет никакой настоящей Хеллен и она единственная. Или подтверждением того, что она копия, а оригинал — вот он, мёртв, лежит на столе.

Хеллен дотронулась до мёртвой девушки, погладила живот, сжала руку. Провела ладонью от бедра до кончиков пальцев на ноге.

– Откуда мы знаем, что они настоящие? – спросила она.

Андрев вместо ответа отошёл от стола, прислонился к противоположной стенке, подальше от мертвецов, и сполз вниз. Он сунул руку в карман. Достал нож. И протянул его в сторону девушки.

Она взяла нож, повертела его в руках, выдвинула лезвие, задвинула обратно. Вернулась к своему мёртвому телу.

– Ты правда собираешься это делать? – спросил я. – Это докажет что-то?

Девушка не ответила. Андрев, казалось, куда-то исчез. Закрыл глаза и стал ещё одним мертвецом, привалившимся к стене.

Девушка подошла к животу своей мёртвой копии, выдвинула лезвие и вонзила в живот сбоку. Раздался громкий треск. Крови не было. Она повела вбок вдоль всего живота, словно рисуя ей улыбку чуть ниже пупка. Ещё более пронзительный резкий треск. И потом тишина. Она попыталась расширить рану кончиком ножа, заглянуть внутрь. Я хотел подойти ближе, посмотреть, но боялся оставить свою мёртвую жену одну. Не знаю почему. Может быть боялся, что Хеллен накинется и на неё тоже.

– Что я ищу? – спросила она.

Голос Андрева казался слабым и замученным, дрожал, почти как пьяный:

– Что нибудь механическое. Трубки.

– Здесь только кишки.

– Наверное, оно настоящее.

Хеллен пригладила края раны, сунула сложенный нож себе в карман.Встала ближе к лицу девушки.

– Она правда похожа на меня?

– Не просто похожа, – сказал я. –  Вы одинаковые. Одно лицо.

– Если внутри неё нет трубок, – сказала она. – Значит они внутри меня. Значит, я действительно не настоящая.

– Жижка мёртв, – сказал Андрев.

– Эннет мертва, – сказал я.

Надеялся, что от признания будет легче, но легче не было. Словно какой-то огонёк надежды всё ещё горел и жёг меня изнутри. Огонёк, который никогда не будет удовлетворён. Потому что Эннет мертва. Потому что я никогда не смогу найти её.

Но ведь Хеллен мертва. И в то же время стоит передо мной. И есть вторая Эннет. И есть страх, что она сделает всё только хуже. Что такое вторая Эннет? Слишком продвинутая фотография? Соль на рану, которая и так слишком свежа?

Я отошёл от тела своей жены и сел на пол чуть в стороне от Андрева. Нужно было идти искать Гаррека. Но не было сил.

Хеллен продолжала смотреть на своё тело, словно завороженная. Я так и не мог понять, что же происходит с ней. Но из нас троих она казалась единственной, кого не сломило содержимое этой гробницы. Я слышал, как она повторяет время от времени, словно мантру:

– Я это я. Я это я. Я это я...

Нависая над собственным телом, словно покинувшая его душа.

Я закрыл глаза и провалился в темноту. Не в сон, но в тёплые воспоминания о прошлом. Холодный ветер реальности обдувал меня время от времени, вызывая дрожь, но от него я лишь сильнее кутался в прошлое. Как мы жили втроём в железном городе далеко-далеко отсюда. Как рассказывали Гарреку о прошлом. Как смотрели фильмы вместе. Как любили и смеялись.

Скрежет металла о металл вырвал меня обратно в реальность. Потом второй. И третий.

Я открыл глаза и увидел идущую ко мне Хеллен.

– Пойдём, – сказала она. – Нам пора.

22

Я думал, Андрев останется здесь, но он встал и поплёлся вслед за нами. Он казался совершенно опустошённым. Казалось, постарел ещё сильнее. С трудом перебирал ноги, стараясь не отставать.

Хеллен шла впереди пружинистым шагом. Она казалась более энергичной. Решительной. Я шёл за ней. Опасаясь, что ждёт впереди. Но готовый принять что бы там ни было. Нет. Не готовый. Просто выбора не было.

Мы прошли через ещё одну комнату морга. Здесь было подписано всего несколько ящиков. Остальные, наверное, были пусты. Интересно, как тела попадают сюда. Я сомневаюсь, что кто-то приносил их на себе.

Следующая комната была ещё более жуткой, чем морг. Клетки, как те, что я видел в телевизоре. Маленькая комната с небольшой кроватью, на которой спит мужчина. Как в тюрьме, только всё стерильно белое. Рядом с ней ещё одна. Внутри женщина, стоит посередине комнаты, смотрит на нас. Ну или в нашу сторону. На ней, как и на мужчине, белая мешковатая футболка и штаны, никакой обуви, босые ноги на белом металлическом полу.

– Она нас видит? – спрашиваю я.

– Не думаю, – говорит Андрев.

Хеллен стоит напротив женщины, внимательно вглядываясь в неё. В камере справа есть дверь. Хеллен поглядывает на неё, но в итоге решает пойти дальше.

Молодая пара, пьют чай за столом. Или делают вид, что пьют. Кажется, в их кружках ничего нет. Я сначала думаю про нас с Эннет. Потом вспоминаю, что уже видел такую картину раньше. Только вместо людей были манекены и их было трое.

Я спешу пройти дальше. Человек стучит по клавиатуре компьютера перед чёрным экраном.

– Что они делают? – спрашиваю я.

– Не знаю, – сказал Андрев. – Я бы сказал — учатся.

– Учатся?

– Репетируют. Учатся подражать. Копировать.

– Ты думаешь, это не люди?

– Нет. Люди были в морге. Здесь копии.

Хеллен идёт дальше, останавливаясь у каждой клетки лишь ненадолго. На лице что-то вроде отвращения. Губы слегка шевелятся, как будто она повторяет что-то едва слышно. Андрев мрачен и плетётся следом за мной.

Многие спят. Или просто стоят. В нескольких комнатах по нескольку людей. В одной молодая пара занимается любовью. Камеры не пропускают звук. Хеллен усмехается, словно увидела что-то смешное, и идёт дальше. Я смущаюсь, стараюсь не смотреть, быстро иду дальше. Андрев кидает короткий безучастный взгляд и идёт следом за мной.

– Зачем всё это? Они хотят заменить людей? – спрашиваю я.

– Вопрос “зачем?” здесь не уместен. Нет сознания. Нет целей. Нет мотивов. Это всё результат работы программы, которая сломалась и перестала выполнять свою функцию.

– Но почему она делает это?

– Всё, что она может, это копировать, комбинировать. Она не способна создать ничего нового. Всё, что есть вокруг нас — извращённые куски нашей цивилизации. Копии городов. Копии торговых центров. Копии животных и растений. Копии людей.

Клетки тянулись, казалось, бесконечно. В отличие от морга это было одной огромной комнатой, бесконечный коридор, противоположный конец которого я не мог разглядеть. И прозрачные окна вольеров, уходящие вдаль вдоль всего этого коридора. Неужели Гаррек и Эннет в одном из них?

Некоторые комнаты были пусты. Хеллен остановилась возле одной из них. Прижалась лбом к стеклу, замерла вглядываясь внутрь. Казалось, вся энергичность внезапно ушла из неё, сменившись вселенской усталостью.

Я встал рядом, вглядываясь в комнату. Она казалась такой же, как все. Стерильно белая, с маленькой кроватью у противоположной стены. Я посмотрел на Хеллен. Она не плакала, но казалась на грани.

– Что случилось? – спросил я.

Она посмотрела на меня. Мгновение казалось, что она сейчас разрыдается у меня на плече. Но вместо этого она отвернулась и пошла дальше.

– Ничего, – сказала она, спустя минуту, когда мы прошли ещё несколько таких же пустых комнат.

23

Гаррек спал. Эннет сидела на полу возле кровати, поглаживая мальчику волосы. Хеллен стояла рядом со мной. Я чувствовал её ладонь у себя на плече. Андрев сидел позади нас, облокотившись о стену. Я чувствовал его взгляд на спине.

Эннет казалась такой довольной, такой счастливой. Я помню, как она боялась рожать этого ребёнка и как радовалась, когда он наконец появился на свет. Он всегда был ближе к ней, чем ко мне. Я словно был чуть в стороне от них. Когда её не стало, я стал последним, что у него осталось. И он был последним, что осталось у меня.

Я видел отражения того счастья в ней сейчас. Она обрела его снова, наконец, спустя столько лет.

Ну или так мне виделось. Я не знал, как время вообще воспринималось для неё. Для нас с Гарреком прошло три года. Для неё...

Справа была дверь. И я намеревался войти внутрь. Когда соберусь с духом, когда буду готов. Чем больше я смотрел на неё, тем проще казалось принять её. Моя Эннет. Моя любовь.

Противная мысль вертелась где-то внутри, скручивала кишки в тугой комок. Что настоящая Эннет осталась позади, аккуратно упакованная в маленький железный ящик. Её образ всплывал перед глазами. Застывшей. Бледной. Холодной. Мёртвой. Противная мысль, что та Эннет была настоящей. И я предам её, выбрав остаться с этой подделкой. Предам память о ней.

И, несмотря на три года, рана от её смерти казалась такой свежей. Я надеялся всё это время. Надеялся, что найду её живой.

Когда я смотрел на женщину с чертами моей жены, сидящую возле моего сына, этот мертвый образ всплывал перед глазами и я пытался убрать его. Спрятать поглубже. Ради Гаррека я должен был войти и сделать вид, что всё в порядке.

Я посмотрел на Хеллен. Несмотря на то что она тоже была копией, мне нравилась эта девушка. Нравилось её участие и забота. После морга она казалась движущей силой, которая тащила меня сюда.

Я обернулся на Андрева, и он улыбнулся мне мрачно.

Я снова посмотрел на Хеллен.

– Мне нужно зайти внутрь.

Она кивнула.

– Иди, – сказала она.

Вот она Эннет. Живая и здоровая. Мы снова можем быть вместе. О, как бы я хотел, чтобы это было правдой.

Я сделал шаг в сторону. Всего один. Потом ещё один. Коснулся ручки двери. Простой старомодной круглой железной ручки. Повернул. Толкнул. И дверь со скрипом открылась.

Эннет обернулась. Напряглась слегка, как львица перед прыжком.

Я закрыл за собой дверь и встал на пороге, не зная, что сказать, что сделать.

– Эннет, – сказал я.

Она не ответила. Молчала. Медленно поднялась с пола. Она была того же роста, что и я. Длинные чёрные волосы падают на белый свитер. Бежевые штаны, узкие в бёдрах и расширяющиеся книзу.

Я делаю шаг. Всего один и она снова напрягается, кажется, хочет попятиться, но некуда.

Я пытаюсь отогнать образ другой Эннет. Я пытаюсь поверить, что эта настоящая.

– Эннет, поговори со мной, – прошу я.

Она оборачивается на ребёнка, смотрит на него, потом поворачивается ко мне.

– Пожалуйста, не забирай его.

И моё сердце сжимается. Она так любила этого ребёнка. И любит сейчас.

– Не заберу, – обещаю я.

Шаг вперёд. Она боится. Она пытается отпрянуть от меня, но комната не позволяет.

– Почему ты боишься? Разве я когда-то обижал тебя?

– Нет. Кажется, нет. Я...

– Иди ко мне.

Я протягиваю руки ей навстречу. Тянусь к ней, но не двигаюсь с места.

– Всё будет хорошо. Прости за то, что наговорил тебе.

– Ты больше не считаешь меня фальшивкой?

– Нет, нет конечно. Я люблю тебя, дорогая. Хочу, чтобы мы были вместе.

Слова слетают с языка быстрее, чем приходит понимание, насколько лживы они.

Но они работают. Она делает шаг вперёд. Потом ещё один. И кидается ко мне в объятия. На миг я забываю обо всём. Знакомое мягкое тепло прижимается ко мне. Даже её запах кажется тем же.

Потом образ возвращается, но я прогоняю его, засовываю обратно. Сжимаю её сильнее и чувствую, как её пальцы вжимаются мне в спину. И чувствую, как слёзы стекают по её щеке мне на плечо.

– Я скучал по тебе, – говорю я.

– Я знаю.

Гаррек просыпается и смотрит на нас с широкой улыбкой на лице. И на миг, ещё на один миг я думаю, что всё это может сработать.

24

Эпилог

Андрев смотрел на них, сидя у дальней стены. Ему было не очень хорошо видно отсюда, но он видел голову Тонарда и видел голову Эннет у него на плече. Видел Хеллен, которая прижалась к окну лбом и чуть покачивалась, как будто в каком-то возбуждении.

Казалось, реальность рушилась вокруг него. Жижка мёртв. И поначалу он чувствовал лишь пустоту от этого. Огромную пустоту внутри. Потом в эту пустоту начали проникать вопросы. Вопросы, на которые он вроде бы знал ответы, но одновременно ничего не понимал. Вопрос был простой и очевидный. Почему Жижка умер? Ответ, вероятно, запрятан в коде системы, к которому уже давно ни у кого нет доступа. Всё это давно превратилось в чёрный ящик, и у Андрева было довольно поверхностное понимание, как он работает.

Почему Жижка умер? Так ли важно. Что это значит? Гораздо важнее Андреву казалось, что здесь, в этом подземелье они, возможно, первые живые люди. И они наткнулись на вероятный конец человеческой расы. Жижку убили. Его и ещё сотни других. Да, у системы нет целей и мотивов, но есть паттерны. Повторяющиеся действия. Как раздатчики. Как двери, постоянно закрывающиеся и открывающиеся. Как города, все выглядящие примерно одинаково. Убийство Жижки и остальных — новый паттерн. Опасный паттерн. Копии людей — новый паттерн. И Андрев не знал, как к нему относиться. Он не знал, как Тонард может просто игнорировать тот факт, что его жена мертва. Что эта женщина — ненастоящая.

Но он не знал, как и сам будет жить в этом мире, где он не знает — является ли встреченный ему человек настоящим или просто чьей-то копией.

Андрева пугал этот новый мир, в котором он внезапно оказался. И в то же время, поглядывая на Хеллен он понимал, что не хочет оставаться в нём совершенно один. Пусть даже она ненастоящая, он предпочтёт её компанию тому мрачному одиночеству, в котором оказался.

Он оплакивал своего друга месяц в той маленькой комнате с раздатчиками. Он надеялся спасти его здесь. Надежда умерла. И он оплакивал его снова. И будет оплакивать его ещё долго. Но он был уже достаточно стар и мудр, ну или по крайней мере любил так думать о себе, чтобы понимать, что одиночество не сделает с ним ничего хорошего.

Хеллен прижалась лбом к стеклу и внимательно следила за Тонардом и его семьёй. Она широко улыбалась, словно хорошо проделанной работе, хотя она сама сделала не так уж и много. Она радовалась за него. Эннет казалась ужасно счастливой. Она плакала у него на плече, но напряжение как будто ушло из неё. Тонард... Она не была уверена, что творится с Тонардом. Он то казался рад и счастлив, то словно какая-то тень проходила у него по лицу. Гаррек казался просто искренне счастлив. Он подскочил со своей кровати и обнял их обоих и долго-долго они просто стояли так втроём. Счастливое единение.

– Что собираешься делать дальше? – спросил Андрев.

Она не заметила, как он подошёл. У него был такой вид, будто он сражается с какой-то внутренней затаённой болью, но при этом пытается казаться нормальным.

– В смысле? Почему ты спрашиваешь?

– Я подумал, может ты захочешь попутешествовать вместе со мной. Если пройти ещё чуть дальше мимо отеля, там будет перекрёсток. Можно свернуть на нём куда-нибудь, где я ещё не был, и посмотреть, что там.

Его предложение немного обескуражило её. Ей-то казалось, что он не захочет иметь с ней ничего общего. Что она для него что-то вроде представителя враждебной расы.

– А как же то, что я робот и всё такое, что ты там говорил обо мне, что я ненастоящая и у меня нет чувств.

Андрев пожал плечами.

– Будешь моей роботом-компаньоншей.

Хеллен фыркнула.

– Ну а что, – продолжил он. – Мы ведь знаем почти наверняка, что ты робот. И что если тебя разрезать, внутри найдутся какие-нибудь шестерёнки и трубки охлаждения, и прочая механическая хрень.

– Ножик, если что, у меня. Может посмотрим лучше, что внутри тебя?

– Да я шучу же. Я не собираюсь никого резать, – он мрачно вздохнул. – Я уже достаточно порезал.

– Я не против попутешествовать, – сказала она.

– Значит, пойдём вместе?

– Ладно. В компании, наверное, и правда лучше. Даже в твоей компании.

– Отлично. Значит договорились.

– Но ножик останется у меня.

– Ладно. Ладно.

Тонард сидел у стены рядом с дверью чуть в стороне от своей семьи. Окна с этой стороны не было, только белая стена и он не мог видеть Хеллен и Андрева. Он наблюдал за своей семьёй. В комнате помимо кровати был небольшой столик со стульями. Эннет сидела на одном и рассказывала какую-то шутку, которую Тонард уже слышал от неё три года назад. Гаррек смеялся, хотя шутка была уже явно мала для него. Казалось, она не понимала, что прошло три года и мальчик уже вырос. Когда из стены появился поднос с сэндвичами, она разломила один на маленькие кусочки, как делала для него, когда он был маленьким.

Гаррек ничего не сказал, улыбнулся и стал кидать кусочки в рот.

Эннет протянула один бутерброд Тонарду и он взял его и сказал “спасибо”.

Она вернулась за стол и стала внимательно смотреть, как Гаррек ест.

Им нужно будет уйти отсюда. Эта комната слишком похожа на тюрьму. Эннет сказала, что в какой-то момент вспомнила о ней. Вспомнила, что жила здесь. И когда они сбежали, решила вернуться сюда.

Но сейчас они все вместе и им предстоит отправиться в путешествие. Найти какой-нибудь городок и осесть там. Гаррек должен был бы ходить в школу, если бы они не проводили столько времени в дороге.

Он не хотел возвращаться в город, который они только что прошли. Из рассказа Хеллен у него сложилось впечатление, что большинство людей там могут оказаться ненастоящими. Он надеялся найти человеческое поселение. И хоть уроки в этих школах всё равно вели компьютерные программы, он надеялся, что Гаррек окажется среди настоящих детей, а не в классе полном манекенов.

Он представлял себе небольшую квартирку, где они будут жить, и эта жизнь начинала ему нравиться. Он знал правду. Эннет мертва. От этого ему никогда не избавиться полностью. Это будет преследовать его в ночных кошмарах, но он не хотел кошмаров.

Он смотрел, как Эннет продолжает что-то говорить и Гаррек продолжает смеяться. Они посмотрели на Тонарда, словно речь шла о нём, но он не мог разобрать слов. Только глуповато улыбнулся им и заставил эту улыбку остаться на своём лице.

Он представлял их будущую жизнь, и она казалась ему волшебным сном. Сном, где Эннет была жива, они были все вместе и счастливы. Где они отводят Гаррека в школу и потом сидят, обнявшись на веранде и смотрят на закат. И поют птицы, и стрекочут сверчки. И она кладёт голову ему на плечо и, может быть, целует в шею. Тёплая, живая и настоящая. И в их большом доме они смотрят, как Гаррек растёт, и стареют вместе в счастье и гармонии.

Наблюдая за ними, он начинал проваливаться в этот волшебный сон, надеясь, что он никогда не кончится.