Генетические конструкции и реконструкции

Моя позиция в теории объектных отношений расходится с классиками – Кляйн, Сегал, Фейрберн, Малер – в одном ключевом аспекте. Я не ищу какую-то одну, решающую точку в прошлом пациента, где сформировались его патогенные конфликты и личность. Почему? Потому что считаю: аналитик должен вступать в процесс без предвзятых гипотез о происхождении текущего бессознательного конфликта. Путь к генетическим реконструкциям должен прокладываться свободными ассоциациями самого пациента, ведущими нас от "здесь-и-теперь" к "там-и-тогда". Это живой, непредсказуемый маршрут.

Безусловно, я согласен с Якобсон и Малер: доминирующая структура личности (невротическая, пограничная и т.д.) указывает на вероятные критические периоды развития. Но последующий жизненный опыт делает прямолинейные связи ненадежными. Слишком рискованно. Также меня не убеждает классический кляйнианский фокус исключительно на первом годе жизни. Это упрощает невероятную сложность психосексуального развития, где слои накладываются друг на друга.

Поэтому мой компас – динамический принцип. Интерпретация движется от поверхности вглубь. Я помогаю пациенту осмыслить бессознательное значение сегодняшнего момента ("здесь-и-теперь") неисторично, метафорически: "Это как будто такой-то ребенок взаимодействует с таким-то родителем". Ассоциации пациента могут чудесным образом трансформировать эту метафору в конкретное воспоминание или фантазию – мост, связывающий нынешнее бессознательное с его генетическим истоком (Sandler & Sandler, 1987). Вот где рождаются подлинные генетические конструкции и реконструкции.

Спор о том, лежат ли корни психопатологии исключительно в эдиповом или преэдиповом периоде, мне кажется ложным. Встречал ли я пациента с проблемами чисто "либо-либо"? Нет. Эдипов комплекс всегда централен. Главное различие между невротиком и случаями тяжелой патологии – в степени сплетения, запутанности эдиповых и преэдиповых конфликтов в этом клубке. Оральные или анальные конфликты могут пронизывать весь спектр психопатологии, но они не существуют изолированно. Они переплетены с конфликтами всех уровней развития.

Но признаем и сложность: некоторые травмы лежат за гранью обычной памяти. Как быть? Здесь генетические реконструкции требуют конструкций. Мы строим их, опираясь на доминирующие нынешние бессознательные объектные отношения. Возьмем пациента, панически боящегося уйти после сессии. Я могу предложить конструкцию: он отчаянно ищет безупречную, всепринимающую мать. Теории Малера, Винникотта, Кляйн, Кохута помогают датировать эту конструкцию во времени (реальном или фантазийном). Я доволен, если такая конструкция сначала закрепится как "безвременной глубокий тыл" – фундамент, вокруг которого позже могут кристаллизоваться более конкретные, привязанные ко времени генетические реконструкции.

Знание объективного прошлого, бесспорно, полезно. Гипотеза, связывающая бессознательное "здесь-и-теперь" с известным, но ранее не включенным фактом из истории, может стать мощным мостом в прошлое. Однако крайняя осторожность необходима с "объективными фактами", особенно у тяжелых пациентов. Для них пропасть между внешними событиями и внутренним переживанием, между данными развития и истинным генетическим событием – колоссальна.

Здесь парадокс: у более сохранных пациентов, где генетические реконструкции даются легче (ассоциации сами ведут в прошлое), они зачастую менее критичны для изменений. Но при тяжелой патологии, где реконструкции отчаянно нужны, они невероятно трудны! Объективные данные прошлого мало помогают из-за крайне ограниченной способности пациента к сознательной рефлексии на историю. Поэтому подходы вроде предложенного Розенфельдом (1987), напрямую связывающие объективные факты с переносом у психотиков, вызывают у меня серьезные вопросы. Это как пытаться построить мост через пропасть, используя лишь данные о ее глубине, игнорируя бушующую внизу лавину субъективности. Генетические конструкции и реконструкции в таких случаях требуют иной, более гибкой и чуткой архитектуры мысли.

#ГенетическиеКонструкцииИРеконструкции